Проект «Мессия»

Олег Кравцов, 2023

Миша – беззаботный сын русского олигарха. Он живет в солнечной Калифорнии, кутит на своей белоснежной яхте и ведет легкую и бесшабашную жизнь за папин счет. В один прекрасный день парень понимает, что вся его пресыщенная деньгами жизнь – глубочайшая несправедливость, и решает посвятить себя беспощадной борьбе с мировым капиталом. И, конечно же, начинать предстоит с России. Но спецслужбы не дремлют… Как сложится судьба нашего героя? Через что ему придется пройти? Об этом и многом другом дорогой читатель узнает на страницах невероятно поучительного романа о русском мессии.Роман о любви и чести, о вере и надежде, о важности первых шагов и вечной борьбе добра со злом.

Глава 2. Нежные объятья Родины

Машина подъехала к шлагбауму. Таксист через открытое окно проделал какие-то манипуляции, после чего полосатая перекладина поехала вверх, открыв свободу для проезда.

— Куда едем? — задал резонный вопрос водитель, когда машина покинула территорию аэропорта.

— Туда, куда поехал бы любой русский человек, много лет не бывавший на Родине своей любимой.

Миша почему-то решил, что именно в такой манере должен говорить настоящий русский человек, вернувшийся домой после долгой разлуки.

— А поточнее? — таксист бросил слегка удивленный взгляд на пассажира.

— В храм православный.

— Куда? В смысле, в какой конкретно храм?

— В православный, — Мишу слегка удивила непонятливость водителя.

— Они здесь все православные.

Настало время смутиться Мише.

— Тот, что поближе. Самый первый попавшийся, неприглядный. Мне не нужна показуха и пафос. Я хочу остаться один на один с самим собой.

Таксист удивленно задумался, вероятно, подбирая в голове варианты ближайших неприглядных храмов.

— Вот Вы в какой храм ходите? — решил выручить его Миша.

— Я — ни в какой.

— Вы атеист?

— Ну не то чтобы совсем атеист. Православный как бы. Но только в храм не хожу.

— Так куда же мы с Вами поедем? — пришло время Мише задавать вопросы.

— Не знаю, куда скажете.

— В храм православный.

— Это понятно. А в какой конкретно?

— В православный. Что-то мы с Вами, по-моему, на второй круг пошли. Давайте так, найдите в навигаторе любой ближайший храм и завезите меня туда.

— Знаете, мне кажется, поздновато уже для храмов. В области они по-любому все закрыты. В Москве может быть какие-то еще открыты.

— А Вы знаете какой-нибудь хороший храм, куда мог бы поехать русский человек, чтобы спокойно посидеть да с мыслями собраться?

— Ну в общем-то знаю один относительно недалеко отсюда. Бабульку, постоянную клиентку, туда вожу иногда от грехов очищаться. Он как раз небольшой, невзрачный, как бы на отшибе стоит, людей там почти не бывает, и батюшка, весь такой отданный богу, подолгу там засиживается.

— Это то, что нужно! — обрадовался Миша.

Таксист забил в навигаторе искомый адрес. До пункта назначения было чуть больше двадцати минут.

— Если в пробке не залипнем, то за полчасика доберемся, — сообщил водитель.

Ехали довольно резво. Таксист плавно маневрировал, умело обгоняя попутные машины.

— Погоди, не гони лошадей, останови, товарищ, где-нибудь, где пространства русского побольше, да где березки белые растут.

— Чего? Где-где остановить? — водитель явно не понял желания пассажира.

— Хочу земле родной я поклониться да сладкий запах Родины вдохнуть, — пояснил Миша свою просьбу.

Таксист сохранял спокойствие, но был задумчив.

— Не удивляйтесь, я просто так давно не был на Родине, что неожиданно для себя заговорил стихами от счастья.

Таксист промычал что-то неопределенное.

— Да что же Вы не останавливаете, вон же березки.

— Вы серьезно? Я просто не понял, что нужно остановиться.

— А разве я не этого попросил?

— Ну так-то да…

— Тогда почему же Вы не остановили? Что-то не так?

— Да нет, все так. Извините. Я подумал, что Вы стихи читаете. Сейчас остановлю.

Водитель явно не хотел конфликта со странным пассажиром. Он начал притормаживать на обочине и включил аварийный сигнал.

— Я бы не советовал Вам этого делать, клещей можно нацеплять. Они сейчас очень активны, — бросил водитель через плечо.

— Нет того клеща, которого не вырвет со своего тела русский человек, и горе тому клещу, который попадется под его давящие пальцы.

Водитель внимательно всматривался через зеркало в лицо необычного парня.

— А придет время, — продолжил пассажир, — мы изгоним из матушки-России всех клещей-кровопийц, а потом и всю планету очистим.

На последней фразе пассажир вышел наружу и пошел обнимать березки и трогать землю.

Через минут десять он вернулся.

— Ну что же, теперь — в храм.

— А-а, — лицо водителя осветилось догадкой. — Я, кажется, понял, Вы — актер, верно?

— Нет, ни разу. С чего Вы взяли?

— Просто Вы говорите как-то чудно, будто в роль какую-то театральную вживаетесь и на мне обкатываете.

— Странно. Неужели так не мог бы говорить русский человек, истосковавшийся по Родине?

— Нет. Думаю, нет. Но я не считаю, что это как-то отвратительно или неприятно, нет. Скорее интересно. И хочется еще послушать.

Миша был слегка разочарован. Он был уверен, что именно так должен говорить русский человек, ностальгирующий по отчизне.

— То есть Вы не актер? — продолжил таксист.

— Нет.

— А кто вы по профессии, если не секрет?

— Я безработный и бездомный пролетарий духа. Прилетел на Родину спустя много лет, отказался от помощи и денег родителей. И знаете, пока мне все очень даже нравится.

Дальше некоторое время ехали молча.

— Расскажите, товарищ, как сильно на Вас давит царящая вокруг власть капитала? — решил нарушить молчание Миша.

— Чего?

— Я говорю, расскажите, как тяжко живется русскому трудовому люду под удушающим гнетом капитализма?

Миша пытался нащупать некую общую тему и был уверен, что вопрос попадет в точку. Водитель молчал.

— Не считаете ли Вы, что настало время проснуться трудовому человеку и сбросить с себя ярмо буржуазного рабства?

— А-а? — водитель как будто отвлекся от размышлений. Но на вопросы Миши не отвечал. — Пристегнитесь, пожалуйста, а то ДПС может остановить. Штраф будет и с меня, и с Вас.

— И здесь, как и везде, полиция — прислужник класса угнетателей, плетью и штыком удерживающая в повиновении трудовой народ.

Таксист не отвечал. Он сосредоточенно вел машину.

— Вам, наверное, интересно, почему я — идейный марксист, прогрессивный пролетарий еду в церковь, в цитадель лжи и порока, где попы-прихлебатели у власть имущих забалтывают нас, призывают подчиняться несправедливости, культивируют невежество и паразитируют на ней?

Водитель молчал. Миша понял, что опять не угадал и решил больше пока вообще ничего не говорить, чтобы не наломать раньше времени дров.

Такси остановилось на небольшой парковке. Храм виднелся впереди. Он был не таким уж и маленьким, вполне себе средних размеров. Миша поблагодарил и собрался покинуть машину.

— Вы спрашиваете, как нам живется под властью капитала? — внезапно с жаром заговорил таксист. — Хреново живется. Задушили нас налогами, поборами. Зарплаты платят хер да ни хера. Нет ни денег, ни времени на жизнь. Жену с детьми видишь только спящими. Ипотека как рабство крепостное до конца жизни. Чувствуешь себя не человеком, а скотом в родной стране. Родился, поработал, размножился и умер. Иногда поспал. Пару раз на море съездил. И все. Вот такая сказочная жизнь.

Миша замер. Вернулся на место и прикрыл дверь. Потом пристально посмотрел в глаза водителю и сказал спокойно и уверенно:

— Они видят в нас обслуживающий персонал, который должен работать, как батарейка, а в конце срока службы утилизироваться за ненадобностью. Однако мир меняется. Недолго пировать врагу, настает наше время. Мы, трудовые русские люди, скинем позорное ярмо рабства в своей стране, и весь мир последует за нами. Всего доброго, товарищ!

На последней фразе странный пассажир выставил таксисту раскрытую ладонь. Водитель протянул в ответ свою, и после крепкого рукопожатия наш герой вышел из машины, аккуратно захлопнув за собой дверь.

*

На улице было темно, но территория вокруг храма освещалась фонарями. Приглушенный свет в окошках говорил о присутствии внутри людей. На небольшой площадке, расположенной по пути, в свете фонаря на инвалидном кресле сидел одинокий мужчина в тельняшке. В зубах у него тлела сигарета, в руках он держал банку из-под кофе, в которую он, по-видимому, складывал вырученные подаянием деньги. Увидав приближающегося прохожего, мужчина оживился и отшвырнул в траву окурок.

— Подайте на храмушек и на покушать несчастному страдальцу-инвалиду, ветерану трех мировых войн и множества локальных конфликтов, бывшему криптоинвестору, жертве финансовых репрессий и антиковидных ограничений, — обратился мужчина к идущему навстречу парню, когда тот почти поравнялся с коляской.

Его голос был бодрым и настойчивым. Судя по всему, попрошайка, как опытный продажник, издалека оценил нетипичного посетителя и с учетом отсутствия посторонних ушей решил применить именно такую клиент-ориентированную стратегию привлечения внимания. Слова были полной белибердой, но цели своей достигли. Прохожий замедлил шаг.

Изначально Миша вообще не собирался останавливаться. Он принципиально не подавал профессиональным нищим, к тому же у него не было с собой денег. Однако, оригинальность подхода привлекла внимание. Он сбавил темп и взглянул на говорившего. Инвалид мгновенно среагировал на зрительный контакт и направил коляску к центру прохода, перегораживая собой дорогу.

— Можно в юанях или тенге или в биткойнах на холодный кошелек, — в той же манере продолжил попрошайка. Его взгляд был наглым и уверенным.

Миша понял, что сделал ошибку. Он судорожно прикидывал варианты действий — убежать и подождать пару часиков где-нибудь поблизости, пока рэкетир не уедет, или оббежать наглеца и попасть все-таки в храм. А вдруг он будет стоять здесь до самого закрытия? А если этот пройдоха прицепится и последует за ним внутрь? Миша склонялся ко второму варианту. В любом случае продолжать бессмысленную коммуникацию у него не было никакого желания.

Вдруг, лицо нищего перекосило, он начал многократно креститься и шептать странные фразы. Мише удалось расслышать только отдельные слова: «антихрист», «архангел», «помазанник», «спаситель», «изыди».

Он решил воспользоваться замешательством инвалида и попробовал проскочить между ним и кустами живой изгороди, но нищий внезапно пришел в себя и обратился к Мише совсем другим тоном:

— Архангел! Постой, архангел! — на его глазах блестели слезы, в его голосе больше не было вызова и надменности. Он плакал. — Прости и исцели меня.

— Извините, я Вас не понимаю, — Миша слегка опешил. И дело было не только в перемене, произошедшей с мужчиной. Архангелом его в детстве называла набожная бабушка, иногда так к нему обращалась мама. — И у меня нет с собой денег, честно.

На этих словах он снова попытался ретироваться. «Надо было линять, а не в обход идти», — мелькнула у него запоздалая мысль.

— Не нужны мне от тебя деньги. Помоги мне, прошу, исцели, архангел!

— Вы ошиблись. Я не архангел.

— Вижу! Вижу архангела в тебе. Пожалуйста, помоги. Я устал тебя ждать.

— Меня…?

— Да, да! Ты мне приснился, архангел. Ты сказал, чтобы я ждал тебя на этом месте. Именно таким ты был в моем сне. Помоги, я двадцать лет прикован к креслу.

Миша был ошарашен и тронут. Он допускал, что бедный инвалид действительно мог себе чего-нибудь навоображать от безысходности и горя. Но помочь несчастному он определенно не мог, однако и сбежать теперь было как-то неловко.

— И как же я могу Вам помочь? Дать денег на операцию? Но их у меня нет.

— Нет, деньги не нужны, и врачи бессильны. Умоляю, сделай как в моем сне — возложи руку мне на чело.

— Что?

— Умоляю, одно прикосновение. Возложи руку мне на чело! Это все, чего я прошу.

Нищий смотрел умоляюще, его взгляд был полон отчаяния.

— Ладно-ладно, только, пожалуйста, тише.

Миша, желая покончить с происходящим, положил раскрытую ладонь на голову калеки. В тот же момент инвалид начал биться в конвульсиях, из его рта пошла пена. Миша попытался отдернуть кисть, но она была крепко зафиксирована обеими руками на голове сумасшедшего. Внезапно инвалид затих и отпустил Мишину руку. Его лицо стало спокойным, а взгляд умиротворенным. Он осторожно вставал с кресла.

— Вы что…?! Упадете!? — Миша попытался его удержать и помочь.

— Нет-нет, я сам… — мужчина сделал препятствующий жест.

Он аккуратно выставил сначала одну, потом другую ногу на землю. После чего несмело оторвался от коляски и, балансируя в воздухе двумя руками, сделал несколько неуверенных шагов.

— Боже, это чудо. Спасибо тебе, Спаситель! — взгляд мужчины обратился к Мише. После чего он развернулся и, слегка покачиваясь, но с каждым шагом все более твердо зашагал по дороге прочь. Спустя несколько секунд его силуэт скрылся в темноте и лишь брошенное инвалидное кресло да кофейная банка, лежащая на тротуаре, свидетельствовали, что все происходящее не было плодом воображения.

«Чертовщина какая-то», — подумал Миша, приходя в себя, развернулся и направился к храму.

— Свят-свят! — услышал он чей-то взволнованный голос.

Неподалеку стояла женщина средних лет, по-видимому, случайная прохожая, которую Миша не заметил в ходе общения со странным инвалидом. Женщина энергично крестилась правой рукой, держа в левой ладони мобильник с включенной видеокамерой. Встретившись взглядом, она испуганно вздрогнула и попятилась в темноту.

**

Стучаться не пришлось. Дверь храма оказалась открытой. Миша вошел внутрь, стараясь не вызывать шума. В храме было пусто и тихо. Слабый приглушенный свет освещал лики икон. Запах ладана был непривычным, но терпимым. Миша направился в правый угол. Его внимание привлек крупный деревянный крест с висящей на нем фигурой Христа. У основания креста стоял небольшой столик с догорающими огарками восковых свечей. Парень с интересом всматривался в ногу, пробитую гвоздем: «Интересно, из чего он сделан? — Миша негромко постучал указательным пальцем по искусственной стопе Иисуса. — Походу гипс или пенопласт». Сконцентрироваться не получалось. Из головы не шел странный исцеленный инвалид.

Грузный поп появился внезапно. Он, вероятно, не ожидал кого-то увидеть в это время и секунду удивленно всматривался в посетителя.

— Вечерняя служба закончена. Храм закрыт.

Священник выглядел недовольным. Из-за пухлых щек глазки казались совсем маленькими. «Крашеная», — подумал Миша, глядя на невероятно черную бороду, ниспадавшую на пузо.

— Да нет, он был открыт. Иначе как бы я вошел? — Миша старался говорить спокойно.

— Приходите завтра, — казалось, что уверенность гостя несколько насторожила хозяина храма.

— Но я еще не получил ответы.

— Какие ответы?

— Ответы свыше. Что мне делать, куда идти, где я буду спать. К тому же я голоден и хочу есть.

— Бог подаст.

— А я и не против, чтобы он подал. Точнее выдал мне причитающееся, то, что принес ему в храм русский народ специально для страждущих и нуждающихся вроде меня.

Поп медлил, видимо, прикидывал, как реагировать на такие заявления.

— Как тебя зовут, сын мой?

— Зовут меня Миша, и я Вам не сын, так же, как и Вы мне не отец.

— Вы впервые у нас? Я Вас раньше не видел.

— Так и есть, впервые. Именно поэтому Вы и не видели меня раньше. Я прилетел в Россию несколько часов назад.

— Прилетели? Откуда?

— Вылетал с запада, а прилетел с востока, — Миша ни разу не лукавил. Он вылетел из Западного полушария. Но из-за ограничений с воздушными коридорами, часть маршрута пролегала через Азию.

— А как Вы попали в этот храм? До аэропорта не так близко.

— Меня привез сюда русский православный таксист.

— Меня зовут отец Онуфрий. Понимаю, что обращение «отец» вам, судя по всему, претит, но таковы церковные правила, которые в ее стенах все-таки нужно выполнять. Сегодня уже поздно. Я должен закрывать храм. Вы придете завтра, и мы с Вами обо всем поговорим.

Миша ухмыльнулся. Его лицо выражало слабо скрываемое презрение.

— Один вопрос. Что за странный такой инвалид на коляске у Вас возле церкви околачивается? Это Ваш подопечный?

— А-а, Витюша. Ну да, есть такой. Только что же в нем странного?

— Да в общем-то ничего странного, — усмехнулся Миша, — кроме того, что инвалид этот поддельный.

— А здесь Вы ошибаетесь, — по спокойному лицу священника пробежало легкое недоумение. — Витюшу мы знаем уже несколько лет, и он самый что ни на есть настоящий инвалид. Он состоит в городском обществе инвалидов-колясочников, и конкретная точка, где он просит милостыню, у нас с этим обществом согласована.

— Но этого не может быть. А давно он инвалид?

— Давно. Лет двадцать, наверное, я точно не знаю. Он вроде бывший десантник, после службы занимался промышленным альпинизмом, спортсменом был, рукопашником, а потом несчастный случай и инвалидность. Года три назад он явился к нам. Говорит, будто сон ему приснился, в котором архангел Михаил приказал ему здесь стоять и ждать пришествия. Архангел то ли сам прибудет, то ли пришлет кого-то его исцелить.

На этих словах священник усмехнулся, но быстро спохватился и снова стал серьезным.

— С тех пор он здесь постоянно сидит, подаяние просит. Все своего архангела ждет. Несчастный человек. Вечерами в основном приходит. Говорит, что в его сне ангел сказал, что ночью явится. А чего Вы о нем спросили? Он, наверное, нахамил Вам? Он может…

— Никакой он не инвалид. Он сегодня при мне встал и пошел. И кресло свое оставил на улице.

— Это невозможно. Я же Вам сказал…

— Значит, разрешите представиться — архангел Михаил, он же — Спаситель. Как конкретно меня величать — это Вы с вашим Витюшей разберитесь, — Миша говорил выдержанно, с усмешкой, но без злобы.

— Он сейчас там, на улице? Он обычно в это время там, — было видно, что поп несколько смущен.

— Я же говорю, он ушел. Очень натурально разыграл комедию, типа я его исцелил. Потом встал и ушел, даже кресло свое не забрал.

Поп недоверчиво смотрел на гостя.

— Чудо батюшка! Чудо! — Миша картинно воздел руки к небу. — Я исцелил его. Даже не пришлось говорить: «Встань и иди!»

Миша улыбался, а священник нет.

— Вы что же, батюшка, в чудеса не верите? — парень, усмехаясь, издал хрюкающий звук (это у него вышло неспециально).

— Прошу Вас, перестаньте ерничать, — батюшка, по-видимому, не разделял веселья. — Мы можем с Вами выйти на улицу к тому месту?

— Да пожалуйста, — Мише определенно нравился разворачивающийся вокруг него водевиль.

Парень со священником вышли на улицу и направились в сторону видневшейся неподалеку инвалидной коляски без пассажира. Потоптались, походили. Священник недоверчиво и серьезно смотрел то на коляску, то на Мишу.

— У меня нет слов, — наконец произнес батюшка. — Но самое главное, я чувствую, что все, что Вы говорите, — истинная правда. Коляску нужно забрать. Ее нужно будет отдать обществу инвалидов. Давайте пройдем в трапезную. Вы для начала перекусите, и мы вместе подумаем, что нам с Вами делать дальше.

Миша был не против подкрепиться. Они снова направились в церковь. Отец Онуфрий катил впереди себя коляску, которую оставил внутри возле двери.

В трапезной нашлось довольно много разнообразной еды («прихожане жертвуют»), часть из которой хозяин подогрел в микроволновке. Миша не отказался от стакана красного вина. Оно было чрезмерно сладким (Миша любил сухач), но выбирать не приходилось.

— Вы не возражаете, если я наберу Витюше? У меня где-то был его номер.

Миша не возражал. Отец Онуфрий звонил по видеосвязи. Абонент долго не брал трубку. В тишине храма гудки звучали невероятно громко. Дозвониться удалось с третьей попытки. В ухо ударила народная военная песня про батяню-комбата, не бросавшего ребят. Потом наконец показалось очень пьяное лицо того самого попрошайки.

— Витя! Витюша, ты меня слышишь? — обратился к лицу священнослужитель, стараясь перекричать музыку.

— Йо-хо-хо, какие люди! — зашамкал мужчина заплетающимся языком. — Как там отроковица Ольга с берегов Онежского озера?

Священник поморщился, из чего Миша допустил, что за батюшкой водится некий грешок сексуального плана, напоминание о котором доставляет ему дискомфорт.

— Витюша, где ты и что с тобой?

— Где я? С друзьями! Бухаю! Что со мной? А вот что со мной!

С этими словами мужчина встал из-за стола и продемонстрировал свои ноги.

— Йо-хо! Йо-хо-хо!

Мужчина несколько раз встал-присел, выразительно отводя ноги и руки в стороны, словно исполнял пьяный матросский танец. Он был дерзок и доволен собой.

— Ну что, батюшка святой, кто теперь из нас святой? К кому архангел прилетел? К тебе? Хрена с два! К Витюше прилетел! А кому вещий сон приснился? А? Мне приснился! Тебе за всю твою жизнь поповскую такого сна не приснилось, а Витюше ра-аз и приснился! А ведь ты стебался надо мной и над сном моим. Стеба-ался! Так что я святой, а не ты, понял, мля. Витюша в авторитете у небесной братвы. А ты здесь на земле только перед бабушками святой, а там, на небесах, чмо печальное. И не я, а ты мне кланяться должен и ручки целовать! По-ял, мля! Это тебе не отрочицу Ольгу обманом к сексу склонять.

«Таки была греховная связь у нашего батюшки», — заключил про себя Миша.

— Витя! Витюша, успокойся, послушай меня…

— Это ты послушай меня. А лучше… — икнул, — а лучше — поцелуй меня в зад. Вот прям в зад, — хулиган определенно входил в раж.

— Витя, возьми себя в руки…

— Вот сюда, — дебошир развернулся и похлопал себя по ягодице.

— Витя, перестань!

— Погодь, ща покажу, куда конкретно поцеловать! Сёма, подержи-ка аппарат…

Миша успел разглядеть неприглядное помещение с ободранными обоями, несколько омерзительных гогочущих рож, стол с нехитрой закуской и грязные пальцы, заслонившие камеру.

— Сюда снимай, Сема, крупным планом, камеру не закрывай.

— Витя, не надо! Побойся бога! — в голосе священника звучали умоляющие нотки, но это как будто только распаляло пьяного хама.

— Прям туда поцелуй, батюшка, в уста шоколадные!

В следующий момент в камере крупным планом появилась оголенная промежность с коричневым анусом, обрамленным редкими волосами.

— Фу, какая мерзость! Витя, прекрати сейчас же!! — отец Онуфрий почти кричал в динамик, морщась и отворачивая глаза от экрана.

— Простите меня, простите его, — виноватым шепотом обратился он к Мише. — Витюша парень хороший, добрый, просто грубиянистый и выпить любит. К тому же, сами понимаете, какое потрясение пережил.

Миша понимающе молчал.

— Витя, остановись, послушай! Я тут не один, — священник снова обратился к дебоширу.

В камере появилась довольная харя Витюши. Все это время Миша находился за пределами видимости. Теперь он взял трубку.

— Привет, криптоинвестор! — помахал Миша рукой в камеру.

— Оп-паньки! Фига-се! Пацаны, это он, мой архангел-спаситель, тот, что мне ноги исцелил.

На экране появились кривые лица Витюшиных дружков, потом снова Витя.

— Откуда ты и как тебя звать?

— Зовут меня Миша. Я сегодня прилетел…

— Все сходится, ёп-ти! Михаил-архангел прилетел меня спасти! Ясно, млин? Витя вам не конь в пальто! Витя там на небесах большой вес имеет. Потому что десантура рулит! Йо-ху!

В камере послышались одобрительные возгласы собутыльников. Миша понял, что продолжать разговор нет смысла, и передал трубку отцу Онуфрию.

— Постой! Миша! Онуфрий, сцуко жирная, отдай трубку ангелу! Миша, я Витюша-скороход. Это погоняло мое. Я за тебя любой гниде очко порву. Витя-скороход с тобой, Миша. Миша, найди меня! Миша, погоди…

Витюша со странным прозвищем «Скороход» начал плакать бессмысленными алкогольными слезами. На этом моменте отец Онуфрий отключился. Через секунду раздался звонок, это перезванивал Витюша. Батюшка покачал головой, нажал на отбой и выключил звук. Телефон завибрировал — Витюша не унимался. Спустя несколько попыток телефон, наконец, затих.

— Это ж надо, сколько неуважения к сану и к институту церкви… — щеки священника сосредоточенно раздувались.

— А с чего ему взяться, уважению? Здоровые взрослые мужики, образованные, неглупые, паразитируете на людском невежестве и страхе смерти, вместо того, чтобы развеивать эти страхи и просвещать людей.

— Все смерти боятся. Нормально это, — начал парировать поп. — Мы как народные психотерапевты успокаиваем, чтобы людям не так страшно было. Особенно бабушкам, — священник намазал на кусок багета масло, затем положил сверху толстый слой красной икры из зеленой жестянки и закинул в рот.

— Вот я и говорю, паразитируете на страхах, вместо того, чтобы их развеивать. Рассказываете сказки про рай и ад вместо того, чтобы говорить правду. Даете наркотик вместо того, чтобы лечить.

— Да как от страха смерти-то вылечишь? Что же им говорить-то?

— Да так и говорить: не знаем мы, что после смерти будет. Никто из живых там не был, никто из мертвых оттуда не возвращался.

— Слова хороши, только таким объяснением страх смерти не снимешь. Неужели Вы, Миша, не боитесь смерти?

— Нет, не боюсь.

— Ну понятно. Вам-то чего бояться, вы же архангел.

— Никакой я не архангел, а обычный человек.

— А почему же тогда смерти не боитесь?

— А чего ее бояться? Смерть — это то же, что и сон. Сон — то же, что и смерть, только короткая по времени. Мы ведь не боимся сна. Когда ты спишь, все вокруг есть, а тебя нет. Так же и при смерти: все вокруг будут, а тебя не будет. Чего же здесь страшного?

Батюшка что-то прикидывал, думал, жевал.

— А вдруг там, за чертогом, что-то все-таки есть? Вы ведь сами говорите, что мы не знаем, что там.

— Так и есть, не знаем. Но если предположить, что там что-то есть, то не в этом ли кайф — лично все узнать, когда тело выработает ресурс и придет в негодность? Это намного достойнее, чем дрожать и цепляться кривыми пальцами за жалкое существование.

— Но ведь религия помогает людям быть лучше, обуздывает пороки…

— Человек должен хотеть быть хорошим сам по себе, а не под страхом расправы после смерти. Вы будете еще вина?

Миша аккуратно разлил красную жидкость в опустевшие стаканы.

— Батюшка, давайте по совести, никто из вас не верит ни в какого бога, ни в рай, ни в ад. А занимаетесь вы этим, потому что сытно и выгодно у людей обманом деньги выманивать, а потом хоромы себе строить да тачки дорогие покупать. Не надо, пожалуйста, — Миша сделал выразительный жест рукой отцу Онуфрию, который собирался что-то возразить. — Я знаю, что вы умеете забалтывать, профессия такая, только суть от этого не меняется. Вы архаичный и совершенно вредоносный паразитический социальный институт — раковая опухоль на теле общества, торговцы опиумом для народа, как говорил о вас Маркс. И для меня это самоочевидная вещь.

Отец Онуфрий сопел, потом зацепил крупный кусок форели с тарелки и отправил в рот.

— Я вот думаю о Витюше-богохульнике, о том, что он готов за Вами идти. Мессия ведь тоже, когда явился, не среди церковников, а среди простых людей себе помощников выбирал.

— Так-так, батюшка, Вы меня в свои схемы, пожалуйста, не впутывайте. Никакой я не Мессия. Я атеист и во всю эту чушь не верю ни на йоту.

— Мессия — атеист. Это действительно что-то новенькое, — усмехнулся священнослужитель и глотнул из стакана с вином.

— Я не Мессия, — Миша тоже усмехнулся и зацепил из банки зеленую оливочку (с косточкой, как он любил).

— А я думаю иначе. И я, кажется, понял, почему ты, Миша, являешься настоящим Мессией, — священник перешел на «ты», но это было совершенно органично и не вызвало в Мише никакого недовольства. — И дело не только в моем внутреннем ощущении и вере. Согласно писанию, лжепророки и лжехристы будут всем говорить, что они единственно верные, настоящие, будут демонстрировать чудеса, чтобы прельстить людей. А ты вообще неверующий и в принципе отвергаешь свою божественную сущность.

— Так и есть, отвергаю, — Миша сплюнул в пальцы обгрызенную косточку и положил на край тарелки рядом с другими. — Ладно, батюшка, засиделся я у Вас. Спасибо за хлеб, за соль, за вино и икорку. Пора мне.

— Ну пора, значит пора. А есть куда ехать, где ночевать?

— Нет. Некуда ехать и негде ночевать.

— Знаешь, Миша, все в жизни происходит не просто так. Не случайно ты сел в тот самолет и неспроста приехал в этот храм. Значит и на меня какие-то виды на небесах имеются. Ты можешь остановиться у нас в церковном приюте. А завтра решишь, куда двигать дальше.

— Спасибо, но у меня другие планы.

— Ну что ж, твоя воля. Но я не могу отпустить тебя вот так просто. Это было бы не по-христиански, не по-человечески.

Они прошли в кабинет отца Онуфрия. Священник покопался в шкафу и достал оттуда новый смартфон.

— Это от жертвователей. Сим-карта уже подключена. Номер телефона в памяти записан. Сейчас я еще свой добавлю. Номер на корпоративном церковно-приходском тарифе. Так что в минуса не уйдешь.

Священник протянул Мише телефон.

— Теперь о насущном, — батюшка достал из сейфа несколько брикетов аккуратно упакованных, перетянутых канцелярскими резинками российских денег бледно-красного цвета. — Деньги народа — деньги от бога. Считай, что русский народ через меня выдает их тебе как страждущему и нуждающемуся, тем более, что это так и есть.

— Деньги до копейки я обязательно верну, когда заработаю их честным трудом.

Отец Онуфрий не возражал. Миша уложил все в висящую на поясе барсетку Louis Vuitton.

— На этом я готов с тобой проститься. Будь на связи, звони в любое время, если возникнут проблемы. И знай, что двери храма всегда открыты, если понадобится материальная или духовная поддержка.

Отец Онуфрий проводил Мишу до дверей и горячо обнял его на прощание:

— Вижу в тебе свет и силу великую, которой не видывал доселе. Не знаю, что ты за человек и человек ли ты вообще, но надеюсь, что ты пришел не на погибель, а во спасение.

— Спасибо, батюшка. А можно вопрос напоследок? Что за история у Вас произошла с Ольгой?

— Какой Ольгой?

— Ну той, с берегов Онежского озера.

Священник вымученно дышал, глядя на Мишу.

— Давай не сейчас, потом как-нибудь расскажу…

***

Миша вышел за ворота и направился по той же дороге, по которой пару часов назад пришел в церковь. Подходя к парковке, он услышал резкий звук автомобильного сигнала. Повернувшись, Миша встретился взглядом с таксистом, тем самым, который его привез. Мужчина выскочил и открыл перед Мишей пассажирскую дверь.

— Что Вы здесь делаете? Вы что, все это время не уезжали?

Миша уселся на переднее сиденье рядом с водителем.

— Я видел… Я все видел… — таксист говорил так, будто узнал военную тайну. Его глаза не отрываясь смотрели на Мишу. — Я задержался. Все о Ваших словах думал насчет власти капитала и рабства, в котором мы живем. А тут такое…

— И что же Вы видели?

— Все! Как Вы инвалида на ноги поставили.

На этих словах мужчина включил видеозапись в телефоне, на которой оказался запечатлен эпизод с исцелением колясочника, включая момент со случайной прохожей и выходом Миши с отцом Онуфрием на место происшествия. Видео было в хорошем качестве.

— Я сразу понял, что с Вами что-то не так. Прямо почувствовал! С того момента, как вы с березками и с землей пообщаться вышли. Что происходит? Кто Вы?

— Брат, как тебя зовут? — Миша перешел на «ты».

— Федор.

— Миша.

Мужчины пожали руки.

— Федор, я не понимаю, что здесь произошло, честно. Я просто шел в храм, в который ты меня привез. Я сам не знаю, что думать.

Миша вкратце рассказал таксисту о себе, о беседе со священником и сольном номере Витюши по видеосвязи.

— Ну вот, собственно, и все. Теперь отвезите меня в центр. Мне еще походить-побродить нужно, да ночлег найти. Не в богадельне же в самом деле ночевать.

— Миша, уже поздно. Я думаю, что и я не случайно попал в этот переплет. И речь твоя неспроста искру во мне выбила, и завис я тут не случайно, и чудо увидел. Кем я буду, если брошу такого человека на произвол судьбы. Я потом сам себя не прощу, если с тобой что-то произойдет или даже если ты просто исчезнешь. Рядом с тобой задышалось по-иному и надежда на лучшее появилась. Может, это мой шанс поменять жизнь?

Таксист Федор предложил остановиться в квартире знакомых, которые переехали жить в другую страну, оставив ему ключи. Миша согласился. Квартира оказалась в добротной сталинке в центре Москвы.

— Недурно, оч-чень недурно, — говорил парень, прохаживаясь по широченным коридорам и вглядываясь через витражные окна в огни ночного мегаполиса.

Чувствовалось, что в ремонт и обстановку было вложено немало материальных и творческих ресурсов.

— Ну да, — соглашался Федор. — Хозяева — люди состоятельные и со вкусом, они еще с моими родителями дружили. Ключи мне доверили. И хоть за уборку и присмотр они платят консьержу, все равно просят, чтобы я тут периодически появлялся.

— Ого, и холодильник затарен, — удивлялся Миша изобилию.

— Тут еще и бар есть. Это я все покупаю для себя любимого. Квартира, можно сказать, — моя личная резиденция. Я тут иногда от семьи отдыхаю, стресс снимаю. Могу родственников или знакомых на время приютить. Хозяева не против. Доверяют.

Вот так чудесным образом в первый день приезда Миша решил финансовый и жилищный вопрос. Теперь у него была связь, деньги на первое время и уютная достойная квартира в центре Москвы.

Оставшись один, он записал для Эндрю длинное видеообращение (они об этом договорились при расставании), в котором поведал товарищу о невероятных знакомствах и приключениях, произошедших с ним в дороге и по прилету в столицу. «Кто его знает, может во мне действительно дар какой-то открылся на родной земле?» — шутил Миша, посмеиваясь в камеру.

Закончив запись, он сладко уснул, укутавшись в легкое летнее одеяло. Ему снились белые березки, купола православного храма, размашистый танец матросов под русскую песню и ласковая улыбка бабушки Даши в очках Оксаны Вадимовны Златопольской.