Пятьдесят оттенков Серого волка, или Шапка Live

Олег Рой, 2015

Серый волк – это вам не какой-нибудь миллионер Грей. Он настоящий хищник, но вместе с тем, прирожденный романтик… И такое сочетание делает его чертовски привлекательным для любой женщины. Перед вами сказка, но сказка, написанная для взрослых. Здесь есть над чем посмеяться и о чем задуматься, а пародия и лирика шагают рука об руку. Невероятно смешная и трогательная история о приключениях современной Красной Шапочки и Серого волка не оставит равнодушным никого.

Красная Шапочка — перезагрузка

Глава 1. Старые сказки на новый лад, или Сказ о том, как Матушка послала Красную Шапочку туда, куда сама идти не хотела

До чего все-таки приятно просыпаться поутру самостоятельно, а не по звонку осточертевшего за зиму будильника!

Красная Шапочка по своей натуре была совой; не в том смысле, что бесшумно летала и ела мышей, а в том, что любила лечь попозже и попозже встать. Она была свято уверена, что просыпаться раньше двенадцати утра вредно для здоровья, но жестокий и враждебный мир ее уверенности почему-то не разделял.

Все время, пока шла учеба в институте, Красной Шапочке приходилось вскакивать ни свет ни заря, кемарить в машине по дороге на учебу, зевать на парах в институте, где скучные преподаватели объясняли, что такое «специфика личностного интервью» или «социальный портрет современника», и мечтать о том, что вот сегодня-то она точно ляжет пораньше, хотя бы в девять… десять… но точно до полуночи, во всяком случае, не позже двух или, скажем, трех ночи.

Но, слава богу, на сегодня учеба осталась позади, сессия сдана, и теперь пришло время жить в свое удовольствие. Так что вчера, а если быть занудно-точным, то сегодня, после «небольшого празднования» окончания курса с сокурсниками в количестве шести самых близких друзей и подруг, с легким пивом, с танцами на танцполе, затем на столах, а после и на улице в ожидании такси, девушка легла спать в четыре утра.

Солнышко уже вовсю золотило кроны подернувшихся молодой листвой деревьев парка за окнами, а птицы, вполне комфортно чувствовавшие себя на высоте двенадцатого этажа, завели свой концерт отнюдь не по заявкам жильцов.

Проснулась Красная Шапочка аккурат к обеду и впервые за долгое время почувствовала, что выспалась. Она немного, с полчасика, повалялась в кровати, планируя, как проведет день, и пришла к выводу, что проведет его, поддавшись лени и праздности.

«Ничего делать не буду, никуда не пойду… — полусонно думала она. — Я это заслужила. Даже краситься не стану. Ну, может, немножко. А пока приму-ка ванну». Красная Шапочка обожала принимать ванну и могла провести в воде среди пены несколько приятнейших часов. Прихватив планшет, она направилась в ванную комнату.

В огромном, в половину стены зеркале отразилась молоденькая синеглазая девушка с распущенными русыми волосами до плеч, со вздернутым носиком и розовым ртом. Не самая яркая красавица, но чертовски миловидная. Среднего роста, со стройной фигурой, что стало видно, когда Красная Шапочка сняла длинную футболку и кинула ее в бельевую корзину.

Струя воды взбивала ароматную пену, и девушка с удовольствием легла в ванну. Однако мечта о дне, полном лени и праздности, была безжалостно сокрушена неумолимой реальностью. Не прошло и часа, как затрезвонил оставленный в комнате телефон, и по рингтону Красная Шапочка тут же определила, что звонит ее Матушка.

Матушка Красной Шапочки, в миру Алина Борисовна Разумовская, была человеком серьезным и для Оленьки неоспоримым авторитетом. Она работала колумнистом^[1] в нескольких модных журналах, сотрудничала даже с зарубежными глянцами, регулярно светилась в телевизоре, «и ва-аще», как сказала бы сама Красная Шапочка.

Характер у Матушки был покладист, но крут. Если ее не дразнить, милее человека в мире не сыскать, но не дай вам боже встать поперек интересов мадам Разумовской! Вы когда-нибудь видели злую и голодную пантеру, которой прищемили хвост? Не видели — и не советую, а тем более не желаю вам встретиться с Матушкой нашей героини, когда она чем-то расстроена. В таком состоянии от пантеры ее отличало только то, что пантера все-таки кошка и обладает долей кошачьей мимимишности.

Круче Матушки была только Бабушка, но та жила в пансионате Творчества и переезжать в город отказывалась. Столица, как утверждала Бабушка, мешала восприятию Тонкого мира и посылов от «Общего Разума». В пансионате, больше похожем на коттеджный поселок, Бабушку ласково звали «наша ведьма», но она гордо именовала себя экстрасенсом и хвасталась наличием оксфордского диплома, подтверждающего ее квалификацию знатока тонких материй.

В общем, Красная Шапочка решила Матушку не дразнить лишний раз и, словно Венера, вызванная настойчивыми молитвами какого-то древнегреческого шалопая, без особого удовольствия выбралась из приятно пахнувшей и, кажется, напрочь не желавшей отпускать ее пены, и пошлепала босиком в комнату, одновременно придерживая планшет и не запахнутый махровый халат радикально белого цвета.

К счастью, Матушка оказалась в состоянии даже более благодушном, чем обычно. Такое порой случалось, когда на ее горизонте появлялся очередной объект извечной охоты. В жизни Алины Борисовны была одна большая любовь — звезды экрана. К сожалению, Матушкино постоянство оказалось сродни апрельской погоде в Москве. Или, возможно, она находила особое услаждение в том, чтобы первой уходить от мужчин успешных и красивых. Потому Алина Борисовна, подобно ирландскому сеттеру, находилась в состоянии, как пишут в соцсетях, «активного поиска» круглый год без выходных и праздников, и настроение ее, кстати, очень зависело от хода этой самой охоты.

Кстати, своего отца Оленька не знала — в графе «отец» стоял строгий многозначительный прочерк. Ни Матушка, ни Бабушка, несмотря на все попытки задавать вопросы на данную тему, молчали в лучших традициях наших партизан. Красная Шапочка подозревала, что к ее рождению может быть причастна какая-нибудь особенно важная персона, например, английский принц или знаменитый испанский певец, посетивший нашу страну с гастролями… Но неумолимая логика подсказывала, что в данном случае Матушка обязательно бы похвасталась добытым трофеем и прибила бы его голову или хотя бы фотографию над диваном в гостиной, поэтому соображения оставались не слишком оптимистичными, и девушка всерьез побаивалась, что поиски отца выведут ее на какого-нибудь бухгалтера или менеджера низшего звена, а потому вскоре оставила расспросы. Меньше знаешь — крепче спишь, вот уж правда.

И Матушку эта позиция вполне устраивала. В конце концов, у нее была своя жизнь и свои, уже упомянутые, интересы.

Сейчас, по некоторым обертонам голоса Матушки, Красная Шапочка определила, что та взяла след и рвала шлейку в предвкушении новой добычи. Это было хорошо; на данной стадии Алина Борисовна не обращала внимания на мелкие провинности дочери, коих всегда хватало, и без вопросов удовлетворяла капризы… в смысле, насущные потребности Красной Шапочки, как правило, заключавшиеся в приобретении чего-то ультрамодного из одежды и гаджетов (прости меня читатель за это слово), а поэтому, конечно, жизненно необходимого.

— Привет, маленькая, — слишком сладко проговорила в трубку Матушка. — Все еще почиваешь?

— Встала уже, — вздохнула Красная Шапочка, снимая с головы накрученное полотенце. — И давно.

— Поела? — дежурно поинтересовалась Матушка. — Я тебе там в холодильнике оставила салатик с рукколой и котлетку из кулинарии с первого этажа. Они у нас приличные…

«Много есть вредно, а мало — скучно», — процитировал один из внутренних голосов Красной Шапочки, но она тут же его пресекла:

— Чего-то не хочется котлетки, — ответила Красная Шапочка, размышляя над тем, с какого перепугу Матушка сегодня такая заботливая. Кем точно не была Алина Борисовна, так это клушей, сдувающей с дочери пылинки. — Ты, мамочка, там как?

— В работе по у-у-ушки, — томно сказала Матушка. — Собственно, я чего тебе звоню: ты должна мне помочь, а то я тут совсем зашилась.

Настроение Красной Шапочки моментально поползло вниз.

— Ну? — обреченно уточнила она.

— Я тебя, между прочим, не вагоны разгружать зову и даже не убираться в том бардаке, который ты, как ни странно, гордо именуешь своей комнатой. Задание как раз по твоему профилю, для издания твоей очередной статьи, — с «тихим» нажимом заметила Алина Борисовна.

— Но я никогда не писала для твоего журнала, — забеспокоилась Оленька.

— Короче, у меня тут такая накладка вышла, — пояснила Матушка тягучим тоном довольной пантеры. — Надо взять интервью у одного прикольного персонажа. Я сама не могу, я занята, о-очень занята, и, как назло, как раз в это время.

«Ну-ну, — ехидно прокомментировала Внутренняя Богиня — одна из сущностей, которую выявила в себе Красная Шапочка, благодаря книгам и журналам осознав тот факт, что девушка должна быть сложной, как курс органической химии, и многогранной, как светоотражающий шар на дискотеке. — Знаем мы эти ваши занятия».

В свои сорок два года Матушка выглядела не только старшей сестрой своей дочери, но и весьма стильной сестрой. Диеты, кремы, подтяжки лица и груди, иногда оздоровительные голодовки и ванные с молоком и шоколадом, принимаемые в спа-салонах на последние деньги, делали свое дело, и Матушка уже подумывала сменить в паспорте фотографию, ведь она стала выглядеть моложе собственной фотокарточки.

— Ты думаешь, мне необходимо сделать еще одно интервью? — спросила Оленька и, скинув с себя халат, оставшись голенькой, огляделась в поисках одной из своих длинных домашних футболок.

Фигура девушки могла радовать глаз любого из мужчин и вызывать раздражение у всех женщин старше пятнадцати лет, кроме близких родственниц.

— Ничего, что у меня еще нет диплома?

— Кому он нужен, тот диплом, — отмахнулась Матушка. — К тому же вопросы я уже написала и сбросила на твой смартфон. Тебе только и надо будет, что подъехать в нужное время в нужное место, сделать восхищенные глаза перед очередным «звездуном», зачитать смазливому выскочке вопросы по порядку, записать ответы — и дело в шляпе. Вопросы привычны, ответы банальны, а я их затем подкорректирую. Неужто не сможешь?

«Конечно, смогу!» — возмутилась в Оленьке Внутренняя Богиня, а другая часть подсознания, прозванной Красной Шапочкой Разумеем Занудовичем, только укоризненно покачала головой и отвернулась.

— Куда нужно подъехать? — Найдя среди сбившегося постельного белья на диване стопку чистых футболок, Красная Шапочка натянула верхнюю из них. — И когда?

— На киностудию, конечно же, — с интонацией «какая ты у меня все-таки дурочка» ответила Матушка. — В четыре.

— Ночи? — зевнула Красная Шапочка, складывая халат.

— Утра… то есть дня, — пояснила Матушка. — Доча, ты что, после сессии вообще мозг отключаешь?

Красная Шапочка мельком взглянула на часы, стоящие на полке ультрамодной мебели, состоящей из ящиков ярко-желтого и темно-синего цветов:

— Сегодня? — Теперь девушка шевелила пальчиками на ногах, решая — подкрашивать ногти, или вчерашний педикюр пока идеален.

— Нет, на Новый год! — возмутилась Матушка, но потом решила, что дочка может понять ее слишком буквально. — Конечно, сегодня.

— Мам, но ведь уже без двадцати двенадцать! — возмутилась Красная Шапочка. — Как же я успею…

— А ты хорошо постарайся, — отрезала Матушка и вздохнула. — Тебе что, трех часов не хватит, чтобы собраться?

— Мне, между прочим, до киностудии через весь город ехать, а город у нас не маленький, — закапризничала девушка.

— Тьфу, я тебе машину заказала, — пояснила Матушка. — Водитель тебе на мобильник позвонит, как подъедет.

— Мам, ты серьезно думаешь, что на такси будет быстрее? — с сарказмом спросила Красная Шапочка.

— А это не такси, это наш водитель, из редакции, — объяснила Матушка. — Ездит быстро, в пробках и прочих порочащих честь автомобилиста ситуациях не замечен. Очень симпатичный, хоть и не знаменитость, — с сожалением добавила она. — Обещал довезти за полчаса.

И что оставалось делать? Только готовится к неизбежному.

Красная Шапочка скачала список вопросов к себе на планшет и занялась приготовлением к выходу в свет. В процессе подготовки Разумей Занудович подбросил ей одну здравую идею…

«Одно из очарований моды в том, что она ничему не служит», — сказала Франсуаза Жиро, писательница начала двадцатого века, — назидательно процитировал он.

Тут, очевидно, пора объяснить сущность слегка упомянутых выше персонажей, являющихся неотъемлемыми спутниками нашей героини.

Они будут появляться по ходу повествования столь часто, что наверняка набьют оскомину у читателя. Красная Шапочка, как вы уже поняли, всегда была в тренде, а потому, с эпохального момента выхода на экраны культового фильма про полсотни оттенков самого унылого серого цвета, немедленно обнаружила у себя в подсознании наличие нескольких компонентов личностей.

Первой из них была так называемая Внутренняя Богиня, гламурная, стрекозиной легкости, с прозрачными крылышками, олицетворяющая собой Эго девушки.

Вторая сущность подсознания, получившая имя Разумей Занудович, представляла собой квинтэссенцию здравого смысла и трезвого суждения о жизни. Он был невысоким, но крепеньким, с неизменной проплешинкой на голове. В детстве Бабушка читала Оленьке на ночь не только «Красную Шапочку» и «Колобка», но и «Большую Книгу Афоризмов» на тысячу пятьдесят три страницы. Читала раз пять от начала до конца, и афоризмы иногда всплывали в подсознании Оленьки в самые подходящие и не очень моменты — и всегда голосом Разумея Занудовича, он такие вещи просто обожал!

Присутствовала в Красной Шапочке так же личность, которую остальные пренебрежительно называли Девочка-девочка — маленькая, с курносым носом, усеянным веснушками, а к тому же ужасно застенчивая. Большую часть времени Девочка-девочка смотрела вокруг удивленными и наивными глазами, отчего, действуй у нас магические законы, вокруг непременно расцветали бы нежные колокольчики и яркие озорные одуванчики. Ее интересовали всякие пустяки типа красивого деревца, бегущих по небу облачков или вечер, проведенный в саду, на травке, чем действительно важные вещи вроде нового лака для волос, распродажи тапочек для собак или даже визита в косметический салон.

К сожалению, в фаворитах у Красной Шапочки ходила Внутренняя Богиня; с ней было весело и беззаботно. Разумей Занудович раздражал педантичностью и самокритичностью, хотя именно с его помощью Красная Шапочка смогла худо-бедно учиться в своем вузе и изредка писать интересные статьи об интересных людях и событиях. А Девочку-девочку даже сама Оленька не воспринимала всерьез.

И все-таки Красная Шапочка свою Внутреннюю Богиню холила и лелеяла, а Разумея Занудовича и Девочку скорее терпела как необходимое зло, типа тертого яблока с постным творогом.

Так вот Разумей Занудович опять всплыл откуда-то из глубин подсознания и заявил, что вообще-то недурственно было бы что-то узнать про этого, как его там… Красная Шапочка сверилась с Матушкиным письмом — актера Серова-Залесского.

Владимир Михайлович Серов-Залесский, восходящая звезда российского голубого экрана, так пафосно написала Матушка.

Красная Шапочка отечественным голубым экраном не интересовалась, считая, что это не комильфо для ее Внутренней Богини, у которой российский кинематограф вызывал мигрень, изжогу и негативное настроение. Впрочем, для комедий было сделано исключение.

У Красной Шапочки было два варианта поиска информации — сайт Кинопоиск. Ру и подружка Плотва.

— В компьютер лезь, — настаивал Разумей Занудович. — Плотва — девушка хорошая, но не слишком умная.

Но на Кинопоиске может оказаться слишком слабый «телескоп для обзора», и на фоне звезд вполне себе взошедших, восходящие «звездуны» терялись, а информация давалась сухо и по крупицам, потому Оленька выбрала Плотву.

Плотва, в миру Эльвира Плотвина, была институтской подругой Красной Шапочки и, по совместительству, знатоком всего, что связано с модным мировым кино. Она следила за карьерами всех кинозвезд, включая восходящие, падающие и превратившиеся в черные дыры.

И, хотя интеллект Плотвы вполне соответствовал ее тезке из ихтиофауны, чего-чего, а знаний в сфере киноискусства у нее имелось, пожалуй что, поболее, нежели у вышеупомянутого сайта, да простят меня его отцы-основатели.

Мечтой Плотвы было вести свою колонку о кино хоть на каком-нибудь киносайте, и даже в желтой газетке, хотя как выглядят газеты, современная молодежь вспоминала, только натыкаясь на рекламу в почтовом ящике.

Большую часть своей жизни, если не было занятий в институте или если она не смогла пробраться на очередную светскую тусовку, Плотва проводила в ванной-джакузи, где запросто отращивала свойственный ей рыбий хвост и наслаждалась в бурлящей воде. По стенам ванной комнаты висели три водонепроницаемые плазмы, и Плотва смотрела сразу по фильма одновременно, в режиме нон-стоп. Как она отслеживала сюжет фильмов — было непонятно, но она точно их помнила и, хотя не всегда могла точно пересказать, никогда не ошибалась в перспективности актеров.

Вот и сейчас Плотва включила мобильник в ванной, и в трубке слышался шум пузырящейся воды.

Поговорив с подругой с полчаса о прошедшей сессии и вчерашнем ее отмечании, параллельно приводя при этом свой внешний вид к такому, какой можно было не краснея размещать на обложке глянцевого журнала, Красная Шапочка наконец-то перешла к главному:

— Эллочка, милая, ты меня не просветишь в одном вопросе?

— Ну? — лексикон Плотвы был, конечно, богаче, чем у одноименной рыбы, но, если верить антропологам, неандертальцы являлись чуть более красноречивыми.

— Тебе фамилия Серов-Залесский о чем-то говорит? — спросила Красная Шапочка даже с некоторым трепетом. От реакции Плотвы зависело многое, благо эмоциональная палитра Эллочки включала в себя немного цветов, зато уж очень насыщенных, буквально кислотных.

— Серов-Зале-есский, — протянула с пришептыванием Плотва. — О-о-о…

Понимающему человеку это «о-о-о» говорило многое. Восходящая звезда по имени Серов-Залесский, по мнению эксперта Эльвиры Плотвиной, была действительно звездой, обреченной ярко сиять на отечественном и зарубежном небосклоне. Из последующего общения Красная Шапочка получила этому факту некоторые дополнительные подтверждения.

Итак, Владимир Михайлович Серов-Залесский, двадцати семи лет отроду, девять лет назад приехал из далекого (по крайней мере, в понимании Красной Шапочки, у которой с географией было точно так же, как и со всей остальной школьной программой, то бишь никак) Тамбова в Москву и поступил во ВГИК на актерский факультет.

Проучившись в институте кинематографии два года, он перевелся на заочку и перебрался аж в Голливуд, где исполнил роль в культовом фентезийном фильме Бекмамбетова «Полночь» и нескольких его не менее культовых продолжениях. Однако, по каким-то причинам в Голливуде не остался, а вернулся в Москву доучиваться во ВГИКе.

Последнее Красной Шапочке было непонятно: раз человек состоялся, засветился в хорошей роли, зачем ему еще доучиваться? Чтобы красная корочка в кармане лежала? Во ВГИКе, как говорят, учат актерскому искусству не самые большие актеры…

«Хороший учитель может научить других даже тому, чего сам не умеет. Сказал Тадеуш Кабрильский», — мрачно встрял в мысли Красной Шапочки Разумей Занудович. И Оленька с ним согласилась, тем более что прочие достоинства Владимира на весах ее Внутренней Богини значительно перевешивало непонятный каприз актера.

Перламутровыми прозрачные крылышки Внутренней Богини быстро затрепетали при словах Разумей Занудовича и она моментально упорхнула в страну, наполненную аляповатыми фантазиями Внутренних Богинь. А Девочка-девочка засмотрелась на что-то или, может быть, спала, посапывая и посасывая во сне младенчески пухлый пальчик.

Внутренняя Богиня уже порхала в чудной стране над полями маков и асфоделей, а Красная Шапочка, соответственно, погрузилась в пучины мечтаний.

— А еще этот Седов-Залеский необыкновенно красивый, брутальный, и денег у него, как у дурака фантиков, — продолжал бубнить в трубку серый голос Плотвы, перебиваемый бурлящей водой.

— А как у него с женщинами? — наконец-то по-настоящему заинтересовалась Красная Шапочка. — Женат?

Мужчины вообще, по мнению Шапочки, делились на две категории: стоящие внимания и не стоящие. Однако и эти категории, в свою очередь подразумевали варианты: женатый или нет. Не то, чтобы у Оленьки имелись твердые моральные принципы, однако женатых она инстинктивно признавала негодной добычей.

— Нет, — как отрезала Эльвира, плеснув по воде, очевидно, рыбьим хвостом. — И о его связях мало кто и что знает. Я тут была недавно на тусовке, посвященной съемкам нового фильма, хотела к нему подъехать с интервью…

Представив в мыслях Плотву, плоскую в одноименную рыбу что спереди, что сзади, но с декольте в переливающейся блузке до пупа и в обтянувшей костлявые бедра латексной юбке, Красная Шапочка посочувствовала неведомому пока артисту.

–…Так он сначала ноздрями дернул, а потом как отскочит от меня, — все так же невзрачно рассказывала Плотва. — Пришлось идти беседовать с Мишиным, у него в фильме роль второго, а если честно, то третьего плана, но он никогда не отказывается поговорить…

«Духи смени! — встрепенулась Девочка. — А то нальешь на голову «Кензо», а под мышки «Шанель» и несет от тебя как от целого деревенского автобуса с праздничными бабами по случаю поездки в город…»

Но тут неожиданно Плотва проявила эмоции в рассказе.

–…И Залеского зовут Серым Волком не только по роли, это его пожизневое прозвище. Представляешь, как прикольненько, если вас поставить рядом. Он та-акой брутальный Волчище, а ты хрупкая, в красной шапочке…

Красная Шапочка с удовольствием представила себя рядом с красавцем и будущей знаменитостью… Об интервью с актеришкой Мишиным, известным тусовщиком и халявщиком, Оленька слушала вполуха.

В пучинах, где царила логика Внутренней Богини, а нормальная логика отсутствовала вовсе, неизвестный пока Серов-Залесский превратился в молодого и успешного киноактера, востребованного, богатого и мужественного, но нежного. При этом он незаметно приобрел черты притягательного миллионера Серого из того самого культового фильма.

«Ведь даже прозвище у него созвучно моему», — думала Красная Шапочка, собирая вместо походной корзинки крохотный клатчик, заменявший нормальную дамскую сумочку. Параллель Серов-Залесский — Серый из «50 оттенков Серого цвета» ЭЛ Джейн выстраивалась легко, словно сама собой. А двойная фамилия только придавала образу Прекрасного принца модели 2016 года дополнительную аристократичность и привлекательность.

По привычке Красная Шапочка открыла общую для нее и Плотвы собственную «библию», то есть книгу ЭЛ Джейн про тусклые оттенки на сцене знакомства героини и Серого, и припомнила одноименный фильм.

Вот это страсть! Вот это жизнь! Обзавидуешься!

— Что же мне теперь надеть кофточку бабушкиной расцветки в мелкий цветочек и обгрызть челку? — нахмурилась Красная Шапочка, оглядывая себя в зеркале в дверце шкафа. — Ну уж нет! Поеду как есть! В белом брючном костюме, так и быть, в балетках, а не на каблуках, с волосами, убранными в хвост, но в красной шляпе! Это мой персональный козырь!

Оленька читала, что у каждой девушки должна быть изюминка. Ее — это красная шапка. Правда, по размеру и яркости данная деталь тянула не на одну маленькую изюминку, а на целый фунт отборного изюма. Но так же лучше, не правда ли?..

–…Только не вздумай падать при первой встрече, как было в книге Джейн… — принялась поучать подругу Плотва. — Помнишь, как я пролетела с этой фишкой?

Оленька помнила. Плотве удалось выбить для себя интервью с молодым бизнесменом, занимающимся оптовыми поставками не то компьютеров, не то контрафактной свинины, и Эльвира ответственно подготовилась к встрече. Нашла в гардеробе своей мамы винтажное платьице из крепдешина болотного оттенка, убрала свои три волосинки в конский хвост и против обыкновения не стала накладывать черные тени до бровей. Только одно она никогда не меняла в своем имидже — туфли на каблуках в пятнадцать сантиметров. Их особенно любят носить девушки с длинными ногами формы палочек для суши.

Так вот, заявившись в офис, она увидела в кабинете сразу троих молодых красавцев в изумительно дорогих костюмах и немедленно эффектно рухнула к их ногам… Ее подняли, подали туфлю с оторванным каблуком, напоили кофе, посочувствовали, вызвали такси и проводили к выходу.

Но оказалось, что Плотва ошиблась этажом. Интервью пришлось брать по телефону, статья вышла слабенькой, а оторванный каблук никто не оплатил.

— Я в балетках еду, — быстро проговорила Красная Шапочка. — Кстати, — вдруг вспомнила она вопрос, который давным-давно собиралась задать подруге: — Слушай, скажи, а ты бы с Серым из фильма переспала?

— Шутишь? — Плотва жалобно хлюпнула.

— А со Шварценеггером? — продолжала Оленька травить свежие раны подруги.

Та с искренней грустью вздохнула.

— А с де Ниро? Ну, за миллион долларов? — настаивала Красная Шапочка.

— Откуда у меня такие деньги?! — взвыла Плотва с болью в голосе, соотносимой разве что с болью умирающего белого кита, пронзенного гарпуном безжалостного китобоя.

— Понятно… — Оленька вздохнула. — Ну извини, мне пора. Хорошего заплыва!

Водителя она долго ждать не заставила — к моменту, когда редакционная «Шкода» с нагло улыбчивым шофером появилась под подъездом, Красная Шапочка уже сама готова была не то что ехать — пешком бежать для того, чтобы взять интервью. Наша героиня всегда оказывалась легка на подъем, вспыхивала, словно сухая солома, а ее настроение менялось, как ветер в спальном районе.

В общем, в нужное время Красная Шапочка, одетая строго по рекомендациям апрельского Hell и сияющая, как вспышка у фотографа в Каннах, узревшего какую-нибудь Кристен Стюарт, была у ворот киностудии.

Глава 2. Киношная, ознакомительная, о том, как от смены настроения продюсера меняются судьбы… всех

— Ай ты гой-еси, добрый молодец, ай да попала твоя лебедица белая да в чужой дом злого дядюшки в наш жестокий двадцать первый век. А вот не исполнятся твои желания, пока не сразишься ты с врагами лютыми и не победишь силушку злую! — звучал из мониторов съемочной группы голос дородной тетки.

На экране, на фоне новостроек современного города, напевно «вещала» Сказительница лет пятидесяти с наведенным свеклой румянцем, в русском костюме, искренно сопереживая главному герою снимающегося фильма.

— Это была заставка рекламного трейлера сериала «Шапка Лайф», — бодро заявила обозревательница кинофорума «Кинопоиск. Ру».

— Нормально получилось, — решил Олег, помощник помрежа. — Громко заявились.

На зеленой траве, окропленной росой, лежал, беспомощно раскинув лапы, Серый Волк. Его янтарно-желтые глаза закрылись, чтобы больше никогда не видеть синего неба, припушенного легкими перистыми облачками. Его уши не слышали сладостного пения птиц, а в животе зияла страшная кровавая рана. Его смертельно ранили… В тридцать первый раз.

— Дубль тридцать второй! Камера. Мотор. Начали! — прокричала худенькая Леночка, непохожая на трехголовую гидру, однако исполняющая на съемочной площадке сразу три функции.

Эффектная киногероиня — Люда-Шапка напрягла глаза так, словно перед ней выстроились в одну шеренгу все олигархи мира и хором предложили участие в акции «три в одном»: пентхаус, руку и сердце за короткое «да». Не моргая Люда-Шапка нежным, хорошо поставленным голосом произнесла «Вот и сказке конец…» и наконец-таки выдавила из себя долгожданную слезу. Для достижения большего драматического эффекта шмыгнула носом, не удержалась — чихнула, покраснела и, чтобы скрыть неловкость, полезла в карман за кружевным розовым платочком.

— Чертовщина! Сколько раз просил использовать водостойкую тушь и носовой платок белого цвета! — пробурчал себе под нос режиссер, Лев Львович. — У нас острейшая современная социальная драма-сказка, и важна каждая деталь. А белый платочек — один из намеков на целомудрие Красной Шапочки. Хотя кому я об этом говорю?!

Режиссер был вдвое ниже Люды Шапки и обладал повышенной шерстистостью, при этом оставаясь обаятельным, а многие актрисы считали, что и харизматичным.

Коренастый крепыш с массивной челюстью, трехдневной небритостью и стрижкой, которой позавидовал бы любой итальянский мафиози. Одет режиссер был неброско, но дорого — хорошие джинсы, красный пуловер, коричневая байкерская куртка и при этом дорогие замшевые ботинки, в общем, стиль «это были лихие девяностые, мы выживали, как могли, плюс ковбойская шляпа с загнутыми полями».

Слегка прихрамывая, Лев Львович мерил шагами небольшое пространство между двумя работающими камерами. Не вынимая трубку изо рта, он выпускал из носа колечки дыма.

Люда-Шапка снова хлюпнула носом и заморгала, еще сильнее размазывая тушь. Она всегда выполняла указания режиссеров. Из-за этого и была приглашема на роли, а благодаря спонсору фильма урвала главную. Люда понимала — от режиссера, ну и от оператора, зависит вся ее дальнейшая карьера, а может, и сама жизнь.

Еще за месяц до начала съемок девушка продумала свой сценический гардероб, вплоть до пуговиц, даже заказала портнихе вышить на белом платке красными нитками инициалы Л. Ш. Но сегодня случилось страшное! Платочка в гримерке не обнаружилось!

Чувствуя себя собакой Баскервилей, вышедшей на след Шерлока Холмса, Люда приступила к поискам. Сначала она опросила всю съемочную бригаду, затем переворошила свою сумку, вывернула наизнанку карманы, включая потайные, но тщетно! И тогда она сказала себе: «Элементарно, Люда! Я чувствую здесь руку одного из моих поклонников!» И действительно, чем больше Люда думалала об этом, тем больше уверялась, что платок украли поклонники. Как их там называют? Фетишисты, кажется. Это ее успокоило.

Люда-Шапка вспомнила, как пару дней назад в топе новостей появилось сообщение о том, что фанат украл у Виктории Бекхем ее розовые трусики. «А ведь отличный информационный повод!» — сообразила Шапка. Она была девушкой весьма практичной.

— Вот и сказке конец, — проговорила она в камеру, на этот раз гораздо более искренно, имея в виду возможность провала своей сценической карьеры.

— Молодец! Снято! — Лев Львович вяло поаплодировал.

Лежащий на траве Волк скосился в сторону актрисы и сжал зубы, боясь выказать отвращение к бездарной игре.

И тут позади Люды-Шапки, которой проще было изобразить утюг, чем передать горе, раздался вой — нечто среднее между воем пожарной сирены и знаменитым плачем Ярославны. Обычно так громко, с надрывом, исполняют свою работу плакальщицы.

— Ох, горе-горе! Не видать нам теперь счастья. Кормилец наш, вожатый! Да что там вожатый, глава семейства! Герой!.. — завывала Сказительница, обращаясь к неподвижно лежащему Волку.

Совсем мертвому, если, конечно, не обращать внимание на подергивающийся от нервного тика правый глаз.

Вся мировая боль, вся тоска не победившего пролетариата слились в мощном крещендо оператора.

— Сказительница, суть ты моя народная, подбородок чуть выше! Молодец! И второй, и третий тоже, а то жертву не видно! — прокомментировал тридцатилетний серьезный Потапыч, наблюдавший за всем этим действом в объектив камеры.

Сказительница, услышав столь оскорбительное для женщины замечание, заплакала искренней, да так, словно одновременно провожала молодость и «Титаник» в последний путь.

— И не будет тебе счастья, Серый Волк, пока не сможешь преодолеть горе лихое. Ой, тогда горе будет, ой горе…

— О горе мне, а не герою, — проворчал Лев Львович, потирая рукой золотой медальон, с которым никогда не расставался.

Кстати о медальоне. Лев Львович трясся над ним едва ли не больше, чем над месячным бюджетом. Однажды с этой штуковиной произошла неприятная история. Перед примеркой костюма, в котором режиссер должен был выйти на красную ковровую дорожку престижного кинофестиваля (на тот момент еще даже половина шедевра не была отснята, но из академии уже пришло письмо о номинации фильма на главный приз), он снял с шеи медальон и положил его на стол. Люда, коротавшая время перед зеркалом, из любопытства, стала рассматривать украшение и даже попыталась открыть, за что чуть не лишилась роли, гонорара и приглашения на кинофестиваль.

Режиссер с такой яростью выдернул талисман из ее рук и с таким гневом обрушил на Люду-Шапку поток слов не то чтобы комплиментарного содержания, что Людочка чуть не стала заикой на всю оставшуюся жизнь. Конечно после этого случая девушка на реликвию даже не смотрела, но терзалась догадками… чей же портрет хранит режиссер, для которого ничто в мире не имеет значения, кроме денег и славы? Неужели его заламинированная душа способна на глубокие чувства? Неужели кто-то представляет для него интерес?

«А чего это я за него переживаю? — удивилась сама себе Люда-Шапка. — Пусть за него любовницы беспокоятся. А у меня есть Ашот, и режиссер под ним скачет, а не наоборот».

— Стоп! Снято! Всем спасибо! Павильонные съемки сериала «Шапка Лайф» окончены! — объявил торжественно в рупор режиссер. — Послезавтра едем на натуру!

Эти обычные, с вроде бы ничем не примечательные слова, которые запросто можно было бы вычеркнуть из текста, на съемочной площадке произвели настоящий фурор. Все зашевелилось, завертелось, закрутилось, зашелестело, запело, замурлыкало, зафыркало, завизжало — так словно объявили о конце свете и распродаже всех мировых брендов.

Воскресший Волк бодро вскочил на ноги, пригладил шерсть на симпатичной звериной морде, фыркнул, распрямил широкие плечи, отчего стоящие невдалеке три девушки синхронно вздохнули, с вожделением глядя на высокого красавца, стер с себя томатную пасту, погарцевал перед зеркалом, лениво зевнул и вперевалочку подошел к поклонницам — раздать автографы.

В стороне Люда-Шапка ангельским голоском проповедовала журналистам о мире во всем мире, красоте духовной и любви неземной. После каждой философской фразы она театрально закатывала глаза и, казалось, сама верила в то, что говорила.

Лариса Степановна, она же Сказительница, тем временем с силой воина клана Дзю давала сокрушительный ответ оператору Потапычу, на свое горе пересчитавшего почти все ее подбородки. С криком Тарзана, издаваемым во время брачного периода, несчастный согнулся в три погибели. Замечали ли вы, что самый болезненный женский удар всегда приходится на мужское достоинство?

По-своему восстановив справедливость, похрумкивая морковкой и покачивая необъятными бедрами, плавно, словно ладья, входящая в покоренную гавань, Сказительница пошла по рядам — собирать в огромную авоську все то, что плохо лежало: румяна, оставленные гримером без присмотра, баночки с кетчупом, одноразовую посуду, носовые платки и даже провод от кинокамеры. А что? Вполне пригодится в хозяйстве.

И тут перед ней возник Он! Ее пламенная любовь с первого взгляда и до последнего вздоха! Прекрасный! Умопомрачительный! Хрустальный! Сервиз!

И тогда дамочка пошла «ва-банк». Она приосанилась, живот втянула, грудь выпятила, а она у нее такого размера, что Анна Семенович могла нервно курить в сторонке, и, взмахнув накладными ресницами, «приправив» голос хрипотцой, обратилась к режиссеру:

— Талантище мое, гений всех времен, племен, народов! Свет очей моих, великий и могучий Лев Львович! Будьте милостивы! Разрешите забрать сервизик…

— Забирайте, Лариса Степановна, что угодно забирайте, — милостиво махнул Лев пухлой рукой, — только оператора не трогайте. У меня отснята только четверть сериала, и некогда подыскивать нового оператора. Быть может, яйца у него и не Фаберже, но глаз точно золотой.

Сказительница отвесила режиссеру низкий поклон.

— Ой, спасибочки тебе, Левушка.

— Не могу я с нею работать, Львович. — Загудел тем временем над ухом режиссера голос Волка. — Безнадежна она, твоя Люда-Шапка. О какой такой целомудренности можно думать, глядя на эту б… бездарность.

Все, включая разогнувшегося Потапыча, обернулись к журналистам, стоящим вокруг Люды-Шапки. А она говорила, не забывая покусывать нижнюю перенакаченную силиконом губу и одновременно поигрывать бюстом четвертого размера и идеальными бедрами.

— Вообще-то она ничего… — осторожно начал Львович. — Иногда бывает убедительной…

— Мне тоже понравилось, — встрял в разговор Потапыч, кося взглядом в строну бедер Люды-Шапки. — И звукорежиссер не жаловался, — продолжал оператор «на голубом глазу».

— Я именно об этом, — смотрел на мужчин с укоризной Серов-Залесский. — Экран не обманешь, втрое увеличивает недостатки…

— Не могу я отказаться от Люды, — искренне сожалел Лев Львович, — она протеже продюсера Ашота и деньги наполовину дали под нее.

— Видела я вчера нашего Ашота Израилевича в соседнем павильоне, — с удовольствием заметила Лариса Степановна, — деточку лет семнадцати из массовки клеил.

— Да?! — восхитился Львович. — Это может быть выходом! — И он тут же набрал номер. — Алло, Изралич? Привет, тут твоя Люда-Шапка запорола мне очередной дубль, снимали тридцать с лишним раз и необходимо еще переснимать, а денег на пленку осталось впритык.

— Люда? — Удивился голос в трубке, включенной на громкость. — Какая Люда? А! Людоедина… Так гони ее взашей и меняй на другую Дюймовочку. Третий раз просишь на досъемку, я же не миллиардер, а простой миллионер.

— У нас не Дюймовочка, — начал раздражаться Львович, — у нас Красная Шапочка.

— Какая из нее Красная Шапочка? — удивился голос с легким кавказским акцентом. — Ей только в одноименном клубе^[2] барменшей работать.

— Так ты же ее сам три месяца назад утвердил, — снизил тон режиссер.

— Я? — поразился спонсор… — Надо бросать пить. Меняй эту Белоснежку-Людоедку на кого угодно…

Довольная услышанным разговором, Сказительница мелко крестилась и что-то благодарно шептала, обращаясь к небу. Потапыч с радостью смотрел на замолчавшую телефонную трубку. Серов-Залесский тихо улыбался, как могут улыбаться волки, и чуть не урчал от удовольствия.

Изящно повернувшись, Люда послала репортером воздушный поцелуй и скрылась в своем вагончике, даже на трех ступеньках перед входом в него умудрившись изобразить походку профессиональной стриптиз-дивы.

— Бедняжка, — с сарказмом заметила Сказительница. — Не знает еще о своей отставке.

— Какой отставке? — задымил трубкой Лев Львович и нервно потер золотой кулон на груди. — Альтернативы ей у нас пока еще нет. Большинство актрис, даже на первом курсе ВГИКа, уже того… видна в них женственность.

— А вот Лариса Голубкина, играя в «Гусарской балладе» Эльдара Рязанова, была еще девушкой, и это видно, — ядовито заметила Лариса Степановна.

— Вы бы еще Домострой припомнили, — присвистнул Потапыч. — Хотя, может, и помните…

И оператор резво отскочил от Сказительницы, опасаясь второго удара «по достоинству».

— Пойду-ка я в отдел актеров, посмотрю на фотографии девушек, — преобразился Лев Львович.

Бесконечно можно смотреть на огонь, воду и… красивых девушек, отягощенных минимумом одежды.

* * *

Говорят, что любая киностудия — маленькая независимая страна. Если это верно, то на киностудии, так же как и в любой стране, есть своя Калифорния и свой штат Небраска, своя Москва и свое Нечерноземье. Иными словами, свой центр и свое захолустье.

Первые подозрения у Красной Шапочки закрались еще на подходе к съемочному участку номер восемьдесят пять. На то, как она себе представляла кинопроизводство, это походило примерно так же, как школьница на кинозвезду с аватарки, стоящей у нее на страничке в вКонтакте.

Серые однообразные павильоны больше напоминали корпуса каких-то цехов, чем вместилище фабрики грез. Павильоны вскоре сменились открытым пространством, местами поросшим редким чахлым леском. За лесом виднелись какое-то строение и несколько вагончиков; все это было огорожено сетчатым забором. Большой синий щит из жести с красной цифрой 85 свидетельствовал о том, что перед гостьей конечная цель ее путешествия.

Красная Шапочка была девушкой решительной, а порой даже упертой, потому она дошла до огороженной территории, где у забора на табуретке сидел ничем не примечательный старичок в компании столь же тривиального серого пса с хвостом-бубликом.

— Это павильон восемьдесят пять? — не поздоровавшись, спросила Красная Шапочка, считавшая ниже своего достоинства долго общаться со «вспомогательным персоналом».

— Ага, он самый и есть, — ответил старичок. — Только режиссера на месте нет, так что если вы на пробы пожаловали…

— Я ищу господина Серова-Залесского, — прервала его Красная Шапочка. — Мы договорились о том, что он даст мне интервью. Надеюсь, он на месте?

— Вовка-то? — уточнил старик. — На месте, куда ему деться. Раз обещал вам интерву, пусть отдает, не жадничает. Проходите уж. Видите вагончик, вон тот, на отшибе стоящий? Тама-то его и ищите, не ошибетесь.

— Спасибо, — сказала Красная Шапочка, думая про себя: «Вовка? Что за панибратство? Хотя для сторожей и вахтеров, говорят, закон не писан. Он, наверно, и Харрисона Форда называл бы попросту «Харей».

От ворот до актерского вагончика идти было недалеко, потому Красная Шапочка не успела опомниться, как оказалась возле этой не впечатляющей малой архитектурной формы. Там, у входа в вагончик, прямо в траве лежал на боку мотоцикл, над которым, спиной к нашей героине, склонился некий субъект, одетый в видавшие виды джинсы «ливайс», некогда черные, но от многочисленных стирок поседевшие, столь же убитые кроссовки и черную короткую кожанку.

Правда, у него была голова настоящего серого волка, но кого в наше время мог смутить этот незначительный факт?

У Красной Шапочки, конечно же, и мыслей не было, что этот странный тип мог оказаться ее искомым респондентом. Деликатно прокашлявшись, она спросила:

— Простите, вы не видели господина Серова-Залесского?

Субъект выпрямился во весь свой немалый рост и обернулся к Красной Шапочке. И тут ее Внутренняя Богиня, витавшая в эмпиреях, внезапно, словно оказавшись в воздушной яме, ушла в крутой штопор. Разумей Занудович онемел от неожиданности, сделал вид, что его здесь не стояло, и поспешил забиться куда-то сам в себя, и на сцене осталась лишь Девочка-девочка. Она неожиданно оживилась и широко, радостно улыбнулась. Почему? Может быть, потому, что субъект оказался Волком. Антропоморфным, или, выражаясь человеческим языком, человекообразным волком в куртке и джинсах, с торцевым ключом в замасленных лапах. Но может быть, и не только поэтому…

В наше время верить в любовь с первого взгляда считается признаком инфантилизма и идеалистичности, то есть так же постыдно, как для жителя Ближнего Востока публично поедать сало с чесноком. Иными словами, даже те, кто так поступают, делают это в одиночку, в укромном месте и никогда в подобном не признаются даже самым близким людям.

Простые человеческие чувства в наше время стали постыдными, может быть, потому, что некогда постыдные пороки превратились во что-то привычное и обыденное?

Но любовь с первого взгляда, как и любое другое объективно существующее явление, не перестает существовать от того, что мы в него не верим. А поэтому без обиняков скажу — оба наших героя совершенно синхронно почувствовали, хотя и не осознали этого сразу же, взаимное притяжение. Словно какой-то заматерелый, бывалый Купидон в тот день сидел на крыше вагончика в засаде и, заприметив наших героев, снайперским выстрелом поразил оба сердца, после чего сложил стрелы в колчан, закурил папироску и принялся отзваниваться вышестоящему начальству о проделанной работе.

Волк и Красная Шапочка еще ничего не знали друг о друге, более того — они были совершенно разными людьми, один из них даже человеком не являлся, а относился к роду Canis Lupus Sapiens, то есть Волк разумный, но любовь — чувство столь странное, что возникает из ничего.

Вообще говоря, любовь по своим повадкам чертовски напоминает вирусное заболевание — она является без спросу, и ей плевать, хочешь ты любить или нет, свободен ты или у тебя другие планы на вечер. Она приходит незвано и неумолимо, ставит чемоданы у входа в чувства: «Я пришла. Прошу жаловать и обязательно любить».

Борясь с непонятным волнением, внимательно оглядев девушку, Волк все-таки решил успокоить себя, убеждая: «Такая же фифа, как и Люда-Шапка, только моложе»… но до конца не убедил.

* * *

— Серова-Залесского видели? — переспросила Оленька, пожалев, что не просмотрела в Интернете фотографии актера.

— Видел, — медленно ответил Серый Волк, глядя на Красную Шапочку янтарно-желтыми глазами. — С утра в зеркале, когда зубы чистил.

И, заметив недоуменный взгляд девушки, пояснил:

— Вообще-то Серов-Залесский — это я.

К такому Красная Шапочка была совершенно не готова. Ее Внутренняя Богиня, на мгновение высунувшая было голову, с возгласом «ой, е!» спряталась обратно; Разумей Занудович тоже отсиживался где-то невесть где. А Девочка-девочка только таращилась на Волка и улыбалась.

Пришлось Красной Шапочке действовать самой, но не успела она и слова сказать, как Волк ее опередил.

— Вы, наверно, по поводу интервью? — спросил он. — Алина Борисовна, я правильно запомнил?

— Нет, — выдавила из себя Красная Шапочка. — То есть запомнили-то вы правильно, но я не она.

— Не понял, — Волк вытер лапу о джинсы и задумчиво почесал затылок.

— Я ее дочь, — пояснила Красная Шапочка. — Матушка приехать не смогла, меня послала. Я на журналистике учусь и…

— И ваша Матушка сочла, что это будет неплохой практикой, — закончил за нее Волк, а Красная Шапочка внезапно подумала: интересно, а Матушка вообще знала, что Серов-Залесский — Волк?

Впрочем, в наше толерантное время к таким вещам относятся куда проще. В конце концов, волки, равно как и прочие зооморфы, коих в мире Красной Шапочки хватало с избытком, взять ту же Плотву или однокурсника Борю, по сути своей являвшегося Жеребцом, — такие же люди, в смысле, разумные существа, как и самые обычные хомо сапиенсы, только и того, что внешне немного отличаются.

И тут пришедшая в себя Внутренняя Богиня приподняла голову и шепнула:

— А что все-таки такого? Он же такой кра-аса-авчик…

И это, кстати, являлось чистейшей правдой. Волк действительно был чертовски привлекателен, с поправкой на то, что он — Волк. Высокий, хорошо сложенный, с приятной, открытой мордой и блестящей серой шерстью, а главное — с совершенно чарующими глазами, чей цвет менялся от золотистого до темно-янтарного.

Красная Шапочка сама не заметила, как покраснела, а вот Волк тут же заметил, но виду не подал, лишь слегка улыбнулся.

— Я жду ваших вопросов, — напомнил он спокойным тоном. — Вам удобнее здесь, или пройдем в вагончик?

— З-здесь, — запнувшись, проговорила Красная Шапочка.

Матушка с детства приучила ее не ходить в вагончики с незнакомыми волками. Не то чтобы Красная Шапочка не доверяла Серову-Залесскому, хотя с чего ей ему доверять, скажите на милость, но…

Но порядок есть порядок.

Красная Шапочка извлекла из сумочки планшет, включила его, открыла файл, присланный Матушкой, параллельно нажав кнопку на встроенном диктофоне. Что там заготовила Матушка?

Тут ее ждал неприятный сюрприз: присоединенный к письму файл открылся в виде каких-то непонятных закорючек, которые высоколобые айтишники именуют кракозябрами. Что за…

Серый Волк моментально заметил, что у его интервьюера возникли затруднения:

— Что-то случилось? — спросил он, заходя сбоку. — Могу я чем-нибудь помочь?

— Нет… Да… — Красная Шапочка беспомощно показала Волку планшет. — Вот.

Волк уткнулся носом в экран и хмыкнул:

— А в каком текстовом редакторе ваша Матушка набирала вопросы, вы не в курсе?

— Что? — Красная Шапочка не то чтобы не знала, что такое текстовый редактор, просто не думала, что они бывают разные.

— Тут кодировка слетела, — пояснил Волк. Он вновь вытер лапы о штаны, после чего забрал у Красной Шапочки планшет и принялся быстро работать на клавиатуре. — Ничего, сейчас разберемся.

Говорил он так уверенно, что у девушки отлегло от сердца. Ненадолго — меньше чем через минуту Волк чертыхнулся:

— Проклятые китайцы, ничего сделать толком не могут.

«Между прочим, у нас оригинальный Эппл!» — возмущенно пискнула Внутренняя Богиня, но Красная Шапочка не стала озвучивать это смелое заявление.

— Вот что, — сказал наконец Волк, отдавая Оленьке планшет, — давайте вы мне сбросите список вопросов на электронную почту, а я отвечу. Идет?

Красная Шапочка неуверенно кивнула, а затем спросила:

— А как же интервью?

— А спросите то, что интересно вам лично. — Волк подчеркнул слово «вам» точно так же, как это сделал только что я, но с помощью интонации.

«Ух ты, а что мне интересно?» — мысленно обратилась Красная Шапочка к своему подсознанию, и Разумей Занудович наконец-то откликнулся:

— «Говори умно, враг подслушивает», — сказал Станислав Ежи Ленц. И ты тоже не глупи.

— Сколько вам лет? — спросила Оленька и услышала, как в подсознании «крякнул» Разумей, выказывая свое неудовольствие.

Волк покосился на нее, как ей показалось, с укоризной:

— Судя по тому что написано на сайте «Кинопоиск. Ру», ровно тридцать, — сухо ответил Волк и подумал: «Жалко, такая милая девушка, а задает удивительно дурацкие вопросы».

«Что за глупости я спрашиваю? Вот советовал же Разумей Занудович кинопоиск юзать, а не Плотву», — подумала Красная Шапочка с тоской. Что там возраст, ее подруга, интеллектом не превосходящая свою водоплавающую тезку, даже не предупредила ее, что Серов-Залесский — Волк!

— А почему вы решили стать актером? — задала она вопрос, показавшийся ей более интеллектуальным.

— А я с детства увлекался театром и кино, — пояснил Волк. — Всегда мечтал сыграть в каком-нибудь классическом произведении…

— Вроде «Сумерек»? — оживилась Красная Шапочка.

Волк скривился, словно кислое яблоко надкусил:

— Вроде «Лолиты» или «Отелло», — сказал он, и в его глазах промелькнула тоска. — Глупости все это. Какой из волка Гумберт? И что бы делал волк-Отелло с Дездемоной? Загрыз?

Для Красной Шапочки все эти имена были не столько незнакомы, сколько далеки, все-таки в ее институте литературу преподавали неплохо, и на каждом курсе приходилось сдавать экзамены. Но самостоятельно классикой Оля интересовалась примерно с таким же энтузиазмом, как ядерной физикой или погодой в Мозамбике.

— Но вы же снимались в Голливуде, — решила сменить тему Оля. — У самого Бекмамбетова, в мистической саге «Полночь»! А потом сыграли роль в «Священной книге оборотня» генерала Волкова, главную роль, и были за эту роль отмечены…

— Ага, — зевнул Волк, прикрывая рукой пасть. — Бекмамбетов, конечно, прекрасный режиссер, но «Полночь», откровенно говоря, очень проходной проект. И, если честно, на роль генерала Волкова меня взяли исключительно из-за внешности. Так сказать, сэкономили на гриме.

— Но награды Киноакадемии… — не сдавалась Красная Шапочка.

Волк только махнул лапой.

— Вы видите, кому эта Киноакадемия дает свои награды? «Оскар» для Дженнифер Лоуренс^[3], по-моему, достаточный повод, чтобы стыдиться самого факта номинации на эту статуэтку.

Внутренняя Богиня вскочила, гневно затрепетала крылышками и возопила:

— Дженнифер Лоуренс прекрасная актриса!

— Дженнифер Лоуренс прекрасная актриса! — повторила вслед за ней Красная Шапочка.

Волк иронично поднял бровь:

— Вы так считаете? — спросил он. — Я, конечно, сам всего лишь подмастерье в нашем ремесле, но у Дженни актерская игра на уровне селедки.

«Как интеллект у Плотвы», — с ехидством заметил Разумей Занудович. Красная Шапочка мысленно шикнула на него и продолжила:

— Миллионы зрителей не могут ошибаться!

— Знаете, сколько народу смотрит порно или рестлинг? — спросил Волк. — Миллионы миллионов. Но мы почему-то не считаем эти жанры квинтэссенцией искусства.

— Какой же вы зануда… — выпалила Красная Шапочка, и, сообразив, что ляпнула, стала пунцовой, как ее собственная шапка.

— Ага, — кивнул Серый Волк. — Зануда, педант, лесной тролль и фигов юморист. От таких, как я, стоит держаться подальше. Особенно девушкам со сказочной внешностью.

И взглянул прямо в глаза Красной Шапочке, да так, что у ее Внутренней Богини подкосились ножки и засверкали крылышки.

Красная Шапочка неуверенным движением выключила диктофон. В ее душе царило смятение, девушка не могла понять, что происходит. Ее бесило то, что говорил Серов-Залесский, но этот его взгляд… от него хотелось варить носки и стирать борщи, короче, делать все то, что в обычном состоянии и в голову Красной Шапочке не пришло бы.

— Знаете… — сказала она. — Я, наверно, пойду.

— М-да, короткое интервью вышло, — заметил Волк. — Вы вопросы-то скинуть не забудьте.

Он подошел ближе:

— Вот что, давайте я сам сброшу, — сказал он, снова забираяу нее планшет. — У меня почтовый адрес сложный, вы ошибиться можете.

— Вы меня совсем за дурочку считаете? — возмутилась Красная Шапочка, пытаясь отнять у Волка планшет. — Только потому, что мне, как и миллионам зрителей, нравится Дженнифер Лоуренс? Может, вы просто завидуете ее успеху?

Этот внезапный и решительный отпор заставил Волка на мгновение опешить; неизвестно, чем бы это кончилось, если бы на сцене не появился еще один персонаж нашей с вами сказки…

Глава 3. Как зажигаются звезды, или Сказ о том, как Красная Шапочка окунулась в мир киногрез

— Вовчик, ты дома? — раздалось из-за вагончика, и на полянке появился новый для Красной Шапочки персонаж.

С точки зрения девушки, выглядел мужчина вполне респектабельно и, выражаясь привычным ей языком, вообще был «такой ми-илый». Возможно, несмотря на значительную разницу в возрасте, он мог бы даже поразить сердце юной красавицы, но в вышеупомянутом органе уже нагло расселся Серый Волк и, по всей видимости, не был склонен пускать туда кого бы то ни было еще. Во всяком случае, появление нового персонажа утихомирило грозивший разгореться между нашими героями конфликт, а кроме того, имело еще одно неожиданное последствие.

— Вовчик, — заявил мужчина, выходя из-за вагончика, — я тут вот что подумал по поводу нашего сценария…

Тут донельзя деловой взгляд Льва Львовича наткнулся на Красную Шапочку, и режиссер остановился, как вкопанный.

— Красная Шапочка, — пробормотал режиссер с оторопевшим видом. — Настоящая.

— Мы знакомы? — спросила Красная Шапочка, прижав к груди клатч. Она была уверена, что не знает прибывшего; такого симпатичного импозантного мужчину она бы не забыла. Может, это кто-то из преподов, читавших лекции на первых парах, когда Оленька откровенно клевала носом? Мужчина показался ей смутно знакомым.

— Вовчик, ты чудо! — оторопь Льва Львовича прошла за время, меньшее, чем потребовалось Красной Шапочке для того, чтобы элегантно взмахнуть намаксфакторенными ресницами. — Ты где ее нашел?

— Она приехала брать у меня интервью, — с ленцой ответил Серый Волк. — Вы сами давали разрешение, на той неделе, помните?

— Из «Каравана», что ли? — уточнил режиссер, и, не дожидаясь ответа, буквально подлетел к Красной Шапочке, как вышеупомянутый Купидон. — Простите, вы так молоды, а уже работаете в столь солидном издании…

— Я не работаю, — ответила Красная Шапочка, краснея. — Меня Матушка послала.

Мужчина недоуменно посмотрел на Волка. Тот вздохнул и пожал плечами:

— Это дочь Разумовской, — поспешил уточнить он. — Звезда полужелтой прессы не смогла прибыть лично, но прислала дочь, которая учится на факультете журналистики, молодой талант, так сказать… — при этом Волк как-то странно покосился на планшет Красной Шапочки, который неведомым образом оказался у него в лапах, и это заставило девушку покраснеть еще гуще.

— Так вы дочка Алечки! — расплылся в улыбке мужчина. — То-то мне показалось, будто я вас знаю. Теперь понятно, откуда у вас убойное очарование. Я был знаком с Алечкой лет двадцать назад; ей тогда было не больше, чем вам сейчас, да и я был… — режиссер вздохнул, на его лице появилось тоскливое выражение, — так молод…

— Вы и сейчас еще не старый, — ляпнула Красная Шапочка. — В смысле, вы прекрасно выглядите! Хоть в кино, хоть на обложку журнала…

— Вы мне льстите, — отмахнулся мужчина. — Простите, не представился: Брюковкин, Лев Львович, можно просто Лев. Я режиссер фильма, в котором сейчас снимается Вовчик.

И хоть Красная Шапочка не шибко разбиралась в выражении лиц, на лице у режиссера было явственно написано: «Могу дать интервью. Безвозмэздно, то есть даром».

Но тут настроение режиссера вновь сделало крутой поворот, что случалось с ним, надо полагать, постоянно.

— Вы меня совсем заговорили! — воскликнул он. — Девушка, просто вы внешне настолько… просто вы ну идеально… — подойдя вплотную к Красной Шапочке, Брюковкин жадно вгляделся в ее лицо. — Вот что, вы хотите сниматься в кино?

Внутренняя Богиня Красной Шапочки, с интересом прислушивавшаяся к разговору, при слове «кино» засияла и затрепетала крылышками. Судя по всему, ей это предложение пришлось по душе.

Перед мысленным взором тут же расстелилась красная ковровая дорожка, на которую посыпались лепестки роз.

— В кино? — зачем-то переспросила Красная Шапочка. — А я разве смогу?

В общем-то, данный вопрос показывал, что здравый смысл хоть и не числился в списке субличностей, все-таки был не чужд нашей героине. В ответ режиссер энергично закивал:

— Сможете ли вы? — он схватил девушку за руку. — Да вы просто идеальная Красная Шапочка! В каждом вашем жесте, в каждом движении…

— В общем-то, меня так с детства называют, — вновь зарделась девушка. Про себя она думала, что очень хорошо, что сегодня не пожалела тональника — авось смущение останется не замеченным.

Услышав про роль в кино, Волк издал какой-то сдавленный звук, но ни режиссер, ни сама девушка не обратили на это внимания.

— Тем более! — режиссер, как и многие по-настоящему творческие личности, вошел в состояние эйфории. Вообще говоря, эйфория для творческого человека состояние столь же естественное, как вода для дельфина. Дельфин, в отличие от рыб, дышит атмосферным воздухом, но без воды долго не проживет; так и человек творческий без состояния эйфории зачахнет, как гладиолус, оставленный на попечение убежденного холостяка. — Вы учитесь? Работаете?

— Учусь, — ответила Красная Шапочка. — Но сейчас у меня каникулы…

— Конгениально! — Лев Львович по-дирижерски взмахнул руками. — Значит, у вас есть немного свободного времени?

— Ну… да, — Красная Шапочка, откровенно говоря, была несколько обескуражена. С одной стороны, согласиться на предложение режиссера означало поставить на отдыхе в каникулы жирный крест; с другой — ну кому в ее возрасте не хотелось стать кинозвездой? Внутренняя Богиня вытащила откуда-то кипу глянцевых журналов и потрясала перед внутренним взором Красной Шапочки разворотом с фотографией Евы Грин^[4]; Разумей Занудович напялил на нос пенсне, обложился пыльными томами с надписями на корешках вроде «КЗОТ РФ», «Должностные обязанности кинозвезды» и тому подобными и забубнил себе под нос малопонятную ахинею, щедро пересыпанную терминами вроде «ненормированный рабочий день», «плавающий график съемок» и т. д. — А сколько это займет времени?

— Мы рассчитываем уложиться в два месяца, — ответил режиссер. — Часть сцен уже снята, некоторые теперь нуждаются в пересъемке, а если будет нужно, мы сдвинем график…

Разумей тут же вскинул голову:

— «Фильм — не кусок жизни, а кусок пирога». Сказал Альфред Хичкок. Надо соглашаться.

Внутренняя Богиня продолжала тыкать фотографией соблазнительно лежащей на оттоманке Евы.

— Опять «заодно и сэкономим», да? — подал голос Серый Волк.

— Много ты понимаешь! — отмахнулся режиссер. — Ты только посмотри на нее, она же прирожденная инженю! Как раз такая Красная Шапочка, о которой я мечтал… К тому же она дочь Алечки, а у той несомненный талант к актерству. Такие спектакли закатывала, мама не горюй! Да за них деньги можно было брать!

На морде Волка появилось скептическое выражение, но он промолчал.

Внутренняя Богиня Оленьки получила еще один решительный аргумент — съемки — это, кроме всего прочего, законный повод быть в компании Серого Волка. И хоть эта бюрократка с крылышками и не одобряла выбора хозяйки, как начальник отдела амурных дел оной, она поставила на решении Красной Шапочки резолюцию «принять».

— Ну… я согласна, — неуверенно сказала Красная Шапочка. — А что надо делать?

Режиссер вытащил планшет:

— Вы могли бы подъехать завтра пораньше, скажем, часам к двум?

— Ночи? — изумилась Красная Шапочка.

— Что вы, конечно, утра, то есть дня, — поспешил успокоить ее режиссер. — Мы сделаем кинопробы, может, что-то отснимем, а потом…

Волк кашлянул в кулак.

— Чего тебе? — раздраженно спросил Брюковкин.

— Ничего, — ответил Серый. — Что-то горло запершило.

Он втянул носом воздух:

— Вы, никак, одеколон поменяли, шеф? — спросил он с невинной мордой, но режиссер отчего-то смутился.

— Мгм, — Красная Шапочка постаралась привлечь к себе внимание, так как Внутренняя Богиня внезапно испугалась, что о ее подопечной забудут. — Я подумала, что могу. Хорошо?

«А вставать тебе, милочка, рано придется», — напомнил Разумей Занудович, но Внутренняя Богиня шикнула на него:

— Не мешай делать карьеру. Таких шансов бывает два-три в жизни, и то не у всех.

— Я вам сейчас сценарий сброшу, — кивнул Брюковкин. — Ознакомьтесь и завтра не-пре-мен-но приезжайте. Хотя что же мы на «вы». Приезжай.

— Шеф, я ей сам сброшу сценарий, — вклинился Волк. — Вместе с интервью. У нее какой-то странный текстовый редактор, вместо текста выдает ахинею.

— Только ты уж с этим не медли, — ответил режиссер, и тут у него зазвонил мобильник. — Я сейчас, никуда не уходите.

— Вы считаете, что я не справлюсь? — налетела на Волка Красная Шапочка, когда режиссер скрылся за углом фургончика.

Волк пожал плечами:

— Нет, почему вы так решили?

Он протянул Оленьке ее планшет, и когда ладошка девушки коснулась лапы Волка, он едва не уронил планшет, а Красная Шапочка почувствовала приятный жар.

— Мне показалось, что вы отговаривали режиссера от того, чтобы взять меня на роль, — эти слова подсказала Красной Шапочке Внутренняя Богиня. Хотя тон ее был скорее ласковым от смущения.

— Вам показалось, — приподнял бровь Волк. — А если быть совсем уж откровенным, то я с Львом Львовичем совершенно согласен — инженю вы просто прирожденная.

— Мне почему-то кажется, что вы меня обидеть хотите! — девушка выключила планшет и нервно щелкнула замком клатча. — Так вот…

— Да ни капельки, — обезоруживающе улыбнулся Волк. — Наоборот. Я считаю, что ту же Беллу вы сыграли бы лучше, чем Кристен Стюарт.

От этих слов Внутренняя Богиня Красной Шапочки тут же снова засияла, Разумей Занудович попытался было что-то сказать, но махнул рукой и отправился на боковую.

* * *

Тем временем вернулся режиссер, сияя, как налобник диггера во тьме столичного андеграунда.

— Народ, у меня хорошие новости, — заявил Брюковкин, улыбаясь в тридцать два голливудских зуба. — Я сейчас еду к продюсеру, кажется, у него появились де… — он покосился на Красную Шапочку, — …льные мысли по поводу нашей работы! Подождите. — Достав телефон, режиссер сделал несколько фотографий Оленьки. — Буду убеждать его в необходимости смены главной героини.

— Как в прошлый раз? — поинтересовался Волк с совершенно невинным видом.

— Нет, на этот раз, наверно, уже точно, — ответил режиссер как-то не совсем уверенно.

Волк приподнял бровь. «Наверно, он лично знаком с Аланом Рикманом^[5], — подумала Красная Шапочка, — иначе откуда научился так точно ему подражать?» В детстве «Гарри Поттер» был любимым фильмом Оленьки; она даже мечтала, что по достижении одиннадцатилетия к ней прилетит сова с письмом, а потом еще лет пять была уверена, что птица просто заблудилась, но вот в этом году уже точно…

Режиссеру снейповское выражение серой морды совершенно не понравилось:

— Так, Вовчик, попрошу без твоего вечного пессимизма! — строго велел он.

— Я не пессимист, а хорошо информированный оптимист, — ответил Волк, пожимая плечами.

— Ты у меня сейчас станешь хорошо инструктированным пессимистом! — не сдержался режиссер, но затем взял себя в руки: — Вовчик, ну ты же сам видишь, у нас гениальный сценарий, голливудская звезда в главной роли, оператор…

Волк продолжил:

–…оператор — гений, гример — чудотворец и режиссер — светило отечественного кинематографа. А теперь еще и прирожденная инженю. И у нас получится самый лучший фильм.

— Ты опять иронизируешь? — на всякий случай уточнил режиссер. Волк отрицательно покачал головой:

— Я серьезен, как Гобсек при появлении денег, честное слово.

Почему-то упоминание о Гобсеке заставило Брюковкина уткнуться в телефон и читать пришедшую эсэмэску:

— Вовчик, ты кого хочешь, заболтаешь! В общем, я побежал, — режиссер повернулся к Красной Шапочке: — Значит, договорились, завтра к двум жду на кинопробы. Ну, бывайте!

И, лихо, по-кавалерийски, развернувшись на каблуках, исчез за вагончиком. Волк вздохнул:

— Вот так всегда. Если бы энтузиазм Льва Львовича удавалось бы конвертировать в валюту, я был бы богаче любой звезды Голливуда… Вас подбросить до дома?

«Конечно, подбросить!» — безапелляционно заявила Внутренняя Богиня.

«Он имеет в виду, на мотоцикле», — заметил Разумей Занудович, до того мирно перечитывающий какую-то статью в брошенном Внутренней Богиней журнале.

«На мотоцикле?! — глаза Внутренней Богини расширились, как у анимешных героинь, заняв пол-лица, но внешней привлекательности при этом она отнюдь не потеряла. — На мотоцикле ездить нельзя! Это же смертельно опасно!»

«Полмира ездит, и ничего», — уточнил Разумей, но спорить с Внутренней Богиней было столь же эффективно, как ловить рыбу на Ледовой арене.

«Мне на полмира плевать с небоскреба в Москва-Сити. Там дорога! И машины! Многотонные, гигантские, мчащиеся со скоростью в сотни километров в час куски металла! Многотонные!!! — трепеща хрупкими крылышками, Внутренняя Богиня взвилась в воздух на высоту, на которой ее балетки оказались аккурат на уровне носа оппонента. — Гигантские!!! Смертоносные!!!»

Разумей Занудович пожал плечами:

«В конце концов, нас ждет машина», — примирительно заметил он.

— Меня машина ждет, — ответила Волку Красная Шапочка и вдруг добавила: — Как-нибудь в другой раз, хорошо?

— Как хотите, — поскучнел Волк. — Интервью я по почте отправлю.

— И сценарий, — напомнила Красная Шапочка.

— Угу, — ответил Волк. — Давайте я вас до выхода проведу, а то еще заблудитесь…

— Мне не десять лет, и тут не дремучий лес, — фыркнула Красная Шапочка. — Как-нибудь найду дорогу.

— Как хотите. — Расстроенный Волк едва удерживался от того, чтобы дотронуться до девушки, и поэтому убрал обе лапы за спину и сцепил их. — Ну, до завтра тогда.

— Угу, — сказала Красная Шапочка. — До завтра.

«…а мог бы и настоять на своем», — ехидно заметила Внутренняя Богиня, когда Красная Шапочка в гордом одиночестве отправилась по тропинке между декораций.

Красная Шапочка, если честно, хотела именно этого — чтобы Волк настоял на своем, и она бы получила возможность сидеть за спиной Волка, держась за кожаную косуху и ощущать бьющий в лицо ветер… Но не все желания юных девушек сбываются, увы, увы…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Колумни́ст — автор, единолично ведущий колонку в каком-либо издании, либо являющийся одним из нескольких постоянных авторов этой колонки.

2

Клуб «Красная Шапочка» предлагает мужской стриптиз.

3

Дженнифер Лоуренс — американская актриса. Самая яркая роль в фильмах «Голодные Игры».

4

Ева Грин — французская актриса. Стала известной после фильма «Казино Рояль».

5

Алан Рикман — знаменитый английский актер. Лауреат практически всех кинопремий, кроме «Оскара».