Черно-белая история

Олег Кузьмин, 2021

История жизни двух подруг-сибирячек, уехавших учится в Москву и волею судьбы оказавшихся в Африке. Параллельно проходит судьба их молодых братьев, со всеми перипетиями, радостями и горестями в их непростой судьбе. В книге также описаны и другие персонажи, и сюжеты из их жизни. Книга рассчитана на массового читателя.

Жизнь выбирает нас!

Мы — направленье

Так и идем

По полю мы вдвоем!

Судьба решит,

Бог установит время!

Любовь

иль горе!

Радость

иль покой!..

Олег Кузьмин.

ПРОВОДЫ

Это был август 1979 года. В аэропорту небольшого сибирского городка Ачинск крутил пропеллерами стальной «конь» Ил-18. Пилоты проверяли работу двигателей, коих у него было четыре штуки.

Ведь через несколько минут, эта блестящая махина, переливающаяся на солнце серебристыми бликами, должна была взлететь в синее небо, и унести наших девчонок в Москву. Мы провожали сестер.

Галя и Марина улетали поступать в институт.

Тогда еще никто и не знал, а уж они тем более, как круто изменится их жизнь в столице нашей Родины Москве. Судьба готовила им, этим хрупким молоденьким подружкам из «Сибири», пройти серьезные испытания: выстоять, выжить и преодолеть злой рок «судьбы», выйдя оттуда победительницами.

Черно-белая история начиналась.

Посадку еще не объявили; и мы с моим другом, Женькой (младшим братом) Маринки, которая была старше его на 6 лет «висли» на перилах аэропорта, убивая время до отлета. Провожали мы их веселой компанией Моя мама Нина Михайловна, отец Петр Петрович, ну и конечно Женькины родители, а именно: тетя Света (Светлана Иннокентьевна) и дядя Коля, Женин отец — весельчак и балагур, он, уже Егорыч успел где-то «тяпнуть» «портвешка» и поэтому был навеселе. Травил байки и анекдоты, в этом он был великолепный мастак. Не нравилось только тете Свете, и она чуть-чуть «подпиливала» его — «Что в такой день и не можешь удержаться» — ворчала она.

Наконец посадку объявили и сестренки проследовали в самолет. Родители наши, конечно, волновались, ведь куда летели девчонки в неизвестность. Шутка-ли, в чужой город, да еще самим поступать в институт (это было не так просто). «Москва — слезам не верит», как говориться, а тем более, слезам двух наивных девочек-дурнушек из провинции «летящим за счастьем» в большой город. Никакого «блата» и «шерстяных рук» в Москве ни у нас, ни у Маринкиных родителей не было. Одна надежда на удачу и знания, которые они получили в школе (учась вместе с 1-го класса).

Если Марина была «веселушка» и «хохмачка», то Галя позиционировала себя «серьезной» девочкой. Хотя, когда они гуляли вместе по городу или делали уроки дома, то периодически вытворяли различные «приколы» и заливались до коликов в животах веселым смехом обе. Отличницами они не были, но учились на твердые 4 и 5. А еще вели комсомольскую работу и общественную деятельность, поэтому были всегда на виду. Мало того, моя сестра Галина еще и успевала посещать школьный хор. Я всегда угорал и смеялся, когда она распевалась в душе, а мамочка ругала ее, что яйца она пьет сырыми (якобы для голоса полезно очень, говорила она). Ей тогда было невдомек, что таким образом, можно было выхватить какой-нибудь"сальмонеллез"и отравить организм смолоду. Правда, физически девчонки были крепкими и высокими. Поэтому «Геннадьевич» физрук школы, сразу их заприметил и уговорил играть в волейбол. Не знаю, откуда проступил «талант». Но их команда «драла» по волейболу всех подряд, все школьные и краевые соревнования они выигрывали «на ура», как говориться, «на одной руке». В и х команду входили еще три девчонки (их банда): Ольга Малышева, Танька Чернышева и Пермякова Люда. Последняя была еще и «чертовски красива» напоминала милую, добрую, голубоглазую Мальвину. Во дворе нашем да и в школе, где они учились, все пятеро в одном классе, от женихов у Люды не было отбоя.

Один раз я даже проспорил друзьям, когда они возвращались с соревнований из Красноярска и шли своей пятеркой с остановки автобуса к дому. Увидев их первым… из друзей, я сказал — «Что проиграли». Мы побежали к ним, встречать. Вид у них был уставший. Но когда они достали снова «Кубок из сумки» я опять удивился и больше никогда не думал плохо о «дрим-тим» Команде победителей всего и везде!!! Команде — мечты.

Ольга Малышева сказала: «Галя, что это твой брат вносит смуту, Проведи-ка с ним дома беседу, а то ишь ты, не верит он в нас! Чтоб это было последний раз, Олег!» — все засмеялись, а я сконфузился.

Класс у них был очень интересный. Один Андрюшка Насакин (Носик) чего стоил. О — это был шедевр, а не парень. Ой, до чего он был смешной! С его шуток, мы просто ухохатывались. Жил он в нашем доме и нашем подъезде на 1 этаже. И мы всегда собирались толпой, особенно зимой на 2 этаже и грелись возле батареи и сушили рукавички. А он нас развлекал… и откуда, только, он все знал и умел. Мы его называли Андрей Миронов (артист). И он был похож на него внешне словно брат родной. А номера «отмачивал» даже круче. Жизнь правда сыграла с ним злую шутку. Как-то связался он с «компашкой» нездоровой и попал надолго за решетку. А до этого т. Лена мать его ехала с ним в поезде куда-то к родне в район Москвы (не помню, где у них были родственники) Так вот ехал с ними в купе какой-то режиссер из Московского театра. За время поездки, он просто «влюбился» в Андрея и его номера (Андрюшка развлекал весь вагон)) и сказал, что у него большое будущее и ему нужно срочно в театральный, и обещал помочь его устроить. И ведь не обманул, договорился, что возьмут. Прислал телеграмму т. Лене,"пусть Андрей срочно выезжает, его ждут режиссеры на просмотр в Москве". Т. Лена им сообщила, что он сидит в тюрьме, дали 8 лет. Очень мы все переживали. Ведь как могла бы его жизнь поменяться в корне, Москва, театры… Думаю, конкуренцию он составил бы там многим артистам эстрады.

Как-то один раз моя мать пришла с работы на обед и уловив знакомую мелодию популярной тогда песни: «…Письма я на почту ношу, словно я роман с продолженьем пишу…» решила сделать радио погромче. Но что это по радио не было концерта, включила телевизор — тоже ничего. И вдруг увидела в окно с 4 этажа, как дети и воспитатели стоят у забора (детский сад был за нашим домом), прильнув к ограде. А на подоконнике 1 этажа, поет песни под гитару наш Андрюшка (Артист). Все были без ума от его таланта, голос звучал настолько красиво, что отличить, его не было возможным от певцов с телеэкрана.

В последствии освободившись он уже не нашел себя, и спившись ушел из жизни в довольно раннем возрасте. Нам было его очень жаль. Я всегда вспоминал, как приезжал мой отец на ужин (он работал таксистом), Андрей просил его посидеть в его Волге, дядя Петя, а можно мы в машине посидим? И мы забирались гурьбой в теплую машину, и слушали как травил байки и анекдоты наш Андрюшка.

"ШПИОН"

Девчонки прошли в комнату Гали и закрыли за собой дверь. Так было постоянно и у них была традиция, холодными сибирскими вечерами расположиться в уютной комнате и делать уроки, обсуждать свои девичьи секреты. Для, меня маленького пацана, это была пытка. В этот момент я был обычно выпровожен из комнаты и со мной уже никто не играл.

Марина, Галя, Оля, Таня и Люда весело смеялись и рассказывали свои тайны. Им уже было по 13 лет и интерес к своим одноклассникам мужского пола становился все явней. Разговори шли о парнях, своих симпатиях к ним и прочих девичьих тайнах.

Я не находил себе места. Ведь мне было все интересно, я тихонечко подкрадывался к комнатной двери и приставив ухо к замочной скважине, подслушивал их разговоры.

Так я узнал, что они периодически прогуливаются у военного училища, чтобы кадеты обратили на них с Мариной свое внимание, что во дворе им нравится обоим один парень блондин, по кличке «Батон» и они нарезают взад и вперед, увидев его сидящего с друзьями на лавочке.

Так в один прекрасный момент, я, слушая их очередные женские рассказы, нечаянно закемарил и уснул у двери. Вдруг дверь резко открылась и из комнаты вышла Ольга, которая хотела пройти в туалет, и я нечаянно ввалился в комнату.

— Олег, ты что, подслушиваешь? — засмеялась Ольга.

В комнате все девчонки грохнули от смеха, долго не могли остановиться и хватались за животы. Ситуация для меня была патовая. Я попытался что-то пробормотать в свое оправдание, но все выглядело нелепо.

Так они присвоили мне кличку «Подсекатель» и когда в очередной раз собирались в комнате делать уроки, вдруг наступала тишина и Галя спрашивала:

— Подсекатель, ты на посту?

Я вдруг резко уходил на цыпочках от двери, убирая ухо от замочной скважины. Но половицы скрипящего пола, бесцеремонно выдавали меня.

Со временем подрастая, я забыл и отвык от этой затеи, да и появились многие другие интересы.

СТУДЕНТКИ

А между тем время шло. От девчонок не было известий, как они там, что с ними. И вдруг через три недели матери пришла телеграмма на переговоры с Москвой. Вызывала Галя. Мы поехали с ней в центр города, переговорный пункт был там, он был единственным в городе. Разница с Москвой у нас была 4 часа и поэтому нас позвали в кабинку только в 12 часов ночи. Слышно было плохо, но Галя сообщила матери, что она не добрала 0,5 балла, и поэтому не может учиться на дневном отделении, где будет бесплатная общага от института и стипендия. Я плохо понимал тогда; но она не хотела возвращаться в Ачинск и сказала матери, что попробует перевестись на вечернее отделение. Но для этого ей придется устроиться на работу и найти общагу. В отличие, от Гали, Маринка как раз поступила на дневное, ей выделили место в общежитии института. А поступали они в текстильный институт легкой промышленности имени Косыгина.

Через некоторое время я узнал от матери что Галя все-таки нашла вариант, она устроилась на работу ленточницей в Раменском, на текстильном предприятии, ей дали рабочую общагу. Она еще не понимала, как это окажется трудно, — днем работать, а вечером ездить из Подмосковья на электричке с пересадками на метро на учебу, а поздно вечером возвращаться обратно. Только на поездку в одну сторону уходило 2,5 часа. Но образование требовало жертв. И к тому же учиться ей нужно было на год дольше, чем Марине. Вот так помаленьку Москва начала разводить их по углам, чтобы потом с новой силой соединить их снова крепко и надолго.

Мама моя Нина Михайловна, конечно, была рада, что дочь все-таки зацепилась за Москву и где-то даже гордилась этим. В те времена из Сибири было сложно вырваться в столицу, тем более поступить в Московский институт. Правда она понимала, как это будет сложно, ведь ей нужно было еще как-то помогать дочке. Особых денег у нее не было, батёк наш любил выпить и загулять (особенно когда в такси был хороший «калым»). Поэтому больших надежд и иллюзий на батины деньги мать не испытывала.

Мы, т.е. я Олег с моим другом Женькой (Марининым братом) учились в 6 классе. Судьба нас свела со школы, и впоследствии притянуло нас

невидимой ниточкой по всей судьбе начиная со двора, школы. Наши судьбы изначально свели все-таки сестренки.

Учились мы с ним хорошо. Женька в некоторых дисциплинах был лучше меня. Сказывалась его эрудированность, он любил книги. Читать в их семье было нормой. Это заслуга их мамы Светланы Инокентьевны.

Поэтому как собеседник он все-таки был интересен, и девчонки всегда «велись» на его подвешенный язык. Правда и «спорун» он был отменный, в этом его невозможно было переубедить. Он всегда приводил аргументы и факты. Но когда кто-то припирал его к стенке за выдуманное"вранье,"последним аргументом его было: «ну Маринка же говорила». А это для нас молодых парней был весомый аргумент. Ведь сестра училась в Москве — ни где-нибудь.

Жизнь нашего детства проходила на 4 м-он в коробке четырех-пятиэтажках, благо стояли они в форме квадрата. Все здесь было на виду и все всех знали с детства, к тому же ходили в одну школу № 3. Двор наш был всегда оживлен. И если вдруг по какой-то причине, ты не был на улице вечером, то на следующий день в глазах друзей ты был просто «лошара», потому как не знал, что за «движуха» происходила в твое отсутствие. А занимались мы, как и все советские парни играми: лапта, хоккей, футбол, банка, береги знамя. В зимнее время мы, конечно же, оборудовали себе место в подвалах наших домов, ставили там теннисные столы, непонятно откуда взятые. И начинались «баталии», также оборудовали комнаты-качалки, где занимались спортом, боксом и т.д. Ну, конечно-же, как без шалостей?!!

В теплушках подвалов, где были теплые батареи, мы сушили газетную бумагу, смоченную в аммиачной селитре. Изготовляли ракетницы, скручивая их, и бомбочки добавляли магний с селитрой, обматывали все это в изоленту. И вечером, когда стемнеет, начиналось представление на улице. Ракеты взмывали в небо, «бомбочки» взрывались — иногда это было «покруче» китайского фейерверка. Мы просто жили настоящей пацанской уличной жизнью. Были и свои лидеры в этих развлекухах. Пихтарь, Рулик — он умел сделать все! Хотя, как обычно химию учили в школе на 3.

Со временем наши предпочтения заняла карточная игра, как «Азо», Игра была на деньги, мы собирались «толпой» у кого-либо дома (пока предки были на работе) и играли. Денег ни у кого особо не было, играли на мелочь, но иногда доходило до 3 и 5-ок. Ну а если ты имел 10 рублей, откуда-то, то считался «олигархом» в глазах товарищей.

Играть стали затем в подвалах оборудовав там «стайки» под это дело. Азарт — дело серьезное. Мы, конечно, все проигрывали, редко случалась удача. В основном все выигрывал Волков Эдик (Чимба), он был старше нас на 2 года, и как-то всегда был в куражах, очень чувствовал людей по лицам и поведению, если к кому-то «привалила» карта. Хотя мог и мухленуть, если успевал при раздаче. После крупной «Азы» и выигрыша, он всегда шел в магазин и покупал себе дорогие вещи, на зависть нам. Пижонил он в шапке из «бобра» пальто с воротником и мехом из него же, тоже у него имелось. Был он какой-то скользкий"типок", вечно от него нужно было ждать подвоха. Но так, как он был всех постарше, то отводили ему роль лидера, мы все его побаивались во дворе.

В этих подвалах у нас были специальные дыры и лазы, где при любом «шухере» с участковым, или народными дружинниками, периодически заглядывавшими к нам с фонариком! они гонялись за нами, ведь мы нарушители закона «тишины». Да и работникам милиции по делам несовершеннолетних был приказ разгонять наши подвальные компании. Но вырубив свет, в темноте мы были зрячее чем кошки, и вырывались из рук правоохранительных органов, прямо у них под носом. Был у нас спецлюк, о котором они не знали, так из подвала, мы легко одним движением попадали в подъезд. И выйдя на улицу, как ни в чем не бывало, стояли в стороне, как будто и не были в подвале. Милиционеры, набегавшись и разогнав подвальных кошек, уходили ни с чем. — Ну что пойдем играть ко мне в 1000, пока матери нет, — предложил Жека мне и Вадиму.

— Что, опять на уши? — спросил я, — вы же мне опять навешаете.

— Да, ты карты запоминай, которые вышли и все дела, — говорил Жека.

— Ага, с вами запомнишь, — возмущался я.

— Да, пошли-же, — звал Жека.

— А печенюшки есть? — интересовался я.

— Да, есть, мать полный тазик настряпала, — звал Жека снова и снова.

— Ну ладно, идем

Вадик как обычно нас обыграл и набил нам по ушам. Вадим был умный парень. Правда старше нас на 2 года, да и уже к своим 14 годам повидал мир. В 12-летнем возрасте он с родителями оказался на севере на острове Диксон. Отец хотел заработать и уговорил семью ехать с ним.

Пробыв там два года, и накопив «длинных рублей» они вернулись назад.

Жизнь на севере была интересна, но холодна.

Вадик постоянно присылал мне фотки ледоколов «Арктика», «Ленин», которые заходили к ним. Фотки белых медведей и собак — волкодавов.

Два года прошли быстро, и мы частенько слушали его рассказы о «Дальнем Севере»

СОБАЧЬЯ ШАПКА

В нашем дворе, как и любом из сотен советских дворов того времени никто не отличался особо друг от друга в одежде. Мы — пацаны того времени гоняли в войлочных полуботинках «прощай молодость», шапки из кролика, пальто, рукавицы и штаны с начесом, была наша повседневная одежда.

Советская мода была однотипной. В магазине 2-3 наименования, особо и выбрать родителям было нечего для нас.

Отец стал периодически ездить на вахту на север, решив подзаработать денег, и в один из своих приездов, он привез множество собачьих шкурок.

— Откуда столько, и зачем? — спросил я у него.

— Да, вот хочу себе унты сшить для зимней рыбалки, очень они теплые будут. Да и тебе шапку-ушанку из собачьего меха, она теплая будет, и голова в ней не мерзнет и не болит, — ответил он, — на Севере все в них ходят.

Так через несколько дней, я вышел на улицу в собачьей шапке-ушанке. Была она теплая большая и напоминала охапку сена. Вот из-за этой шапки я и начал периодически драться с друзьями во дворе. После кроличьих, она особо выделялась на моей голове.

— Жека, держи!

— Юра, лови!

— Серега, пасуй мне, — сорвав с меня ее играли пацаны в баскетбол, или того хуже в футбол.

Я бегал за ними пытаясь отнять, иногда они доводили меня до слез, и я с психу шел домой с открытой головой, которая парила от моего пота.

Мать выходила на улицу и отчитав моих друзей, приносила мне опять мою собачью шапку, которую я всю больше стал ненавидеть.

Росли мы все бесстрашными пацанами. В этом у нас преуспевали: Толя «Ветер» и Жека «Русалей». Еще маленьким пацаном он мог с первого этажа по балконам залезть к себе домой на 4 этаж и через форточку мог оказаться дома. Делал он это на спор, и в основном когда терял ключ от квартиры играя во дворе. Толик и"Женьтяпа"как ласково мы его называли мог запросто подойти к краю крыши и кидать снежки с высоты пятиэтажного дома.

ОБЕД

В отличие от нас высоты он не боялся, а нам приходилось подползать к краю крыши, чтобы хотя бы посмотреть сверху на наш двор.

Как обычно, мы дурачились во дворе на игровой коробке.

— Женя! Женя! — донеслось до нас.

Возле бровки стояла его мать Светлана Александровна. Это была очень интересная, красивая женщина интеллигентного вида. Одета она была в строгий женский костюм, с красивой уложенной прической из черных волос.

Женя подошел.

— Ты, давай, завязывай носиться, еще уроки делать, я пошла на работу.

Работала она в одном из престижных детских садов города, заведующей.

— Приду поздно. У нас еще собрание с родителями, ты давай кушай и готовься к школе.

— Да, ладно, знаю я, — огрызнулся Коротя.

— Не, знаю, а иди домой! — возразила она.

Когда силуэт матери скрылся за углом дома, Женя крикнул:

— Пацаны, у меня хата весь вечер свободная, айда ко мне в карты играть.

— Давай! — одобрили мы разом, — сейчас по телеку еще «Приключения Электроника» начнутся, — крикнул кто-то

— Да, сто раз его видели… Ури, Ури… — посмеялся кто-то.

Мы прошли в зал и расположились всей толпой на полу включив телевизор.

— Русалей, — позвал его Жека на кухню, — иди сюда!

На столе стоял приготовленный обед, под кухонным полотенцем: суп гороховый, гречка с котлетой, салат и компот из сухофруктов, рядом лежали домашние булочки.

— Давай ешь, — сказал Жека Русалею и усадил его на стул.

— Да, не, Жека! — отказывался Русалей.

— Ешь, сказал, — еще громче приказал Коротя.

— А ты как?

— За меня не парься.

У Русалея детство было не такое вкусное и красочное, мы все знали об этом, и Коротя подкармливал его иногда.

— Ну, ладно.

Взял ложку и начал неторопливо наяривать Женькин обед.

От котлеты, приготовленной заботливой матерью друга, отказаться было сложно. Ведь все выглядело как в старые добрые времена детсада.

За питанием сына, мать следили не хуже, чем за своими подопечными в детсаду.

Коротя был сентиментальным, я это знал и оценил его поступок, увидев мельком эту ситуацию.

В карты играть не хотелось, и мы опять дурачились у Женьки долго и краем глаза смотрели «Электроника».

ГОРА

Была у нас любимая затея, ходить на высокие горы 2 Ачинска, и кататься с них на санках. Увлечение это было опасным, попадались горки с которых было страшно сойти, не то что съехать на простых санках. Вот и тут Толик с Русалеем показывали нам свое бесстрашие, граничащее с бравадой. Несчастный случай мог произойти в любую секунду. Мы скатывались с крутых гор, переворачивались и получали шишки и ссадины. А показал нам эти горы Вадим, затем это стало нашим увлечением, мы получали безумный «адреналин»

Ну, что, кто первый? — спросил Вадим у нас стоящих на снежной горе второго Ачинска.

— Ого, — страшно, в один такт произнесли мы с Валерой, держа в руках позади себя алюминиевые санки.

Гора действительно была очень крутая, вниз даже смотреть было страшно, не то, чтобы съехать. Угол был даже меньше 45 градусов.

–Градусов 35 не меньше, — определил Валера.

— Да, ну страшно, ты куда нас привел? — задавали вопросы мы Вадиму.

— Ну сами же хотели испытать себя, и кто-то кричал, что бесстрашный, — улыбался ехидно Вадим, оглядывая нас.

— А, была-не-была!

И мы с ужасом увидели, как Жека Русалей прыгнул в свои санки и покатил вниз. Мы ахнули от такого поворота событий.

— А-а-а! — неслось эхо, удаляясь от нас все ниже и ниже с горы.

Видно было как он куражился и выделывал крутые повороты своими санками, управляя телом. В этот момент, санки подпрыгнули на трамплинчике и мы увидели картину, как он кубарем покатился вниз переворачиваясь по инерции кувырками. Санки поехали в другую сторону и остановились. Жека лежал без движения.

— Что делать? — спрашивали мы друг у друга.

Катиться вниз было реально страшно, мы межевались. Жека лежал без движения.

— Ладно, я попробую потихоньку, — произнес Толик, и лег на санки, которые были чуть мощнее и с хорошими полозьями.

— Толян, ты только едь прямо, не вертись.

Толя съехал, и не упал ни разу, правда, санки его застряли в уже начинавшем таять, ручье под горой. Он бросил их и бросился к Русалею.

Жека лежал на спине без движения, лицо было в снегу.

— Русалей, ты как? Живой, нет? — тормошил его Толик.

И вдруг, на лице у Жеки, с хитрым прищуром открылся один глаз.

— Дай закурить, — произнес он.

— Ты, че, козел! Мы все напугались! — заорал Толик и рассмеялся. — Вставай давай, — наезжал на него друг.

Они закурили и сидели у нас на виду под горой.

— Все нормально, — кричали они. — Но вам спускаться не советуем, трасса зверь. Мы пошли домой, идите в обход, по дороге встретимся! — кричали они нам.

Больше из нас никто не рискнул испытывать судьбу.

КАТЬКА

На дворе стоял январь, холод был собачий и с Жекой Коротиным мы зашли как обычно в подъезд погреться у батареи.

— Сегодня какое число, 6 января уже? — произнес я

— Да, а что? — спросил Женька.

— Да скоро в школу, даже не заметил, как зимние каникулы подошли к концу, осталось 4 дня.

— Олег, у меня идея! «А пойдем в поход», — произнес Жека.

— В поход?! Ты, что совсем? Такие холода стоят. Да и куда и с кем? — выпалил я.

— А пошли в лес за Чулымом на той стороне.

— А кто пойдет-то? — опять спросил я.

— Ну, кто… Русалея возьмем, Витька с сестрой его Катькой, ты да я, может еще кто захочет, — говорил Женька.

— А что, пошли, только надо теплей одеться и пожрать с собой сгоношить. У тебя топор есть и котелок, можно будет супец забабахать на костре и чайку. Пойдем, костер разведем, думаю, не замерзнем, — все еще уговаривал меня Женька. Решено!

Как и полагается утром, мы двинули в путь. Идти решили налегке, взяв только съестные припасы, котелок, спички, топорик и хорошее настроение. Жека был заводила и компания, всех кого планировали, была в сборе.

Идти пришлось долго, ведь до Чулыма нужно было пройти километров 10 не меньше. Лед уже реально замерз, и мы переходили реку не опасаясь, что он треснет. Перебрались через Чулым, мы долго искали место где можно забраться на заснеженный берег. Был он крут. Кое-как, набрав полные валенки и рукавички снега, мы забрались на берег и оказались в лесной чаще. Снега было по пояс, и мы решили вытоптать место для стана.

Через некоторое время, маленько порезвясь и покувыркавшись в снегу, мы решили, что пора собирать хворост для костра, так как пар шел от нас и становилось холодно. Мы еще решили покидать Женькин топор — тамагавк в толстую березу, и выявить победителя, кто освобождался от сбора дров. Как обычно, выиграл Жека, был он нас поумней и как-то смог рассчитать сколько раз должен перевернуться топор в воздухе, чтобы острием попасть и воткнуться в ствол дерева.

И вдруг, Катька! О, это была девочка — война. Витькина сестренка, решила залезть на дерево. В мальчишеских замашках ей было не отказать. Она всегда находилась в нашей компании, и мы ее особо не стеснялись, знала она все наши тайны и проблемы, она всегда держала язык за зубами.

— Катька, куда ты? — кричали мы ей. Но она как пантера вскарабкалась на молодую березу, мы даже не заметили, как она, преодолев расстояние в три четверти, оказалась почти на самой верхушке дерева. И вдруг береза нагнулась так, что Катька повисла на ней вниз головой. Она напугалась, и схватилась за ствол обеими руками. Падать с высоты почти 7-метрового ствола было страшно. Еще, пока лезла, она скинула рукавицы, чтобы удобнее было хвататься за ветки березы.

Мы опешили и не знали, что делать. Достать ее было нереально.

— Катька, прыгай! Мы будем тебя ловить! — кричали мы.

Но она не реагировала ни на что, вцепившись обеими руками за ствол дерева. Сколько она могла провисеть так, мы не знали. Уже прошло минут 15, но для нее это была вечность, руки примерзали к стволу и даже расцепить их она уже не могла при всем желании.

И вруг наш бесстрашный Русалей полез ее спасть на дерево.

— Пацаны, я сейчас ее отцеплю! — кричал он нам сверху.

Мы стояли, затаив дыхание и смотрели. Он уже почти добрался до того места, где она висела, вцепившись обеими руками в ствол березы. И вдруг, произошло то, что должно было произойти. Береза хрустнула от их веса. Морозы в тот год стояли серьезные. Катька и Женька Русалей со всей высоты шмякнулись, держась оба за обломившийся ствол березы. Снег и сугробы маленько смягчили удар о землю. Они плакали и смеялись одновременно.

— Катька, ты как? — напугались мы, — живая?

Катька открыла глаза, лицо ее все было в снегу.

— Да вроде. Руки, руки не чувствую! — кричала она. Они были красного цвета и не шевелились даже пальцы.

Мы с трудом, оторвали их от ствола. Больно было ей еще от того, что ствол упал вместе с ней на нее. Жеке Русалею повезло больше, он как раз упал, держась на стволе.

Мы засуетились. Костер! Костер, давайте быстрее костер. Надо руки ей отогреть. Кто-то стал оттирать снегом ей лицо и ладошки. Мы развели костер. Нарубив лапника, костер разгорался с такой силой, что подавал жар и тепло на весь наш стан.

— Чаю надо, чаю, срочно — звенело у меня в голове. Я побежал и зачерпнул котелком снега, водрузив котелок на огонь. Спрыгнув на лед Чулыма, я пробежал, вернее прополз по берегу, набрав полную охапку шиповника, который рос по всему берегу.

Ох, нифига себе! — одобрили пацаны, увидев меня.

Мы заварили чай. Такого вкусного чая, зимой у костра, мы не пили никогда.

Все были в восторге.

Через некоторое время Катька пришла в норму, руки отошли, но спина еще ныла, после удара о землю. Мы переживали, чтобы она не отморозила руки.

Еще немного мы подурачились на снегу, прыгая друг на друга и играя в снежки. Началось смеркаться, и мы побрели домой. Настроение было радостное от того, что все так удачно разрешилось.

В Москве в те годы, разворачивались серьезные политические события. В Афганистан, как-то очень тихо и незаметно СССР ввел войска, якобы для помощи, дружественной тогда страны ДРА. И по просьбе о помощи тогдашнего лидере Наджибуллы. Эта война нам в последствии вылезла боком, только в 1989 году, мы ее закончили, положив там головы 14 тысяч советских парней, выполнявших интернациональный долг. СССР вел политику лидера мира. Тогда действительно во времена брежневского застоя мы соперничали с США, шла гонка вооружений. Армия была на первых позициях.

Страна готовилась к Олимпиаде-80. И это очень сказывалось на жизни простых людей! Все деньги шли на строительство и подготовку к этому событию. Ощутили это и мы, в магазинах, купить из продуктов и вещей было нечего. Помню, в ходу были слова «выкинули» «по блату», «дефицит», «импортные». Если в наш универсам «Юбилейный» завозили колбасу, масло или мясо — очередь выходила даже на улицу. Приходилось по нескольку раз вставать в очередь, чтобы хоть как-то «урвать» побольше кусок и порадовать пустой холодильник. Благо отец работал в такси и был в курсе всех движений в городе. Была у них такая «фишка» встречать с работы работниц мясокомбината (т.е. «несунов»). Но встречали их и ОБХСС, поэтому дружба с таксистами была в «фаворе» для мясокомбинатовских бабенок. И они всегда расплачивались колбасой и мясом, чтобы не попасть в лапы милиции. Вот поэтому в нашем домашнем холодильнике периодически появлялась «колбаска» и «мясцо».

Впрочем, все крутились как могли, и всеми правдами и неправдами выживали в наше непростое советское время — «Время брежневского застоя». Особенно всем нравился Новый год. Это был праздник любимый всеми!!! Стол новогодний был почти у всех шикарный. Как ни крути и мандарины, и шампанское, и шоколадные конфеты — все успевали достать и украсить стол. Но, а про салаты оливье, сельдь «под шубой» и другие вкусняшки и говорить было нечего. Один такой Новый год нам и запомнился. В этот Новый год я первый раз попробовал водку.

А дело было так: мы решили отметить его у Женьки Морозова, скинулись по 5 рублей и купили вина, шампанского (кажется коньяка еще). Сделали стол вкусный, мать его была в отпуске на курорте, дома был только его отец дядя Коля-хохмач. Он нам не мешал, а постоянно разговаривал с телевизором, и мы уссыкались от него. Особенно когда Брежнев награждал очередного «члена» политбюро и целовал его. Он всегда говорил: «а давай Дорогой Леонид Ильич я тебе «блямбу» повешу и расцелую…» так он называл медали. (Брежнев уже к том времени был четырежды герой соцтруда).

Все это было очень лицемерно и все понимали про «показуху» и очковтирательство в СССР. Так вот мы пошли прогуляться перед Новым годом на улице шел снег, он ложился огромными пушинками нам на шапки и воротники через несколько минут мы превратились в снеговиков! И вдруг знакомимся с девчонками. У них не было парней, и они утащили нас к себе, благо дом был, напротив. И стол у них был накрыт красиво. Передо мной стоял салат оливье и водка. Водка оказалась теплой, и выпив ее, я поперхнулся, так как не умел ее пить, тут же закусил салатом оливье. И о боже! Они забыли его заправить майонезом. И вот эту теплую водку я закусил сухим оливье… Ощущение было ужасное, потом я долго не мог начать ее пить, первое впечатление было не в ее пользу. В эту же ночь мой друг Валера (Чуня) познал, что такое женщина. Одна особа увела его в другую комнату и показала все, что умела в искусстве любви. Мы все дико ему завидовали, ведь он первый вышел из"мальчиков", как тогда говорили.

Утром придя к Женьке домой, мы обнаружили, что весь наш алкогольный запас дядя Коля «уговорил» пустые бутылки стояли у батареи. Аргумент был не убиваем — вас нет, а что добру пропадать. А вдруг война, а я, не жравши… Мы рассмеялись, но не расстроились, пивуны с нас были еще никакие. Правда Жека Мороз эту ночь и утро провел в обнимку с унитазом — было ему худо, и мы затем вытаскивали его из ванны с холодной водой, он очень замерз, когда хотел протрезветь, синие губы тряслись от холода. Короче, Новый год прошел с приключениями. Сходили мы на горку, где с кем-то подрались, ну а вернее, нас побили. Санька Казаков вообще потерялся и пришел только утром, сказал что выпал в сугроб с балкона второго этажа на юго-востоке, оказавшись у каких-то незнакомых девчонок. Благо, упал в сугроб со второго этажа и был пьян, поэтому ничего не помнил и не ушибся.

Сашка очень любил приходить к Женьке в гости, особенно когда дома был его отец Егорыч. Дядя Коля был рыбаком и охотником. Почти всегда он привозил с охоты: то рябчиков, то глухарей, то зайцев. В охоте он был удачлив. Дядя Коля тоже любил Сашку и периодически выдавал ему свой «фольклор»

–Бери «весло», Саша, и садись с нами затируху хлебать, — так приглашал он друзей сына к столу, когда сам приготовил, что-нибудь «этакое».

–Наливай старуха щей, я привел товарищей, — приговаривал он, затируха сегодня получилась на славу!

Он брал поварешку и подливал Сашке.

— Саня, да не мечи ты так, вон уши ходуном ходят, да бугры по спине, ты жуй, жуй, глотай!

–Саня, да мажь, масло, мажь! — Да, я мажу, дядя Коля.

— Да ты-ж, не мажешь, ты же кусками кладешь! — смеялся он над Шуриком.

Это был не просто обед, в него входил и юмор и развлекуха. Дядя Коля был всегда оригинален.

Женька тоже любил рыбачить с отцом и частенько уезжал с ним на их «черном Днепре» — мотоцикле с коляской подальше от города половить хорошую рыбу. Но еще больше он любил рыбачить с друзьями. Азартен он был настолько, что мог с вечера не ложиться спать, готовя удочки и снасти. Как всегда, рано утром в воскресенье, когда весь наш дом спал мертвым сном. Собравшись раньше всех. Звучало: «Валера, Валера!» Валера жил на пятом этаже, был он парень с ленцой, всегда хотел подольше поспать. Но не тут-то было, мощное «Валера, Валера!» неслось раскатами, по всему спящему микрорайону, так он будил друзей на рыбалку. Просыпались все!!! И выглядывая в окно кричали и ругались — Мороз ну дашь поспать или нет? Выходной, а он орет благим матом!!!

Через некоторое время мать тетя Тома (Валерина), выходила на балкон.

— Да идет он, идет, не ори ты!!! Уже одевается, Весь двор поднял уже!

Так все знали, кто утром идет на рыбалку.

ЗНАКОМСТВО

Время шло. Девчонки учились в институте. Маринке было полегче, ведь ей не нужно было работать, а только учиться, благо из дома от матери тети Светы приходили бандерольки, посылки, и переводы. Морозовы были побогаче. Дядя Коля хоть и выпивал, но меру знал и все деньги нес домой жене. А так как профессия была у него «калымная», работал он автокрановщиком, то от клиентов отбоя не было. В те времена все строили гаражи и дачи. «Под мухой» он возвращался домой периодически. Но все-таки «Москвич» они купили первыми. Это была заслуга тети Светы, умела она копить деньги.

В один из приездов Гали в Москву в институт, она зашла в группу к Марине и увидела, что в их группе учится много иностранцев разных национальностей: азиаты, африканцы, вьетнамцы, арабы и из других стран. В СССР тогда всем помогали, так как нужны были союзники. КПСС вела такую политику, — «все страны мира — в гости к нам».

Так вот в один из следующих ее визитов, Марина познакомила ее с африканцем из Танзании, его звали Эли. И он как-то сразу влюбился в Галю, очень она ему понравилась. Конечно, сыграл эффект «белой женщины». Тогда в Москве было повальное увлечение африканцев белыми подругами и наоборот. Да, конечно же, иностранцы выглядели элегантно, они могли себе позволить съездить во время каникул в институте в ФРГ, в Англию, Италию, Францию и т.д. (не говоря уже про страны соцлагеря). И поэтому одеты были «по фирме» с иголочки. Шикарные костюмы, не говоря уж про обувь, джинсы, кроссовки, спортивные костюмы, часы и все другое от стерео магнитол до видиков, и японских телеков.

Возле них и крутилась московская «фарца». Занятие это было небезопасным. Так как КГБ всегда наблюдал за иностранным контингентом, и кто возле них трется. Нелегальные валютные операции были вообще расстрельной статьей.

Эли увлекся Галиной, благо учился уже курсом выше и знал русский язык с"африканским"акцентом на приличном уровне. Галя конечно же ответила и приняла ухаживания, так как все было в диковинку. Иностранец, черный мужчина всегда элегантный и с деньгами.

Они стали посещать увеселительные и культурные мероприятия. Только сейчас Москва по-настоящему открыла ей двери и «золотым ключиком» стал для нее теперь уже, друг — Эли.

В те места, куда она вошла, вход был закрыт даже для коренных москвичей. Рестораны, ночные бары, березки, Москонцерты и большой театр, и т.д. для иностранцев было все. Это было на грани фантастики и космоса.

В один прекрасный вечер Эли пригласил на вечеринку их с Мариной к другу, тоже африканцу из Танзании. Он был на много старше Марины. Это был «Питер», он уже заканчивал аспирантуру по нейрохирургии. Они познакомились с Мариной, и понеслось.!

Так началась их бурная история черно-белых отношений

В баре-ресторане гостиницы «Украина» на день рождения Галины, Эли заказал столик. Вся их компания: Питер, Марина, Галина и Эли, сидела за столиком недалеко от барной стойки Два африканца и две молодые русские девчонки, смеялись, разговаривали пили шампанское, благо, стол был накрыт шикарно, наслаждались приятной музыкой саксофониста.

За их столиком неустанно наблюдали и четыре девицы, которые крутились у стойки возле бармена, потягивая коктейль из трубочки. Отголоски украинской речи с акцентом, на букву «хэ) доносились и до их столика.

Через некоторое время Галя сказала Эли, что отлучится не на долго, и пошла в туалет

Вдруг за ней проследовала и вся гоп-компания украинских девок.

— Слышь? Вы кто такие, под кем работаете? — вдруг услышала она, когда стала мыть руки в умывальнике.

Обернувшись она увидела наглый взгляд одной из девиц, ярко накрашенной, в черных чулках и вызывающей белой блузке, оголявшей ее большую грудь, жующей жвачку.

— Ну чЁ, не слышишь? Деловуха? Или язык проглотила?

— В смысле, под кем работаете? — не поняла Галя и переспросила.

— ЧЁ тупишь-то? Не поняла она… Вас здесь не было никогда, это наша поляна, понятно? А то «Африков» сняли и дуру тут включает.

— Да мы не работаем, Вы перепутали, у меня день рождения, — сказала Галя.

— Ага, перепутали, — не унималась девица.

— Светка! Да мож они гэбешные какие, не наезжай сильно, завтра узнаем у нашего «Паши» — вступилась вторая.

— Ты смотри у нас, если что не так — размажем по стенке, понятно?

И тут Галя поняла, что нарвалась на валютных проституток, которые промышляли в этой гостинице.

Хохлушки проводили ее взглядом до столика, и весь вечер наблюдали за ними. Галя рассказала о разговоре с ними в туалете Маринке, та оглядела девочек у стойки. Одна из них показала ей"язык."Вот так в этот вечер их приняли за своих соперниц валютные проститутки гостиницы «Украина». НОВЫЙ ДРУГ

В Ачинске события складывались по-разному. Мы с Женькой волей-неволей общались вместе. Энергии у нас было хоть отбавляй, и поэтому спорт занимал в нашей жизни не последнее место. О девчонках мы особо не думали, ведь они опережали нас по физическому развитию на 2-3 года. И всегда смотрели на девяти-десятиклассников, парней постарше. Мы их не интересовали. В голове у нас был только футбол. А «заразил» нас этой игрой Санька Казаков В шестом классе они перешли со своей сестрой Светкой из 13-й школы, что была на отшибе, стояла на поляне, ходить туда было неудобно, долго и по болоту, да и старая она была.

Вот этот самый Санька, впоследствии получивший прозвище «Санчес» в честь аргентинского футболиста и заразил этой игрой нас.

Придя в новый класс новой школы, будучи неглупым парнем, он сразу определил лидеров класса 6 «Г», а ими были я и Женька, хотя особо мы и не претендовали на эту роль. Но так получилось, что учились мы неплохо на твердые 4, при желании на 5, и троек конечно же хватало. И физически были в хороших показателях. Саня не знал, как войти в нашу компанию (банду). И в один прекрасный момент на перемене между уроками он вытащил теннисный мяч. О, что тут началось на проходе поставили «дипломаты» — ворота. И понеслось. Играли в мини-футбол с таким азартом, что забывали о звонке на уроки и т.д. Ну а после уроков неслись на поляну и гоняли мяч аж до сумерек.

Иногда мать Витьки Казачкова, Романовна, как звал ее сынок, приходила на поляну и разгоняла нас, т.к. Витьке нужно было делать уроки, ужинать и спать. Витьке жутко не нравилась эта опека и он смеялся, в то же время сильно комплексовал перед одноклассниками. Кликуху мы ему дали «Козырь» только младший, ну а старший «Козырь» стал Санька. Благо, фамилии у них были, соответственно, Казачков и Казаков

Со временем футбол сбил нас с толку настолько, что если была физкультура на улице первым уроком, то мы не заходили больше в школу до вечера и пропускали все занятия.

В советское время это было чревато, — своего рода саботаж. Но мы не могли ничего с собой поделать, азарт был выше наших сил. Вот так целыми «днями и ночами» мы играли в футбол. Это очень сказалось на учебе и на поведении. Родителей вызывали в школу, на всех собраниях, комсомольских заседаниях нас осуждали и наказывали. Но все было бестолку.

Сашка, кроме всего прочего, был еще и «спартаковец» до корней волос. Любил спорт — был болельщиком «от бога». «Олимпионик» — как он себя называл. Так незаметно и мы втянулись в статистов-болельщиков. Я стал болеть за «Динамо» Киев, Саня, как и раньше за «Спартак» Москва, а Женька — за «Динамо» Тбилиси. И начались наши спортивные споры и обсуждения кто лучше и кто станет очередным чемпионом СССР по футболу.

В детстве мы не только дружили. Периодически возникали конфликты. Частенько мы с Женькой и дрались «один-на-один». Как обычно, на следующий день придя в школу, у меня была разбита губа, а у него красовался синяк. Но драки наши были мальчишеские, зла друг на друга никто не держал. Через два-три дня, а то и раньше, мы снова были вместе. Ведь учеба и двор всегда сближали нас снова и снова, и на долгие обиды не было времени.

Мы тоже в грязь лицом не ударили и в этот год взяли со своей 3 школой «Кубок по футболу» на призы «Кожаный мяч». Не так уж это оказалось и легко, так как в других школах конкурентов и хороших футболистов было хоть отбавляй.

С тех пор Женька и Санька потихонечку становились футболистами. Но я кроме всего занимался еще и легкой атлетикой на стадионе под руководством тренера занималась со мной и Светлана Мастеркова. Тогда из нас никто и не предполагал, она впоследствии прославит наш город Ачинск и СССР, станет двукратной олимпийской чемпионкой в Атланте США в 1996 году, в беге на 800 и на 1500 метров. Это была и есть наша особая гордость.

БЕРЕМЕННОСТЬ

Ну а в Москве колесо все сильнее раскручивалось. Отношения Питера и Марины перешли уже в серьезную стадию. И в один прекрасный день она поняла, что беременна от Питера. Не знаю, как он уговорил ее не делать аборт, ведь учиться ей предстояло еще долго, почти три года института. Конечно же Марина очень переживала эту ситуацию, как отнесутся мама и отец к этой новости. Ведь дружить с африканцем — это одно, а родить от него ребенка — это была «катастрофа». Она осознавала, что ребенок родится «темным», ибо метисы и мулаты всегда брали гены черных родителей, и здесь не было сомнений, что так и будет, так оно и произошло.

Рано утром позвонила Марина. Галю позвали к телефону, консьержка — вахтер общежития спросила:

— Что так срочно? Все спят.

— Да, срочно, — сказала Марина.

— Привет, привет, ты что в такую рань звонишь?

— Да у меня проблемы, Галя, надо поговорить, но не по телефону только. Ты во сколько в Москве будешь, в институте?

— Ну мне к 18 часам, а что?

— Приедь на час пораньше, хорошо, — попросила Марина.

— Ну ладно, а что случилось-то? — все допытывалась Галя.

— Узнаешь вечером все, пока, мне в институт, мой автобус вроде подошел, я из автомата звоню, уже стучат тут.

Они сидели на лавочке возле института, студенты постоянно пробегали взад-вперед.

— Так, что у тебя? — задала вопрос Галя.

У Марины выступили слезы, — Не знаю, как сказать, да чего уж теперь скрывать, поздно уже. Я беременна — произнесла Марина и закрыла лицо руками, склонившись головой.

Было видно, что слезы не понарошку.

— Что, серьезно? У врача была?

— Да! — ответила Марина, — серьезней некуда, 7-8 недель срок определила.

— Ничего себе, ты что не чувствовала, что-ли? — спросила Галя.

— Да не могла понять, думала простудилась, а оно вон как вышло, — успокаиваясь говорила подруга. — Что делать не знаю. Меня же мать убьет, если узнает.

— Да, дела… — произнесла Галя, качая головой. — А Питер-то, знает?

— Да, вчера пришлось сказать.

— Ну и что, какая реакция?

— Да он только рад, он же до сих пор думает, что я в Африку с ним готова ехать, — сказала Марина.

— Так ты же собиралась, сама же говорила? — задала вопрос Галя.

— Ну, говорила, что страшно стало. Да мне не так Питер интересует, я думаю, как родителям сказать, рожать придется по любому. Ты же понимаешь, какого цвета он будет? — задумчиво произнесла Марина.

— Ну, а что делать-то? Рожай и будь как будет. Ты же помнишь мы же сами хотели уехать из Союза, или забыла? — сказала Галя.

— Тебе хорошо говорить, мне еще учиться до хрена и больше, да и не вижу будущего. Ему уже в Африку, говорят, возвращаться. Вроде работу в клинике предлагают, а я что тут буду одна делать с ребенком?.. — произнесла Марина.

— Ну тете Свете все равно придется позвонить, вызывай на переговоры, объясни ситуацию. Хуже не будет, тем более матери же говорила, что дружишь с иностранцем.

— Да, тебе хорошо, я уж не знаю, как диалог начать. Короче твое мнение услышала, ты предлагаешь все рассказать.

— Да, конечно, рано или поздно тайное становится явным, — ответила Галя.

— Ну, ладно, пока, мне на лекции пора, — Галя попрощалась, — не дрейфь подруга, прорвемся, мы же сибирячки!

Вечером Марина заказала переговоры с матерью.

Марина родила мальчика, которого назвали Пауль, по-русски мы его, уже потом, называли Павлуша.

Это был гром среди ясного неба. В Ачинске всё постепенно узнали, сенсация! Маринка родила негритёнка. Такой реакции мы с Женькой не испытывали никогда. Хотя по телевизору нам показывали, что расизм — это удел капиталистических стран, но через некоторое время мы испытали его на себе в полной мере.

Для нас пацанов советских особо ничего не менялось, мы, как и раньше были друзьями, — объединяли футбол, учеба и двор. В этом году у Женьки начали появляться «фирменные» вещи. Сестра начала присылать ему новые джинсы и кроссовки, шоколадные конфеты из швейцарского шоколада, алкогольные напитки. Ликер, ром, виски и многое другое стояли у них в баре серванта.

Особым шиком стало появление магнитофона «Sanyo» японского кассетника и пленок к нему, BASF и других фирм. Мы жутко завидовали ему.

Теперь после очередной посылки из Москвы от сестренки, мы шли к нему домой смотреть импортные гостинцы. Женя был маленько прижимист, но похвалиться ему было необходимо и, иногда и нам перепадало что-либо попробовать из импорта, пока тети Светы не было дома. Через некоторое время, тетя Света уехала в Москву посмотреть «импортного» внучка. Когда прилетела, то привезла фотки. Маленький Павлуша не был особо черным, хотя, конечно, африканские черты превалировали.

Женькина мать привезла разные шмотки от Марины: кассеты разных исполнителей, пластинки, полное собрание «Битлз» поразило нас, джинсы и много всего (на продажу). С особым шиком Женьке передали красные кожаные штаны — джинсы и кожаные коричнево-красные ботинки, такие я видел только у грузин и армян. Это был особый шик. В этих вещах он стал ходить в школу и повсюду мы конечно смеялись над красными джинсами, когда он их натягивал, были они малы ему, но для Ачинска, все равно это были безумно крутые вещи.

В школе постепенно узнали все про Маринку, ведь и Женя стал модничать, кто-то шептался за спиной об этой ситуации, а некоторые завидовали и говорили: «ну и правильно сделала, выйдет за иностранца и уедет за границу, поживет как человек в богатстве и комфорте» Тогда еще мы не знали, что представляла собой Африка.

Между тем и у меня тоже начали появляться импортные шмотки, Галя, нет-нет присылала нам московских конфет и сладостей и засовывала для меня в посылку то футболку импортную, то кепку, то красивые импортные пакеты с изображением модных девиц на мощных мотоциклах.

В один прекрасный момент Женька не выдержал и сказал мне, что Галка беременна, и у меня тоже будет внук-негритёнок. Я был ошарашен, но матери не стал говорить, т.к. не понимал всей искренности его слов.

В те годы в СССР очень серьезно относились к спортивному будущем детей. И мы периодически ездили в спортлагерь «Факел», недалеко от города. Женька уже завязал с легкой атлетикой и поэтому его уже не брали в спортивно-оздоровительный лагерь. А ездил он по соседству. в трудовой — «Гренада». Там тоже было интересно и иногда мы играли с их лагерем в футбол, участвовали в спортивных и пионерских и комсомольских мероприятиях. Было весело, а пионерский костер был грандиозен.

НОВОСТЬ

Вот так в 1982 году в августе, а именно 9 августа, ко мне приехала мать в спортлагерь, и я узнал, что у меня родился племянник Эрнест, тоже негритёнок, как и предсказал Женька.

Все мы были в «легком шоке» мать отнеслась к этому с пониманием, хотя виду не подавала особо (может еще не до конца понимала, что же произошло). Больше всех возмущалась моя тетя Валя. Она была молода и продвинута во многих вопросах, т.к. работала инженером в строительной организации. Она была коммунистических взглядов продвинута по профсоюзной линии и имела авторитет на работе. Наверно в тот момент ей было меньше всего это надо, т.е. разговоров о племяннице.

«Да как так родить от африканца» — она все не унималась. Мы ведь находились далеко от Москвы, и еще никто не осознавал, что ждет каждого из родных и близких. Т.е. обсуждения людей и прямая ненависть.

Расизм в СССР никто не отменял. Он был очень виден по отношению к малым народам (узбекам, таджикам, азербайджанцам и т.д) не говоря уже об африканцах. Даже я, когда маленький ездил с тетей Валей в Москву (в Брянск к родне) увидев негра в метро кричал и бежал, показывая пальцем: «Дядя Коля, негр, негр, смотри!» Тогда никто не знал, что в нашей семье появятся эти люди с черной кожей. Было мне в ту пору шесть лет.

Ну а нас всех очень интересовал вопрос — какой он импортный племянник и внучок, сильно черный или не очень, какие у него волосы, вьются или нет… Галя тоже поняла, что она натворила, может ей и неудобно было во многих вопросах, особенно к матери. Но мать сказала: «Что случилось, то случилось, будем воспитывать малыша.

Вот так и прогремел гром среди ясного неба. Нонсенс! В далеком сибирском городке появилось сразу два негритянских мальчика: Пауль и Эрнест.

КОЛЯ

Так получилось, что первым увидел нашего Эрнеста дядя Коля, мой дядя и впоследствии крестный отец. Это был муж моей тети Вали. Коля был очень интересным человеком, хотя и работал простым сварщиком, но по знаниям, интеллекту и эрудиции, мог дать фору любому. Он очень любил книги, был необыкновенным собирателем собраний сочинений. В СССР в условиях тотального дефицита он умудрился собрать богатую коллекцию-библиотеку, переплачивая барыгам за хорошие книги большие деньги со своей зарплаты сварщика. Общаться с ним было интересно — казалось, он знал все. Периодически, он каждое лето ездил в Брянск через Москву. Конечно, прельщала его возможность побыть одному, сходить на московский «Спартак» и просто посмотреть Москву. Эли уже снял квартиру к этому времени в Строгино, и они с Галей и малышом переехали туда. Гале стало намного проще в некоторых вопросах, т.е. транспорта (добираться до института стало ближе.

Приехав из отпуска из Москвы, Коля поведал, что внучок совсем не черный, а смуглый, и вообще красивый интересный малыш.

С Эли они нашли общий язык, сходили на футбол «Спартак» Москва, благо оба были любителями этого вида спорта, Эли и в Африке занимался футболом. Очень поразило его в московской квартире аппаратура японская, записи, и вообще все. Большое впечатление произвел на него плакат «Бони М». Эли хотел отдать ему, но Коля, по скромности, отказался.

Приехал он веселый и отдохнувший, привез ящик (30 бутылок) Пепси-колы, она только начала появляться в союзе. Очень ему понравилась, с гордостью он брал с собой бутылочку в баню, на удивление всем банщикам. Был он очень большой любитель этого дела. В бане все также любили Колю, мне кажется, не было в городе человека, кто бы его не знал. Он был «дока» во многих сферах жизни и политически подкован. И все в бане слушали его умные мысли и рассказы. О политике он тоже любил поговорить.

ВАЛЯ

Как-то раз, придя с работы тетя Валя спрашивает его: «Ну что, ты в субботу в бане был?» «Ну был, а что?» — ответил Коля. «Да ни чЁ, — сказала Валя, — Только ко мне на работу два мужчины в штатском приходили из КГБ, интересовались тобой. Чем занимаешься, с кем общаешься. Что опять там в бане про Брежнева рассказывал, опять политический ликбез проводил с мужиками про социалистический строй?» Коля побледнел. Надо было видеть его лицо. Он замолчал и смотрел на Валю испуганными глазами. Валя и сама испугалась, что сказала это. Она решила его подколоть, но юмор получился «черный» и напугала мужа. С КГБ шутки плохи.

А дело было так: Одна из подруг, с которой работала Валя, завела разговор о Коле, что в субботу ее муж парился в бане и слушал разговор мужчины по имени Коля, который очень умно и грамотно, беседовал с мужиками в бане за чаем. Он был в восхищении от его ума, и рассказал своей жене, та моей тете.

Ну а Валя, сразу поняла, кто мог в бане выдать такие «умные» вещи, и «взяла на понт» Колю. Конечно, она не предполагала такой реакции мужа. Пришлось ей сознаться во всем. Вот так иногда шутила моя тетя Валя.

Мы с сестрой всегда ждали прихода тети Вали к нам в гости. Я был маленьким и поэтому все вкусняшки доставались, в основном, мне. А Валя, которую я почему-то не мог называть тетя, казалась она очень молодой для такого статуса, постоянно приносила конфеты, яблоки, апельсины (и где она только все брала?..). Шоколадные конфеты были дефицитом.

— Ну, привет, сынок! Как дела? Как учеба? — начинала разговор со мной тетя.

— Да нормально, — отвечал я.

— Троек много?

— Да есть пара штук, на днях закрою их четверками и пятерками.

— Ну смотри, а то я тебе тут мармелад в шоколаде принесла, и вот не знаю, что теперь делать. Точно исправишь? — прищуривалась Валя, задавая мне вопрос.

Услышав про конфеты, я затарахтел, — Да, конечно, исправлю, завтра же!

И тут она доставала из сумочки конфеты. Настроение у меня поднималось, и я испытывал неописуемый восторг. Убежав в свою комнату, я наслаждался вкусом принесенных тетей, конфет.

В выходные они с дядей Колей брали меня погулять по городу. Мы ездили в центр, в кинотеатр, «Сибирь». Раньше д. Коля жил в центре и здесь все его знали. Мы шарились по базару, покупали мне семечек и кедровых орехов. Затем мы шли в кино, ну и здесь в буфете мне покупали пирожное и лимонад.

Гулять с д. Колей и т. Валей мне всегда доставляло удовольствие.

Ну и Валя, периодически в летний отпуск еще и забирала меня с собой, и мы с ней ехали через всю страну в Брянск к родственникам.

Ехать нужно было транзитом через Москву. Это было большое счастье, забравшись на верхнюю полку, приоткрыв окна форточки, я смотрел, как передо мной мелькали леса и реки, перроны и города. Я мог часами любоваться нашей природой, особенно когда поезд попадал в туннели Уральских гор и хребтов. Но особенно нравилось, когда поезд на высоте проезжал по железнодорожному мосту великих рек: Обь, Иртыш, Урал.

Валя часто ездила домой в Брянск и поэтому в Москве, быстренько, закомпостировав билет, мы еще успевали с ней походить по Комсомольской площади и купить гостинцев родне. Мне конечно же хотелось эскимо. Вообще все московское мороженое оставляло сладкое впечатление, и я пробовал все: и «Бородино» и фруктовое, и вафельных стаканчиках. Уезжать из Москвы вовсе не хотелось.

От Брянска нам предстояло до деревни Сныткино проехать какое-то время.

Валя любила делать сюрприз и в этот раз мы приехали «нежданчиком». Так получилось, что от станции нам пришлось идти пешком несколько километров до дома родителей.

Ночь наступила как-то очень быстро и незаметно. А идти предстояло еще километра четыре. Мы перешли через ручей, тетя, кроме всего несла еще и тяжелый чемодан, я держался за ручку, пытаясь ей помочь. Но от этого становилось еще тяжелее для нее. Вокруг не было не души, только вдали горело несколько фонарей, до которых идти надо было еще очень прилично.

— Валя, пошли быстрей, — просил я тетю.

— А что быстрее? — спрашивала Валя.

— Да, давай быстрее уже идти, — не унимался я.

— Ты, что темноты боишься? — опять спрашивала Валя

Я не хотел выглядеть трусом, — Нет!, а вдруг тут зэки… — с опаской говорил я ей.

— Что страшно? — улыбалась тетя.

Мне действительно было страшно, и я тянул ее за чемодан.

Тьма была, хоть глаз выколи. Так быстро я еще не хотел никогда оказаться у бабушки дома.

Наконец мы дошли. Света в доме не было, все спали. Мы прошли в палисадник и постучали в окно. Свет загорелся, в сенцы вышел дед Михаил и следом бабушка Паша. В руках она держала керосиновую лампу.

— Валька, ты чоли? Ударом тебя ударь — приговаривала бабуля, — Как же ты так, а чего телеграмму не дали?

— Сюрприз хотела сделать, — смеялась тетя.

— Ну даешь! Давайте в хату, быстрей!

Деревенский дом и воздух меня околдовали, пахло сеном на печи стоял чугунок со щами из куриных потрошков. Но есть не хотелось, мне налили молока отрезали ломоть белого хлеба и поставили мед. Такого вкусного ночного ужина я не испытывал никогда.

Утром я проснулся оттого, что кто-то возил мне по носу соломинкой. Я открыл глаза. Юрик, мой старший двоюродный брат смеялся.

— Ну, привет, городской. Долго еще спать будешь? — спросил он, — так все проспишь.

— А что просплю-то, — спросил я.

— Давай умывайся, завтракай, да пойдем на конюшню лошадей запрягать на сенокос. Вязки возить будем, на коне покататься хочешь?

— Конечно! — с восторгом крикнул я.

— Ну шевелись.

В этот день мне выделили коня, звали его Заяц. Это был старый конь, в яблоках. Он уже еле ходил. И мне разрешили на нем возить вязки с поля. Он был ленив, шел медленно, наверное, чувствовал, что его уже скоро должны будут списать, то есть сдать на мясо. Толку от него уже не было. В отличие от тех рысаков на которых Юрик со своими деревенскими товарищами давали жару рысача по полю. Я ехал медленно и вдруг одна женщина долбанула Зайца оглоблей, чтобы он прибавил скорости. Конь рванул как в последний раз, и я не удержался и свалился с него.

Все засмеялись. К вечеру вся деревня знала, что новенький городской упал с коня на сенокосе. Встретили меня и деревенские товарищи Родька и Ленька, я угощал их сладостями, а они давали мне свой велосипед-взрослик, а кататься на нем я еще не умел и часто падал. Они угорали надо мной и постоянно говорили, что возьмут меня в лес где шла война и покажут ржавый немецкий танк «Пантеру», а если повезет, то я могу там найти пистолет и немецкий автомат «Шмайсер». Но они постоянно оттягивали мне это удовольствие, а я все мечтал, засыпал и просыпался с этой мыслью. Парни они были занятые, в деревне всегда хватало забот и хлопот по дому. А я все ждал, — ну, когда же, когда, пойдем к танку? — спрашивал я их, принося очередной раз им горсти конфет и печенья.

В брянских лесах шли бои и партизанские отряды были недалеко от нашей деревни. Во время войны немцы оккупировали эту территорию, она была захвачена и в нашем доме поселились немецкие офицеры. Был он наиболее добротный из всех в деревне и выбор пал не него. Бабушка с маленькими детьми перешла жить в баню. Дед воевал в частях Красной армии. Время было тяжелое, военное, голодное.

— Пан, пан, дай конфетку — обращалась т. Тоня к немецким офицерам, было ей в ту пору 5 лет. Немец доставал шоколадку и отдавал т. Тоне. А Нинке дай тоже! — просила она, которой исполнился год, и она таскала ее укутанную в шаль.

Когда немцы отступали, то они сожгли все дома в деревне, а наш не тронули почему-то. Затем вся деревня ютилась в нашем доме и спасалась от холода и дождей, как могли. Многие в душе таили злобу и обиду, что всех сожгли, а наш дом не тронули.

В один из отпусков мы снова поехали в Брянск на юбилей к бабушке с дедом.

Доехав до Москвы, и перейдя на Киевский вокзал, мы закомпостировали билеты. В этот раз мы ехали с Юлей дочерью т. Вали и моей мамой.

Получилось так, что поезд должен был отходить рано утром и всю ночь нам пришлось находиться на вокзале. Мы расположились как могли на чемоданах в зале ожидания, народу было битком и сидячих мест было только два на скамейки. Это был ад! Кругом была суета, нужно было зорко смотреть за вещами, так как ушлых воров было достаточно, постоянно подходили цыгане с просьбой.

— Ой, давай погадаю тебе, красавица — вижу к свадьбе у тебя намечается — приставала цыганка, позолоти ручку, красавица. Скажу, как мужа твоего звать будут, имя скажу!

— Да я сама знаю, Коля его звать — смеялась т. Валя. А, так ты замужем?

— Да, вот дочь моя.

Цыгане сразу ретировались.

На вокзале среди толпы и суматохи, жара была еще более невыносима, но от вещей отойти было нельзя, чтобы хоть чуть-чуть подышать на перроне вокзала. Так спустилась ночь. Как назло, небольшую сумку с продуктами, мы забыли в суете по приезду в Москву, выходя из вагона. Все очень хотели есть. Вокзальный буфет был закрыт, а купить ночью было негде и нечего. Через некоторое время Юлька захлюздила, она очень хотела есть и начинала плакать.

Конец ознакомительного фрагмента.