Звёздная раса. Сборник рассказов

Олег Верещагин

Сборник рассказов о возможном будущем нашей планеты. Возможном – в том случае, если мы сумеем преодолеть тот ужас, в который погружаемся сейчас. Несмотря ни на что – счастливом будущем…

* * *

Скиутт выглядел странно. Настолько странно, что действительный тайный советник Веденеев то и дело ловил себя на отчётливом понимании: он ведёт себя, как любопытный ребёнок. Маленький и плохо воспитанный. Но очень трудно заставить себя сохранять обычное спокойствие, если напротив тебя на мягком сиденье длинной, с большим удобным салоном, представительской «волги» сидит двух с лишним метровый… волк. Причём волк в чёрной широкополой шубе на меху, высоких четырёхпалых перчатках из чешуйчатой кожи какого-то нездешнего загадочного зверя (или, может, птицы или рептилии, кто его знает?) и меховых сапогах с резными отворотами и толстой подошвой, окованной серебром. Голова волка упиралась в высокую крышу неспешно и бесшумно катившего по окраинной улице столицы Русской Империи автомобиля.

Следящий Рассказчик и Устроитель Стаи Скойу Храу-Гар-Эрр — проще говоря, полномочный представитель скиуттов, посол Стаи на Земле — с интересом смотрел за одностороннее окно на то, как снаружи идёт, временами начиная кружиться в налетающих порывах ветра, снег. Его совершенно очевидно мало интересовали пляшущие вдали, за Волховом, над центром столицы причудливые световые миражи, то и дело складывавшиеся в яркие весёлые картины — или наоборот, рассыпавшиеся на них. Снег был куда интересней. На его родной планете он выпадал, но скиутт покинул родину очень давно, он уже говорил об этом (говорящий волк!), и вообще он видел снег «до Земли» только в фильмах и на снимках. Поверить до конца в возможность существования гигантского говорящего волка, чья раса летала в космосе ещё когда на Земле чух-чухали первые паровые двигатели — было сложно даже такому опытному дипломату, как действительный тайный советник Веденеев.

Впрочем… человеческая дипломатия — вещь, к удручающему и опасливому сожалению, невероятно куцая, как выяснилось совсем недавно. Ведь ещё всего-то во время позапрошлого Нового Года он, Михаил Михайлович Веденеев, 52 года, один из лучших работников МИД РИ, за праздничным ужином в кругу семьи и близких друзей вообще поднял тост за грядущий запуск программы «Дайсон»¹ и лично за её руководителя (старый друг Борька как раз присутствовал). И, когда девятилетний Алёшка, один из внуков Веденеева, вдруг очень воспитанно попросил слова и, встав с бокалом в руке, упрямо сказал в снисходительной, но тут же ставшей удивлённой тишине: «А они всё равно есть!» — Михаил Михайлович только улыбнулся и первым поднял свой бокал, отдавая должное упрямству мальчика — очень тоненького, очень твёрдо-прямого и очень бледного от решимости. Ну не спорить же было, в самом деле, с детским запалом, подкреплённым только полусказочной верой?!

Кто бы мог подумать…

…Хотя, кстати, дети-то как раз принимают самых разных инопланетян, как должное. А как иначе, если они — есть?! И в то, что их нет, верили только взрослые, но все ведь знают, что взрослые часто ошибаются… Конечно, Чужие не бродят по улицам земных городов толпами, но они не такая уж и редкость. Действительный тайный вспомнил, как этим летом, в июле, до него напрямую дозвонился атаман какой-то забайкальской станицы и, по-настоящему заикаясь от волнения, сказал, что в станице по улицам ходит инопланетянин. Настоящий. Похож на высоченного бесхвостого кота в сарафане и халате. Пока Михаил Михайлович переваривал эту новость, на том конце подключился младший сын атамана, одиннадцатилетняя курносо-лохматая Уверенность и, поздоровавшись, сообщил: да, точно так и есть, и это самец трианий. Уже определено точно.

Трианий оказался добродушным, излишне любознательным и не очень сообразительным туристом, к тому же по-русски знавшим только десяток слов. Когда спецборт наконец забрал, то пришлось грузить и три корзины подарков, а до трапа слегка ошалелого, но довольного «кошкопланетянина», вдобавок ещё и поддатого от вишнёвой наливки — провожало пол-станицы. У себя на родине, как потом выяснилось, трианий отзывался о землянах крайне бурно, очень положительно, почти с восторгом.

И так хочется надеяться, что это — навсегда. Что вот так и будет. Что Луна-11 на самом деле была недоразумением², а вейты — просто пиратами³… Хочется надеяться, что это — правда… хотя логика, разум и факты упрямо говорят другое. И нельзя верить надежде… вот только обидно за Алёшку. Он на самом деле верил, что в Космосе не может быть зла.

Впрочем — он и сейчас верит, что это Зло — всего лишь враг, которого надо одолеть, чтобы ярче сияли звёзды. Наверное, так верят все дети Человечества…

…И всё-таки Веденеев невольно улыбнулся воспоминаниям… и спохватился — скиутты крайне нервно относились к улыбкам. Но Храу-Гар-Эрр то ли предпочёл не заметить улыбки землянина, то ли на самом деле её не заметил. Повернувшись к человеку (движение было неловким, шея скиуттов была не так подвижна, как человеческая), он вернулся к разговору о месте, где они были каких-то полчаса назад — о передвижном цирке, показывавшем новогоднюю программу.

— Всё же смысл этого зрелища мне совершенно непонятен, — скиутт говорил по-русски очень правильно, легко находя слова, но неистребимо раскатывая «р» и почти глотая «х» и «ф». — Я понимаю корриду, фоксхантинг и бэрэнбайтинг, охоту с рогатиной — более того, у нас тоже существуют и приветствуются подобные вещи. Я отлично понимаю использование животных в — как это? — утилитарных целях, хотя и в меньшей степени; это вызвано тем, что вы, люди, сами по себе слабей множества своих соседей по планете, а запросы и потребности у вас большие. Но к чему эти фокусы, лишённые и демонстрации мужества, силы, ловкости — и практической пользы? Чтобы показать всем, и себе в первую очередь, что ваш разум мощней разума животных и вы можете заставить их выполнять самые нелепые прихоти? Но это и так ясно. Всем ясно. Какое-то детство в этом… как это?.. сквозит.

— Ну, если вы обратили внимание, почти все зрители на представлении — как раз дети, причём маленькие дети, — напомнил Веденеев. — И, если бы вы понаблюдали за ними внимательней, то увидели бы, что их восхищает не столько то, как человек ловко заставляет подчиняться тех, кто больше, сильней, свирепей — а скорей то, какие умные животные перед ними. Детям свойственно очеловечивать любое живое существо и считать его реакции, побуждения, чувства — человеческими.

— Но это нелепость, — скиутт склонил голову вправо, его уши дёрнулись вперёд-назад. — Ребёнок неизбежно вырастет и поймёт, что даже собака или конь — намного глупей, чем он, а виденное им на представлении — всего лишь изощрённая дрессировка. Тогда к чему эта возня с детскими реакциями на детские забавы?

— Да потому, что детям это нравится, — пояснил Веденеев. — Почему бы не доставить им удовольствие? Наши дети любят животных. И поверьте, когда мальчик играет с собакой или девочка возится с котёнком — они меньше всего думают о том, как велик их разум. Они просто находят радость в общении с друзьями. И, повторяю, любой из них скажет вам, и очень горячо скажет, что и собака и котёнок — ну ничуть не глупей людей. Даже умней.

— Но ваши дети и убивают животных, — сказал Храу-Гар-Эрр. — Я видел это не далее как на этот праздник… Корочун⁴

— А вам кажется, что в этом есть какое-то несоответствие? — улыбнулся Веденеев. — Нет ничего глупей, чем абсолютизировать и идеализировать жизнь и называть это «добротой». Природа вовсе не добра — она убивает и рождает каждую секунду. Знаете, наша раса уже сделала когда-то ошибку, возведя на пьедестал всеобъемлющий абстрактный гуманизм — и тяжко поплатилась. В первую очередь, что странно — массовым ростом немотивированной жестокости. Люди, которые не могли зарезать курицу, более того — с возмущением отвергавшие саму мысль об этом процессе — находили удовольствие в садизме самых разных видов. Дети, ни разу в жизни не выстрелившие на охоте, избивали более слабых ровесников и издевались над ними. И чем глупей и старательней пыталось человечество убежать от своего естества — естества бойца, путешественника и покорителя — тем страшней и изощрённей мстила Природа. Чем это закончилось — вы, я думаю, всё же знаете.

Храу-Гар-Эрр, внимательно слушавший землянина, очень по-человечески вздохнул — громко и разочарованно:

— Мне трудно это понять, — признался он честно. — У нас просто никогда не было таких парадоксов в развитии. Вы на самом деле парадоксальная цивилизация, вас очень интересно изучать. Я вам даже скажу — очень многие у нас, — он поднял глаза, — считают, что вы не договариваете и прячете от чужих значительную часть вашего бытия. Я не о технике или военных секретах. Я о бытовой стороне вашей жизни.

— Нет, — покачал головой Веденеев. — Я понимаю, что слово «нет» для вас есть просто слово… но — нет. Не прячем и не скрываем. Незачем. Поверьте. Вы ведь смотрели «Плотины наших отцов»⁵?

— Конечно, — буркнул скиутт. Вопрос был в общем-то праздный — эту ленту показывали всем работникам инопланетных миссий на Земле практически в обязательном порядке. — Многое из того, что было показано в этом фильме, лично я просто не мог понять без разъяснений. Именно это и зародило в некоторых из нас сомнение — как могла раса, поражённая таким количеством противоестественных и нелепых, смешных и ужасных безумств — стать тем, что нам демонстрируете вы сейчас?

— Когда-то давно, — Ведеев смотрел, как за окном проплыла — в свете и шуме — одна из многочисленных самодельных площадок, на которых отмечали наступающий праздник самодеятельные коллективы. Смех, огни, выкрики — и снова синевато-серебряный снег в лунных искрах, и чёрный парный след лыж на этом драгоценном покрывале… — …так вот, когда-то давно самые лучшие клинки ковали так: полосу металла закапывали в землю на недели. Перековывали и снова закапывали. Отрывали и опять перековывали… и так металл мучили до тех пор, пока ржавчина не выедала из него все слабые и нестойкие частички. Возможно, наша история похожа на процесс такой ковки, кто знает? Я — не знаю. Я могу только сказать, что мы показываем вам правду. Всю правду.

Скиутт снова посмотрел в окно, а Веденеев в очередной раз подумал, что сама манера поворачиваться у этой расы словно бы таит угрозу. Среди землян поворот всем корпусом означал крайнее раздражение или гнев. И приходилось себе напоминать про анатомию…

— А вот ваш праздник мне вообще-то нравится, — сказал Храу-Гар-Эрр. — Очень весёлый праздник. Хотя я опять же не понимаю, почему Новый Год празднуется у вас так странно — в конце первого месяца вашей зимы. Нелогично.

— На самом деле, всё вполне логично, — ответил Веденеев. — В эти дни приходит на землю самая длинная ночь, а потом постепенно начинает уступать дню. И на небе особое положения занимают созвездия. К календарным датам это имеет очень маленькое отношение.

— Вот как… — задумчиво протянул скиутт. — Тоже загадка. Вы, земляне, совершенно не суеверны…

— Мы не заметили, чтобы религии имели большое распространение в Галактике, — возразил Веденеев. Храу-Гар-Эрр покосился на него:

— В вашем понимании — нет, насколько я успел узнать историю ваших религий… Но я о бытовом уровне. Моя раса, к примеру, весьма суеверна… Так вот, при почти полном отсутствии у вас суеверий, вы тем не менее огромное значение придаёте традициям и обрядам.

— Скорей они придают нам огромное значение, — вроде бы в шутку, но в то же время серьёзно ответил Михаил Михайлович. Скиутт снова посмотрел на него — уже внимательно, задумчиво. Непонятно ответил (Веденеев взял эти слова на заметку):

— Да, есть и такая точка зрения, но она мало распространена… Я знаю несколько рас, которые сделали из своих традиций и обрядов весёлые и не несущие смысла праздники, а другие — средство получать деньги со зрителей. Я знаю и расы, которые формально оценивают с точки зрения традиций каждый свой шаг. Наконец, есть и расы, вообще предавшие традиции забвению. И для вас опять не находится места в общимх рамках.

На этот раз промолчал землянин. Храу-Гар-Эрр удобней устроился на сиденье, одобрительно заметил:

— Очень хорошая машина. Кстати, я весьма благодарен вам за то, что вы выделили транспорт именно такого размера… И ещё кстати, о тайнах. Например, вы ведь не передадите и даже не продадите нам чертежи двигателя, который работает в этом автомобиле?

— Вы заводили разговор не об этих тайнах, — Веденеев подавил усмешку. — Передача подобных тайн не открытость, а глупость. Не следует смешивать сметану и перец… В свою очередь кстати — я поражён тем, что у вашей расы в массовом ходу паровики.

— Так сложилось исторически.

— А ваши соседи и… союзники не спешат делиться технологиями?

Кожа на носу скиутта чуть сморщилась. Он положил… лапу?.. руку на руку на левое бедро, поиграл пальцами. Потом, подумав, неожиданно достал из кармана шубы и продемонстрировал землянину с откровенной гордостью небольшой предмет — это была явная попытка уйти от разговора, но в то же время искренее желание похвастаться редкой вещью, и Веденеев не стал возвращаться к теме союзников.

— Приобрел случайно в одном магазинчике, торгующем редкостями, — пояснил Храу-Гар-Эрр, демонстрируя покупку. — Немного странное оружие, и не по моим рукам, но меня прельстила оригинальная идея, а главное — замечательная сталь. Я в этом понимаю хорошо, так вот, эта сталь — лучшее из всего, что мне встречалось в Галактике.

Веденеев вновь с трудом сдержал улыбку. В руке… да, в руке Храу-Гар-Эрр с гордостью держал раскрытую опасную бритву. Видимо, начала ХХ века — но в отличном состоянии.

А скиутт отчётливо насторожился. Представителей его расы очень трудно было обмануть — они «ловили» эмоции собеседника по неощутимым для людей запахам.

— Что-то не так? — отрывисто спросил он — ясно проявился лающий акцент.

— Вы действительно купили редкую и старинную вещь из отличной стали — это изделие мастеров Золингена, даже сейчас то качество клинковой стали нами не достигнуто, — пояснил землянин. — Но… извините, эта вещь могли использоваться, как оружие, однако изначально — это не оружие. Это опасная бритва.

— Опасная… бритва? — скиутт с изумлением посмотрел на предмет в своей руке, словно впервые его увидел. — Инструмент для удаления волосяного покрова с лица вашими самцами?! Поразительно… но постойте, я видел старые бритвы, которыми вы пользовались до появления у вас крема-депилятора, они совершенно не похожи… Это же настоящий нож, причём очень удобный для вашей руки!

— То, что вы видели — это безопасные бритвы или даже электрические, — терпеливо пояснил землянин. — Опасными бритвами пользовались гораздо раньше. Это в самом деле редкость и она на самом деле из замечательной стали, — повторил Веденеев утешающим тоном. Скиутт рыкнул — но, похоже, не зло, даже не сердито, а весело. Покрутил бритву в пальцах.

— Подумать только… — и заметил: — Но, пожалуй, в этом случае приобретение ещё более ценно. Кстати, это тоже совершенно непонятный мне обычай — с волосами. И снова — если бы ему следовали все, то…

— А это каждый решает сам для себя, — пояснил Веденеев. — Есть и сейчас народы, у которых ношение бороды является традицией. Или усов без бороды. Есть группы людей, у которых усы или борода или они вместе — традиция службы. Есть, наконец, женщины, которым нравятся мужские борода и усы, — скиутт выразил весёлое изумление всем своим видом. — Изначально усы и борода резко подчёркивали различие между мужчиной и женщиной, потом напротив — стали считаться атавизмом… Вообще-то это сложная и многоплановая тема.

— Какое счастье, что она неприложима к моему народу, — серьёзно заметил Храу-Гар-Эрр. — В далёком прошлом у нас на материнской планете существовала опасная эпидемическая болезнь… я не знаю, было ли у вас что-то аналогичное. Начиналась она с того, что облезала шерсть и передавалась буквально со скоростью дыхания. От неё вымирали целые страны. Позднее мы научились управлять иммунитетом и победили её, но и сейчас иногда бывают отдельные случаи у почему-либо сильно ослабевших и потерявших волю к борьбе скиуттов. В древности, кстати, всерьёз говорили, что эта болезнь первыми забирает тех, кто испугался её. Впрочем, это было достаточно разумное наблюдение — страх ослабляет волю к жизни.

— Да, это так, — задумчиво согласился Веденеев.

Вдали за городскими кварталами, погружёнными в полутьму (мало кто сейчас праздновал дома — вернутся к полуночи) ослепительно, но в то же время уютно сверкало огнями полушарие Императорской Консерватории. Навстречу машине по боковой дорожке проскочила цепочка мальчишек и девчонок — легко одетые, они стремительно бежали на лыжах, ровно, ритмично взмахивая руками с зажатыми палками, и, казалось, снегопад расступается перед ними, давая дорогу. Храу-Гар-Эрр смотрел им вслед, и его взгляд был странным — настолько странным, что Веденеев спросил прямо:

— Вам не нравятся наши дети?

— Не нравятся? — скиутт задумался. — Нет… я… скорей это странно. Их реакция на меня. Видите ли, мы, скиутты, считаемся по меркам Галактики… довольно страшными существами. Практически уже внешне. Так вот — я ни разу не видел, чтобы ваши дети меня испугались. А вот посмотреть вблизи, даже потрогать — таких случаев была масса. Причём это был очень доброжелательный, восторженный интерес. Как… — скиутт замолчал, но Веденеев беззлобно дополнил:

— Как к большому плюшевому волку.

— Да, — в голосе скиутта оказалось немного смущения. — Я был поражён… — видимо, не желая ещё явственней демонстрировать смущение, он снова повернулся к окну. Понаблюдал полёт снежинок (автомобиль ехал медленно, проплыли кованые перила одного из мостов через Волхов) и задумчиво произнёс: — Зима… всё-таки очень странное время. Непонятное.

— Вы ведь не видели зиму?

— На моей родной планете зима была… но я очень плохо помню это. А позже… нет, как-то не приходилось. Сейчас думаю — это тоже даже странно, что я впервые снова увидел зиму на вашей планете, хотя посетил их немало…

— У нас многие не любят зиму — почти на генетическом уровне, после Безвременья. Но многим она и нравится. Особенно детям.

— Поразительно… — голос скиутта был медленным и негромким. — На вашей планете ещё живы те, кто помнит время, когда всё вокруг было покрыто снегом, и люди забыли, что такое уметь читать и писать… Я ведь прав?

— Более того, — подтвердил Веденеев, — жив ведь и кое-кто из поколения, которое учили в школах, что лгать, подличать, красть — достойно и что это называется «успешностью». Именно это и привело к гибели прежнюю цивилизацию. Они очевидцы этого и живые свидетели прошлого краха.

— Тем странней вся ваша ситуация. Нам, скиуттам, пришлось пережить немало, но ни разу наша раса не стояла на краю полной гибели.

— Даже когда сторки уничтожили вашу материнскую планету?

Голос человека был спокойным. Скиутт напрягся, прижал уши и дёрнул щеками. Но ответил тоже спокойно:

— Даже тогда, именно. Мы в те годы жили уже на множестве планет. До космической эры наши войны никогда не выходили за пределы одного-двух континентов. Хотя в них несколько раз применялось атомное оружие — может быть, именно поэтому мы стали относиться к нему осторжней… И всё-таки я удивляюсь тому, что вижу у вас. Вы настолько уверены в прочности достигнутого вами — тем более, что, как вы сами признали, живы те, кто помнит, как уцелевшие люди ели человеческое мясо?

— Люди никогда не ели человеческого мяса, Храу-Гар-Эрр, — тихо ответил Веденеев. — Они уничтожали тех, кто его ел. И они — да! — помнят это. Поэтому мы — да! — уверены в прочности достигнутого нами.

— Вам известна судьба независимого Нарайна? — резко спросил скиутт.

— Известна, — голос Веденеева был спокоен. — Очень хорошо известна. Это угроза? Или предупреждение?

Скиутт откинулся глубже в мягкую податливую спинку сиденья. Буркнул — казалось, не имевшее отношения к разговору:

— Мы не рабы сторков, а их союзники. Мы воины. Народ воинов. Нам доставляет удовольствие война — как процесс, победа — как результат.

— Тогда почему вы вспомнили о Нарайне и почему сделали это именно в разговоре с землянином?

— Потому что ваш опыт, которым вы гордитесь и из которого делаете выводы на будущее, причём не только своё — он крохотен. Опыт Нарайна — был намного больше. И они шли тем же путём. Совершенно тем же путём, что и вы, земляне.

— Послушайте, Храу-Гар-Эрр, — в голосе человека прозвучал смешок, и скиутт его уловил. — Вы действительно народ воинов. Поэтому ваши попытки играть в слова выглядят так же нелепо, как если бы принялся говорить с вами о торговых контрактах. Говорите прямо.

— Сторки ценят нас, — скиутт чуть повернулся — снова всем корпусом, тяжело. — Это не самоутешение, это — правда. Когда Стая проиграла войну Сторкаду, мы были готовы к гибели. И были очень удивлены, когда их нежданные посланцы заговорили о мире и союзе. Так вот, они — ценят нас. Если мы скажем, что готовы вступить в союз с Землёй — союз, который ничем не свяжет вас кроме клятвы никак не затрагивать интересы Сторкада — они согласятся на это. И сделают вид, что они тут ни при чём. Альянс, который вас так обеспокоил — не отрицайте это, обеспокоил, это правильно! — станет мертворождённым детищем, выкидышем страха перед непонятной Землёй. В космосе множество отвратных существ и бессмысленных в разрушении рас. У вас будет обширное поле деятельности. Причём в рамках вашего понимания справедливости. И Сторкад поддержит вас. Как поддерживает нас.

— Чтобы придти на расчищенные, вспаханные, засеянные и политые нами поля и снять урожай? — жёстко спросил землянин. — Как это бывает с вами?

— Лучше так, чем иначе, — не менее жёстко парировал Храу-Гар-Эрр. — Лучше Сторкад, чем другие. Вы никогда не задумывались, почему у Сторкада столько союзников? Почему их почти нет у Джаггана и совсем нет у Нэйкели и Дайрона — только рабы? Вы задавали себе вопрос не о целях Альянса, а о целях каждой из четырёх входящих в него рас в отдельности? Вы удивитесь и, конечно, не согласитесь со мной — но подумайте: сторки в сущности защищают десятки слабых рас от намного большего зла, чем они сами…

— Давайте остановим машину, — неожиданно предложил землянин, нажимая кнопку на подлокотнике своего кресла. — Я хочу поговорить вон с теми детьми. А потом мы продолжим наш разговор, хорошо?

— К двенадцати ночи мне надо быть в… — начал скиутт, не без труда выбираясь из машины и с явным удовольствием распрямлясь во весь свой гигантский рост и даже чуточку разведя в сторону руки. Но Веденеев весело его перебил:

— Я помню — вам обещали показать настоящий русский Новый Год! Мы успеем. Не волнуйтесь. Лучше посмотрите туда.

На большой площадке, освещённой длинными направленными лампами по углам — видимо, летом это было футбольное поле или что-то вроде этого — с левой стороны которого шла сплошная стена кустов, а с правой начинался обрыв к Волхову, высилась снежная крепость. На самом деле высилась — не меньше чем на рост скиутта, а с башнями — ещё выше. Над центральной башней развевалось под ветерком с реки зелёное с белым воющим волком знамя. Скиутт с интересом отметил, что на стенах крепости видны и защитники… вот только от кого они…

— На штурм! — звонко и воинственно прокричал кто-то. Из-за кустов стали выпрыгивать мальчишки — по двое, один швырял снежки, второй прикрывал его и себя большим фанерным щитом и держал запас боеприпасов. Над атакующими гордо развевалось другое знамя — чёрное с золотым мечом. В снежной крепости пронзительно-металлически, тревожащим живым голосом, завизжал рожок.

— Уррраааа! — весело гремел единый — со стен и от атакующих — вопль, от которого скиутт вдруг ощутил — всего на миг и очень легко! — какое-то… ну… скажем так — странное чувство. Он бы сказал, что это была напряжённая робость, если бы это не было совершенно и предельно смешно. В воздухе повисла бешеная белёсая завеса летящих с обеих сторон снежков. Храу-Гар-Эрр с интересом наблюдал, как на ходу атакующие (кое-кого снежки доставали, скиутт не мог понять, какие у игры правила — и не очень стремился к этому) превращали щиты в лестницы, и по ним стремительно карабкались — уже размахивая деревянными мечами — на стены штурмующие. Их снова и снова сбрасывали вниз; около флага на башне закипела яростная схватка, но в конце концов атакующие отхлынули обратно к кустам и принялись перегруппироваться, ведя беспокоящий обстрел неприступных стен. Рожок внутри снова взвизгнул — явный сигнал, потому что из крепости тоже гуще полетели снежки. Наверное, защитники готовили вылазку. Но как раз в этот момент мальчишки начали замечать идущих к ним незнакомцев, один из которых был — нечеловеком. И — а их было много, не меньше шести-семи десятков, от 8—10 до 12—14 лет — прекратили игру, поспрыгивали со стен, отошли от кустов и с выжидательным интересом стянулись разом все к подходящим скиутту и человеку, тихо шушукаясь между собой, на ходу отряхивая снег и бросая на Храу-Гар-Эрра полные восторженного любопытства взгляды. В глядящих на них десятках разноцветных глаз не было и следа страха или хотя бы настороженности, опаски — дети просто-напросто не умели бояться чужих; уже, наверное, и дедам большинства из них был совершенно неведом этот тягучий страх, отравлявший жизнь, отравлявший каждый шаг целых поколений не столь ещё давних веков. Мальчишки были легко, тепло одеты, однако верхние курточки, бекеши, короткие полушубки почти у всех оказались распахнуты — от игры всем было жарко. Почти ни на ком не было головных уборов и перчаток или рукавиц — многие грели руки, дыша на них, видимо, машинально; кто-то всё-таки доставал из карманов перчатки, но при этом не сводил любопытных глаз с подошедших к ним. Свет парковых фонарей выхватывал на груди у многих ребят алые, как живое пламя, галстуки… Впрочем, у одного галстук был зелёным, как весенняя юная трава — англосакс, конечно; на груди у него Храу-Гар-Эрр увидел небольшой костяной с медным раструбом рожок на тонком кожаном ремне…

(…пройдёт десять лет, и Храу-Гар-Эрр долго-долго будет слушать, как в окружённом укреплении землян на далёкой планете непримиримо взвизгивает и потрескивает рожок. И потом, после окончания штурма, тоже очень долго будет стоять над искромсанным телом офицера-англосакса, с подступающим ледяным ужасом понимая, что он помнит этот рожок — стиснутый в раздробленной алой руке — и изо всех сил пытаясь себя убедить, что это просто похожий инструмент, что такой есть у каждого младшего офицера землян…)

— Здравствуйте, — первым сказал рослый русоволосый паренёк с непокрытой головой, в густых длинноватых волосах которой тут и там искрились снежинки. Следом за ним быстро и шумно начали здороваться остальные, тесней и ближе смыкая любопытное живое кольцо вокруг взрослых землянина и инопланетянина.

— С наступающим! — не очень понятно громко крикнул ещё кто-то, этот возглас подхватили, Веденеев с улыбкой громко ответил:

— С наступающим! — а Храу-Гар-Эрр поинтересовался с искренним интересом:

— А кто их вас за Зло, а кто за Добро? — он не настолько хорошо знал историю Земли, чтобы обозначить стороны, и употребил эти категории.

Мальчишки дружно засмеялись — весело и снисходительно.

— А никто не за Зло, — пояснил тот же самый мальчишка. — Вон у нас флаг Волчьего Отряда, — он показывал без смущения, видимо, даже не думая, что взрослые могут посмеяться над игрой, — вон — Ордена Золотого Меча… а больше мы никак не делимся. Мы часто так играем зимой, уже много лет; я ещё не родился, когда отец уже так играл. Ну, в смысле, с наших улиц почти все мальчишки играют. При чём тут Зло? Мы не за зло, просто смотрим, кто храбрей, ловчей, мечте.

— Честные соперники, — понимающе кивнул скиутт.

— Ну да… А сегодня финальная битва — за весь год! До одиннадцати они нашу крепость точно не возьмут — и…

— Да конечно!

— Не поскользнись, разбежался!

— Через полчаса возьмём!

— Это у нас была разведка! Боем! — сразу завопили со всех сторон. Ответом были такие же возмущённые воинственные вопли — похоже, обе стороны всерьёз настроились оставить интересных, но непонятных гостей — и быстренько довоевать. Воздух стал почти потрескивать от накала воинственности. Но Веденеев громко сказал:

— Ребята! Тихо, пожалуйста! Наш гость хочет кое-что узнать!

Храу-Гар-Эрр удивлённо покосился на землянина. А на него, тут же перестав галдеть, уставились шесть десятков пар глаз — с полной готовностью помочь. Но спросил опять же Веденеев:

— Храу-Гар-Эрр спросил вас, кто из вас за Добро, а кто за Зло. А что такое по-вашему зло и несправедливость?

На несколько секунд стало тихо — тишина буквально звенела недоумённостью. Потом послышались робкие ответы — с разных стороны:

— Ну… это когда слабых обижают…

— Когда делятся нечестно…

— Когда говорят неправду и заставляют говорить неправду…

— Когда чужое берут…

— Когда детей отбирают у родителей…

— Когда нападают и воюют без причины…

— Когда в драке в спину… или лежачего…

Голоса детей были удивлёнными и неуверенными. Они хорошо знали в меру своего понимания, что такое зло, но никак не примеряли его к себе, своему миру и своему существованию — сами они никогда не сталкивались с такими вещами и не верили, что они могут быть в мире людей. Но чётко помнили, что есть что и теперь высказывали это. Явно удивляясь вопросу — зачем это нужно инопланетянину?!

— А можно дружить со злым и несправедливым? — задал новый вопрос Веденеев. На этот раз ответы были тоже удивлёнными — но уже совершенно определёнными:

— Нет, конечно.

— Нет, нельзя.

— Его надо вздуть, и всё. Чтобы исправился.

— А если он очень сильный? — предположил Веденеев, весело поглядывая то вокруг — на мальчишек — то на удивлённого Храу-Гар-Эрр.

— А злые не бывают по-настоящему сильными.

— Ага, по-настоящему сильный — у кого Правда.

— Простите, — вдруг сказал тот рослый парнишка, странно-требовательно глядя на скиутта, — но разве вы этого не знаете сами?

Храу-Гар-Эрр почувствовал, что сердится на Веденеева. А тот по-прежнему выглядел странно-весёлым и не торопился помогать разобраться с вопросом.

— Космос очень велик, — ответил наконец Храу-Гар-Эрр. — Во многих местах живут иначе.

Мальчишки утихли, обмениваясь удивлёнными взглядами. Стоявший в переднем ряду мальчишка лет восьми заморгал и протянул:

— Жааалко их…

И, прежде чем скиутт, опешивший от этих слов — почти возмущённый — несмышлёный детёныш захолустного народца с окраинной планетки жалел Галактику! — сообразил, что ему ответить, старший мальчишка, чуть прищурившись, сказал внятно и раздельно:

— Значит, неправильно живут.

— А как правильно — вы знаете? — скиутт уткнул большие пальцы в плечи.

— Знаем, — коротко и спокойно ответил мальчишка.

И Храу-Гар-Эрр понял, что ему нечего сказать…

…Они долго махали руками машине — шли вдоль кустов всей толпой и махали, потом кто-то кинул в задний бампер снежком — так, на всякий случай — и Храу-Гар-Эрр увидел, как мальчишки побежали обратно к крепости, весело перекликаясь и делясь на два отряда… После этого он сел удобней и вперил в землянина пристальный взгляд:

— К чему этот этюд? — голос скиутта был раздражённым.

— А к тому, что даже дети у нас понимают то, чего не хотите понять вы, — пояснил Веденеев. — Нельзя обижать слабых. Нельзя делиться нечестно. Нельзя лгать и заставлять лгать остальных, брать чужое — нельзя. И молча одобрять всё это — тоже нельзя. И оправдывать всё это нельзя. Ничем нельзя. И никогда. Что от этого бывает — спросите тех немногих, о ком я упоминал. Кто помнит годы до Безвременья. Тут они вам всё хорошо объяснят. Всё на самом деле очень просто, Храу-Гар-Эрр. Кто усложняет эту тему — дурак или подонок.

— Вас — с женщинами, стариками и детьми — полтора миллиарда… — Храу-Гар-Эрр задумался и сказал — как ударил клинком, честно и прямо: — Вы задумывались когда-нибудь, сколько тех, кто, охотой или неволей, но будет воевать против вас?!

— А это всё равно! — весело, неуместно-весело, ответил Веденеев — Храу-Гар-Эрру показалось, что он опять говорит с мальчишкой. — Злые по-настоящему сильными не бывают. Вы же слышали.

— Вас раздавят!!! — прорычал, теряя терпение, Храу-Гар-Эрр. В рыке был не гнев — в нём было странное отчаянье.

— Вас это так огорчает? — теперь голос Веденеева был холоден.

Храу-Гар-Эрр промолчал. На его… лице отчётливо читалось раздражение. Пожалуй, даже злость. Но не на землянина. Уж не на себя ли? Сделав резкое, но необычайно точное движение, он, словно бы ставя точку в разговоре, включил аудиоприёмник, встроенный в панель рядом с окном машины. В салон ворвался перебор двух гитар, как бы прошитый голосом флейты — и песня:

— Пой… вой… через ночь бежит опять домой

электричка…

и не хватает всегда родным прощальных слов…

Дом мой… у дороги двери мне распахнёт привычно —

Бог

мой поднесёт мне чарку из забытых снов!

Пусть

путь был кровав и бессмыслен, но…

не зря проделан!

Пусть

вдох сбережёт для нас последняя струна!

Дай

Бог,

чтобы каждый Брат сумел заняться делом —

пусть

нам светит Волчье Солнце — круглая Луна…⁶

— Кто это поёт? — всё ещё сердито, резко, но по-настоящему заинтересованно спросил Храу-Гар-Эрр.

— Не знаю, — пожал плечами Веденеев. — Это бард-рок. Какая-то молодёжная группа. Они часто возникают, часто распадаются, а спеть песню в эфире может каждый, он открыт для всех. Некоторые песни очень старые, другие — новые и скоро забудутся, третьи — новые и никогда не постареют, даже когда станут старыми, как первые… У нас есть ещё полчаса. Хотите что-то посмотреть ещё — или поедем на встречу? Вас будут рады видеть и задолго до срока.

— На встречу, если можно, — Храу-Гар-Эрр устроил голову удобней на глубоком подголовнике спинки кресла. — Я видел достаточно на сегодня.

— Теперь это надо обдумать, — понимающе сказал Веденеев и произнёс, щёлкнув тангентой связи. — В Консерваторию, пожалуйста.

«Волга» бесшумно набрала скорость и, взвихривая летящий снег по сторонам, помчалась к центру города — через праздник Нового Года, навстречу новому году.

Примечания

1

Когда в период Промежутка сорвались все попытки Земли установить связь с Большим Космосом, решено было начать подготовку к запуску программы «Дайсон» — глобальному переустройству всей Солнечной Системы (не отдельных планет). По предварительным расчётам, программа должна была быть закончена полностью примерно через восемь веков.

2

В самом начале 2-го года Экспансии первый же контакт землян с инопланетянами обернулся сражением. Сторкадский рейдер атаковал земную колонию Луна-11. Атака строков была отбита с большими для них потерями, почти сразу же сторкадские представители стали уверять землян, что это была трагическая ошибка. Впрочем, обмануть Землю им не удалось. Именно после этого инцидента вёдшаяся с самого начала Экспансии усиленная военная подготовка Империй обрела ясную цель и резко ускорилась — было ясно, что Земле рано или поздно придётся воевать с очень сильным противником.

3

28 ноября 2 г. Экспансии вышедший у Весты из гипера линкор расы вейтов попытался атаковать рудники. Патрульный корвет ВКС РИ «Прометей» под командой капитан-лейтенанта Прохорова потребовал от незваных гостей убраться, когда же требование выполнено не было — уничтожил врага, остроумно использовав для этого один из небольших астероидов (превратив его фактически в заряд картечи ракетным ударом)

4

Корочун — ночь с 22 на 23 декабря, древний сакральный праздник зимы. Начало недели новогодних праздников. У англосаксов — Йоль.

5

«Плотины наших отцов» — художественно-публицистический фильм, снятый крупнейшей кинокомпанией АСИ «Темза» во 2—4 г. г. Реконкисты. Название фильма взято из стихотворения Киплинга, это первое, что видит зритель на экране в начале каждой серии — алые буквы, плывущие на чёрном фоне под удары колокола: …мы изменили заветам отцов — И убили своих сыновей… Каждый фильм посвящён одно из глобальных проблем Века Безумия: пацифизму, фрейдизму, социальному либерализму, витафилии, «свободному воспитанию» детей, мачизму, чайлдфризму, «свободному искусству», феминизму, насильственной детской сексуализации, «историческому покаянству» белой расы, гомосексуализму, хоплофобии, «чревонеистовству», авраамическим религиям и ксенофилии. Фильмы состоят каждый как бы из трёх часовых серий. Первая — научная, в которой объясняется, что собой представляет данное явление и чем оно опасно для людей и общества. Вторая — политическая, где рассказывается, кем, почему и зачем это явление поощрялось. Третья — художественная, фильм, рассказывающий о судьбах каких-то отдельных людей, затронутых этим явлением. Все фильмы заканчиваются картиной растущего над городом ядерного «гриба» и волны пламени, поглощающей мир. Художественные части фильмов были полностью созданы при помощи компьютеров, так как не было сочтено возможным подвергать психику живых актёров риску съёмками в подобных лентах. Фильм был передан так же в РИ и переведён на русский язык.

6

Из песни Кошки Сашки.