Запасной козырь

Олег Рой, 2019

Олег Рой – популярный писатель, сценарист и продюсер. Его книги читают по всему миру люди разных поколений, ведь автор умеет подобрать свой ключ к сердцу каждого. Секрет его успеха – в динамичных сюжетах, полных неожиданных поворотов, в глубоком психологизме и в верности следования вечным ценностям. Книги Олега Роя – это гид по лабиринту изменчивой судьбы. Когда ты еще очень юн, кажется, что любые вершины тебе по плечу и ничего не страшно. Так было и с Борисом, пока он не попал в бойцовский клуб, и тут началась совершенно иная жизнь. История, полная опасностей и приключений, со спецслужбами и террористами, любовным треугольником и счастливым финалом.

Глава 2

Клык уже ждал у входа, покуривал, лениво прислонившись к стене. Но едва завидел братьев, даже сигарету выронил:

— Стоп, ребятки! Что-то у меня сегодня в глазах двоится, — усмехнулся он, движением руки останавливая приближающихся парней. Те, переглянувшись, засмеялись. Дело привычное: каждый, кто впервые видел их вместе, приходил в легкое замешательство. — Подождите! — прищурился Клык. — Молчите! Оба. Я должен сам догадаться, кто из вас мой боец, — медленным, цепким взглядом он обвел обоих. — Ха! Элементарно, Ватсон! Вот ты, в кроссовках, Борис. Попал?

Братья синхронно кивнули.

— Значит, брата привел? Неужели тоже к нам хочет? — Клык переводил взгляд с одного на другого. — Да нет, что-то не похоже. Сдается мне, не шибко ему у нас тут нравится.

— Это Глеб. — Борис хлопнул брата по спине. — Он так, за компанию, увязался. Если не помешает, конечно. Художник он у меня. Порисовать хочет. С натуры вроде как.

— Ну натура у нас тут богатая, — ухмыльнулся Клык. — Пусть рисует. Места всем хватит. Сам-то как? — переведя взгляд на Бориса, он опять прищурился, словно отыскивал какие-то только ему самому ведомые признаки: в форме боец или не очень.

— Я-то всегда готов! — отрапортовал Борис. — А ты? Договорился? Ну насчет меня? Я буду сегодня драться? — глаза его вспыхнули азартным блеском, он даже ногой притопнул и сумкой взмахнул, точно под облака ее забросить собирался.

Клык укоризненно покачал головой:

— Спокойно, спокойно. Совсем не обязательно орать о наших делах на всю улицу… Нет, я пока не разговаривал… да не прыгай ты, как уж на сковородке. Сперва надо было на тебя взглянуть, мало ли. Мог ведь и передумать, или знаешь, как бывает? На словах человек готов, а поглядишь — и ясно, что все мысли только про то, чтобы сбежать подальше. Какой из такого боец? Но ты, смотрю, действительно готов. Теперь можно и с начальством переговорить, раз ты меня не подведешь. Заходите, ребятишки!

Борис было направился к знакомой двери под табличкой «Спортивный клуб «Дружба»», но Клык придержал его за плечо:

— Нет, Боря, нам не сюда. Двери в настоящую мужскую жизнь — они, знаешь, без вывески.

Мотнув головой, он шагнул к неприметной двери неподалеку — железной, в струпьях облупившейся краски и ржавых потеках. Возле нее дежурил здоровяк в тренировочном костюме. На бритой голове резко выделялись многочисленные шрамы, из-под фуфайки виднелась часть татуировки — обвивающий мускулистую шею парня хвост не то змеи, не то дракона.

— Это со мной, — бросил Клык, едва замедлив шаг.

Неожиданно проворно для своей комплекции и кажущейся флегматичности здоровяк повернулся, замок щелкнул, и ржавая дверь распахнулась — мягко, без ожидаемого лязга, почти беззвучно. Облицованный розовато-серым мрамором недлинный коридор казался просторнее из-за зеркального потолка, в котором отражались вмонтированные в пол светильники. Коридор упирался в еще одну дверь — явно бронированную. Клык провел по электронному замку извлеченной из кармана картой, дверь коротко пискнула и уехала в стену.

Стал слышен отдаленный шум: возгласы, крики, надрывный женский смех, топот ног, даже звон стекла.

Клык тронул Бориса за локоть:

— Братца твоего я где-нибудь в уголочке пристрою, чтоб глаза никому не мозолил. А ты давай со мной, в тренировочный зал. Переодевайся, разминайся, ну сам знаешь. Только учти, с тобой пока еще ничего не решено. Как Босс скажет, так и будет. Даст «добро», станешь сегодня драться, ну а нет — отложим твое свидание с судьбой до лучших времен. Кстати, о лучших временах. У тебя выпускной-то вечер когда? — Он оглянулся на Глеба. — В смысле, у вас.

— Послезавтра, — коротко доложил Борис, жадно вглядывавшийся в полуоткрытую дверь поодаль — оттуда несся тот самый гомон, и даже можно было разглядеть мелькавшие над возвышением ринга блестящие от пота торсы борцов.

Клык усмехнулся:

— Что, уже бьешь копытом, рвешься в бой? А если тебе сегодня личико-то разукрасят? Как на гулянку пойдешь?

— Подумаешь! — фыркнул Борис. — Ну припудрюсь. Или, — он тоже ухмыльнулся, — маску карнавальную напялю, вроде как для веселья.

— Маску Супермена? — подхватил шутку Глеб, но голос его звучал мрачновато.

— Буратино! — буркнул Борис, облизнув внезапно пересохшие губы.

— Ну смотри, физиономия твоя, — равнодушно согласился Клык. — А то еще не поздно назад отыграть.

— Назад только раки пятятся, — резко выдохнул Борис. Глаза его из-под нахмуренных сосредоточенно бровей глядели остро, чуть ли не зло. Ноздри слегка раздулись, чуя дыхание близкой схватки: резкий запах «адреналинового» пота, чуть разбавленный подвальной сыростью, алкогольными парами и табачным чадом. Запах настоящей — взрослой! — жизни, доселе запретной и недосягаемой. Сегодня, сегодня он в нее шагнет. Да что там шагнет — окунется. Станет ее частью, нет, не частью — хозяином. Теперь это будет его собственная жизнь. И на пути к ней он разнесет в пыль любую помеху… Или его разнесут… Ну нет, этого не случится, не может случиться!

Кулаки его непроизвольно сжались, на плечах, руках, спине, шее прокатились в предвкушении схватки мускулы. В голове зашумело.

Эх, жалко, Аленка его сегодня не увидит! Хотя она, наверное, пришла бы в ужас, поэтому так даже лучше. Потом он просто поставит ее перед фактом. Свершившееся обсуждать бессмысленно и глупо. Тем более что он ведь не просто так — он заработает, наконец, денег. Пусть с официальной точки зрения он еще пацан — ха, как же! Мальчишка от взрослого мужчины чем отличается? Тем, что сам решает проблемы. Он принесет кучу этих дурацких денег, и это сразу решит массу проблем. Первым делом — снять для них с Аленкой какое-нибудь жилье. Нельзя ей оставаться со своей семейкой — это ж не дом, это притон какой-то. И Борис, как полагается взрослому мужику, сможет наконец вытащить оттуда свою девушку. Потом… потом — родители. В первую очередь — мать. Можно будет прямо у нее спросить: сколько ты получаешь в своей конторе, где из тебя только что веревки не вьют? Сколько можно горбатиться на этих упырей? — он как будто слышал этот будущий диалог. И недоумение матери, и собственную уверенность: куда деваться, спрашиваешь? Для начала съезди в санаторий, отдохни. Вместе с отцом. На месяц, на два, на сколько нужно — не проблема. Ах на какие шиши? Пожалуйста, мамочка, вот, получи — все по-честному, заработанное. И костюм новый отцу купи, и себе чего-нибудь — деньги будут, я еще достану, не беспокойся.

Очнулся Борис от встревоженного братнина шепота:

— Ты чего, на ходу спишь? Ох, зря мы пришли, ты глянь, какие рожи, жуть, как в триллере каком-нибудь. Слуш, мож, пока не п-поздно, с-свалим от-тсюда? — Глеб от волнения даже заикаться начал, постукивая зубами, словно в ознобе. — И у тебя самого физия — брр. Как закаменел весь. И глаза стеклянные. Эй, братишка, ты…

— Не боись, — Борис растянул непослушные, точно резиновые губы в некое подобие ухмылки. — Вот увидишь, я их всех сделаю! Сделаю! Будет им небо в алмазах!.. А ты под руку не каркай, настрой мне не сбивай. Боишься, топай домой, не держу.

— Вот прям! Так я тебя, дурака, одного тут и оставлю! — Глеб слегка приободрился: оказывается, напугавший его стеклянный взгляд не просто так, а — настрой. Значит, братишка знает, что делает, и мешать ему не стоит. Впрочем, его все равно не переубедишь. Глеб и сам был такой. Ну или почти такой. Фамильная черта. Оба в отца пошли. Тот, как Ломоносов, в Москву пешком притопал. После детдома. Ему там направление в техникум по окончании восьмого класса выдали — типа вот твоя стезя, ползи и не рыпайся. А он рванул в большую жизнь. Добрался до столицы, а там не к бомжам подвальным прибился — подсобником на стройку. Спал в бытовке, потом угол в рабочем общежитии дали. В вечернюю школу пошел, затем в Строгановку. Там на такого абитуриента рты пораскрывали: сирота, лимитчик, после вечерней школы. Таких без блата только в тюрьму берут, а этот… А «этот», ко всему прочему, еще и чуть не всю Третьяковку в блокнотик перерисовал. Точнее, в одиннадцать альбомов. Вот и взяли. Поохали, поахали, но — взяли. Такой вот у них батяня — со стержнем внутри, как говорится. После, правда, он через стержень этот и жизнь свою наперекосяк своротил, но это уже к делу не относится.

— Ты пшикалку-то свою не забыл? — спросил вдруг Борис. — Здесь накурено, как в последней пивнушке, как бы астма тебя не скрутила.

— Ай, молодец! — Глеб сердито дернул плечом. — Вспомнил про брата. Вот вовремя! Про Аленку не вспомнил? Что она скажет, когда…

— Тц-ц! — Борис шикнул, приостановившись. — Когда надо, узнает, а пока смотри у меня! Да не дрейфь, я в порядке. Это они… ну они еще не знают, кого в берлогу пускают…

Нет, в нем не было ни самоуверенности, ни дурного, от непонимания опасности, щенячьего задора. Он просто знал, что победит. И сегодня, и завтра, и когда угодно. Потому что так, как он, не может никто. Борис и сам не понимал, откуда в нем взялась эта странная способность, но, когда он дрался, время как будто растягивалось, все вокруг становилось, как в замедленной съемке. Вот противник делает обманный финт, вот выходит на удар… Противнику кажется, что его движения молниеносны, и, собственно, так оно и есть. Но для Бориса эта «стремительность» превращается в цепочку стоп-кадров: щелк-щелк-щелк — разложенный на стадии обманный нырок, щелк-щелк-щелк — медленный, как полумертвый замах, потом удар… Рука «летит» сквозь вязкий плотный воздух… но Бориса в точке удара уже нет! Ушел. И не просто ушел — перегруппировался и поймал соперника на встречный удар. Упс! И не успевший ничего понять бедолага, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд, жадно хватает ускользающий воздух.

Борис никому, даже Глебу, даже Аленке, не рассказывал про свою странную способность. Боялся сглазить. Покопался, правда, в научных, спортивных и медицинских книжках, но так объяснения и не нашел. Попались, правда, описания нескольких похожих случаев, но что это за аномалия, откуда берется, и главное — насколько устойчива — этого ни спортивные, ни медицинские светила не объясняли.

Один такой спец предлагал что-то похожее на объяснение — про параллельные пространства: вроде бы человек движется сразу в нескольких «жизненных потоках», но осознает только один. Причем время в этих «потоках» (или мирах, Борис не очень понял) может идти с разной скоростью. По правде сказать, дальше Борис просто запутался в предлагаемой спецом теории, больно уж много в ней труднопроизносимых терминов было накручено. А может, он не так уж и старался разобраться — по той же причине, по которой никому ничего не рассказывал. Боялся спугнуть необъяснимый талант. Когда сороконожку из детской сказки спросили, откуда она знает, какой ногой шагать — она задумалась. И разучилась ходить.

Стать такой разучившейся ходить сороконожкой совсем не хотелось. Вдруг разобравшись в истоках «замедленной съемки», Борис утратит эту чудесную способность? Этого Борису совсем не хотелось. И он старался особо на этот счет не задумываться.

Единственное, что было любопытно — обладает ли сходной способностью Глеб? У них же все как в зеркале. Только одно зеркало вогнутое, другое выпуклое. Ну или как два автомобиля с разными рулями: у одного правый, у другого левый. Ездят вроде одинаково, но… Черт его знает, как сказать, маршруты, что ли, разные? Глеб-то, он ведь все в небо поглядывает, как будто земли под ногами не чует. Борис же на земле плотно стоит, ему по-другому нельзя. Он боец: задерешь голову к облакам или там к звездам — бац, в открытый подбородок и прилетело. Так что звездами любоваться — это разве что перед сном, в тишине и безопасности…