«И слово плоть бысть…» Вопросы православной поэтики

Олег Сыромятников, 2022

Русская национальная культура создана многими поколениями православных людей, которые словом Христа возделывали, взращивали свои души и тем самым преображали мир по закону красоты, добра и истины. Слово Бога становилось частью их души, а затем воплощалось в звуке, цвете, слове. Оно создало основу русского языка и русской литературы, придав им неповторимую красоту формы и глубину содержания. Ответ на вопрос о том, как идеи Священного Писания, пройдя через сердце писателя, становятся художественными образами, дает православное литературоведение. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава II. Человек и слово

Духовная природа слова

Человек всегда чувствовал, что за внешней формой слова и даже буквы есть нечто большее, чем «просто» смысл и «просто» звук. Одним из первых внутренний смысл морфем русского языка попытался раскрыть А. С. Шишков: «Аз — Бога — ведаю…»^[44] Ответ на вопрос о том, насколько он был прав, находится за рамками данной работы. Мы ограничимся лишь мнением Ф. М. Достоевского, который горячо выступал против «прогрессивного» в те времена орфоэпического способа запоминания букв русского алфавита в начальной школе: «Не хочу я, чтобы наших крестьянских детей обучали по этой методе! <…> Это не человеческая метода, а попугайная. Пусть обучают они^[45] по этой методе обезьян или птиц. А для людей она совсем не годится. Бб! вв! сс! тт!.. Разве свойственны людям такие дикие звуки? У людей должно быть человеческое название каждой букве. <…> То ли дело наша старинная азбука, по которой все мы учились! Аз, буки, веди, глаголь, живете, земля! <…> Сейчас чувствуешь что-то живое, осмысленное, как будто физиономия есть своя у каждой отдельной буквы»^[46].

Это предчувствие или, точнее, узнавание, отражающее имманентное стремление человеческого духа к соединению с Духом, сотворившим его, выразил в поэтических строках В. С. Соловьёв:

Милый друг, иль ты не видишь,

Что всё видимое нами —

Только отблеск, только тени

От незримого очами?

Милый друг, иль ты не слышишь,

Что житейский шум трескучий —

Только отклик искаженный

Торжествующих созвучий?

Милый друг, иль ты не чуешь,

Что одно на целом свете —

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете?

(«Милый друг, иль ты не видишь…», 1892)

Очень близко к разгадке тайны слова подошел Н. В. Гоголь, сказавший: «Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку»^[47]. К сожалению, писатель не раскрыл эту мысль вполне, но он сказал главное — слово не принадлежит человеку, оно дано ему Богом, как и жизнь, и разум, и счастье, и вообще всё. Об этом писал и святитель Игнатий (Брянчанинов): «Дар слова несомненно принадлежит к величайшим дарам. Им уподобляется человек Богу, имеющему Свое Слово. Слово человеческое, подобно Слову Божию, постоянно пребывает при отце своем и в отце своем — уме, будучи с ним едино и вместе отделяясь от него неотдельно»^[48]. Бог вдохнул в тело человека душу, а человек вдохнул в тело слова свою мысль, и слово стало отражать в себе человека, как малая капля воды отражает в себе весь океан. Человек неизбежно (вольно или невольно) запечатлевает себя в каждом сказанном слове, содержанием которого становится содержимое его души. Поэтому только через слово можно войти в душу человека и понять ее.

Тайну слова приоткрывает Евангелие от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1). Греческое λόγος многозначно, но переводчики Библии посчитали необходимым перевести его на славянский язык именно так — Слово. Написание с заглавной буквы указывает на то, что речь идет не о лексической единице, а о тайне боговоплощения, о втором лице Божественной Троицы — Иисусе Христе: «И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца» (Ин. 1, 14). Заметим, что апостол Иоанн не сравнивает Христа со словом, не уподобляет ему, а просто говорит: «В начале было Слово». И это не случайно, ведь в его время, как и сейчас, форма этого слова заключала в себе множество значений: слово — идея, замысел; слово — закон, порядок, наставление, указ; слово — мысль; слово — чувство и т. д. Важная особенность полисемичного слова заключается в том, что под воздействием доминирующей идеи высказывания какое-то из его значений актуализируется, становится главным и заполняет весь объем формы слова, делаясь его содержанием.

Слова Евангелия обнаруживают фундаментальный онтологический принцип, согласно которому рожденное всегда единосущно родившему. Подобно тому как из соединения Духа Святого с человеческой природой рождается Бог-Слово, так из соединения духа человеческого с физической средой — телом человека и воздухом — рождается слово.

Творение — это создание из ничего (так творит Бог) или преобразование чего-то существующего для создания чего-то нового (человеческое творчество). Наделив человека даром рождения слова, Бог дал ему возможность стать сотворцом Себе, и до грехопадения Адам обладал могучим разумом, способным познавать сущность всякой твари и запечатлевать ее в слове: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт. 2, 19–20).

Слово дано было человеку для познания воли Бога, мира и самого себя. Процесс познания всегда индивидуален в силу уникальности каждого человека, но он подчиняется общим закономерностям, обусловленным единством человеческой природы. Совокупное своеобразие индивидуальных форм познания людей, принадлежащих к одной этнической культуре, создает национальную картину мира, в центре которой находится Бог. Одни народы представляют Его как личность, другие — как множество лиц, третьи олицетворяют Бога в виде природного явления или материального объекта. Религиозные представления разных народов хранят духовный опыт человечества, свидетельствующий о том, что каждый миг соединения с Богом является источником такого счастья, без которого жизнь человека не имеет смысла. Чтобы сохранить это знание, люди запечатлевали его в прочном материале, создавая особого рода тексты — иероглифы^[49]. Впоследствии религиозные представления людей стали сюжетами и темами их художественного творчества, что позволило А. С. Пушкину назвать религию «вечным источником поэзии у всех народов»^[50]. Знание о духовном мире, а главное, его понимание было доступно лишь немногим людям, способным воспринять великую идею без ущерба для нее и для себя. Об этом духовном законе говорит Евангелие: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7, 6).

Фундаментальный онтологический закон триединства добра, красоты и истины

Даже непосредственно после изгнания из рая люди были намного ближе к Богу, чем современное человечество. Они еще не отгородились друг от друга и Отца достижениями научно-технического прогресса и в каждом движении природы видели проявление Божественной воли, с трепетом и восторгом наблюдая ее в действиях трех великих сил — красоты, добра и истины. Стремление понять их тайну привело к возникновению философии, выразившей в понятиях то, что человек уже знал чувством: три силы, лежащие в основе мироздания, имеют один и тот же источник, а значит, это одна сила, которая в разные моменты жизни воспринимается человеком как красота, как добро или как истина. И каждая такая встреча становится для него источником счастья — необычайно яркой и сильной радости от достижения единства с чем-то таким, чего нет в обычном земном мире и что несравнимо с удовольствием или наслаждением от удовлетворения телесных или душевных потребностей. Это значит, что счастье имеет духовную природу и не может быть достигнуто ни физическими, ни интеллектуально-эмоциональными сред ствами.

Открытие закона триединства истины, добра и красоты позволило античной философии на шаг подойти к тому, чтобы сказать последнее слово: Бог один и един, но проявляется в мире по-разному^[51]. Впоследствии христианство очистило эту идею от языческих предрассудков и сформулировало принцип, согласно которому каждый элемент триады истина — добро — красота, отличаясь внешне, единосущен двум другим, ибо источник у них один и тот же — Бог. Действия Бога в мире постоянны, непрерывны и многоразличны, а их восприятие человеком то как красоты, то как истины, то как добра обусловлено, с одной стороны, желанием глубже и полнее понять себя, мир и Бога, а с другой — ограниченностью человеческого познания. Каждый раз, сталкиваясь с проявлением одной из этих сил и восходя к ее первоисточнику, человек обязательно открывает и две другие. Таким образом, говорит Л. И. Сараскина, «художник, отыскивая красоту в мире, совершает познание Бога, ее создавшего»^[52].

Христианство дополнило и сделало более ясными открытия древнего мира, в котором не было понятий, способных адекватно описать и объяснить духовную реальность. Найдя в Боге источник всей красоты мира, оно назвало Его изначальной красотой, «художником и строителем» (Евр. 11, 10) всей видимой земной красоты: «Одного просил я у Господа, того только ищу, чтобы пребывать мне в доме Господнем во все дни жизни моей, созерцать красоту Господню и посещать храм Его» (Пс. 26, 4); «Дело Его — слава и красота, и правда Его пребывает вовек», — говорит царь-псалмопевец Давид (Пс. 110, 3). Проникновенным поэтическим словом обращается к Богу святой Августин Аврелий: «Поздно полюбил я Тебя, Красота, такая древняя и такая юная, поздно полюбил я Тебя! Вот Ты был во мне, а я — был во внешнем и там искал Тебя; в этот благообразный мир, Тобой созданный, вламывался я, безобразный! Со мной был Ты, с Тобой я не был. Вдали от Тебя держал меня мир, которого бы не было, не будь он в Тебе. Ты позвал, крикнул и прорвал глухоту мою; Ты сверкнул, засиял и прогнал слепоту мою; Ты разлил благоухание Свое, я вдохнул и задыхаюсь без Тебя. Я отведал Тебя и Тебя алчу и жажду; Ты коснулся меня, и я загорелся о мире Твоем»^[53].

Бог является единственным источником всякого добра в мире, абсолютным добром. Он является также и абсолютной истиной, и абсолютной красотой. Поэтому в красоте всегда есть добро и истина, в добре — красота и истина, в истине — добро и красота. А значит, красота — это то, что делает человека добрым и мудрым, добро — это то, что дает человеку мудрость и красоту, а истина — то, благодаря чему человек становится красивым и добрым. В силу единосущности этих Божественных энергий только постоянное, полное и непрерывное соприсутствие двух из них в третьей служит доказательством ее подлинности. В противном случае появляется неполноценный суррогат: вместо красоты — красивость, вместо истины — правдоподобие, вместо добра — «разумный» эгоизм. Однако настоящая истина не может быть злой и безобразной, настоящая красота не может быть злой и лживой, настоящее добро не может быть лживым и безобразным^[54].

Триединство истины, добра и красоты является универсальным принципом творения, источником гармонии мира, связующим каждую его частичку с Творцом. Даже человек, своим разумом отгородившийся от Бога, благодаря этому принципу сохраняет связь и с Ним, и со всем творением.

Талант — дар Бога человеку

Видеть в мире красоту может каждый человек, но только художнику дана способность удержать мгновенно появляющуюся и исчезающую красоту и запечатлеть ее в какой-либо форме: слове, звуке, цвете, пластическом материале. Способность создать образ красоты, сохранить частичку Вечности во времени делает человека сотворцом Богу. Эта способность (талант) не принадлежит к естественным свойствам человеческой природы. Ее единственным источником и владельцем является Бог, Который наделяет ею человека на время его земной жизни: «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий всё во всех. Но каждому дается проявление Духа на пользу. Одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания, тем же Духом; иному вера, тем же Духом; иному дары исцелений, тем же Духом; иному чудотворения, иному пророчество, иному различение духов, иному разные языки, иному истолкование языков. Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12, 4–11).

О том, для чего Бог наделил человека талантом, говорит евангельская притча: «…человек… отправляясь в чужую страну, призвал рабов своих и поручил им имение свое: и одному дал он пять талантов, другому два, иному один, каждому по его силе; и тотчас отправился. Получивший пять талантов пошел, употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю и скрыл серебро господина своего. По долгом времени, приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И, подойдя, получивший пять талантов принес другие пять талантов и говорит: господин! пять талантов ты дал мне; вот, другие пять талантов я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел также и получивший два таланта и сказал: господин! два таланта ты дал мне; вот, другие два таланта я приобрел на них. Господин его сказал ему: хорошо, добрый и верный раб! в малом ты был верен, над многим тебя поставлю; войди в радость господина твоего. Подошел и получивший один талант и сказал: господин! я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпа́л, и, убоявшись, пошел и скрыл талант твой в земле; вот тебе твое. Господин же его сказал ему в ответ: лукавый раб и ленивый! ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпа́л; посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью; итак, возьмите у него талант и дайте имеющему десять талантов, ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет; а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, Иисус возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 25, 14–30).

Все евангельские притчи в образной форме раскрывают действие каких-либо духовных законов. И здесь отношения «господин» — «раб», описанные в притче, не должны вводить в заблуждение. Речь вовсе не о рабстве в его социальном понимании, потому что невозможно представить, чтобы «обычный» рабовладелец, уезжая за границу, раздал свое имущество рабам. Это невозможно даже на уровне современных производственных отношений, при которых владелец какой-то собственности, уезжая на время, роздал ее своим сотрудникам.

Очевидно, что притча говорит не о социальных, а о духовных отношениях между людьми в естественной иерархии, когда работник является не подневольным рабочим, трудящимся по принуждению, а добросовестным сотрудником, свободно признающим над собой власть другого человека. В основе этих отношений — любовь и уважение объективно младшего к старшему. Притча показывает, что мера этой любви у всех рабов разная и, зная это, господин раздал им свое имение в соответствии с ней. В результате тот, кто больше любил господина, получил больше средств во временное пользование и, приумножив их, получил бо́льшую награду. Тот, кто любил меньше, получил меньшую награду, а тот, кто не любил господина и не желал потрудиться для него, лишился и того малого, что было дано.

Любой человек, получая от Господа дары и приумножая их, делается подобен Ему. Отказ от исполнения Божественного замысла влечет тяжкие последствия: у человека будет отнято и то малое, что он имеет, а сам он навсегда будет лишен возможности богообщения — окажется там, где нет света Божественной любви и где невозможно покаяние — во «тьме внешней».

Казалось бы, третий раб поступил не так уж и плохо — сохранил и вернул данный ему дар. Но смысл дарения заключается в том, что даритель своим даром духовно соединяется с тем, кому дарит. И если бы этот раб просто растратил полученный дар, не приумножив его, он поступил бы плохо и, вероятно, тоже был бы наказан, но не столь жестко, потому что он хотя и распорядился неправильно полученным даром, но всё же принял его. Возникшая в этот момент духовная связь между ним и господином после неправедного поступка пробудила бы голос совести, и раб раскаялся бы в содеянном. Однако раб отверг данный ему дар и зарыл в его землю, похоронил. Поэтому, объясняя свой поступок, он не чувствовал никакого раскаяния и попытался обвинить в происшедшем самого дарителя.

Характерным свойством таланта, указывающим на то, что он принадлежит только Богу, является его объективная императивность. Она проявляется в том, что настоящий художник^[55] не в состоянии своей волей «отключить» свой талант, он не может не творить. Великий русский режиссер Андрей Тарковский писал об этом: «Художник всегда испытывает давление, какое-то беспокойство»^[56]. И если он всё же попытается отказаться от творчества, тогда талант, не находя выхода во внешних формах, начнет разрушать своего обладателя изнутри. Поэтому талант может стать для человека как причиной огромного страдания, так и источником величайшего счастья — если он с благодарностью принимает талант как приглашение Творца к сотрудничеству по благоукрашению и преображению мира. Талант в этом случае соединяет человека с Богом, и он испытывает счастье от восстановления первоначального единства и целостности бытия, в его душе просыпаются все дремавшие прежде силы, и отныне для него нет ничего невозможного. Радость этих мгновений столь велика и ни с чем не сравнима, что человек ищет ее вновь и вновь, потому что знает: только в эти краткие мгновенья он и живет настоящей

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

44

См.: Шишков А. С. Славянорусский корнеслов.

45

По свидетельству современников, местоимением «они» Достоевский обозначал своих идейных врагов — либералов-западников.

46

Тимофеева В. В. (О. Починковская) Год работы с знаменитым писателем // Достоевский Ф. М. в воспоминаниях современников: в 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 142.

47

Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений: в 14 т. М., 1937–1952. Т. 8. Статьи. С. 231.

48

Сочинения епископа Игнатия Брянчанинова: в 5 т. СПб., 1905. Т. 3. С. 118 // Цит. по: Дунаев М. М. Постмодернистские скандалы. URL: http:// mdunaev.ru/knigi/postmodernistskie-skandaly

49

От греч. ἱερός — священный и γλύφω — вырезаю, высекаю.

50

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: в 10 т. Л., 1977–1979. Т. 7. Критика и публицистика. С. 214.

51

Это дало возможность святому Иустину Философу (II в.) назвать Сократа и Платона «христианами до Христа».

52

Сараскина Л. И. «Достоевский жил с нами всё это время…» // Фудель С. И. Наследство Достоевского. М., 2016. С. 36.

53

Августин Аврелий, блж. Исповедь. М., 2005. С. 354.

54

Об этом говорит Ф. М. Достоевский словами князя Мышкина, смотрящего на портрет Настасьи Филипповны: «“Удивительно хороша!”…На портрете была изображена действительно необыкновенной красоты женщина. <…> “Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли она? Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!”» (Указ. изд. Т. 8. Идиот. С. 27, 32) Мышкин понимает, что если источник этой красоты не в Боге, то она может стать причиной многих бед.

55

Поскольку предметом нашего внимания является литература, то, говоря о художнике, мы имеем в виду прежде всего художника слова, то есть писателя.

56

Страсти по Андрею: о Боге, о вере и искусстве. Тюмень, 2017. С. 12.