ЖИВОЕ СЛОВО

Олег Малеев

В сборнике представлено поэтическое творчество автора. Это и стихи, и песни, и даже былинные сказания. Тематика произведений очень широка – от простых общечеловеческих семейных ценностей, размышлений о сути человеческой природы до глубоких рассуждений о России, ее миссии, и, наконец, в завершающей части – цикл стихов, которые можно назвать «Путь человека к Богу». Эта завершающая часть сборника и дала название всей книге «Живое Слово».

НАД ПРИТИХШЕЙ ТАЙГОЙ

Таёжный вальс

Ковш Медведицы над головой.

Щебетанье разбуженной птахи.

Песнь костра. Диск луны золотой.

Перебор опьяненной гитары.

Мы свихнулись с ума в суете.

В этой вечной погоне за благом.

Как порой не хватает нам всем

Таежных костров и палаток.

П-в: Тихо льется мотив

Над притихшей тайгой,

И тепло разливается

В мышцах уставших.

Песнь костра будит в нас

Философский настрой,

И Природа сама

Нас себе возвращает.

Звезды плавно танцуют свой вальс

В поднебесье, в немыслимых далях,

Под несложный аккомпанемент

Земной шестиструнной печали.

Как не хочется снова назад

Возвращаться под визг электрички,

В суету, лязг, крик, копоть и смрад,

В коробку бетона под крышей

.

П-в: Тихо льется мотив

Над притихшей тайгой,

И тепло разливается

В мышцах уставших.

Песнь костра будит в нас

Философский настрой,

И Природа сама

Нас себе возвращает.

Январь 1989 года

Осенний вальс

Желтый лист над парком городским плывет.

В отблесках заката вспыхнул небосвод.

Желтый лист слетает,

Пару выбирает

И ложится плавно у любимых ног.

Желтый лист по танцплощадке кружит ветерок,

И то тут, то там сверкает желтый огонек.

И от пары к паре

Желтый лист порхает,

Всем передавая легкий свой восторг.

В воздухе прохладном звуки вальса ввысь плывут.

Журавли его на крыльях в летний зной несут.

А на танцплощадке,

Старенькой, дощатой,

Пары зачарованно по осени плывут.

Август 1989 года.

Закат

— Закат…

Природа творит чудеса!…

— Подумаешь! Всё как всегда!

— Взгляните, какие тона!

— Да те же, что были вчера.

— Вы это серьезно?

— А что?!

— Да так, в общем-то, ничего.

Да так, в общем-то, ничего.

Так, в общем-то, ничего…

Здесь неуместны слова.

Они не достойны Творца.

Они видят в красках холста

Лишь неизбежность конца.

Как беден и скуп наш язык,

Смотря на Закат, я постиг.

Как многого нам не дано.

Не спорь, ради Бога, не спорь.

Давай просто так помолчим,

Растаяв, как Солнца Лучи

В небесной тиши облаков,

В плену Детских Сказочных Снов…

3 октября 1991 года.

Причал Печали

Крылом срезая гребни волн,

резвятся чайки.

На берегу врос в камни челн,

как знак печали.

Вошел он в этот тихий порт,

уже смеркалось.

Как в шторм накренился на борт…

и встретил старость.

Забытый всеми помнил он

лихую юность,

Когда борясь с крутой волной,

возил он грузы.

Когда свирепая волна

швыряла в пропасть,

Скрипя бортами, он взмывал

чтоб ухнуть снова!

Стрелою вверх! Под облака!…

И камнем в воду!…

Искрятся брызги. Жизнь легка!…

Где ж эти годы?

Крылом срезая гребни волн,

резвятся чайки.

Не замечая ничего,

не замечая.

О, юность, как же ты светла,

но быстротечна.

Как эти чайки ты слепа,

глупа, беспечна.

А чайки бешено резвясь,

взрывали волны.

И брызги радужно искрясь,

взлетают к Солнцу!

Забытый всеми старый челн

свое отплавал.

Он словно чем-то удручен

или обманут.

Тот берег, где врос в камни челн,

как знак печали,

Был кем-то метко наречен

ПРИЧАЛ ПЕЧАЛИ.

Май-июнь 1990 года.

Незабываемый поход

Как-то раз собрались вместе

Мы толпой пойти в поход.

За недельку расписали,

Кто и что с собой берёт.

Димка — спички. Васька — ножик.

Мишка — фотоаппарат.

Лёха — мячик. Федя — ложки.

Остальные — всё подряд!

Вот стоим гурьбой весёлой

Возле пригородных касс.

Сосчитать никак не можем,

Сколько ж всё-таки здесь нас?!

Подбегает к Димке парень:

«Слушай, Димыч, выручай!

Гитарист нам — во! Как нужен!

Может с нами, а? Решай!»

«Нет уж, братцы, извиняйте.

Я конечно очень рад.

Лучше вы давайте с нами!

Мой «побег» мне не простят.»

«Ну а что? Коль вы не против!

Мы тут так все. На авось!

Раз не будет возражений,

Вместе веселей, чем врозь.»

К Ваське тоже подкатили

Два субъекта. В рюкзаках.

И какие-то девчонки

Возле Мишки: «Ох», да «Ах».

Через пять минут, короче,

Нас огромная толпа

Возле кассы обсуждала

«Тропы выходного дня».

Кое-как остановили

мы наш выбор, наконец.

И, с грехом наполовину,

Обилетели проезд.

В этот миг по микрофону

Женский голос объявил

То, что наш «электропоезд

На шестом стоит пути».

Тут как раз снимайте шляпы,

Начинается кино —

Окружавшее нас море

Вдруг внезапно ожило!

Дикий визг какой-то бабки.

Чей-то предпоследний вздох.

«Ты куда прёшь? С чемоданом?

Что б ты, падла, тут же сдох!»

Кто живым пришёл к вагону.

Ко второму от конца.

В беспощадной рукопашной

Честно занимал места.

Наконец вагон качнулся.

Чей-то голос задрожал:

«Ваня! Милый! Не волнуйся!

Я тебя там буду ждать!»

Мы минут пятнадцать после

Не могли в себя придти,

На себе ловили взгляды,

Что, мол, ясно — «новички»!

Наши силы постепенно,

Концентрируясь, росли —

Изо всех вагонов наши

потихонечку ползли.

Скоро рядом не осталось

Недоброжелателей.

Рюкзаки вдруг перестали

Раздражать собой людей.

Две гитары зазвенели.

Кто-то песню подхватил.

Через час уже все пели:

«Паровоз, вперёд лети!»

Ну а наша электричка

Нас, тем временем, везла

В те края, где отходила

После зимних стуж тайга.

Я не думаю, что сильно

Нас так не хватало в ней.

Но хотелось, почему-то,

Нам в неё попасть скорей.

Наконец электропоезд

С облегчением вздохнул,

Когда на одной из станций

Нас таёжный ветер «сдул».

Мы, построившись по росту,

Весело крича «Ура!»,

Лихо прыгали с откоса,

Дружно посходив с ума.

Одуревших от восторга,

Опьяневших от О-два,

Настороженно встречала

полусонная тайга.

С неподдельным интересом,

Разогнав остатки сна,

Нас медведи изучали,

Широко раскрыв глаза!

Да на них мы — ноль эмоций!

Только спины впереди

Перед потемневшим взором

Всё плыли. Плыли. Плыли.

Наша длинная ватага

По тропе куда-то шла.

Не теряя нас из виду,

В небе плыли два орла.

А тропа — всё выше, в гору,

Нескончаемо вилась.

И к заоблачной вершине

Нас гнала слепая страсть.

Языки на плечи вынув,

Сглотнув горькую слюну,

Кто-то крепко вспомнил маму…

Но, однако, не свою!

Глухо эхо повторило

Чей-то безысходный крик! —

Будто кто-то «кони кинул»

Или просто прыгнул вниз!

И вот где-то в поднебесье

Кто-то дико заорал:

«Я верхом сижу на пике!

Я вершину первым взял!»

«Аккуратней! Не свалитесь!

Шибко высоко лететь!» —

Чьё-то вежливое эхо

По горам пошло звенеть.

И, спустя всего лишь часик,

Подтянулись вроде все?!

Кто ползком! Кто на карачках!

Кто — на чьём-то рюкзаке!

И, немного отдышавшись,

Каждый вниз свой взор бросал.

И какой-то пот холодный

Его тут же прошибал!

Там внизу — макушки сосен!

Под ногами — облака!

И чего-то кружат, кружат

Два задумчивых орла!

Живописная картинка!

Тут уж нечего сказать.

Да уймитесь вы, коленки!

Сколько можно вам дрожать!

Мы давно уже все слезли

С тех заоблачных вершин.

Мы давно уже исчезли

В лабиринтах городских.

На Иркутском на вокзале,

Дав друг другу адреса,

Местом встречи выбрав скальник,

Над которым два орла!

1 мая 1992 года

Песенка про гирю, или как судили Васю

Забавный случай произошедший в Иркутске в начале 90-х, о котором мне рассказали друзья, лег в основу сюжета этой песни…

Студента Васю — нашего зубрилу,

Народный суд сегодня осуждал.

«Подумать только, Васька — подсудимый!

Такой тихоня!» — кто-то прошептал.

Общага вся, где жил когда-то Вася,

Набилась в зал открытого суда.

А тот, готовый сгинуть в одночасье,

Не знал, куда деваться от стыда.

«Ты не робей!» — гремел громила Вова.

«Мы все с тобой» — пищала Настенька.

«Встать! Суд идёт!» — сродни раскату грома

Пророкотал басок секретаря.

Все поднялись, стеною встав за Васю.

А тот бедняга сразу побледнел.

Прощальным взглядом посмотрел на Настю.

Слеза блеснула на его лице.

А та глаза печально опустила.

«Знать не судьба!» — подумала она.

«Он кажется влюблён в меня! Мой милый!

Жаль этого не знала раньше я»

«Прошу садится!» — тот же самый голос

В настороженном зале прогремел.

И как косой невидимою кто-то

С плеча махнул по Васькиной стене.

Зал рухнул. Заскрипели стулья.

И Вова как-то смирно засопел.

А суд, в своей привычной процедуре,

Неторопливо дело завертел.

И для зевак, которые случайно,

Набились ранним утром в зал суда,

К исходу дня стал абсолютно ясен

Смысл Васькиного преступления.

В общаге той, в которой жил Василий,

О холодильниках старались не мечтать.

И сеточки различного калибра

Обречены на окнах зимовать.

Да на повадилась какая-то подлюга

Ночами эти сеточки срезать.

Он так и жил, бессовестный ворюга,

Да чему быть — того не миновать.

И как-то раз задел он лично Васю!

Он его сумку с мясом опростал,

Из-за которого Василий накануне

Здоровьем в гастрономе рисковал.

И тот, конечно, сильно огорчился,

Наутро сумки с мясом не найдя.

И в страшном гневе в мысли погрузился —

«Как наказать шкодливого вора?»

Недолго в муках Эдисон наш бился.

И вот с его злосчастного окна

Внушительная свесилась корзина,

Да вместо мяса — с гирей в два пуда.

Недолго ждать пришлось свершенья мести.

Корзинка та заметною была!

И в первую же ночь под воскресенье

Кого-то скорая с сиреной увезла.

Василия забрали в понедельник.

Вначале он не мог понять: «За что?»

Но в воронке тактично намекнули,

Мол, «кони двинул тот, кто лез в окно».

И вот она — скамья для подсудимых.

И прокурор с седою головой.

И Настины глаза с потёкшей тушью.

А по бокам — безжалостный конвой.

И, как в тумане, люди выплывают,

Чтобы ответить на вопрос судьи.

Обрывки фраз до Васи долетают —

Мол, «Вася скромный, тихий, вундеркинд!»

А бедный гений, красный, как малина,

Сосредоточенно рассматривает пол.

Он вдруг подумал: «Каково мамане,

Когда от сына из тюрьмы придёт письмо!?»

От этой мысли зябко стало Васе —

С мольбою взгляд он поднял на судью.

Но от сверкнувшей роговой оправы

Он лишь сильнее втиснулся в скамью.

Под вечер адвокату слово дали.

Подумал Вася: «Близится конец!»

И только оживленье в душном зале

Его вернуло к жизни, наконец.

Он попытался вслушаться в те речи,

В которых адвокат его горел.

А тот, войдя в азарт, расправив плечи,

Не речь толкал, а будто песню пел!

«Вы только вдумайтесь, сограждане, родные,

Кого сегодня судим и за что?!

Коперника мы судим, дорогие!

За то, что он вступил в борьбу со злом!

За то, что он, наш недозревший Ньютон

Закон земного тяготения

Как догму не хотел знать! Абсолютно!

Он лишь эксперименту доверял!

С шипящим свистом гиря просвистела.

И с тем же самым ускорением!

С которым яблоко когда-то прилетело

По чьей-то легендарной голове.

Там, правда, Ньютон — среди потерпевших,

Как не крути — культурный человек!

Не побежал к судье он стряпать дело.

Хотя и крепко получил по голове!

Но что поделать? — Хлипкие ребята

в двадцатом веке лезут воровать.

Давно пора им на своей работе

Бронежилет и каски применять!

А что касается того, что на окошке

Мой подзащитный двухпудовочку держал!

Так нету в нашем кодексе закона,

Который бы нам это запрещал.

Имея в своей собственности гирю,

Он где угодно мог её держать.

Вот, вы, я извиняюсь, где храните

Свой собственный спортивный инвентарь?»

Судья в упор взглянул на адвоката:

«Вы это мне?» — он перестал писать.

И, помолчав, добавил: «На балконе.

Жена дом не желает захламлять.»

«Вот видите!» — вскричал тот окрыленно.

«Я ж только это и хотел сказать!

В том общежитии, где жил мой подзащитный,

Балконов нет. А хлам им где держать?!»

Овациями зал в тот миг залился.

Общага вся вопила: «Бис! Ура!»

И бас секретаря в визг превратился,

Пока тот к тишине всех призывал.

Студента Васю, нашего зубрилу,

Народный суд, конечно, оправдал!

А через день он с Настенькой счастливой

В районном ЗАГСе паспорт подавал.

Март 1992 года