MARIUPOL. Слезы на ветру. Книга-реквием

Олег Кот, 2019

История великой ненависти последнего из живущих внука Николая II. 2022 год. Мариуполь разрушен.Сотни тысяч беженцев, погибших и пропавших без вести. Но война бастарда против того, кто узнал его тайну, продолжается. Чужими руками он пытается забрать уцелевшую квартиру, осмелившегося рассказать его историю людям. Первая книга о войне за истину о последних днях императорской семьи уже несуществующей Российской Империи. Мариуполь 1994—2014. Все персонажи книги являются плодом вымысла автора. Любое совпадение героев книги с реальными людьми случайно и непреднамеренно.

ГЛАВА I РАБ ПЛОТНИКА

Моя мать познакомилась с отцом в Туве. Он искал романтики без кавычек и напросился сам в Дзун-Хемчикский район, где работал ветеринаром. Маму никто не спрашивал. Она попала туда по распределению после медучилища. Лух Ивановский или Тува. Первый слыл синонимом чумы и она выбрала Туву.

Двадцатого сентября 1965 года они расписались в Чадане и первые четыре месяца своей жизни я прожил под сердцем моей родительницы в поселке Сут-Холь в самом сердце Саян. Беременность протекала ужасно. Жесточайший диатез, отекшие ноги и потеря веса до сорока килограммов. Впереди замаячила смерть. И тогда мама решила сделать аборт. Она объездила всех гинекологов в округе, но никто не соглашался. Последний врач-акушер сказал ей на прощание:

— Кому угодно сделаю, но только не тебе, Верочка. Терпи и рожай.

И кто бы тогда сказал, что моим тайным земляком станет Сергей Кужугет оглу Шойгу, министр обороны Путина, его правая рука, которая и поставит точку в «тувинской» истории Путина.

Скоро из той глухой горной долины пришлось уезжать вслед за отцом в Украину, где в городе Жданове жили его родители. Он наелся «романтики». А восток («дзун» на монгольском) остался в моей крови, так что спустя много лет шартомский монах, снимая с меня епитрахиль, изумленно скажет.

— Как много в тебе востока.

Я посмотрел на него как на недоумка. Стоило только ради этого идти в монахи.

Первые несколько месяцев «молодые специалисты» жили в поселке Агробаза, что совсем рядом с городом. В отличие от честных и простых как дети тувинцев, жители юга Донбасса были приучены с детства тянуть все, что плохо лежит. Ближе к вечеру весь поселок приходил в движение. Его жители разбредались кто куда, чтобы к утру быть с наваром.

Однажды ночью к ферме, где отец числился ветеринаром, подъехал грузовик. Вооруженные люди, папаши нынешних предпринимателей, не найдя никого из начальства, поехали к нам домой. Им нужен был отец как должностное лицо. Действовали по схеме: вытаскивали из постели сонного ветеринара, под обрезом заставляли открыть дверь фермы и тот сам выводил штук пять упитанных телок. Ведь лучше ветеринара колхозное стадо никто не знал.

Это соучастие в грабеже. Его находили первым и сажали вместо всех. А банда перекочевывала в другой район.

Как только к дверям дома подъехала машина, мама выглянула в окно и все поняла. О лихих парнях шли страшные слухи. За нежелание отдать самому колхозное добро убивали на месте. Пощады не было никому. Отца ждала смерть. Он ни за что не отдал бы им скотину.

— Как только дверь заходила ходуном, я от страха заорала так, что Сергей и Юля (сестра отца с мужем) тут же проснулись и выбежали на улицу. Через минуту возле дома собралось человек пять и страшным мужикам с обрезами пришлось уехать. Мне стало так плохо, что думала, будет выкидыш, — рассказывала мне мама впоследствии.

После этого родители переехали в город, на Новоселовку, а советских «предпринимателей» вскоре нашли и расстреляли. Три попытки сделать аборт в Туве, ночной ужас на Агробазе — преисподняя восстала против моего появления на свет. Но седьмого числа седьмого месяца в семь часов вечера по местному времени Иван Купала на огненной лошадке промчался по Жданову.

— Ты родился обвитый трижды пуповиной и без малейших признаков жизни. Хорошо, что рожала акушерка. Пока те растяпы с раскрытыми ртами бегали за врачом, освободила тебя от пуповины и привела в чувство. Ты поморщился, закряхтел и сделал первый вздох.

Ребенок с белыми как лен волосами был настолько крепким и здоровым, что все диву давались. Я ничем не болел. После стольких злоключений это выглядело как чудо. Но оно продлилось ровно одиннадцать месяцев.

Кока (крестная). В июне 1967 года к нам ни с того ни с сего приехала крестная моей матери или кока. Ее звали Татьяна Тарасова, русская родня по матери. Была она православной активисткой. Отсидела восемь лет за веру. Входила в список двух церковных двадцаток — церкви Всех Святых на Армянском кладбище и общину кафедрального собора города Кишинева.¹ На следующее утро после приезда, задрав гордо нос, заявила во всеуслышание.

— Бог приказал крестить твоего сына! — с этими словами «раба Божья Татьяна» сгребла меня в охапку и потащила в церковь.

— Кока! Ребенок ничем не болеет, он совершенно здоров! — мама бежала сзади и плача пыталась вырвать меня из рук «крестной» матери. Неожиданно на нее напал страх и предчувствие чего-то неотвратимого. Через день после первой в моей жизни принудиловки меня свезли в реанимацию с почти сорокаградусной температурой. Тонзиллит.

Я не был первым, кого кока крестила без согласия родителей. Спустя пару лет под раздачу попадет моя троюродная сестра, Нанка. Ее жизнь будет очень тяжелой. В конце концов она сопьется и умрет от цирроза печени в возрасте сорока семи лет. На языке православных такая смерть равносильна самоубийству. Большинство священников, узнав о таком диагнозе, отказываются отпевать. И никому в голову не придет винить в такой смерти «светоча веры» из города Шуи.

После моего крещения отец стал спиваться катастрофическими темпами и мама отвезла меня в деревню под Шую, где доживали свой век ее приемные родители. Год с небольшим я наслаждался полной свободой и безнаказанностью, пока к нам в Семейкино вновь не приехала крестная. Одним теплым апрельским деньком кока задумала постирать. Налила корыто кипятка и ушла к моей бабке в дом.

Через минуту возле него появляюсь я. Место возле летнего крыльца было тесным и скользким из-за стальной плиты возле ступеней. На ней-то я и не смог развернуться. Пришлось садиться задом в кипяток. Когда на мой плач выбежала крестная, я обварился до костей. Меня вновь свезли в реанимацию. Теперь уже на три недели. Безумная Татьяна так ничего и не поняла, во что и с чем она играла, щедро поливая смертельным огнем несчастных детей. А шрамы на ягодицах остались до сих пор.

Спустя много лет, в 2013 году, мой приятель подарит мне на Ксению Петербургскую «царя на коне» — медную копейку 1895 года.

— Возьми, это тебе от Ксении. Год коронации Николая Александровича.

Посмотрел на копейку и ни слова не сказал ему (коронация царя пройдет годом позже). Я понял, что хотела сказать юродивая. Моя загубленная жизнь дело рук моей крестной, которая родилась в 1895 году.

В той деревне Семейкино со мной произошел случай, который и предопределил всю мою дальнейшую жизнь. Июнь 1970 года. У меня была удивительно добрая подружка, соседская девочка-подросток. Мы частенько играли вдвоем под окнами бабкиного дома. Она была старше меня на шесть-семь лет. Ей было не больше двенадцати. Мать воспитала ее верующей. После повторного «крещения кипятком» с меня не спускали глаз. Я был словно на поводке.

Подул сильный ветер. С северо-запада стремительно надвигалась сплошная темная стена. Она проглотила солнце, перламутровые тучки. Темнеющий ковер неба превращался в мрачную скалу, нависшую над бабушкиным домом.

— Давай загоняй его. Сейчас польет, — недовольно кричит бабка.

Та за мной, я от нее. Кому охота сидеть взаперти. Наконец, она хватает меня за руку и тянет к дому.

— Загоняй его! Нечего на него глядеть, — сердится бабка.

Девочка крепко-накрепко прижимает меня к себе и шепотом говорит на ухо.

— Если ты не будешь меня слушаться, я подброшу тебя высоко-высоко и Боженька заберет тебя к себе.

— Не-ат, нет-нет! — после такого заявления начинаю брыкаться и вырываться из ее цепких рук.

Мои барахтанья ее только рассмешили и она подбросила меня понарошку. Поймала и уже изо всей силы подбросила снова вверх. В это время раздался страшный раскат грома. Блеснувшая молния разорвала черный небосвод надвое и в центре образовался ослепительно лазурный просвет. Он совсем не был похож на наше небо.

Свет шел откуда-то издалека. Там, откуда был он, солнце было бы в роли керосиновой лампы. В центре разрыва я увидел Юношу, возраст которого определить было невозможно, потому что Он его не имел. Недаром же в церкви поют «безлетный Сын явился еси».

Юноша был очень красив, но красота Его была неземной. Волосы темно-каштановые, разделены пробором и одна непокорная прядка волос лежала отдельно на высоком лбу. Из Его глаз исходило Нечто, что условно можно назвать властью над всем. Тяжесть этого Нечто невозможно описать словами. Для моих четырех этого хватило, чтобы я заорал так, как не орал никогда в жизни. После такого встреча с домовым стала казаться мне сущим пустяком.

В следующее мгновение вытянутые руки подружки поймали меня и прижали к груди. Начался ливень и меня просто сунули в открытое окно к бабке.

Надмирный лик, темно-синяя риза с прямоугольным вырезом, искусно украшенная узенькой полоской вышивки. Так на Земле вышивать не могут. У фресок Нестерова есть отдаленное сходство с тем ликом. И глаза, в которых нестерпимый свет Власти над всем.

Имя ношу шведское,

Время мое детское.

На Ивана Купала лазурь

Пеленки свила из бурь.

Шуя без куполов

Растеряла своих ангелов.

Бога не ведая власть

Рвусь нагуляться всласть.

Мне четыре всего — закаляюся,

С агитацией — не соглашаюся,

Небо синее — игнорирую,

Встречу с Господом — не репетирую.

2001

От того семидесятого года осталось пронзительное ощущение навсегда упорхнувшего счастьица. Зеленое яблоко, высокий стул на кухне, который вот-вот опрокинется под маленьким мальчиком, часы с маятником. Он смотрит на слепящие сугробы за окном, рассматривает черный амбар, жует зеленое яблоко с магазинной котлетой без хлеба. Когда котлета съедена, в руки берется пустая коробочка из-под импортных лекарств. Внутри ее живет непередаваемо тонкий аромат горькой ванили. Он лучше любого десерта. Европа! Только она может так пахнуть! Бьют с шипением часы, коробочка прячется в карман рубашки, отведавший кайфа мальчик слазит со стула и бежит к бабушке. Сказка оборвалась с приездом моей мамы. Меня выловили из силосной ямы, где я помогал колхозу спасать урожай и привезли обратно в Жданов.

К 1972 году мои несчастные родительницы, бабушка и мама, скопили полторы тысячи и отдали первый взнос за кооперативную квартиру. Это могло случиться немного раньше, но мой благоверный папаша украл у матери шестьсот рублей и пропил их без стыда и совести. По желанию бабки мама выбрала первый этаж.

Первое время мы спали на полу. Мебели как таковой в квартире не было. Игрушек маловато. Зато были сны. Весной того года мне приснился кошмар, который я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Стена в зале, выходящая на юг, вдруг раздвинулась, что само по себе жуть, и из нее вышла величественная женщина. На вид ей было за пятьдесят.

Она была высокого роста, откровенно красива и одета не по-нашему. Сине-зеленая плотная ткань одеяния была как из фильмов о древнем Риме. Верх темно-темно зеленый, низ темно-темно синий. Без изысков, узоров, золота или украшений. Ног, даже носков, не было видно. На голове был плат, какие носят монахини. Черного цвета.

Она оперлась на постамент, который вдруг появился у ее руки и стала внимательно разглядывать на меня. Из ее глаз исходила неземная власть, точно такая, какую я видел в глазах Юноши на Троицу. Но ее было меньше. Намного меньше. От ее взгляда стало очень тяжело, он опалял как огонь и давил как камень. Я не выдержал и от ужаса проснулся.

Смерть крестной

Она умерла в начале июля 1975 года. Не дожила тринадцать дней до восьмидесяти. Мы успели приехать и попрощаться с ней за несколько дней до ее смерти. Помню, как она поцеловала мою руку.

Умерла она в пять утра, а днем в дверь постучали. Вышла моя мама. На пороге стоит старенькая монашка в монашеском одеянии.

— У вас никто не умер сегодня?

— Умерла кока, — отвечает мама.

— А она не хотела, чтобы по ней вычитали Псалтырь? — продолжает допытываться монашка.

Мама очень удивилась.

— Она просила нас найти кого-нибудь, чтобы по ней читалась Псалтырь, но в деревне таких нет, старики все умерли.

— Хотите, я вычитаю? — с этими словами монахиня достает из-под рясы толстую старинную книгу.

— Погодите, я скажу хозяйке, — мама идет в дом и все рассказывает бабушке Катерине, сестре покойной.

Та удивляется не меньше маминого и говорит, чтобы ее пустили в дом.

Читала она полностью по Уставу и не меньше двух дней. Мама готовила ей все постное. Но дальше наступил черед расплатиться. Монашка от денег отказалась, а взамен попросила роскошное Евангелие в бархате с позолоченной застежкой. Стоило оно приличных денег.

Меня это возмутило. Псалтырь по усопшим читается бесплатно. Это милостыня. Только «православные» отморозки после вычитки Псалтыри тянут свои ручонки к чему-либо. А тут монашка-аскет с такими запросами. Но меня никто не спросил. Книгу отдали. Нательный крест коки остался лежать на подоконнике в зале, где она умерла. И точно такой же крест отвинтили у нее на могиле.

Ее так и похоронили без креста, забрав за вычитку Псалтыри дореволюционное Евангелие — смысл всей ее жизни. Стоило столько страдать за веру, чтобы вот так бесславно погубить труды всей своей жизни. Безумная Татьяна ушла на тот свет без креста и Евангелия!

Через два года умрет мой отец. Ему было тридцать шесть лет и один месяц. Дней за десять перед смертью он пришел в себя. Раскаяние было полным и бесповоротным. Он твердо решил избавиться от алкоголизма, договорился в наркологическом диспансере, собрал документы, вымылся и надел белоснежную рубашку, но внезапно почувствовал себя плохо.

— Чого ти лежиш? — на украинском спросила его моя бабка Татьяна.

— Да вот, что-то плохо. Я полежу с полчасика и пойду.

Когда моя бабка вернулась, отец был мертв. Лопнул сосуд в легком и он захлебнулся кровью. Из носа еще текла кровь. На полу возле дивана лежала моя фотография. Наверное, до Бога дошли слезы его жены, стоны его старухи-матери и молитвы моей крестной. Она ведь не только по своему хотению крестила, но и вымаливала сотни людей по синодику до последнего вздоха. За что ей самый низкий поклон.

Еще через два года мое детство кончилось. Покаяние даже перед смертью дает шанс вырваться из ада. Как это сделать, знает только Бог. Общего рецепта нет. Тело моего отца услаждалось, а затем мучилось от вина, табака и блуда. И оно же внезапно умерло, не успев очиститься скорбями, слезами и мучениями. Вместо него брошенный крест мистически возлагается на ничего не подозревающих ближних.

От того страшного ярма чужих согрешений избавиться просто так, мановением волшебной палочки, невозможно. Ни милостыня, ни колдуны, ни свет, ни тьма не освободят человека от такой участи, пока душа умершего не выйдет из ада. Его лестница наверх слезы, утраты, несчастья, болезни и беспросветная нужда кого-либо из родных на долгие годы или, чаще всего, до конца их дней.

1979 Смысл

Первой катастрофой, перечеркнувшей мое будущее, стало внезапное обнаружение офтальмологом скрытого косоглазия, которое исподволь привело к почти полной потери зрения на левый глаз. Простое младенческое косоглазие после «таинства» принудительного крещения осталось навсегда.

От моих надежд поступить в летное училище гражданской авиации остался пшик, пустота и боль. Мне сильно хотелось летать. Я бредил небом.

Был очень жаркий август 1979 года. Мне оставалось только валялся на диване и читать авантюрные романы Дюма-сына. Мама и бабка были на работе. Внезапно терпение мое лопнуло и я и спросил неизвестно кого: «В чем смысл? В этом диване? Бессмысленном вымысле? Бессмысленном, скотском существовании, как все живут»?

Вдруг что-то произошло со мной. Тело, мое совершенно здоровое тело, стало ныть и ломить от непонятно откуда взявшихся болей. Без каких-либо переходов я постарел лет на семьдесят. Враз, будучи тринадцатилетним! Эта абсолютная немощь наполнила меня, не давала встать, пошевелить рукой, приподнять тело, ставшее камнем. Изумленный внезапным превращением в дряхлого старика, я весь ушел внутрь себя. Мое здоровое тело подменили на разваленный сарай.

Так продолжалось не больше получаса и вдруг — все! Здоровье вернулось ко мне в один миг, а путешествие в будущее обдало меня лютым холодом. «Что это было такое?» — в ужасе спрашивал сам себя, совершенно забыв, что искал смысла жизни. И получил на него буквальный ответ: смысл жизни для меня — быть калекой. Калекой? Для чего? От смерти моего отца не прошло и двух лет. Но о нем все забыли. Все, кроме Принявшего покаяние. Иначе бы я спросил: для кого я мучаюсь?

Прошло два месяца и Бог вспомнил про меня. Приемному отцу моей мамы стало плохо. Дали телеграмму, мама помчалась на вокзал, а мы с бабкой остались вдвоем. В один из осенних ненастных вечеров, когда моя добрейшая бабуля была на работе, убирая километры коридоров строительного общежития, на меня внезапно напал жуткий, необъяснимый страх. Вначале я мужественно терпел наваждение, но страх не проходил — пришлось все рассказать приехавшей матери.

Страх тряс мою душу даже тогда, когда я пытался делать уроки. Успеваемость резко упала. Я стремительно превращался в классического троечника. Ни врачи, ни знахарки не смогли мне ничем помочь. Жизнь беззаботного тринадцатилетнего мальчишки закончилась. Вместе с детством и отрочеством. Правда, одна из вычитывавших меня старух сказала, что этот неестественный страх пройдет сам собой, без всякого лечения. И она оказалась права.

Мне и в голову тогда не приходило, что где-то там, за СССР, есть разрешенный Бог, и что в сети Промысла Божия может попасть всякая рыба. И когда я просто спросил неизвестно кого о смысле жизни, меня услышал именно Он и никто другой.

Человек, ощущая непрерывный страх, будет поневоле интуитивно искать противоядие. Я поступил именно так. Искал лекарство от тряски, потому что в этой ситуации так поступит любой. И оно нашлось.

Им стали научно-популярные книги, газеты и журналы. Только они. Я с изумлением обнаружил, что настоящая наука, попадая в мои руки, уничтожала любой страх. Так Бог направил меня в нужную Ему сторону.

Шли месяцы, годы. Я стал хроническим двоечником, а под моей подушкой лежали книги по психологии, ракетостроению, литературоведению, микробиологии, зоологии, генетике, экономике, геофизике, этике, эстетике, гинекологии, фармацевтике, средневековой истории и высшей математике. Заглатывалось все. Любимой книгой стала трехтомная «История Франции». Том первый знал наизусть.

А в школе меня ждали двойки по алгебре и геометрии и еще пяти дисциплинам. До выпускного я доучился чудом Божьим. На второй день учебы в десятом классе узнал от приятеля, что тому не хватило учебника алгебры. Их просто не было в библиотеке. Раздался звонок на урок.

— Бери, бери, он тебе нужнее! Какие проблемы, мне и без него есть чем заняться, — произнес, отдавая на ходу бесполезный учебник.

Весь год я списывал где придется. Только за месяц до экзаменов классная обнаружила пустоту и немедленно вызвала в школу мою родительницу.

1984 Петр и Павел

Тетушка и мать, наконец, уговорили подать документы в университет — история или библиография. В июне мне сильно захотелось узнать, что ждет меня в Кишиневе. Да и как узнать, это то, что нужно? Или все напрасно? Мое? Не мое? Спросил об этом маму.

— Ты родился на Петра и Павла — спросить у них не хочешь?

— Как?

— На ночь загадай желание. Попроси их хорошенько, может, они тебе приснятся. Что скажут, то и будет.

Сказано сделано. Той ночью обычные сны закончились и я очутился на перекрестке возле плавательного бассейна «Нептун». Удивил ослепительно солнечный день и безлюдность обычно шумного места. Стою посреди перекрестка, смотрю на приземистый бассейн и жду. Машин, автобусов, троллейбусов, трамваев нет. Никого. Один.

Они словно выросли из воздуха. Двое долговязых юнцов в коротких греческих туниках и сандалиях на босу ногу и мужик лет сорока посреди них. Его туника была длинной и прикрывала ноги до икр. В остальном все тоже самое. Даже узор одинаковый на белоснежной льняной ткани. Я успел хорошо их всех рассмотреть. Мужчина был крепкого телосложения. Могучий торс, железные мышцы плеч, бычья шея. Как говорят в таких случаях, кровь с молоком. А по-нашему просто «качок». Спутники были худощавыми и откровенно хилыми.

Юнцы остались стоят на кромке бордюра, а «качок» подошел ко мне. Я улыбаюсь во всю. Губы сами растягиваются в улыбке. Мне весело. Вытянув свою руку, произнес:

— Погадай.

И Петр и мальчишки весело улыбнулись. Хорошо ли гадают апостолы и первые епископы Тит и Тимофей? Сейчас узнаем!

Петр взял мою маленькую ручку в свою ладонь и она утонула в ней. Я почувствовал ее тяжесть и теплоту. Это была рука живого человека, а не персонажа сновидений. Рука труженика. Он долго-долго смотрел на линии моей ладони, несколько раз согнул ее, а произнес всего ничего.

— Линия жизни сложная. Проживешь долго.

Мы еще постояли несколько секунд. От его сердца исходила такая теплота, что расставаться не хотелось. Петр вернулся к юношам. Они все вместе посмотрели на меня. Щедро улыбнулись и исчезли в один миг. А я от неожиданности проснулся. Сомнений не было. Это были люди, первыми поверившие Плотнику из Назарета. Солнечные люди небесного Иерусалима.

И уж точно православными ханжами они не были. Пойди скажи любому доброму епископу или человечному батюшке: «Погадай»! Что тут начнется. Эти лисы вспомнят все правила апостолов и постановления всех вселенских соборов. Вопьются острыми зубами, попьют вволю кровушки, высмеют, унизят и прогонят прочь! Злоба земли и любовь неба.

Прошло полгода. В ноябре сон точно так закончился и я вновь увидел человека в тунике. Но по пояс. Он был весь словно из огня. Здоровяк за сорок, накачан как Петр. Только почти лысый. Он не улыбался. Его глаза были серьезны. Мрачноватый огонь власти искорками вспыхивал в них. И у Петра в глазах была власть, такая, какую я видел в очах Плотника, но он был веселый и по-моему, клал большим прибором на этот довесок своего спасения. Власти у апостолов было еще меньше, чем у величавой женщины.

— Тебе надо закаляться, — ответил мрачный крепыш.

И все. Утром видение пересказал матери.

— Да, это точно были Петр летом и Павел осенью.

Совет Павла запал в душу. Но как закаляться? Я был неверующим, поэтому поехал в «Олимпию» за десятикилограммовыми гантелями и эспандером. На большее ума не хватило.

Став прихожанином, узнал о так называемой «привлекающей благодати». Она открывает любые двери, исполняет почти все желания, но как только человек уверует во Христа, бесследно исчезает. Это был ее подарок.

Копание в мозгах

К девятнадцати годам страх внезапно исчез. Я совершенно справился с трагедией потери права летать и обрел смысл и цель, для которой стоило жить. Этим смыслом стало создание собственной системы моделирования ситуаций, при помощи которых можно будет легко войти в будущее и изменить его.

Я с детства болел предсказаниями. Мне все время хотелось понять, где в настоящем сокрыты рычаги будущего? Когда, наконец, закончится страх? Как просчитать миллионы связей этого ужаса с человеком и найти в будущем его конец? С годами это желание только усилилось и я взялся за игральные карты. Они очень помогли мне определиться с чистотой поиска. Но погрешности в предсказаниях по картам достигают тридцати процентов, причем в самый неподходящий момент, а мне хотелось стопроцентного результата.

Игральные карты не выпускались часами из рук, до полного опустошения. Я научился выжимать из них все, что только они могут дать. Эффект был потрясающим. Я мог за секунду, просто сдвинув колоду карт или попросив кого-либо сделать это, предсказать ближайшее будущее по одной карте и никогда не ошибался, чем однажды изумил своих сокурсников в институте.

К этому времени я вырос из штанов «факира на час». Однажды до меня дошло, что бесы просто крутят колодой карт доверчивого простофили. Хотелось большего — знать точно, что и как произойдет в ближайшие годы. Будущее растет из почвы настоящего, его корни сокрыты в прошлом. Работа с картами убедила меня в реальности рычагов управления будущим. Осталось только хорошенько их поискать.

В 1985 я видел земной шар как гигантское поле войны менталитетов Азии, Европы и Америки. С заранее известным победителем — Дальним Востоком. Именно там формировался центр мира.

Наступит момент, когда эпоха вседозволенности политиков в манипулировании общественным сознанием приведет человечество к утрате контроля за ситуацией. Менталитет переродится в вирус, мир станет непредсказуемым (линия 2025–2029 годов), а тот, кто по особенностям религиозного мышления научится разгадывать замыслы противника, будет управлять миром.

Бросив карты, я занялся рассмотрением открытых систем с готовым набором информации. В отыскании оптимума мне помогла психология. Годами, утопая в страхе, я глотал одну за другой книги А. Р. Лурии, Л. С. Выготского, В. Л. Леви, Ж. В. Ф. Пиаже, А. Н. Леонтьева, Д. Б. Эльконина и многих других. С ними засыпал, с ними просыпался.

Этих обманщиков и фокусников, морочащих головы окружающим, не хотелась оставлять даже на час. Меня завораживало их умение хорошо жить за счет создания мнимых болезней и фобий, которыми и кормится родная сестренка психологии — все еще полностью советская психиатрия.

Далеко ходить не пришлось. Все будущее человечества умещается в его мозге, а точнее, в его продукте — общечеловеческом менталитете. Именно образ мышления определяет те или иные поступки индивида, нации, человечества в целом. Мы одинаковы, иначе бы войны, подобные войнам человека с неандертальцем, давно уничтожили нас.

Было бы абсурдом копаться в мозгах французов или японцев. Я в жизни не видел ни одного иностранца. Вокруг были русские. Ими я и занялся.

Чтобы досконально изучить менталитет своего народа, необходимо было найти его дно. Именно там заложено различие человеческого поведения и его сходство (та же операционная система), что и создает разнообразие наций и народов.

Общие правила были найдены быстро. На 90% менталитет определяется подвижными платами (мотивированное поведение личности). И только 10% неподвижными, базовыми, оно же дно: передача культового поведения, традиционное воспитание в полных семьях — сказки няньки Пушкина Арины Родионовны оттуда. Платы напичканы до предела усвоенными на уровне рефлексов правилами поведения, клише, лекалами, подсказками, которые формируются под влиянием социальных вызовов.

Подвижные платы надежно скрывают дно или неподвижную часть менталитета — стержень духа, психическое здоровье и уровень нравственности любого народа. Только оттуда исходит принятие окончательного решения личностью. Фрейд называл эту область подсознанием, но это девятнадцатый век. Война за менталитет тогда еще не началась. Можно было лечить психоанализом мозги обкуренных аристократов, что тогда принималось на ура.

Из чего состоят платы? Из определенных команд поведения, клишированных для всех участников группы, причем это клише зачастую так же рефлекторно и необъяснимо для субъекта. «Все так делают, а раз все, то и я», — не задумываясь, ответят почти все.

Вот неподвижная часть менталитета, причем самая древняя, состоящая из религиозных плат (основа, базис поведения личности) попала в поле зрения моего внимания. Спустя семь лет после начала исследований, все, что я смог отыскать и на основе этого выстраивать прогноз, уместилось на восьми листиках пожелтевшей бумаги. Это была голая соль. Уже после университета родилась небольшая учебная записка «Об основах российской ментальности».²

Я был далеко не единственным, кто ломал голову над подобными химерами. Первым в СССР точно так «придумал» прогнозирование академик «сердца № 1» Амосов Н. М (1913–2002). И две его работы по прогнозам политических ситуаций тут же засекретили в восемьдесят пятом. Я успел найти и прочитать разгромную критику по тем двум статьям и таким образом восстановить все содержание статей. Он шел по тому же пути. В начале девяностых академик чуть не погиб. Попытка самоубийства. Неофициально — давление российских спецслужб. Амосов не захотел делиться своими трудами с русскими спецслужбами.

Во всем этом не было ничего странного. С 1958 года хирург работал в Институте кибернетики Академии наук УССР. Главные направления поиска Николая Михайловича.

• Регулирующие системы организма — от химии крови, через эндокринную и нервную системы к коре мозга.

• Механизмы разума и искусственный интеллект.

• Психология и модели личности.

• Социология и модели общества.

• Глобальные проблемы человечества.

Бог был ко мне милостив. О том, что я делаю, не знал никто до 1991 года. Шли годы изучения загадок человеческого менталитета. Постепенно они превращались в инструменты поиска будущего.

1988

Проучившись год в педагогическом институте им. Иона Крянге я был призван в Советскую армию. Шла афганская война, во многих институтах были упразднены военные кафедры. В армию брали всех. Два года я отслужил в Подмосковье.

Летом 1987-го, возвращаясь из урезанного начальством отпуска (те не дали и двух суток на дорогу), завез своему брату связку азовской тарани. Он помог через своего друга, Бориса Борисовича Валуйчикова, долететь до Донецка. Впервые в жизни рассматриваю узенькую полоску бумаги со штемпелем по всей длине: «Без права спроса и очереди». Моя родня жила в Москве во многом благодаря этому человеку. Ему не составило особого труда пристроить после флотской службы в кремлевскую милицию своего земляка.

С осени восемьдесят седьмого я стал часто бывать у них в гостях. Однажды за столом мне рассказали историю Бориса Борисовича. Тот служил на высоких должностях в московском Кремле в звании полковника КГБ. В шестидесятые его патрон пристроил молодого солдата в полк КГБ. Дальше была Высшая партийная школа при ЦК КПСС. Имя благодетеля Бориса никто не называл.

И только спустя много лет, набрав в поисковике «известные люди Фряново» получил все его данные. А. Д. Бесчастнов (1913–1998) — генерал-лейтенант, начальник 7-го управления КГБ СССР (1974–1981), один из основателей группы «А» («Альфа»). Имя А. Д. Бесчастнова присвоено средней школе № 2 Фряново.³ Начинал помощником пекаря в голодные двадцатые, закончил асом разведки в восьмидесятые.

Мать Бориса была медсестрой в годы ВОВ. Ее уволили в запас из-за беременности. От кого родился мальчик, женщина не говорила. В конце войны ей пришлось вернуться в родное Фряново, где в церкви служила церковной старостой ее мать. В те дни они буквально бедствовали и голодную женщину приютили мои дядя и тетя. Они помогали ей в первые годы после войны. Его мать в старости сильно пила.

Брат пригласил его в гости, когда я демобилизовался. Он рассказал ему о моем желании служить в КГБ и чем я хотел заниматься. В июне 1988 мы встретились в хрущевке брата. Мясистый нос, водянистые глаза голубого цвета, бородавка и двойной подбородок, высокий рост и распиравший ребра пивной живот. Бесцветный, в общем-то, мужик за сорок. Выглядел он старше своих лет и хорошо вписывался в требования своей конторы — не привлекать к себе внимания.

Но это только до тех пор, пока с ним не разговоришься. Тем для бесед у него было великое множество.

Кто куда сбежал? Гордиевский и иуда-компани. Из всех перебежчиков Борис выделял именно его. По списку предателя были выведены из игры сотни советских разведчиков. Урон исчислялся миллиардами долларов. Борис был одним из немногих, кто знал истинную цену этого предателя.⁴

Как «мстили» за это английским дипломатам? Их обирали без зазрения совести чекисты, коллеги Бориса, на таможенных постах Внуково и Шереметьево. Мы пили настоящий Earl Grey tea от Twinning's в желтых жестяных коробках и смеялись над английскими лохами. Чай англичан никак не мог пройти фитосанитарный контроль.

Сколько долларов могла свободно запихать в женский интимный орган выезжавшая за рубеж советская гражданка? Цифирь по тем временам астрономическая. Хотя сейчас это не деньги — пятьдесят тысяч. Лейтенанту и женщине-дознавателю дали по звездочке и копеечные премии в тридцать рублей.

Чем угощал солощий Юрий Владимирович Андропов? Не разбежишься: чай «Бодрость», карамель и хрустящие хлебцы. Борис во всем подражал патрону и угощал именно так. Чефир (крепкий чай), хлебцы, карамель. От того чефира на пустой желудок у меня были жуткие рези. А ел он в Кремле. Бутерброд с черной икрой стоил две копейки.

— На рубль никогда не набирал. Нельзя. Лопнешь, — делился секретами общепита Кремля веселый полковник.

Чем занималось КГБ за сорок восемь часов до начала бузы «папенькиных сыночков» в Алма-Ате? Борис рассказывал, их высадилось два самолета с интервалом в два часа. В первые сутки задержанных было сотни. На вторые еще больше. Дети местных баев, начальников складов, рынков, заводов и партийной элиты. И ни одного из семей рабочих, учителей, строителей.

— Мы успели вовремя, — сказал Б.Б.

Сумгаит. — А почему проворонили Сумгаит? — по горячему спрашиваю собеседника.

— Они просили перевести весь контроль за республикой на местное КГБ.

— Клянемся, контроль не потеряем, — твердили чекисты из Баку. Ворковали, умоляли, зубы заговаривали. Из кожи вон лезли больше двух лет. «Ласковым» и «преданным» персам поверили на слово. Свои в доску. Ровно через год началась резня в Сумгаите, затем Карабах.

Лубянку развели, как тех дурех из Нахабино, что насиловали в моей роте азера, подумал я. Разница только в том, что чекисты поверили через два года, а простушки через два-три месяца. Кинутые сыновья и дочери русского народа.

Почему перед ним на коленках ползал Иосиф Кобзон? Певец написал заявление в Совет Министров СССР: его изводят и не дают жить антисемиты. Слова Б.Б.В.:

— Рыл три месяца. Нигде и ничего.

От той истории 1981 года у Бориса осталось перекошенное лицо и пачка визиток певца, отпечатанных в Англии на березовой коре.

— Хочешь? Возьми, сколько надо, — предложил мне полковник.

Я отказался. Такое чувство, что держал в руках грязь. Спустя двадцать лет прочту в Ахметовской «Сегодня» жалобы жены Иосифа Кобзона: нет житья, замучили «недоброжелатели» народного артиста. Обострение. Без фобий нет звезд. А теперь и самой звезды советской эстрады.

Почему Совету Министров СССР пришлось хоронить за казенный счет художника Васильева? Из-за крайней нищеты народного художника РСФСР. Дома перед смертью осталось три рубля. Вдова сама пришла к Борису. И он помог. За это благодарная женщина подарила ему одну из картин мужа. Он ее очень любил и повесил над тахтой, где спал. Берег реки Волги. Мне она не нравилась.

Только потом узнал, чем был славен этот мастер. Он писал портреты вождей и работал над почтовыми марками СССР и многих других стран. Пейзажист из него был никудышный.⁵ Хотя, если повесить ту картину в зале, она бы выглядела бы совсем иначе.

Чем болела и отчего умерла первая жена Ильи Глазунова?⁶ Наркотики. Спасти не удалось. Меня он обещал повести к мастеру в гости. Мастерская на Старом Арбате. Но свое слово так и не сдержал. Борис вообще легко всем все обещал и со временем я перестал ему верить.

— Старина, квартиру завещаю тебе! — внимательно смотря мне в глаза, в очередной раз говорит мне полковник.

— Ой, не надо, не надо, Борис Борисович! Квартиру не надо, завещайте мне немецкие альбомы живописи, им цены нет, каждый рублей двести стоит, — в такт его предложению отвечаю ему.

И добавляю:

— И рыцаря, что вы купили в Кишиневе. Мне он будет напоминать о вас.

А про себя; «Ведь вы точно не рыцарь, но может, хотели им стать? Иначе как эта образина за 89 советских рублей очутилась в вашей квартире с бутылкой и сигаретами внутри»?

Тот удивляется (его московская квартира мне не нужна, вот те раз) и тут же обещает; все альбомы после его смерти будут мои.

— Мои? — удивляюсь и киваю ему в такт.

И уже про себя: «Но только если ты их не пропьешь, дорогой Борис Борисыч». И поднимаю очередную резную рюмку с дешевым пойлом из яшмы Кабульской фабрики № 1.

Как и отчего умер Морис Лиепа? От остановки сердца. Тот приехал в Москву выбивать деньги на детскую балетную школу в Риге. Умер прямо на улице. Его привезли в Спецтрамву.⁷ Дети были на гастролях. Им дали срочные телеграммы. Сын был в США. Дочь в Европе. Но никто из них не захотел приехать, тем более первая жена. Отец и муж давным-давно ушел из семьи. За ту неделю, пока труп валялся в морге Спецтрамвы, его разрисовали зеленкой и расписали нецензурной бранью. Над Лиепой поиздевались всласть. Как над коронованным бомжом. Знай наших! За что, не знаю. Это подлинные факты. Мой брат одно время работал там, его бывшие сослуживцы все ему и рассказали.

Хоть и отрывочная, в шутливой форме преподнесенная информация из первых рук, для обычных советских граждан была недоступна, невозможна и запредельна в те уже былинные времена.

За первый год знакомства с ним я привык ко всевозможного рода историям в цитатах, картинках и биографиях. Б.Б.В. подарил мне книжку, купленную в кремлевском книжном ларьке. Н. Решетовская. В споре со временем. Издательство Агентства печати Новости. 1975 год. Цена — 41 копейка.

Забавная оказалась книга — без указания редактора, сдачи в набор, объема печатных листов, тиража. Да и зачем указывать редактора, когда им оказался новый муж Решетовской (предыдущим был писатель Солженицын). Борис считал нобелевского лауреата завершенным подонком. Он знал о нем такое, чем не знала его первая жена. Но мне не обмолвился и словом о материалах его личного дела.

— Прочти! Поймешь все сам, — устало сказал он, протягивая брошюру.

Прочитал. Итоги развода двух половинок как две капли воды оказались схожими, только судьбы разные. Бывший муж-диссидент настрогал трех сыновей с новой разведенной женой. Плюс ее сын от первого брака. Решетовская ни в чем не уступила Солженицыну: три законных и один гражданский брак. Кровь кубанских и донских казаков.

Полковник с вниманием отнесся к моему желанию служить в КГБ и спросил, чем я занимаюсь сейчас. Ответил.

— Надо доучиться. После все станет ясно, — ответил тот.

Но этим планам не суждено было сбыться.

1989

СССР по-прежнему спал мертвым сном. Первого августа восемьдесят девятого года я отвозил свою тетушку с племянницей в аэропорт города Донецка. Объявили регистрацию и посадку на Кишинев, у тети багаж не поднять плюс ребенок двух лет.

— Я помогу, — беру дитя на руки, сумку и иду без билета через металлоискатель, по пути объясняя беспечному менту, что только до автобуса.

У трапа стюардесса даже не подумала проверить мой билет. Наталья тихо спала. Я нашел место и дождался тетушку с билетом. Мы еще вели предполетный разговор ни о чем, а трап уже откатили.

Прощаюсь, иду на выход.

— Мы взлетаем, — испуганно смотрит на меня бортпроводница.

— Без меня, — отвечаю ей.

Только тут до нее доходит:

— Где ваш билет?

— У меня его нет. Счастливого пути.

Прыгаю на асфальт и иду в аэровокзал. Сейчас от той взлетной полосы осталась съемочная площадка Сталинградской битвы.

Спустя двадцать девять дней мне самому пришлось лететь в Кишинев. Проводить меня пришли очень хорошие знакомые, бывшие соседи, Николай и Лидия. У них не было общих детей и они относились ко мне, как к сыну. Я охотно им подыгрывал и когда мог, помогал тряпками и книгами, которые невозможно было купить в Мариуполе.

Я еще удивился тогда, услышав, что Николай очень хочет меня видеть. Он пришел с «подарком», который и отдал мне на прощание.

— Сейчас ты на высоте. Везунчик. Удача сопутствует тебе. Все идет в руки. Молодость, здоровье, красота. Но так будет не всегда. Однажды все закончится.

Сделав паузу, он продолжил.

— Запомни эти слова на всю свою оставшуюся жизнь. Пройдет два-три года и от твоего счастья не останется и следа. Все пойдет прахом. Ты останешься без денег, связей, знакомств. Друзья, а следом за ними и родня постепенно отвернутся от тебя. Каждый новый год будет вдвое хуже предыдущего в два раза и ничего, кроме новых бед, он не принесет. Постепенно тебя начнут ненавидеть даже те, кто был тебе обязан. А самый страшный год в твоей жизни 1992-й. Если ты в том году не повесишься, то выдержишь и все остальное.

Это было как снег на голову. Поэтому не могло не запомниться. Поглядел на предсказателя и, поднимая сумки, ответил.

— Спасибо, что сказали. Поживем — увидим.

Одно мне стало ясно: если моя жизнь превратится по какой-либо причине в кошмар, другие не должны страдать вместе со мной. Поэтому я никогда не был женат и не имел детей. За что и был ненавидим прекрасным полом.

1991 День рождения

Моя приемная мама, Эрика, немка по национальности, организовала мне вызов из ФРГ и помогла перевести и заполнить документы для получения заграничного паспорта. Осталось только получить визу в Киеве или Москве. Я выбрал Москву.

Лето девяносто первого отметилось пустыми прилавками, талонами на все и дикой вонью в московском метро. Говорили, что это дохнут огромные метрополитеновские крысы. Но июнь девяносто первого не радовал, а просто убивал москвичей запредельной жарой: были дни, когда в тени наружные термометры обычных московских квартир показывали + 340 С.

Вместе со всеми я удивлялся отсутствию прохлады даже ночью и получал солнечные ожоги, стоя в посольской очереди за безнадежно далекой визой в Германию.

Однажды вечером в метро я увидел сцену, которая стала недостающим звеном в моих поисках. Я ждал поезда, как вдруг меня обступили шумные и пьяные московские проводы в армию. Седой дедок, порядком подвыпив, вдруг перестал играть на гармошке, сел на скамейку и заплакал.

— Как плохо, что у русских нет царя, — склонившись к гармони, застонал дед. — Мы так и пропадем без него. Не будет нам удачи, пока царя не будет.

Меня как током ударило. «Так вот в чем дело — народ просит царя. Царя так царя. Получите», — садясь в поезд, подумал я.

К 1991 году система прогноза была создана в черновом варианте. Что будет, если применить ее на практике, я не знал. Это была чистой воды научная гипотеза без рук и ног. Привести всю эту махину логических построений в действие мог только административно-управленческий аппарат страны. На свой страх и риск. У меня такой власти не было. О последствиях, которые могут раздавить или сбить с ног, мне было неизвестно.

Тогда я чувствовал себя героем, умником и поэтому решил привести ее в действие. Только один раз и посмотреть, что из этого выйдет? Поскольку мне всегда нравились боевики, назвал ее «action». С английского «действие», «поступок». С ее помощью можно было проследить за действиями любого человека в любой точке мира, зная всего две вещи — его национальную принадлежность по родителям и среду, в которой он был воспитан. Именно они оставляют следы в пространстве и во времени.

Американцы шли тем же путем, но еще с большей конкретикой. Их система прогнозирования и контроля к 1990 году была готова не больше, чем на 20 процентов. К 1999 году они вышли на финишную прямую. Их система заработала 11 августа 1999 года. Что она представляет из себя сейчас, отдельная тема.

Мне оставалось только найти человека, который согласится воплотить мои расчеты в реальность гибнущей страны.

Из-за жуткого наплыва «туристов» визирование перенесли на осень, выдав талончик на 20 сентября. У меня уже был куплен билет до Карлсруэ, пришлось искать, кому его продать. Из-за этого свой двадцать пятый день рождения я встречал в первопрестольной, в только что полученной братом новой квартире. Милиционер, всю жизнь проживший в районе первых хрущевок, согласился быть участковым и за год получил двухкомнатную квартиру. Поздравить меня обещал Борис Борисович. Он неожиданно для всех приехал раньше назначенного. Брат успел шепнуть.

— Развлекай гостя. Стол мы накроем сами.

— Борис Борисович! Приказали Вас развлекать.

— Пойдем, старина, на кухню.

— Да там жарко. Духовка, гренки, сэндвичи. Ужас на шести квадратах.

— Ничего, не будем им мешать.

Дородный Борис садится на табуретку возле окна. На улице +300. Время пить «Herschi Cola». О чем я и говорю словами телерекламы высокому гостю.

— Эти твари продали все американцам. Рекламу оплатили на год вперед. Ваших боссов купили с потрохами, Борис Борисович.

— Ну, студент, пока это просто маневры.

— Маневры? А запах гнили в метро? А мафия? Им все можно. Это тоже маневры?

Борис Борисович молчит. Он не смотрит на меня.

— Ты же знаешь, мы не можем предлагать. У нас нет права инициативы. Хватит двух суток, чтобы ребяток закрыли. Нужен приказ. На них все открыто. А собрали еще шесть лет назад. Никого не пропустили.

Ровно через двадцать лет я прочту эту же фразу в московских «Аргументах недели» в Донецке. Она подавалась как ОТКРОВЕНИЕ № 1 — лохам кинули обглоданную кость. Тогда, в 1991 году, коллеги кремлевского офицера пониже рангом молчали как рыбы.

Слово за слово и вот уже московская кухня начинает использоваться по своему прямому назначению. Готовить москвичи все равно не умеют, не любят и не хотят.

— Борис Борисович! — не выдержав, подвожу полковника к главному. — «Е.Б.Н.» никудышный президент. Нужно искать ему замену. Сейчас и немедленно. Он должен быть найден, подготовлен за пять лет и пройти на выборах 1996 года. Иначе эту страну ждет крах. Если эта пьянь останется на второй срок, банкротство неизбежно уже в 1997 году.⁸ Это неудачный президент.

Б.Б. от неожиданности замер. Его как паралич разбил.

Еще был СССР, съезды КПСС, Горбачев, звезды и Ленин на банкнотах, а собеседник кремлевского гостя этими категориями не мыслил. Не мыслил, поскольку эти понятия остались только на бумаге. Исход был предрешен.

Это привело Б.Б. в полное смятение и замешательство. Я сказал прямо в глаза то, что кремлевские сидельцы боялись произнести вслух. Останется Россия, СССР не будет. А значит, его место в Кремле займет кто-то другой. Пережив состояние краха в 1989 году, решил ему помочь.

— Ищите этого человека в своем управлении. Можно и во внешней разведке КГБ. Главное условие: это должен быть способный, грамотный офицер КГБ не старше сорока пяти и не моложе сорока (плюс минус год). Он должен обладать следующими качествами:

• высшее юридическое образование (обычный евро-минимум политика);

• обязательное свободное владение одним из европейских языков (быстрая адаптация к требованиям общения);

• семьянин, женатый первым браком (начальный этап проверки психики);

• наличие полной семьи — двое детей оптимальный вариант — пол и возраст значения не имеют (средний этап проверки психики);

• стабильное отсутствие вредных привычек (завершающий этап проверки психики, «анти-Ельцин» в пьющей стране);

• здоровье;

• спортсмен со стажем — желательно мастер спорта (создаем спортивную общность — поддержка миллионов);

• интеллект — умение принимать молниеносные решения;

• язык должен быть подвешен лучше, чем у Горбачева, он должен уметь говорить (риторика — хлеб политика);

• и, наконец, последнее требование — этот человек должен уметь молчать даже тогда, когда говорит без остановки.

— Если вы сможете найти такого, его можно поставить на один, максимум два срока. Он не допустит полного распада. Но дальше человек с такими параметрами не подойдет. Нужно будет искать ему замену под ситуацию выборов 2006. Для этого нужны совсем другие расчеты. Я к этому не готов.

И повторил ему:

— Этот человек должен стать президентом в 1996-м и не больше двух сроков.

На Б.Б. лица не было. Наконец, он произнес.

— Мы думали об этом, но не так отчетливо. Старина, ты просто поразил меня. У тебя те же мысли, что и у нас. Мне и в голову не могло прийти, чем занимается историк на каникулах.

В выпуклых глазах чекиста сиял восторг. Неожиданно тот получил ответ на вопрос, которым года три болело ЦК, Совет Министров и Лубянка. От пьяного Бориса у всех кругом шла голова.

Довольный, я рассмеялся, но тут же дернулся к плите. Из нее повалил густой дым. Вторая партия гренок была запорота.

— Светка убьет меня, опять гренки сжег, придется все заново кромсать.

Но нас уже звали к столу. В этот вечер Б.Б. был необычно весел и оживлен. Гренки будущего президента России пришлись ему по душе. Забыв про осторожность, Б.Б. выложил последнюю подтвержденную новость — полковнику Ридигеру дали генерала. Бартер в натуре. Хоть плач, хоть смейся.

Он с оживлением рассказывал очередную хохму, слушок о которой уже пополз по златоглавой. Если бы не личность, о которой шла речь, и не девяносто первый, а хотя бы девяносто третий год, когда отношение к этим людям поменялось в корне, то ни я, ни мой брат, ни близкие друзья Б.Б. ничего бы не узнали. Но и на пророка бывает проруха. Подвел советский менталитет и пренебрежительное отношение к «разведке в рясах» — священникам и епископам, служивших по вербовке в КГБ.

Невольно, в июне 1991 года, он стал одним из главных участников «поповской» интриги, которая тогда многим испортила настроение.

Не знаю, как в ФСБ России, а в Комитете времен Ю. В. Андропова существовала традиция — новоиспеченному генералу его полковники-сослуживцы скидывались по червонцу и в знаменитом своей дешевизной спецателье шили парадный мундир. Затем сабантуй.

К слову сказать, этот человек за четыре года знакомства со мной не выболтал и молекулы служебной информации, хотя говорить мог часами. В последнюю нашу встречу, 17 октября 1992 года, он жаловался мне со слезами на глазах, что замучили американцы — предлагают 200 тысяч долларов за «мемуары о Кремле».

Мы все прекрасно понимали, что это значит, и какие последствия свалятся на голову Б.Б. в случае его отказа или согласия. Уж чего-чего, а подлости янки не занимать. Но к счастью для моего необычного знакомца, он был уже в метре от пенсии, и плевать ему было на «злобные происки врага».

Вся интрига закрутилась вокруг шестидесятидвухлетнего полковника КГБ (разведчиков на пенсии не бывает) Ридигера Алексея Михайловича. В мае 1991 года ему было присвоено очередное воинское звание «генерал-майор».

Никто, конечно, не поверил. За долгое время «мирного сосуществования» РПЦ МП и призванных их контролировать денно и нощно органов государственной безопасности не было ни одного патриарха или имеющего вес митрополита, получившего такое звание. «Соглядатаи в рясах» носили офицерские мундиры. Как внук крещеной еврейки, граф шведских кровей, полковник КГБ, патриарх Алексий II был первым и последним в СССР из лиц духовного звания, получившего генеральские погоны. Получил он это повышение от Горбачева, первого и последнего президента СССР. Последний первому.

Но тогда, в 1991, сомнения подкрались и заели благородные и неподкупные сердца рыцарей «плаща и кинжала». Большинство откровенно считало, что ему и полковника многовато будет, а тут генерала! Давило и то, что какому-то «попу» с темным прошлым (помогал отцу в служении бойцам дивизии Вермахта «Руссланд») и непонятным настоящим, приходится скидываться по десятке.

Надо было видеть кадры Лубянки — скаредность и прижимистость была врожденной отметиной подавляющей массы «людей в штатском». Ситуация накалялась, узнать все толком было не у кого, и тогда послали за Б.Б.

— А почему за Вами, Борис Борисович? — спросил, удивляясь такому повороту дела.

— А из-за Протокола,⁹ — улыбнувшись, сказал мне Б.Б.

Что-то смутно помнилось из курса государственного права, что где-то этот самый Протокол действительно был, и в него чего-то вносилось и записывалось по будним дням. Но никак не мог понять, причем здесь мой собеседник?

— А при том, что к Протоколу прилагается очень узкий список допущенных к нему лиц. Никого из тех, кому пришлось скидываться на мундир, в списке небожителей Кремля быть не могло. Поэтому и послали за мной, проверить, правда ли это, — пояснил Б.Б.

Тут я вспомнил, что Б.Б. помимо кремлевской должности имел еще одно скромное креслице в Совете Министров СССР. Хорошая такая должность по работе с лицами культуры первой величины, иначе говоря, звездами эстрады, театра и кино вкупе со всей остальной требухой. Вот эта хлопотливая обязанность время от времени появляться в Совете Министров и давала ему право изредка шелестеть листами красного Протокола, куда заносились все производства за подписью «Горбачев».

Вопросительно смотрю: «Неужели это правда? Мы докатились до такого маразма, что простым клеркам в рясах суем с барского плеча генеральские погоны»?

Наши взгляды встретились, я получил утвердительный ответ.

— Производство за май месяц. Подпись: «Горбачев».

Не выдержав, смачно выругался прямо за праздничным столом. В ответ офицер рассмеялся и сказал.

— Я ведь тоже пострадал. Заставили и меня давать десятку, мол, полковник и в Кремле, мать его так, настоящий полковник, значит, обязан в трудную минуту поддержать товарищей.

Настроение мое испортилось до невозможности. Чтобы развеселить чествуемого, видавший виды чекист, внимательно глядя мне в глаза, продолжил.

— Традиция есть традиция, от нее никуда не денешься — пошили ему мундир. Рост, размер, вес, все это есть в личном деле. Ребята вызвались охочие до этого, взяли парадку и поехали к нему в Чистый переулок, пять.

На мгновение я представил, как служебная «Волга» везет трех офицеров безопасности от всей широкой русской души поздравить коллегу и рассмеялся.

Забыв печали, рука сама потянулась к бутылке и, чокнувшись с Б.Б., уже с интересом спросил.

— И че дальше?

— А че, а че, — передразнил меня мой собеседник.

Но, встретившись с моими глазами, продолжил.

— Приехали к нему в приемную. Проходят и говорят его секретарям: Где генерал-майор Ридигер? А у тех болты на лоб полезли, отродясь такого о своем шефе не слыхали. Побелели, забегали глазками, говорят нашим: Вы не туда попали. Это недоразумение. Вы ошиблись.

— Туда, туда, все проверено, путь хозяин выставляет, сегодня его день, он виновник торжества, — и кладут прямо на стол генеральский мундир.

Оставляя финал на потом, Борис предложил:

— Ну что, еще по маленькой? За именинника?

— Нетушки, чем все кончилось?

— Чем? — смеясь одними глазами и мельком поглядев на бутылку, Б.Б. продолжил.

— Да тех как пыльным мешком по голове хватили. Наши требуют генерала и водки, дело серьезное, обмывать пора, но те вдруг опомнились, давай гнать их в шею и выперли вон из приемной, — закончил свой рассказ довольный чекист.

Провожал до метро своего гостя один. У офицера Кремля за душой не было ничего, кроме полуторки в центре Москвы и домика матери в Подмосковье. Да и ту ему дал Совет Министров СССР вопреки жадности его конторы. Брат прямо из-за стола ушел на ночное дежурство, Света принялась за посуду. Очень скоро я забуду о своем московском дне рождения, рецепте поиска нового хозяина Кремля. Вспомню, когда на носу будут вторые президентские выборы 1996 года.

Кандидата с московской кухни там не было. Соперником Ельцина ожидаемо стал Зюганов. И проиграл. Впереди был крах. «Они или не нашли его, или не успели подготовить, или прибили. Кому нужен лишний рот. Своим мест кормиться не хватает, а тут какой-то офицер из бывшего КГБ, — думал, глядя на пьяного Ельцина, пытающегося потанцевать с красоткой на сцене — тому и море по колено».

Человек, найденный в глубинах бывшего пятого управления, появится в конце правления «первого Президента России». Питерский выдвиженец станет стремительно расти, занимая одну должность за другой. Пока всем не станет ясно — это приемник вчерашнего тарана.

Тем поздним вечером Б.Б.В. выдаст конторе мой рецепт за свой собственный. Дома у полковника стояла правительственная вертушка. Самая что ни на есть настоящая. Двадцатого августа 1991 года, в разгар путча, подполковник КГБ Путин В. В. неожиданно для всех подаст рапорт об отставке (с мая девяностого числился в резерве). Инструкции натурализации нашли его за месяц. Он подошел по всем моим пунктам и у его был безукоризненный послужной список. Рецепт, озвученный на московской кухне, вручили внуку сталинского повара.

«Новая версия Путина» обескураживает. За 15 лет мы успели привыкнуть к его исполинским размерам, привыкли, что его широченная спина загораживает солнце. Между тем эта метаморфоза случилась с Путиным уже в президентском кресле. И то не сразу. А в своей «базовой комплектации» это довольно заурядный клерк, волею случая оказавшийся там, где ему не место. Попробуйте непредвзято взглянуть на его интеллектуальный уровень, кругозор, политический опыт. Вам не кажется, что Путин, каким мы его знаем, не мог, например, самостоятельно вести игру вокруг Сирии? Это просто не его уровень. Зато бывшему главе МИД, который прославился разворотом над Атлантикой и крепкой мужской дружбой с Саддамом Хусейном, это как раз по плечу». Владимир Голышев — публицист и драматург.¹⁰ Запоздалые прозрения пишущей братии.

Московский день рождения открыл настежь двери бездны, из которой повеяло ледяным холодом смерти.

Двадцать второго августа, на третий день после того, как никому не известный подполковник подал в отставку, у моей гражданской жены случился выкидыш. Когда она получила ответ из гистологической лаборатории, мои волосы поднялись дыбом.

— Вышел врач и говорит мне: то, что вы принесли, остатки плода зародыша возрастом в два месяца. Девочка. Но мы такого в лаборатории никогда не видели. Ребенка разрезали на абсолютно одинаковые прямоугольные кусочки, каждый размером в один миллиметр, причем в земных условиях сделать это так гладко и виртуозно невозможно. Нет скальпелей для подобных манипуляций, — рассказывала мне по телефону плачущая жена.

Больше ни жены, ни детей у меня не было. Инерция движения колеса фортуны делала последние обороты. Мне и в голову не приходило связать выкидыш жены с собственной инициативой на моем дне рождения. Вскоре после этого моя совершенно здоровая бабушка заболеет болезнью, о которой в нашем роду никто и не слыхивал — миеломой или раком крови, которая и утащит ее в могилу.

Мой друг, выложивший в Кремле эту 100 % авантюру от своего имени, трагически уйдет из жизни в 1999 году. Ему было всего пятьдесят пять (на самом деле он сорок четвертого года рождения, в метрике ему на год меньше). На пике карьеры трижды отказывался от звания «генерал-майор КГБ». Ушел из жизни в тот момент, когда решалась судьба России. Ельцин уходит в отставку и назначает приемника.

Бобков взял на себя продвижение плана, доверяя Борису и ничего не зная о конкретном источнике. Образ студента пятого курса был несовместим с глубиной устного сообщения Валуйчикова. Думаю, он упал бы со стула, если бы узнал, кто стоит за всем этим. Никакого Путина В. В., Президента Российской Федерации не было бы и в помине. Спустя восемь лет он назовет приемнику Ельцина имя этого офицера. Вскоре Валуйчикова найдут повешенным в своей собственной квартире на Большой Спасской. Говорили, в последнее время он сильно пил. За год до этого умрет покровитель Бориса генерал-лейтенант Бесчастнов. Родился во Фрянове, начинал трудовую деятельность пекарем.

Об этом человеке, открывшему дорогу в Кремль подполковнику Путину, не пишут, не говорят в прямом эфире, не проводят дней памяти, не крутят по ОРТ кадры правительственной кинохроники с его участием. Нет ни одного упоминания в Интернете об этом первоклассном разведчике и патриоте своей Родины, кроме заблокированного в России сайта «найти по номеру».¹¹

Спустя девять лет после моего дня рождения в Москве власть над огромной страной перешла к офицеру, которого приняли на ура почти все. Придя на все готовое, он легко стал лидером огромной страны, не ударив для этого и пальцем об палец. Расплачиваться пришлось тем, кто включил механизм поиска однажды летним вечером. Сначала мне, затем Б.Б.В.

Предупреждения следовали одно за другим, затем на меня посыпались беды и несчастья, предсказанные 29 августа восемьдесят девятого Николаем, но я долго не мог понять истинную причину моих бед. Последний раз я мог что-то изменить в своей жизни, вылетев по вызову в Германию. Мне предстояло ехать в маленький городок Пфорцхайм осенью девяносто первого. Там меня ждали две «невесты».

Воздвиженье 1991 год

Визироваться и лететь в Германию в начале семестра могло прийти в голову только самоубийце, а не студенту пятого курса. Но деваться было некуда. Я обещал сдать на права и приехать к маме Эрике в гости. За неделю, благодаря помощи брата и его друзей, я управился. Купил триста дойч марок, билет на самолет и обратный на поезд. У меня еще оставался день.

Не все коту масленица. Двадцать шестого сентября нас со Славкой родители выперли в цирк Никулина на Цветном бульваре. Коренному москвичу девять лет, радости полные штаны. А я ехал в цирк по привычке. Гражданская жена обожала походы в шапито. В этот день новую программу «Осторожно, клоуны» должен был открывать полуживая легенда СССР Юрий Никулин.

Выходит конферансье и объявляет: «К нашему большому сожалению Юрий Владимирович не сможет выступить на открытии новой программы. Он болен»! По рядам проносится ветерок сожаления: «Ох»!

Запомнилась молодая прожженная красотка рядом с итальянским дипломатом. Старший лейтенант КГБ в настоящих бриллиантах и биографией московской шлюхи. Американцы называли наших девушек-разведчиц «красными воробьями». И фильм сняли в 2018 с таким же названием. Я насчитал их порядка трех десятков и все первое отделение не спускал с них глаз. Когда еще увидишь такое! Но в антракте весь дипломатический корпус с эскортом «красных воробьев» быстро покинул свои места. И цирк кончился. Но Славка был доволен: племяшу и без клоунов все понравилось. После ужина его быстро уложили спать, утром в школу. А мы засиделись за полночь. Котлеты из кабанины «сломай челюсть» и самогон в бутылке из-под французского коньяка.

В четыре утра меня подняли холодной водой. Меньше чем через пять часов улетал мой самолет Москва—Франкфурт-на-Майне. Выскочил с вещами на площадку и через минуту в потемках московского подъезда подвернул правую ногу. Брызги из глаз, острая боль, идти невозможно. Кое-как доковылял до подъездной двери. Открываю, на меня бросается крупная овчарка. Кладет свои лапы на грудь и делает «гав-гав». В лицо пахнуло вонью собачьего желудка.

— Да ты не бойся, она не кусается, — крикнул из сумерек хозяин.

Но было уже поздно. Чувствую, как внизу делается тепло. Мокрый. Едва доковылял на одной ноге до метро. Мне без пересадок до «Планерной». Дальше рейсовый автобус до Шереметьево-2. Приехал. Пытка повторяется. Ползу до входных дверей, дальше через вместительный холл к лифту. Почему-то до сих пор помню лицо молодого негра.

Началась регистрация. Пассажиры рейса выстраиваются в очередь. Больше сотни людей. Выстоял, протягиваю паспорт и билет.

— Вы куда летите?

— Во Франкфурт.

— А это в Стамбул. Ваш рейс напротив.

Только теперь начинаю сравнивать номера рейсов. Отличаются только одной цифрой. Вновь занимаю очередь. Проверяют документы. На вещи не обращают никакого внимания.

— Идите в зону пограничного контроля.

Протягиваю паспорт и билет. Осталось несколько минут до окончания посадки. Время идет. Сержант пограничник ждет. Время посадки закончилось. Мой рейс улетает без меня. Прошло еще минут пять. Объявляют вылет рейса. И только тогда солдат хлопает машинкой в моем паспорте.

— Можете лететь.

С восемьдесят пятого я был под подозрением. Ходил тайком в православную церковь. Слежка в университете, подсадные утки даже в кабаках: предлагали мне бороться с социалистическим строем и совали напечатанные в КГБ листовки. Таких за рубеж не выпускают. Забыв о боли и мокрых штанах, бегу в посадочный коридор. За его резиновой занавеской уже выглядывает человек. Это американская «Первая помощь», которой с перестройкой разрешили работать в Шереметьево. Молча хватает мои вещи и приказывает шевелиться. Мы спускаемся вниз. Он властно вызывает трап. Дальше было все как в кино.

Трап на хорошей скорости летит через летное поле. Этот человек звонит по рации на борт и приказывает остановить лайнер. Мы выкатываемся прямо в бок аэробусу. Ревут двигатели, самолет готовится взлетать. Трап никак не может подъехать вплотную к двери, его относит потоком воздуха от самолета. Наконец открывают дверь. Американец приказывает.

— Прыгай! — и кидает мои пожитки первыми.

Следом за ними лечу и я.

— Ну вот, теперь все на месте, — стюардесса закрывает дверь и я вновь падаю на пол.

Самолет тут же взлетает.

— Идите в салон, — говорит девушка.

Посидев на своем месте с минуту, встал и иду по всем салонам в направлении к хвосту. Дальше только лестница на нижнюю палубу. У ее входа туалет. Захожу. На полке меня ждут не дождутся полная бутылка одеколона «Саша», бинт и вата. Вата советскому ватнику не нужна. Мы и так все из ваты. Беру с полки одеколон и лью его в открытый бинт. Жду, пока бинт пропитается, так, чтобы из него текло. Дальше туго бинтую распухший сустав ноги пачкой бинта. Осторожно переношу тяжесть тела на подвернутую ступню. Боль терпима.

Прилетели через три часа. В аэропорту тьма народа. Это город, а не убогая коробка укрытия Шереметьево-2. Над моими попутчиками, немцами из Казахстана, смеются в открытую. Клоуны прилетели! На меня никто не обращает внимания. Даже обидно. Я одет в потертый евро-хлам, о котором в Казахстане не знают до сих пор. Бросаю вещи и иду в справочную. Как правило, после прилета русского рейса там собираются немцы искать свою восточную родню. У стойки стоят две пожилые фрау. Здороваюсь, объясняю, что к чему. Она из них говорит.

— Если мы отыщем племянника с семьей, то до Карлсруэ доедем вместе. Дальше сами.

Меня это устраивает. Соглашаюсь.

Через час мы все вместе на железнодорожном вокзале. Переход похож на московское метро. Немка спрашивает.

— Деньги есть?

— Да, — показываю деньги.

Те тут же идут за билетом. В поезде мы разговорились. Они русские немки. Протестантки. Отсидели по восемнадцать-двадцать лет в советских лагерях за веру, но не за царя и не за отечество. У обеих на запястье выколот номер. Смертницы. Их освободили в пятьдесят седьмом. Спустя несколько лет западные немцы вытащили из СССР. За регулярные посещения церкви таких, как я, пасли старушки, стучавшие на КГБ. Только поэтому меня не выпускали из зоны пограничного контроля Шереметьево до вылета самолета. В этом даже Борис мне не мог ничем помочь. Он и сам был глубоко верующим человеком и скрывал это всю свою жизнь.

Мы быстро нашли о чем поговорить. Одного поля ягоды. Племянника с детьми и женой старушки выперли в соседний вагон. Им с ними было неинтересно.

Перед самым Карлсруэ немки буквально вцепились в меня с вопросом, который мучил их долгие годы.

— Ты православный, мы лютеране. Разницу знаем. Помилует ли нас Господь?

Они буквально поедали меня взглядом.

— Бог смотрит на то, сколько каждый человек на Земле отстрадал за Него. Чем больше, тем ближе к нему Бог. Это единственный критерий. Все прочее выдумано богословами. Иначе бы никто и никогда не спасся.

Мои слова сразили наповал исповедниц веры. Мельком глянув в окно, одна из них произнесла.

— Карлсруэ. Скорее, у нас три минуты.

Бегом вылетели на перрон, схватили мои вещи и побежали в подземный переход. Я едва поспевал за ними вслед, боясь наступить на подвернутую ногу. Двум фрау под девяносто, а бегают как сорокалетние. Через минуту на соседний путь пришел французский голубой экспресс «Страсбург—Штутгарт». С настоящими француженками. Но красивых в вагоне мало. Поезд тронулся. Мои попутчицы остались на перроне. Одна из них украдкой смахнула скупую слезу.

Через полчаса я был в Пфорцхайме. Уезжая, прижимистая мама Эрика не дала мне тридцать пфеннигов на звонок, пришлось кидать в автомат дойч марку. Но тот проглотил и не соединил с набранным номером. Со всего размаха треснул немецкую броню. В руке что-то хрустнуло и она стала распухать на глазах. К правой ноге добавилась левая рука. Первый день знакомства со страной, а путь к ней сплошная травматология. Вытащил еще одну монету и на этот раз услышал Эмму.

— Ты где?

— На банхофе (вокзале). Буду сидеть на большом черном паровозе в центре игровой площадки для киндеров. Забери меня. Я не могу найти остановку шестьдесят второго автобуса.

Еще через полчаса маленькая фройляйн в белом плаще забрала меня с банхофа и я вновь услышал привычный вопрос.

— Деньги есть?

— Да.

— Плати за автобус.

Поужинав, в шесть вечера по-немецки я сидел на вонючем кожаном диване и рассказывал двум сестрам и маленькой болонке Бини о своих дорожных приключениях. Говорил, не отрывая взгляда от окна. День клонился к закату, солнце нежно целовало последними теплыми лучиками жемчужные облачка. Они быстро проплывали над игрушечным городком земли Баден-Вюртемберг. Твердь небесная не знает перегородок. Она одна на всех. Лист календаря покидал праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня.

Через два дня началась обкатка вновь прибывшего. Мною занялись фрау Ольга и дядя Рудольф, родители Эммы и Эстер, старшие братья Свидетелей Иегова. Если бы знал, ни за что не поехал. Семнадцать дней по пять часов кряду со мной занимались изучением Писания. Утром ежедневный шопинг. И только вернувшись в Кишинев, я смог оценить бескорыстный подвиг пожилой супружеской пары. Открыв Библию, я нашел мир веры, о котором не мог и мечтать!

За неделю немцы присмотрелись ко мне и предложили жениться на старшей дочери, а через год-другой принять «крещение». На первое я был согласен. Благородство и вера с большой буквы некрасивой девушки произвели на меня неизгладимое впечатление. Ничего подобного в своей жизни я никогда не видел. Второе не раздумывая отверг. Мне хотелось только одного — уехать домой на занятия.

Германия поставила точку в еще одной истории. Рядом с Пфорцхаймом находится Штутгарт, столица земли Баден-Вюртемберг. Консульство США в центре города. С видеокамерой советской разведки напротив. Мне осталось только перевести на английский три листа моих разработок и привезти их в Германию.

Три дня я слушал девочек, дядю Рудольфа, но думал только о одном, ехать ли мне в консульство или не ехать. Деньги и адрес консульства у меня были. Нужно было просто кинуть в дипломатический ящик конверт с разработкой с указанием немецкого адреса и телефона. Я знал точно, что со мной обязательно свяжутся и домой я уже никогда не вернусь. Американцы искали парней с головами. Веры в то, что Борис поможет мне, уже не было. Его выгнали из Совета Министров в сентябре, он стал простым оперуполномоченным по Москве и области.

— Борис закончился, — прокомментировал мой брат по возвращению. — Кокой властью обладал, а теперь никто.

Я не поехал. Меня убедил в этом Владимир Семенович Высоцкий, великий патриот своей Родины. Тогда мне и в голову не приходило, что сделал я выбор не в пользу России, а в пользу нищеты, болезней и проклятий народа, которому я помог.

На том свете с Владимиром Высоцким

В 1991 году мне пришлось решать, уеду ли я заграницу или останусь в бывшем СССР. Реальным был только один вариант — ФРГ, учеба дальше или женитьба на немке. Учебу была готова оплатить румынская община, а женитьбу основательно продвинула моя приемная мать, Эрика, найдя мне сразу двух невест.

Выбор оставался за мной. Но, видно, Богу было неугоден мой переезд в Германию и Он нашел пути к моему сердцу.

Сны видят все. Это подсознательное присуще всему человечеству. Разница только в том, кто, что помнит и в каком качестве (цветные или черно-белые).

В мае я получил заграничный паспорт под приглашение немецкой семьи. Этой же ночью во сне увидел умершего одиннадцать лет назад певца и актера Владимира Семеновича Высоцкого.

Точнее, себя и его. Мы не спеша прогуливались по ночному парку Пушкина в Кишиневе. Ночь. Аллея, ведущая к памятнику Штефана Чел Маре. Высоцкий увлеченно говорил мне, что любовь к Родине, Отечеству самое главное. Он не уехал из страны и не советует мне уезжать. Такой смысл его уговаривания.

Затем он пришел в сентябре перед самым отъездом в Германию. На этот раз он просто смотрел мне в глаза и молчал. Пронзительный взгляд выражал одну единственную мысль: «Не уезжай»! Третий и четвертый сон я уже не помню. На Западе я не остался. В чужую веру не перешел и на меня посыпались беды и ужасы жизни в России начала девяностых. Лучше бы я уехал в страну с нормальными, человеческими условиями существования. Не потерял бы все свое здоровье в российской школе и не остался на старость лет полным инвалидом без пенсии.

Последний раз видел его в девяносто пятом. Он появился возле бывшего магазина игрушек на первых воротах завода Ильича в Мариуполе. Непролазная темень. Возле стекляшки, где когда-то мама покупала мне игрушки, горит одинокий фонарь. Дверь открыта и мы заходим внутрь.

Игрушек нет и в помине. Вдоль стеклянных стен стоят обувные стеллажи и все они завалены обувью. Женской ношеной обувью всех размеров. Подошел поближе и стал рассматривать «обновки».

Мое внимание привлекла пара женских модельных туфель. Наверное, тридцать восьмого размера. У моей матери были точно такие же, только на два размера меньше. Она купила их в Москве почти за восемьдесят советских рублей. Настоящая английская обувь. Мама носила их больше десяти лет и была в восторге от их легкости и удобства. В них не уставали ноги.

Взял их в руки. Высоцкий стоит рядом. Подошва одной из туфель стала разваливаться прямо у меня на глазах. Туфли черного цвета были буквально пропитаны женскими слезами. Они соленой влажной полоской остались на моей руке. Сколько горя могут впитать в себя респектабельные туфли? Весили они килограмма два, не меньше.

Иду дальше. В углу магазина в жуткой тесноте ношеной обуви одиноко стоят комнатные тапочки за несколько рублей. Он них исходила нечеловеческая печаль. Такие в шестидесятые годы носили работницы советских фабрик, получавшие копейки и жившие в трущобах советских общежитий. Владелице не было еще и восемнадцати. Крошечный размер, наверное, тридцать пятый. Дюймовочка. Доверчивая простушка отдала ему все, что имела — невинность. Соблазнил и уехал после съемок. О том, что произошло дальше, артист узнал только после своей смерти. Девочка никогда бы не свела счеты с жизнью, если бы это сделал кто-то другой. Он был кумиром ее мечты.

Вся эти пары обуви вели к реально существующим женщинам. Сотням обманутых любовниц Владимира Высоцкого.

В глазах актера застыло мучение. Его дети, друзья и близкие поминали умершего в основном водкой и вином, усиливая и без того нестерпимость огня. Обезумев, вчерашний баловень судьбы просил помощи у того, кого он отговаривал от прелестей заграничной жизни.

Запомнив безгласную мольбу о поминовении, кинулся к священникам. Один из них почитал актера. Сон рассказывать не стал. Посчитают за душевнобольного. Почувствовав страшное, все молчали как рыбы. Потом начались возражения. Он не православный. Крестился вроде как у армян. На литургии поминать невозможно. Долгие годы поминал его сам и заказывал за упокой. После этого на голову стали падать тяжелые предметы. Не выдержав, однажды просто вычеркнул его из синодика.

Прошел месяц. Мне в руки попалась статья о Высоцком и его фотография. Взглянул на него. Он это почувствовал. В ответ на меня посыпалась отборная брань. Плоды жизни длиною в сорок два с половиной года. И только спустя много лет узнал, актер был не крещен. Поэтому все и летело из рук. Поминать его можно только пирожками и конфетами. «За некрещеного Владимира».

Примечания

1

Двадцать верующих человек, необходимых для регистрации и открытия храма. Этих людей из списка сажали первыми. Сайт Древо открытая православная энциклопедия. — Положение об управлении Русской Православной Церкви, принятое Поместным Собором Русской Православной Церкви 31 января 1945 года. URL: https://drevo-info.ru/articles/17773.html — Просмотрено 3 августа 2017.

2

Свои четыре копии этой рукописи я сжег в 1999 году, когда Система заработала в США 11 августа (Израильский филиал). Пятой, единственной на сегодня копией, владеет или владела ФСБ России, поскольку в 1993 году один экземпляр разработки отправил именно им и получил благодарственное письмо, но и его сжег (примечание автора).

3

Фряновской школе присвоено имя генерала Бесчастнова. 30 мая 2012. Сайт группы «Альфа». URL: http://www.alphagroup.ru/press-service/news_association/5192 Просмотрено 2 июня 2017.

4

Гордиевский Олег Антонович (10 октября1938 года по настоящее время) — бывший полковник внешней разведки КГБ СССР. Приговорен в 1985 году заочно к расстрелу за измену Родине. Приговор не отменен. Завербован МИ-6 в 1974 году. Псевдоним Ovation (с англ. овации).

5

Петр Васильевич Васильев (1899–1975) — русский советский художник. Народный художник РСФСР (1970). Лауреат Сталинской премии первой степени (1947).

6

Нина Александровна Виноградова-Бенуа (1933–24 мая 1986). Официальная причина смерти — самоубийство. Но Борис Борисович сказал главное: «Она была наркоманкой. Глазунов мучился с ней всю жизнь».

7

В Москве существовало несколько Специальных травматических отделений. И только одно предназначалось для элиты без кавычек. В нее свозили паяных генералов, обкуренных актрис и отдыхавших на улице прокуроров (примечание автора).

8

Это была импровизация, не связанная с многолетними расчетами. Импровизации почти всегда приводят к ошибкам. Россия объявила дефолт 17 августа 1998 года. Из-за нее я больше никогда не прикасался к современной истории. Если ты ошибся один раз, то можно ошибиться и в другой. С 1993 года окончательно вернулся к проблеме возникновения тотемизма. Ошибки поиска в прошлом видны отчетливее. Их можно увидеть, проанализировать, исправить или избежать. Прошлое изменить невозможно (примечание автора).

9

Протокол производства в должность Президента СССР. Большая книга красного цвета. Хранилась в Приемной Совета Министров СССР. Но на сегодня под Протоколом понимается несколько иное — правила поведения высших должностных лиц государства во время проведения официальных государственных церемоний (примечание автора).

10

Голышев Владимир. Кого хороним? Сайт радио Свобода 27 июня 2015. URL: https://www.svoboda.org/a/27096471.html — Просмотрено 6 июля 2017.

11

Сайт «Nomer.Org» URL: http://nomer.company/moskva/ Просмотрено 2 июня 2017.