Долгая дорога. Сборник рассказов

Олег Копытов

Солдат Первой мировой, прошагавший от Урала до Парижа и Марселя… и обратно, на Урал. Солдат Второй мировой, прошагавший от Бреста через полстраны на восток, а потом – пол-Европы на запад… Крым, не ходивший никуда, но проделавший в четверть века долгий путь… Владивосток и Хабаровск в своем путешествии в Москву и Петербург. Кому-то жизнь – судьба, кому-то еще и долгая дорога.

Скворец прилетает редко

Скворец прилетает редко. Но прилетает. Раз в год. Или два. Чаще — приплывает. Аэропорт Ичхон близ Сеула, конечно, — супер. Игорь говорит, что он похож на огромную космическую станцию где-нибудь на Марсе. Где всё есть. Вообще всё, — не стоит перечислять. Кстати, построен аэропорт на островах. Любые острова сами по себе немножко другая планета. И авиакомпании буржуазной Кореи — одни из лучших в мире. И цены на билеты не такие заоблачные как в паршивых доморощенных. Но — Игорь любит море. И немного… нет, не скуп… — рачителен. Его сильно напугало безденежное детство, юность и большая часть зрелости. Сейчас он преподает английский в Сеульском национальном университете. Получает, не будучи профессором, а только the instructor — в свои-то пятьдесят с хвостиком, между прочим!.. — так вот, получает, будучи всего-то рядовым преподавателем, в месяц столько, столько мне, доценту, не получить за четыре — да еще и со всеми моими шабашками. И вообще мы с ним такие разные — как футбольный мяч и хоккейная шайба. Чур, футбольный мяч — я! У меня, между прочим, есть португальский (не какой-нибудь китайский!) футбольный мяч с автографами полутора десятков колоритнейших людей Владивостока — губернатора Дарькина, например, моего ровесника, начинавшего матросом, как я — фрезеровщиком, но, блин, ныне живущего если и не интереснее меня, то куда более таинственно, до сего дня не расшифрована его творческий псевдоним среди местной братвы — Дарыч? Михей? Серега Шепелявый? Как и то, как он всё же попал в губернаторы, и за что его много лет любит герр Путин? Впрочем, мужик он неплохой… Второй жены Сергея Михалыча Ларисы тоже автограф есть. Муж ее любит. Такое бывает редко, но это так. Ради нее целую боевую операцию провернул, чтобы собрать толпы московских клакеров, которые четырежды засыпали овациями самый скучный к востоку от Урала Приморский академический имени Горького театр, где служит Лариса Дмитриевна. Стаса Мальцева автограф на этом мяче есть — худрука театра ТОФ, любая его постановка — езда в неведомое. Классный театр. Но помещеньице у него — безкомфортный и безакустический склад зрителей клуба матросов и капитанов разного ранга, жуткое для театра помещеньице. Сергей Александровича Павлова, конечно, автограф есть. Тренера «Луча-Энергии». Между прочим, автограф 2006-го, когда «Луч» еще был в высшей лиге, а Серг Саныч, стоя у бровки в матчах премьер-лиги, слов ни цензурных, ни подцензурных для своих и чужих ребят, а также арбитра и линейных не жалел. Сейчас он на-амного спокойней. Чай, мы барахтаемся на дне второго дивизиона, и больших эмоций это не может вызвать ни у кого просто по определению. И еще есть пара поэтов, три прозаика и член-корр РАН из местных. Автограф художника и книжного графика Джона Кудрявцева тоже есть. Он ходит по Владику в ковбойской шляпе. Борода лопатой, лоб позднего Льва Толстого… даже круче, опрятен и чудовищно талантлив. Будете у нас, обязательно увидите его на Светланской или Алеутской — только без мольберта. Пишет он дома и только дома. Один. Ночами под чифир и одинокое вдохновенье, которое иным и не бывает.

Что за ерунда такая — автографы богемы на футбольном мяче? Да просто я люблю футбол, этим всё и сказано. Я был правым, бровочным полузащитником в юношеской сборной Казахстана, два матча сыграл в команде мастеров — самом «Кайрате»! Разве этого вам мало?! К тому же одна из моих шабашек — это журналистика. Точнее, когда-то была. Сейчас я уже стар для журналистики. До тридцати быть журналюгою почетно… но срам кромешный после тридцати… Ну — тридцати восьми… Или сорока двух… В общем, когда я носился в свободное от службы преподавателем время по всяким тусовкам и интервью за-ради потешить тщеславие, во-вторых, и получить гонорарчик, статейку или интевьюшку в одной из кучи владивостоцких газет опубликовав, — во-первых, частенько при мне была спортивная сумка. В которой лежал надутый до звона футбольный мяч. Тот самый, производства фирмы «Campo verde», Порту, Португалия, вон на правом конце стола стоит, в дальнем углу, в деревянной из вяза шоколадного оттенка подставочке, на нем — арабские вязи подписей-автографов…

Ну, ладно, хватит о себе, любимом. Разве еще только полслова. Я — троечник. Чистый троечник, коим был и в школе, и в университете… С перерывом на подготовку в вуз, само — или сам? — ЛГУ, куда я поступил со второго раза, стерев все свои зубы, у меня уже в 45 — стала в рот вставная челюсть, — о гранит науки, и сильно я напугался, на всю оставшуюся жизнь напугался усердной зубрёжки, коию всё же в те два года, не дай Бог никому, испытал, когда мозги буквально болят, как огнестрелом раненное плечо… И чисто по жизни я троечник. Так-то вот… Отсюда: из Питера — во Владик, посмотрите по карте, где Питер и где Владик, а? А родился я вообще, как вы, наверное, догадались, в Алма-Ате. Отсюда: только в 45, одновременно с разноской вставных зубных протезов, защитил кандидатскую, и уже не в Питере, конечно, а, с грехом пополам, в местном университете, дай Бог ему здоровья!.. И работаю — в кустах. Из кустов. В кульке. Институты искусств и культуры в нашей необъятной стране называют по-разному. Но всегда адекватно. Пусть даже они кое-где, как у нас, превратились в академии, а кое-где, в том же Санкт-Петербурге, даже и университеты. Россия любит самозванство. Равновесие обеспечивает вторичная номинация… И преподаю не английский (основной язык на отделении «русский как иностранный» филфака), не немецкий (второй язык), не русский и культуру речи…, а… да нет, не физкультуру, что вы? Культурологию… Сам не понимая, уже много лет, что это такое… Ну еще — зарубежку, зарубежную литературу от античности до наших дней, от Гомера до «Парфюмера»… «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. // Я список кораблей прочел до середины: // Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, // Что над Элладою когда-то поднялся…» Ну, в самую точку с полусписком попал Осип Эмильевич!.. Между прочим, живу я в районе Второй Речки…

А вот Игорь Скворцов — отличник. С судьбой. Как и я. Но, как и я, без карьеры, без успеха, в слезах и в кровь разбитым носом сквозь жизнь, ее овраги, буераки, тернии, но не к звездам, он, как и я, прорывается. Оттого, конечно, и дружим. Со студенческой скамьи. С того самого благословенного времени, когда джинсы и сигареты «Мальборо» нужно было доставать в боях и засадах, а потом носить и курить гордо, как орел! Когда можно было сесть в тюрягу за стихи — и знать, что жизнь ты прожил не напрасно, когда билет в плацкарте от Москвы до Питера и от Питера до Москвы, в два конца, по студенческому билету стоил десятку. При стипендии в сорок… Когда… не знаю, по-моему, веселее жилось. Когда у тупиц, блюдолизов, воров и садистов, так же как и у нормальных людей, это на лбу было написано. А не так как сейчас, в «Новой России» — одни шифры, коды, шхеры и темные подвалы, где, ну, не разглядеть ни кого-либо и ни чего-либо…

Скворец прилетает редко. Но прилетает. Раз в год. Или два. Чаще — приплывает. Катер-паром идет от Наджина до поселка Зарубино. Дальше — до Владика автобусом. Море — в изумрудных волнах и островах. Нравится Игорю и экономия.

На малой родине в Тамбовской области у Игоря уже давно никого нет. Здесь он говорит по-русски. Этой роскоши ему в Сеуле почти не достать. У него ж ни жены, ни семьи, ни кола, ни двора, старые друзья — в России, а новых друзей не бывает…

Рука в руку и захват дружеских объятий. В этот раз Игоря не было не год — два. Объятия крепки. Еще на автовокзале, как обычно, я достаю из портфеля чекушку, «ноль, триста», и Игорь, как обычно, морщится. Отличники не пьют. Ну, почти не пьют. Почти всю пью сам. Едем на такси, точнее, бомбиле в гостиницу. Здесь я Игоря оставлю, погуляю по городу, пока не выветрится чекушка, и поеду на автобусе домой. К жене и многочисленным детям… Встретимся и посидим мы с Игорем завтра…

Конец ознакомительного фрагмента.