Дачная амнистия. Рассказы

Олег Григорьевич Шрамко, 2018

По статистике каждый третий человек имеет если не дачу, то садовый участок. Выращивание урожая или просто отдых на природе не всегда происходят безмятежно. Иногда возникают ситуации, которые не вписываются в рамки здравого смысла…

ДАЧНАЯ АМНИСТИЯ

Солнце ворвалось в дом с неожиданностью налогового инспектора.

«Ну, что, голубчик! Зачем же обо мне забывать?»

За безмятежные ночные грезы пришла расплата в виде дневных забот и проблем. Возвращение к реальности всегда процесс мучительный, который хочется отсрочить, например, с помощью подушки на голову.

Или сунуть голову под одеяло. Но там душно, да еще чем-то пахнет.

Поэтому лучше прикрыть глаза рукой.

Удалось даже слегка всхрапнуть, но тут рука сползла с лица и больно упала на край кровати.

Сон моментально улетучился.

Михалыч, отставной военный, разом открыл глаза и с ненавистью уставился в потолок.

«А я-то причем?» — Сказал потолок и кивнул на окно.

«Закрывать на ночь надо! — Ответило окно. — Как будто мне интересно всю ночь створкой биться об стену!»

Стена промолчала. У нее был заготовлен ответ насчет того, кому и чем надо об нее побиться, но она благоразумно решила промолчать.

Хотя, собственно, чего на жизнь обижаться? Проснулся — уже хорошо.

Михалыч скосил вниз глазами.

Тем более, без номерка на ноге…

Михалыч вздохнул и неторопливо встал. Кряхтя и пошатываясь, он вышел во двор. Сегодня по плану было окучивание картошки. Работа предстояла долгая, нудная и малоинтересная.

Уже чирикали птички, утренний ветерок шевелил листочками — природа радовалась жизни.

Идиллическую картину прервали странные звуки.

За соседским забором кто-то рыкнул, послышался звук низвергающейся воды, потом снова рычание.

Через короткую паузу снова раздался небольшого, но мощного водопада.

«Аки лев в пустыне рыкающий» — Михалыч перекрестился.

— Вот же, зараза! — Послышался за забором слабый сдавленный голос. — Опять водку паленую подсунули!

Далее пошли непечатные выражения, иногда прерываемые физиологическими звуками.

На соседний участок приехал Вовчик. Собственно, как его зовут на самом деле, не знал никто. Вовчик отзывался на любое имя. Вернее сказать, не отзывался совсем. Потому что, до начала процесса его не видели, а после завершения процесса он уже не мог дать название своей личности.

Сосед приезжал из Москвы поздно вечером в пятницу, продираясь через пробки и загруженную трассу. По мере приближения к даче, спину начинал приятно холодить воздух свободы, а лобовое стекло постепенно превращалось в плещущийся стакан, уровень которого повышался по мере приближения к месту назначения. Когда Вовчик, наконец, приезжал, он даже не удосуживался загнать машину на участок. Ни слова не говоря, тем более, не совершая лишних движений, без суеты открывал бутылку водки и медленно ее выпивал, не отрываясь от горлышка.

Раньше в садах и скверах повсюду стояли скульптуры. После женщины с веслом, будоражащей незрелый детский ум, запомнился горнист. Он дул в свою дудку и смотрел в бесконечное небо. Словно пытался дикими звуками провозгласить небесным жителям приближение мировой революции. Потом горнист еще некоторое время грустно ожидал ответа. Не дождавшись, начинал медленно падать. Как в замедленном фильме. Грациозно, как Колосс Родосский. Или Вавилонская башня. Для не очень знакомых с историческими легендами можно привести другое сравнение: как здание, сносимое управляемым взрывом.

Он падал плашмя, широко расставив руки. Поднималась туча пыли, а матушка-земля еще некоторое время подрагивала, отзываясь сейсмодатчиками на южных Курилах. И тогда тамошние ученые начинали долго спорить о природе локальных землятресений, стараясь перекричать друг друга прокуренными глотками и хватая оппонентов за отвороты толстых вязаных свитеров.

Даже заключительный эпизод военного фильма с расстрелом красноармейцев не мог выглядеть более правдоподобно.

А утром он пугал газон дикими звуками. Горе было тем муравьям, букашкам и таракашкам, которые оказывались в то время и на том месте. Хотя насекомые, проявив неожиданные интеллектуальные способности, уже знали привычки Вовчика и старались обходить предстоящее место событий.

Так повторялось с точностью и аккуратностью швейцарских часов.

Однажды Михалыч робко намекнул, что, мол, может стоит уменьшить количество потребляемого за один раз? Да к тому же без закуски? В крайнем случае, изменить что-то в самом механизме процесса, именуемого отдыхом?

Вопрос произвел на Вовчика оглушающее действие. Он недоуменно расширил глаза, выдавил скупую мужскую слезу и, прерывающимся голосом, задетый за святое, выдавил:

— А зачем?!..

Михалыч уже ушел, а Вовчик еще долго еще стоял в одиночестве, разводя руками.

— А как еще?.. Что же тогда?..

Он в прострации озирал безумным взглядом окружающий мир, призывая флору и фауну быть свидетелем кощунства.

Михалыч еще раз потянулся и взглянул на грядки с клубникой. Опять половину урожая склевали птицы. Как-то он сделал пугало. Получилось очень реалистично. Пугало махало руками и издавало всякие звуки. Домочадцы даже боялись ночью выходить в туалет. Но потом пугало исчез. Говорят, видели с таджиками. Ходил по дачным участкам и спрашивал работу.

Сосед слева, несмотря на такое раннее утро, уже вовсю жужжал шуруповертом. Жена держала профлист высотой под два метра, а муж прикручивал его к стальным поперечинам. Всегда меланхоличные и неторопливые соседи вдруг загорелись энтузиазмом и энергией. Все началось с того, что однажды что они решили воспользоваться услугами почты и заказали семена сельдерея. У таких же, как и они огородников. На картинке в журнале «Моя любимая дача» семена были продолговатыми и зелеными. А в конверте пришли маленькие и круглые. Видимо, на почте что-то перепутали. Отправив пару проклятий по поводу должностных лиц, соседи все-таки решили посадить на пробу.

Через некоторое время садоводы-мичуринцы начали хихикать, перемигиваться и потирать руки.

Михалыч подозревал, что выросло нечто прибыльное, хотя и не совсем незаконное.

С того времени соседи стали судорожно возводили забор. Причем, скорости его возведения могли бы позавидовать строители Великой китайской стены.

Михалыч порадовался за их спорую работу и пошел в сарай за тяпкой.

Но его снова отвлекли.

— Привет, сосед! Уже, вижу, проснулся!

В калитку просунулась лохматая грязная голова. Пришел Дачная амнистия. Он ходил ко всем с утра, в надежде поправить здоровье.

Михалыч вздохнул. Теперь он будет болтать до тех пор, пока у собеседника не проснется соображаловка.

Дачная амнистия жил на участке круглый год. Он был сторонником здорового образа жизни и экологически чистых продуктов, поэтому разводил коз, кур и кроликов, а также экологически чистый самогон. На огороде выращивал картофель и другие овощи, чтобы прожить зиму. Иногда предлагал соседям продукцию своего хозяйства, например, козье молоко и сыр. Но у него никто не брал, потому что от сыра плохо пахло. Трудно сказать, где была нарушена технология. Но когда Дачная амнистия отламывал кусочки сыра и всем заискивающе предлагал попробовать хоть кусочек, люди почему-то отказывались.

Чаще всего ссылались на аллергию.

Близость к природе, и особенно чистый воздух негативно повлияли на рассудочную деятельность. Когда-то он услышал про дачную амнистию. Новость гипертрофировалась в его мозгу и постепенно трансформировалась во всепрощение грехов. Причем, только дачникам. Концепция переросла мелкий уровень землеустройства и эволюционировала в вопросы глубоко религиозные и нравственные.

«Нас, дачников, — говорил он, — нужно отнести к спасителям человечества. Мы — результат развития цивилизации. Итог, так сказать, всего хода истории. Освоение Космоса — ерунда по сравнению с освоением той же самой целины под грядку с помидорами! И нечего пялиться в свои телескопы за бюджетные деньги! Только здесь, на садовом участке можно обрести подлинное ощущение пространства и времени! Мы создаем экологически чистые продукты, которые сами же и потребляем. Тем самым поддерживая генофонд населения на должном качественном уровне»…

В этом месте слушатели обычно прерывали монолог и начинали под разными углами вертеть понятием генофонда. В конце концов переводя возвышенную беседу в плоскость похабщины и примитивизма. Но Дачная Амнистия был выше всего этого.

«Почему рушились прежние империи? — продолжал он. — Потому что всем навязывали ложные идеи о предназначении человека. А он по своей натуре индивидуалист. И просто хочет видеть результаты своего труда. А потом и распоряжаться ими по своему усмотрению. Да нам нужно все налоги отменить! Все задолженности и взносы! Полная амнистия! Мало того — каждому доплачивать! Потому что некоторые в выходные по музеям шатаются, выставочным залам, извините за выражение, библиотекам! Интеллектуальный уровень, видите ли, повышают, паразиты! А мы сюда — на грядочку свою родимую. Кто с лопатой, кто с граблями. Посмотреть приятно! Нам всем памятники надо ставить! Перед каждым участком. С морковкой в руках!»…

При этом народ снова отклонялся от темы. Шли предложения поставить памятник Дачной амнистии. А местоположение вышеупомянутой морковки оживляло воображение и будило фантазию.

Вообще-то он был человеком беззлобным. Правда, если ударялся в проповедничество, его уже ничем нельзя было остановить. Забывал про все. В том числе и про свою родимую грядочку.

Но в этот раз был настроен по-деловому.

— Слышь, что я сейчас скажу, — взахлеб начал он.

— Ну?

— Председатель-то наш неиспользуемую землю инопланетянам продал!

— Продал, так продал! Было бы чего! Все равно она ничейная.

— Так он же обещал с нами поделиться! Мы члены правления или кто?

Михалыч почесал в затылке.

— Обещал поделиться?

— Обещал, обещал! — Закивал головой Дачная амнистия в нервном возбуждении.

— Ну, если обещал, надо разбираться.

— А я для чего пришел? Пошли!

Михалыч подтянул сползающее трико.

— Может, Профессора захватим? Для солидности. Он ведь тоже членом правления состоит.

Дачная амнистия изобразил гримасу сомнения, когда прикинул, что доля каждого уменьшиться, но потом согласился:

— Разве что для солидности.

По дороге к участку председателя зашли к Профессору.

Трудно сказать, профессором каких наук он был. Никогда об этом не говорил, при этом давая понять, что — очень важных. На вопросы отвечал не сразу, а только после прикладывания руки ко лбу, изображая Роденовского Мыслителя.

Говорят, у него неплохо складывалась карьера. И даже была семья. Но, получив участок, он вдруг открыл у себя талант строителя. Все началось с того, что возникла потребность в лавочке. Обычной деревянной лавочке у входа, на которой можно было бы сидеть и плевать семечки. Но не покупать же ее за бешеные деньги на рынке? Пришлось делать самому. Лавочка получилась на славу. Во всяком случае, так нашептал демон-искуситель. То, что она совершенно не была приспособлена для своей основной функции — сидения, не имело никакого значения. Резные узоры напоминали хохлому, а таинственные изгибы деревянной конструкции — индийские тантрические изображения. Потом он разрисовал ее цветами из эдемского сада, а когда отполировал лаком высшего качества, казалось, само солнце оконфузилось со своей жалкой радугой! Тут уже и сама мысль о сидении казалась глубоко кощунственной. Вы же не попросите Джоконду прибраться в офисе?..

Демон-искуситель сделал свое черное дело. После такого столярно-архитектурного изыска, остатки мозгов сдуло сразу и окончательно. Остатки выведены на околоземную орбиту и растворены в бескрайних просторах Вселенной. Профессор выпал из общественной жизни, забросил науку, а следом рухнула и личная жизнь. Жена, пытаясь спасти семью, съездила пару раз на выходных с ночевкой, покормила комаров, упала в выгребную яму и решительно заявила: или я — или дача! Отвечать Профессору не пришлось. Ответ уже был написан в его счастливых, но слегка затуманенных глазах.

С тех пор Профессор оказался предоставлен самому себе. Чистый воздух свободы основательно вошел в его сердце. Все свои средства и сбережения теперь он тратил на закупку инструментов, приспособлений и станков. Он шатался по всем выставкам строительной техники, а в магазине «Инструменты для дома» его начали бояться продавцы. Потому что задавал такие вопросы и вникал в такие детали, от которых сами разработчики чувствовали себя дураками. После короткой дискуссии, они начинали пускать из носа пузыри и чертить на песке большим пальцем ноги неприличные фигуры.

Но не всегда количество переходит в качество. В данном случае почему-то все произошло наоборот. И если без инструментов могла получиться просто дрянь, то с помощью хитрых приспособлений выходило чистое извращение. Вот и сейчас они застали Профессора перед очередным сооружением.

Михалыч и Дачная амнистия остановились, словно столкнувшись с препятствием.

— Это что? — Испуганно спросил Михалыч.

Профессор отошел от своего архитектурного сооружения, как отходит художник, созерцающий картину.

— Баня! — Веско сказал он.

Возникла некоторая пауза.

— Баня?

Профессор посмотрел на них, как на придурков.

— Да, баня.

— И в ней, типа того, мыться можно? — С сомнением спросил Дачная амнистия.

— И даже париться! — Нежно ответил Профессор.

Установилась напряженная тишина.

— А что, не нравиться? — Вдруг с вызовом спросил Профессор. Его ноздри стали раздуваться, как у быка во время корриды.

Созерцатели закивали головами со скоростью челнока швейной машинки. Как возразишь человеку, у которого в руке стамеска? Да и бензопила рядом лежит!

Профессор был человеком мирным. До той поры, пока ему не перечили.

— Мы чего пришли, — телеграфным стилем выдал информацию Дачная амнистия. — Председатель землю продал. Ничейную. Инопланетянам. А с нами не поделился. А мы члены правления. Хотя обещал. Беспредел, понимаешь!

— Непорядок, — опять переключившись на свои мысли, задушевно согласился Профессор. — Надо разбираться. Мне как раз деревообрабатывающий станок обещали подвезти.

Он мечтательно закатил глаза.

— Три фазы, 380 вольт, изменяющийся угол подачи досок, сменные диски… О-о!.. Приспособление для вырезания пазов… Три скорости вращения… О-о-о!..

Постепенно его глаза начали туманиться, как у маньяка.

Поняв, что его надо останавливать, Дачная амнистия подергал Профессора за рукав, выводя из состояния каталепсии.

— Потом доскажешь! Сначала деньги надо добыть.

Профессор уже поднес руку ко лбу, но Михалыч его одернул.

— Время не ждет. Мне еще картошку окучивать надо!

И они дружно двинулись к участку председателя.

Застали они его за увлекательным занятием: пересчитыванием чего-то в ящике стола.

Увидев входящих, он резко захлопнул ящик, и расплылся в невинной улыбке херувима.

— А чего это вы в такую рань? А?

Члены правления молча смотрели на него, обдумывая, с чего начать.

— А чего это вы? — Улыбка председателя стала еще чище и лучезарнее.

Профессор по привычке приложил руку ко лбу.

Дачная амнистия засопел, подбирая слова для выражения возмущения. Михалыч подтянул трико.

— Я смотрю, в такую рань, такую рань, — улыбка председателя стала еще шире, заполнила все лицо и уползла куда-то к шее, нарушая законы физиологии.

Профессор, наконец, нашел нужную мысль и интеллигентно сказал:

— Так ты это, сморчок хренов, общественные деньги решил заныкать?

— Какие деньги! — Всплеснул руками председатель. — О чем вы?

— Да все знают, как ты участки продал! — Помахал кулаком Дачная амнистия. — И нам не слова! Паскуда!

— Ага, инопланетянам, — кивнул головой Михалыч.

— Не знаю, о чем вы? Кто такие слухи распускает? Да я хоть чем поклясться могу!

С обиженным и возмущенным видом он начал перебирать какие-то бумаги, изображая внезапно навалившиеся дела.

— Можете у кого угодно спросить! Деньги, видите ли…

Широкая улыбка в один миг уступила место скорбной гримасе, и председатель смахнул набежавшую слезу.

— Я, понимаете ли, день и ночь, день и ночь… Не жалея своих сил! Все для людей… Все для людей!..

Он приоткрыл ящик стола, посмотрел вглубь и тут же закрыл.

— Все здоровье на этой должности потерял! Как…

Он на секунду задумался, подбирая сравнение.

— Как… Прометей, понимаете ли! Как…

Он снова задумался.

— Рыцарь этот?.. Все забываю…

— Робинзон Крузо? — Подсказал Профессор.

Председатель с сомнением покачал головой.

— Да нет, вроде как бы по-другому звали. Но все равно!..

И председатель изобразил вид скорбный и удрученный.

— А пойдем у них самих спросим! — Предложил Михалыч.

— Пойдем! Мне скрывать нечего!

Председатель встал, предварительно закрыв ящик стола на ключ, затем подергал его для надежности.

Когда вся компания, продравшись сквозь заросли кустарника, вышла к заброшенным участкам, они увидели двух инопланетян. Те сидели на дереве и играли на флейте. О том, что это была флейта, Михалыч понял сразу: по телевизору как-то показывали Растроповича.

Компания остановилась в нерешительности. Инопланетяне продолжали играть, не обращая на них внимания.

— Моцарт, — сказал Дачная амнистия.

— Моцарт? В четверг? — С сомнением покачал головой Профессор.

— Вивальди! — Определил Михалыч. — Времена года.

— Согласен, — кивнул головой Профессор. — Лето.

— Середина июля, — уточнил Михалыч.

— Восемь часов утра, — вставил Дачная амнистия.

— Уже девять, — посмотрел на часы председатель.

Михалыч кашлянул.

— Я извиняюсь, граждане, нам бы насчет денег уточнить.

Инопланетяне перестали играть и захлопали черными большими глазами. Потом один из них показал им неприличный жест.

— Ну, я же говорил, — тут же засуетился радостный председатель. — Вот и консенсус!

— Чего? — Спросил Дачная амнистия, с надеждой запомнить красивое слово.

— Вы нам лапшу не впаривайте, сволочи инопланетные! Интеллигентно, но очень угрожающе заявил Профессор. Он почувствовал, что ускользает его мечта в три фазы и регулируемым углом подачи доски. — Я и сам могу пальцы крутить!

Он поднял с земли палку и с решительным видом двинулся к инопланетянам.

— Может, не стоит этого делать? — Неуверенно, с остатками благоразумия спросил председатель.

Но было уже поздно.

…Бежали они сквозь кусты, не особенно разбирая дороги. Впереди мчался председатель, потерявший, по его словам, все здоровье на этой должности.

Замыкающим бежал Михалыч, подтягивая слетающее трико.

Профессор с Дачной амнистией поддерживали друг друга, спотыкаясь и падая.

Отбежав приличное расстояние, они остановились, переводя дыхание.

— А еще гуманоиды, называется, — Профессор грязно выругался. — Сказали бы по человечески! Зачем же сразу своими флейтами махаться…

— И все по голове! — Поддержал Дачная амнистия, потирая ушибленные места.

Помолчали.

Со свистом, рассекая воздух, пролетела палка.

Профессор пригнулся.

Палка ударилась о дерево и отскочила к их ногам.

Они молча посмотрели на нее.

— Ну, я пошел? — Сказал председатель. — Должность, знаете, обязывает. Дела!

И уверенной походкой зашагал к своему участку. По дороге возмущенно разводил руками и вопрошал куда-то в небо.

— Деньги!.. Какие деньги? Это же надо такое придумать! Совсем люди совесть потеряли!

Голос постепенно затихал. Ему посмотрели вслед, вздохнули и неторопливо стали расходиться по своим делам.

После обеда Михалыч, сожалея о неразумно растраченном времени, решил наверстать упущенное и все-таки окучить картошку.

Он взял тяпку побольше и энергично принялся за работу.

Но солнце уже стояло в зените, голову напекло, он потерял сознание и упал прямо в борозду.

Когда пришел в себя, снова взял в руки инструмент.

К сожалению, солнце продолжало стоять высоко, и он опять потерял сознание.

Однако Михалыч был не из тех, кто отступает после первых трудностей.

Тем более, картошка создавала внизу кое-какую тень.

Прошелся с тяпкой несколько метров и снова упал.

Пришел в себя и стал работать.

Потом упал.

И так — с неумолимой периодичностью.

Соседи, которые возводили забор, бросили свое занятие и стали наблюдать за циклическим процессом.

— Странный метод агротехники, — сказал один из них. — Но что-то в этом есть.

— Слышь, сосед! — Прокричала супруга. — А ты не пробовал, когда уже внизу, одновременно и пропалывать?

Михалыч запустил в них тяпкой, и радостные лица скрылись за недостроенным забором.

День сегодня явно не заладился.

Тогда он решил заняться баней. Тем более, накануне поставил электрическую печь и все ждал удобного случая, чтобы опробовать.

Печь, повторяю, была электрическая. Кто в теме, сразу поймет несравненные преимущества. Для нее не нужны дрова и сопровождающие их вечные проблемы с пилкой, колкой, сажей и грязью. Все чисто и просто. Включил, нагрел — и мойся, сколько хочешь. Так, во всяком случае, утверждал поставщик. И так писалось в инструкции. Сначала на казахском, потом на узбекском и потом на русском языке мелким шрифтом. Со множеством грамматических о орфографических ошибок. Были, конечно, сомнения, выдержат ли пакетники, но общительный и словоохотливый продавец заверил, что можно подключать хоть атомную электростанцию: выдержит любая проводка!

Не выдержала. Причем, в самый неподходящий момент.

А именно когда Михалыч начал поддавать пару и уже стал хлестать себя веником.

Где-то сухо щелкнуло и в бане погасло освещение. Печка, испустив протяжный писк, начала остывать со скоростью наступающего ледникового периода.

Михалыч чертыхнулся и выглянул в оконце.

До столба, где находился счетчик с предохранителями, было недалеко: метров пятьдесят. И проблем не было их снова включить.

Но это для одетого человека. А когда уже начал париться, не одеваться же снова?

Немного пособиравшись с мыслями, Михалыч взял простыню, закутался в нее, как римский патриций, и, крадучись, вышел из помещения.

Осторожно перепрыгивая между кустами смородины, он уже почти подбежал к столбу, как сзади услышал шум работающего перфоратора.

Проклятые соседи после обеда снова принялись за работу.

С ловкостью вьетнамского партизана Михалыч бросился в кусты и притаился.

Надо подождать, когда перейдут на другую сторону, решил он.

Но соседи продолжали топтаться на одном месте.

А тут еще эти проклятые муравьи… Пользуясь его беспомощностью, они решили взять реванш за те инсинуации с хлорофосом, которые Михалыч устроил им на прошлой неделе.

«Ну, собаки, всех выведу!» — путая видовую принадлежность, прошипел он про себя.

Куда-то спешила по своим делам божья коровка. Но увидела голого человека в простыне, остановилась и замерла от удивления.

На микроскопической черной мордочке явственно можно было увидеть сначала недоумение, потом восторг.

Михалыч согнул палец и щелчком запустил божью коровку на околоземную орбиту.

На проводах захохотали ласточки.

А потом прилетели комары. Странно, днем же их обычно не бывает! Видимо, сообщил кто-то из местных.

Лежать стало невмоготу. Он уже собрался встать и изобразить типа: «Привет! Вот и я! Хэллоуин!..» или что-то в этом роде, как соседи, наконец, перешли на другое место.

Михалыч осторожно встал и только собрался подбежать к столбу, как сзади раздался грохот падающего профлиста.

Михалыч с коротким визгом снова юркнул в свое убежище.

Пока соседи между собой выясняли, кто из них «раззява», Михалыч решил поменять дислокацию и перебрался за сливу. Ствол дерева был довольно толстый и позволял стоять незамеченным.

Если бы не острые сучки!

В результате чего простынь и порвалась.

Подняв разорванный лоскут, он покрутил его в руках с мыслью, куда бы засунуть.

Сзади раздались аплодисменты, крики восторга и советы по его применению.

Михалыч резко обернулся. Он совсем забыл про дачу на смежном участке. И про то, что хозяева во второй половине дня обычно собирались на мансарде пить чай.

Не найдя ничего лучшего сказать в свое оправдание, он произнес первое, что пришло в голову.

— А я, может, нетрадиционной ориентации!

Хотя, спроси его, причем здесь ориентация, он бы вряд ли ответил.

Затем, уже не скрываясь, с невозмутимой гордостью Аполлона, перебросил простыню через плечо, подошел к столбу и щелкнул пакетниками.

Так же, с высоко поднятой головой вернулся в баню.

Но настроение было уже испорчено. Тем более, что пакетники опять вырубились.

Решив завтра с утра разобраться с продавцом, Михалыч пошел домой.

Но отдохнуть не удалось.

Приближался вечер, и на горизонте снова замаячил Дачная амнистия.

— Ну, ты что, Михалыч? Тебя все ждут! Пошли, инопланетяне проставляются!

Михалыч показал на правый бок, где у всех людей обычно располагается печень.

— У вас совесть есть? Все здоровье уже потерял! Будет ли у вас хоть какая суббота без пьянки? Я картошку окучить не могу!..

— Какая картошка, Михалыч! — Дачная амнистия захлопал глазами чистыми, как у ребенка. — Там уже все собрались! Водка греется. Амнистия ведь!

Вечером, когда зажглись звезды, соседи, строившие забор, затянули песню: «Сама садик я садила, сама буду поливать!…»

При этом перемигивались и хихикали.

Профессор пытался показать инопланетянам, где Большая Медведица, а председатель всех хватал за руки и доказывал, какая у него сложная и ответственная должность. При этом, по логике вещей, гримасу надо было бы изобразить если не скорбную, то хотя бы удрученную. Но тумблер, видимо, переключился в другое положение, потому что председатель радостно хлопал себя по коленкам и громко хохотал.

Потом пошли плясать под Вивальди, а когда закончилось спиртное (а оно почему-то всегда заканчивалось в самом неожиданном месте) послали Дачную амнистию за экологически чистым продуктом в ближайшую деревню.

Один Вовчик сидел грустный. Он думал о том, что через день ему опять возвращаться в Москву.

А Михалыч думал, что, может быть, завтра он все же окучит свою картошку.