Чёрный дом

Олег Мальчихин

Сборник ранее публиковавшихся произведений.У детей, рожденных в девяностые, было особенное детство. Безработица, фальсифицированные выборы, бандитизм, капитализм, дефолт и многое другое. На обломках одной страны строилась другая. Черный дом – это сборник рассказов, показывающий изувеченные судьбы глазами беззаботного ребенка, который наивно верит в добро, правду и счастье взрослого мира. Но детство оказывается главным уроком в жизни, а юность экзаменом, который невозможно пересдать. Книга содержит нецензурную брань.

Шарлотка от Олега

— Тома, как думаешь, много людей у нас в городе против закрытия музыкальной школы? — Дина оторвалась от монитора.

— Я даже не знаю, — вопрос явно поставил маму в тупик.

— Если в процентах, то сколько? Навскидку.

— Ну, не знаю, примерно половина, может, больше, — помялась мама.

— Половины мало будет, а вот процентов семьдесят — в самый раз. Так и напишу, что опрос горожан показал, что семьдесят процентов против закрытия музыкальной школы и половина из них готова активно отстаивать свою точку зрения.

— Дина, ты хоть немного думать научись! — вмешался отец. — Ты хочешь сказать, что около двадцати тысяч готовы выйти на митинг за музыкалку? Откуда они возьмутся? Из шахт своих повылезают? Да им плевать, будет музыкалка или нет, главное, чтобы бар «Кедр» не закрыли и ГОК жил.

Отец недолюбливал Дину и не старался это скрыть, а даже, наоборот, пытался при любом удобном случае это показать. Она это чувствовала и даже побаивалась его. Проявлялось это во многом, например, называла она его «дядя» и на «вы», а мою маму она называла просто Тома. Хотя папа ей дядя по крови и к тому же он немного младше мамы.

— Дядь Коля, мне же нужно резонансную статью, — злобно огрызнулась Дина.

— Валеру Волкова убили, напиши про это. Вот будет резонансная статья, — чуть ли не прокричал отец.

— Коля, тише! — прибежала с кухни тетя Галя. — Не говори такие вещи громко! Хочешь, чтобы Динку тоже убили?

— Галя, ты очень большого мнения о ней, никому до нее нет дела. В городе идет другая война.

— Хватит вам, — влезла Динка. — Статью про закрытие музыкальной школы я напишу, а вот с кулинарной страничкой не знаю, что делать.

Год назад Дина поступила в университет на журналиста. Поступила на заочку. Тетя Галя настрадалась со старшей дочерью Наташей, когда та училась в университете очно. Потрачено было много денег и еще больше нервов. Причем Наташа активная, бойкая девушка, в отличие от Дины. Она никогда не корпела над уроками: с математикой и физикой помогал мой отец, с английским — моя мама. Остальное за пять минут сделает сама и убежит гулять с подружками. Вечером обманом отпросится у тети Гали на дискотеку, вернется к полуночи под ручку с каким-нибудь парнем. Студенческие годы Наташи выпали на самый разгар девяностых. Проблем было много. К концу первого курса выскочила замуж, к началу второго развелась. Тетя Галя то ли злилась, то ли жалела, но все равно всегда была недовольна Наташиной студенческой жизнью. Поэтому Дину она решила оставить при себе. Всю жизнь она хотела, чтобы в нашем роду кто-нибудь стал врачом, и вот ее родная дочка изъявила такое желание и тут же получила отказ. На врача заочно не учатся, а отпустить Дину одну она не смогла. Следующим кандидатом в доктора стал я. А в Дине, наверное, пропал великий, но очень злой и вечно недовольный доктор. Детства у Дины, по моему мнению, не было ни дня. Все школьные годы ее жизнь напоминала день сурка. Утром завтрак — кофе и бутерброд с маслом, сыром и колбасой. Примерно до часу, до двух она в школе. После прихода домой обязателен обед. После обеда, не теряя ни минуты, она запиралась в своей комнате делать уроки. Вся огромная четырехкомнатная квартира забвенно замирала. В голос говорить нельзя нигде, Диночке это мешает, про телевизор я вообще молчу. Примерно в девять вечера Дина заканчивала с уроками, ужинала, принимала ванну и шла спать. И так из класса в класс, из года в год. При этом она школу закончила с серебряной медалью. Если бы я посвятил все свое детство учебе, как она, то уверен, что у меня была бы золотая медаль. Гулять Дина ходила только с тетей Галей или с бабушкой. Подруг у нее не было. Отношений с мальчиками тем более. Хотя отец всегда говорил тете Гале, что Динка рано или поздно принесет в подоле, тихушница. В общем, тетя Галя не могла свое такое чадо отпустить одно в другой город в студенческую общагу.

Дина поступила на журфак заочно и осталась жить дома. Теперь учить можно было с утра и до ночи, даже не выходя из квартиры. Но так как наш городок маленький и слухи разлетаются быстро, про Дину узнали в газете «Городской рабочий» и предложили работу. После недели обсуждений с тетей Галей было принято сложное решение стать корреспондентом.

— Слушай, Олег, я придумала! — заявила за ужином Дина. — Давай я про тебя статью напишу? Про твою любовь к выпечке и про твои кулинарные данные.

— Вообще, я не люблю готовить. Потому что не умею, наверное, — воспротивился я. Хотя сам факт, что про меня напишут статью, мне понравился.

— Это вообще неважно, — Дина махнула рукой. — Мам, ты сделаешь завтра шарлотку? Я фотографа приглашу, мы фото для статьи сделаем Олега с шарлоткой, и все.

— Я еще не согласился! — опять возмутился я. — Точнее, я согласен, но мне не нравится, что за меня все решили.

— Ты еще не понял, что согласился, — отрезала Дина.

— Ты что ей позволяешь так разговаривать? — грозно наехал на меня отец. — Послал бы ее вместе со статьей. Тебе это надо?

— Коля, ну что ты!? — вступилась за Дину тетя Галя.

— Я ничто! Мать не воспитывает дочку, дядька будет воспитывать. Тоже мне пуп Земли нашлась. Ты завтра в футбол идешь играть с парнями? — обратился ко мне отец.

— Пока не знаю, — ответил я.

— Если в футбол не идешь играть, то на рыбалку пойдем.

Слово «рыбалка» для меня — синоним каторги. Отец был ярым фанатом рыбалки, и по определению таким должен был быть и я. Может, я бы и полюбил рыбалку, если бы она была в меру: посидеть с удочкой часок-другой. У отца рыбалка проходила гораздо насыщеннее. Часа в три ночи мы уже вставали, шли в навозник копать червей. С собой брали удочки, донку, спиннинги, лежень, сваренный прикорм, накопанных червей, запасные лески, крючки, блесна. Еще весла от лодки и рюкзак еды и воды. На рыбалке проводили весь день, часов до одиннадцати вечера. Меняли кучу мест за день: в одном месте шекелю наловим, в другом лещей, в третьем щук. Я почти весь день сидел в лодке с сонным видом. Иногда мы причаливали к берегу, где можно было немного размяться или даже побегать, пока отец не накричит, что я пугаю рыбу. Весь день я мечтал о дожде. Дождь мог стать спасением. Я был счастлив, когда начинал накрапывать дождь. Внутри меня начиналось безумие. Я молился всем богам о ливне, как крестьянин в засушливое лето. Отец вглядывался в тучи, оценивая продолжительность небесного плача. Я вглядывался в его лицо и ждал приказа о сматывании донки и удочки. Чаще бывало по-другому. Он, посмотрев на тучи, говорил, что дождь ненадолго и нет смысла уходить. Тогда я начинал опять молить всех богов о том, чтобы дождь прекратился. Мокнуть без пользы не очень приятное занятие. Моя сонливость и пассивность проходили только тогда, когда мы возвращались домой. Откуда-то появлялись силы грести. Я с остервенением отталкивался веслом от воды, каждый взмах весла приближал меня к дому. По дороге домой я становился веселым и разговорчивым. Отец, естественно, это замечал и его это забавляло.

— Не, я не в том плане, что мы в футбол не идем играть, мы с пацанами, если что, в лес за грибами собирались, — про лес я придумал на ходу. На рыбалку идти нет никакого желания. — А так мне пофиг, можно и сфоткаться для статьи.

— У тебя такая речь засоренная, это так стремно, — поспешила вновь поучить меня Дина.

— А у тебя не засоренная речь? — опять накинулся на Дину отец.

— Нет.

— Уверена?

— Уверена.

— А что такое стремно, знаешь?

— Это значит стыдно, некрасиво.

— Немного словарик полистай, журналистка. Стрем — это жаргонизм. Идут двое воровать, а третий на стреме остается, на шухере. Если кто пойдет, тот, кто на стреме, даст отмашку об опасности.

Отец так и продолжил прессовать Динку, а я спасся от рыбалки внезапным образом.

Утром тетя Галя испекла шарлотку. Горячая, пышная, аппетитная. Я смотрел на яблочный пирог, первый раз в жизни вкладывая в него смысл. Вот этот пирог такой красивый, душистый, аппетитный и такой ненастоящий. Испекла тетя Галя, а честь и хвала — мне.

Тетя Галя и мама закрылись в комнате и не подавали никаких признаков жизни. Пришел седовласый, невысокого роста фотограф. Седые усы придавали ему строгости, которой и так у него хоть отбавляй. Он долго не мог выбрать ракурс, цветовую гамму и что-то еще. Мне пришлось несколько раз переодеться, прежде чем его все устроило. Он сделал несколько снимков, и мы уселись пить чай. За столом он расхваливал меня и удивлялся, что я так вкусно испек пирог. Говорил, что мне обязательно нужно развивать свой кулинарный талант и идти учиться на повара или кондитера. От всего этого разговора мне было паршиво. Лучше бы на рыбалку ушел, чем такое шоу.

Через неделю вышла газета со статьей «Шарлотка от Олега» и моей черно-белой фотографией. Кроме того, что моим главным увлечением является спорт, правдивого в статье не было ничего. Не то что слова — даже буквы какие-то лживые. Мама с отцом смеялись над статьей и шутили на тему моих псевдокулинарных способностей. Несмотря на это, я схватил газету и отправился во двор хвастаться друзьям.

Серегу и Антона я нашел быстро.

— Читайте! — я сунул им газету.

— Я что, старпер какой-то — газеты читать? — Антон откинул газету.

— Там про меня написано! Читай, говорю тебе!

Серега взял газету и сразу разошелся диким хохотом.

— Мля, Антоха, я не могу! — продолжил заливаться смехом Серега.

— Шарлотка от Олега? Блин, надо пацанам показать! — Антоха тоже закатился гоготом.

— Что вы ржете как дебилы? — обиделся я.

— Олега, давай тебе кличку дадим, например, поваренок, пойдет? — продолжил подстегивать меня Серега.

— Не-не-не, лучше просто Шарлотка! — поддержал его Антоха, и оба залились еще пуще.

— Я тебе в зубы сейчас съезжу! — разозлился я.

— Отскочит, как нефиг делать! — уже не гогоча, оскалился Антоха.

— Ты заканчивай девчачьими делами заниматься, шарлотки всякие печь. Пугаешь меня временами, — вмешался Серега.

Конец ознакомительного фрагмента.