Роковые иллюзии

Олег Царев, 1993

Книга рассказывает о жизни и деятельности советского разведчика А. М. Орлова. Она написана на основе документальных материалов КГБ, ЦРУ, ФБР и свидетельств участников событий. Для широкого круга читателей.

Предисловие к русскому изданию

Июльским вечером 1990 года я совершал ежедневный ритуал опечатывания двери кабинета № 317 в здании КГБ на Лубянке. Используемое для этого архаичное приспособление состояло из деревянной бирки с комочком пластилина и пропущенным через нее суровым шпагатом. Шпагат продевался в ушки двери и косяка, вдавливался в пластилин и фиксировался личной бронзовой печатью. Чтобы пластилин не прилипал к печати, в отношении ее гравированной поверхности предпринималось такое же действие, какое совершает суеверный человек через левое плечо, когда хочет оградить себя от бесовских козней. Может быть, поэтому, а может быть, в силу простоты и надежности это устройство пережило несколько поколений обитателей Лубянки и выкрутасы научно-технического прогресса. Правда, отдельные долгожители дома 1/2 на площади Дзержинского любовно приложили руку к его увековечению путем замены фанерной бирки на пластмассовую или даже алюминиевую, однако среди разведчиков, одержимых охотой к перемене мест, производство амулетов в виде бирки-якоря на всю жизнь не привилось. Я принадлежал к последним и за свою службу сменил их штук семь или восемь.

Возня с биркой подходила к концу, и близился тот момент, когда блестящий оттиск печати на пластилине несет с собой освобождение от служебных забот и мысли переключаются на домашний ужин, как за уже запертой дверью кабинета зазвонил телефон. По его звуку я определил, что это линия оперативной связи, и решил не разочаровывать другого засидевшегося коллегу, хотя привычка перерабатывать имела часто самое простое и практическое объяснение — потратить с большей пользой время, отбираемое московским часом пик. Дверь была отперта, а трубка оказалась в руках раньше, чем на другом конце линии исчезла надежда. «Олег, как будет время, приезжай, — сказал знакомый голос, — есть кое-что интересное». Из пригородного Ясенево, где размещается штаб-квартира разведки, именуемая «Центр», звонил Александр Петрович, начальник подразделения, в ведении которого находятся ее архивы. В его интонации была та самая напускная небрежность, которая появляется в результате большого удовлетворения чем-то и желания заинтриговать этим «чем-то» своего собеседника. Следовало бы не поддаваться и не доставлять ему ожидаемого удовольствия помучить меня неизвестностью, но любопытство пересилило, и я спросил: «А что именно?» — «Ну, что мы с тобой будем по телефону говорить?! Приезжай — узнаешь».

Не могу сказать, что не спал всю ночь, — этого Александр Петрович не добился, но на другой день я все же сидел в его кабинете. На столе передо мной высилась стопка старых дел, объединенных одним оперативным псевдонимом — «Швед». «Шведом» был Александр Михайлович Орлов, резидент советской разведки в годы гражданской войны в Испании, таинственно исчезнувший в 1938 году из Барселоны и объявившийся в США в 1953 году с публикацией своей разоблачительной книги о преступлениях Сталина. Это было, пожалуй, все, что я да и большинство сотрудников разведки знали о нем в то время. Считалось, что раз он ушел, да еще в США, к главному противнику, то вроде бы был предателем, хотя никаких официальных комментариев по этому поводу не давалось. В истории внешней разведки, предназначенной для внутреннего пользования, его имя было обойдено молчанием. «Вы предлагаете мне написать о предателе?» — спросил я с некоторым разочарованием.

«Для начала прочти вот это», — Александр Петрович раскрыл одно из дел. Это была обобщенная справка об Орлове. Я буквально съел ее глазами. Передо мной раскрылась тайна, и не одна. Изумление, видимо, отразилось на моем лице, и Александр Петрович не мог скрыть торжествующей улыбки: «Ну? Что скажешь?» Я еще не мог осмыслить все прочитанное и только ответил обычно ничего не значащим, но в данном случае отражавшим суть дела голосом: «Все это очень не просто…» Потом на ум пришло нечто профессиональное: «Ведь если его допрашивали в ФБР и ЦРУ, то надо бы получить и их материалы».

До материалов ФБР и ЦРУ дело, однако, тогда не дошло — я просто не знал, как чисто технически и процедурно подступиться к их архивам на основе действующего в США закона о свободе информации. Тем более для статьи в газете этого и не требовалось: дай Бог, хоть из того, что есть в нашем архиве, включить побольше. Материал об Орлове был опубликован в «Труде» двумя частями («кусками» — как говорят журналисты моего поколения) 20 и 21 декабря 1990 г., в дни, когда советская разведка отмечала свое 70-летие. Это было весьма примечательно. Материал, естественно, мной согласовывался с руководством разведки хотя бы потому, что он содержал пусть уже принадлежащие истории, но все же формально секретные сведения и разрешить его публикацию мог только начальник разведки — Леонид Владимирович Шебаршин. При этом была указана и намечаемая дата публикации. Я получил не только согласие, но и поддержку. Разведка была готова рассматривать свою историю не одномерно — как цепь героических свершений, а во всей сложности приближения к исторической истине. Вылепленная революцией и Гражданской войной, противоречивая фигура Орлова в такой же мере воплощала в себе сущность, образ и историю советской разведки 20–30-х годов, в какой частное отражает целое. А учитывая масштаб его личности, может быть, и более того. Это же относится и к его коллегам-современникам, чьи имена предстанут в этой книге: Теодору Малли, Арнольду Дейчу, Дмитрию Быстролетову, Дмитрию Смирнову, Леониду Эйтингону, Сергею Шпигельглассу и другим. Невольно закрадывается грешная мысль о том, что, когда разведка была малой по численности, люди в ней работали большие. Интересно, что скажут потомки о нас?

20 декабря 1990 г. я принес показать свежий номер «Труда» с «Побегом в неизвестность» Шебаршину. Он чуть оторвался от бумаг и довольно бесстрастно сказал: «Хорошо, я уже видел». Потом небрежно добавил: «Теперь надо писать книгу», — и снова вперил взгляд в документы, давая понять, что аудиенция закончена. На мое возражение, что для книги предоставленных мне материалов не хватит, он, не поднимая глаз, произнес как уже нечто решенное: «Александр Петрович об этом позаботится».

Книг я никогда не писал, хотя имел достаточный опыт журналистской работы как разведчик, действовавший под прикрытием некоторых центральных газет, включая «Правду» и «Известия». Тем не менее претендовать на написание книги я никогда бы не осмелился, и, может быть, было даже лучше, что кто-то другой решил, что надо попробовать. В это время произошли события, сколь случайные, столь и неизбежные, если рассматривать их диалектически.

Еще в мае 1990 года, опять же в «Труде», я опубликовал статью «Последний полет «Черной Берты», о том, что было известно советской разведке о сенсационном перелете заместителя Гитлера по партии, наци № 2 Рудольфа Гесса, в Великобританию в 1941 году, незадолго до нападения Германии на Советский Союз. Статья была перепечатана в лондонской «Санди таймс» и привлекла внимание британского историка Джона Костелло, работавшего в то время над книгой о тайных попытках Гитлера заключить мир с Англией в 1940–1941 годах. Он списался со мной, и в январе 1991 года мы встретились с ним в Москве для обсуждения документальных источников по делу Гесса. Узнав, что я начинаю работу над книгой об Орлове, и ознакомившись с уже опубликованной статьей о нем, Джон Костелло предложил писать ее вместе. Он был готов взять на себя архивы ФБР и ЦРУ и работать на американских и английских материалах. Я подумал и решил, что это весьма разумно по двум причинам: во-первых, снимался вопрос моего «проникновения» в ФБР и ЦРУ (хотя в читальном зале архива ФБР побывать мне все же довелось), и, во-вторых, совместный труд западного и советского авторов обещал быть более объективным, что для истории немаловажно.

Итак, я согласен, Костелло согласен. Оставался только один «пустяк» — мне, как действующему офицеру КГБ, получить разрешение на научное и литературное сотрудничество с иностранным автором. Насколько мне известно, такого прецедента еще не было. Но за окном шел 1991 год. В просвет казенных белых занавесок моего кабинета был виден не только хлопающий одной открытой дверью 40-й гастроном — опорная точка советской торговли, но и новый, нарождавшийся мир, в котором, казалось, все было возможно. Я написал рапорт на имя председателя КГБ с соответствующим обоснованием моей просьбы. Начальник разведки поставил свою визу. Через несколько дней рапорт вернулся. В левом верхнем углу Владимир Александрович Крючков написал только одно слово: «Согласен».

То, что получилось из этого согласия и совместного труда двух разноплеменных историков, вы и держите сейчас в своих руках. В силу необходимости (Джон Костелло не владеет русским языком) окончательный текст книги был подготовлен на английском языке. По этой же причине она сначала вышла в США и Англии, а тем временем переводилась на русский язык. Ни Джон, ни я не можем сказать, что это только его или только моя книга. Тем более я не могу сказать этого о ее переводе с английского на русский язык, поскольку это уже третье опосредованное изложение того, что я когда-то писал, и текст зачастую неузнаваем. Но это та сумма исторических фактов, которые мы вместе отыскали и собрали, и выводов, к которым мы вместе пришли. Если мы в чем-то не соглашались, то такие случаи особо оговорены в сносках и примечаниях.

Мы не ставили перед собой задачу осуждать или оправдывать Александра Орлова. Мы старались, насколько это позволял имеющийся материал, точно воспроизвести события и их взаимосвязь. Проще говоря, рассказать вам, как это было.

О. Царев