Личный поверенный товарища Дзержинского. В пяти томах. Книга 1. Комиссарша

Олег Васильевич Северюхин

Студент университета Дон Казанов попал в поле зрения военной контрразведки и был направлен на стажировку за границу в Западную Европу. По возвращению в Россию он зачислен в штат министерства иностранных дел, но работает помощником личного курьера российского царя полковника Борисова, осуществляющего связь с царствующими домами по всему миру. После революции Казанов попадает в тюрьму и им интересуется лично Дзержинский, который отдает его под надзор молодой чекистке и пролетарке по имени Мария. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

— Больной, просыпайтесь!

Чьи-то ласковые руки легонько похлопывали меня по щеке. Я взял эту руку в свою и легонько прикоснулся к ней губами, а потом открыл глаза.

Рядом со мной на табурете сидела моя постоянная медсестра, женщина лет тридцати пяти, я не скажу, что она красивая, но приятная на вид.

— Просыпайтесь, больной, — тихо произнесла она, — нужно покушать и привести себя в порядок. Завтра предполагается комиссия по вашей истории болезни.

Я посмотрел вокруг и увидел синеву ночи в окнах.

— Сколько сейчас времени? — спросил я.

— Около двух часов ночи, — устало сказала сестра.

Понятно, «собачья вахта», прошёл обход дежурного врача, все спят, а кому-то нужно бодрствовать.

Я ел больничную еду так, как будто не ел всю жизнь. Аппетит был волчий. Правда что-то побаливало в горле и в носу, но не так сильно. Как будто мне ёршиком прочистили пищевод и носоглотку.

— Не торопитесь, больной, — сказала медсестра, вытерев мне салфеткой уголок рта и поднося очередную ложку с пищей.

— Какой я больной, я здоровый, — хотелось сказать мне, — у меня даже мысли стали другие. Мне, например, нравится ваша грудь, которая открывается, когда вы наклоняетесь, и мне хочется обнять вас за спину и запустить руку под юбку.

Мысли вполне нормального здорового человека. И уж я знаю, для чего человеку нужны руки особенно в тех местах, которые закрыты женской одеждой.

Возможно, что медсестра уловила мой взгляд на её грудь. Она слегка покраснела и прикрыла вырез халата.

— Что ты прикрываешь, девочка, — думал я, — всё равно под халатом у тебя почти ничего не надето. Распахни халат, и ты вся моя, — но мысли старого человека спрашивали меня, — а что ты будешь делать с ней?

— Сделаю что надо, — говорил я новый, — я тебе докажу, что ты отстал от жизни и что вся жизнь заключается именно в этом. Если человек не хочет женщину, то он уже не хочет ничего.

После еды медсестра подложила под мою голову большую салфетку и поднесла к моёму лицу зеркало. На меня смотрела бородатая физиономия с всклоченными волосами. Неужели это я? Я никогда не носил бороду и всегда ухаживал за своими, ставшими в последнее время редкими, волосами.

— Кто это? — вырвалось у меня.

— А вы приглядитесь внимательно, — улыбнулась женщина.

— Сколько же я здесь нахожусь? — спросил я.

— Больше месяца, — ответила медсестра, — лежите спокойно и я избавлю вас от этого страшного человека, который сидит в зеркале.

Я закрыл глаза и отдался во власть её рук. Мягкострекочущая маленькая машинка с лампочкой сбривала растительность с моих щёк, щекотала верхнюю губу, залазила в нос, прикасалась к ушам, к затылку. Заботливая рука приподняла мою голову и дула на меня приятным мятным запахом с лёгким ароматом жареных котлет.

— Котлеты сами жарили? — спросил я.

— Ага, — машинально ответила медсестра и смутилась, — а что, пахнет котлетой?

— Не волнуйтесь, — успокоил я её, — пахнет женщиной, настоящей женщиной. Ну, что, посмотрим, кто там в зеркале?

Я посмотрел в зеркало и удивился. На меня смотрел гладковыбритый усатый мужчина в возрасте от сорока до пятидесяти, максимум до пятидесяти пять лет, шатен с густыми волосами, слегка тронутыми сединой. Конечно, он прогнал того страшного человека с бородой.

— Нравится? — спросил я.

Медсестра утвердительно кивнула головой.

Я притянул её к себе и обнял. Я чувствовал силу в своих руках и крепко держал женское тело, доверчиво прижимавшееся ко мне. Вдруг это тело встрепенулось, словно птица, попавшая в силки, и начало вырываться из моих объятий.

— Чего ты ждёшь? — сказал Дон Жуан. — Припечатай её к матрацу и сделай своё дело. Ей это понравится, хотя она и будет проклинать тебя.

Разве это можно? — вопрошал меня Казанова. — Отпусти её и дай всему идти своим чередом — она от тебя никуда не денется.

Разумное одержало во мне верх. Я ослабил объятия, и медсестра выскользнула из них, оправляя свой слегка помятый халатик.

— Почему? — тихо спросил я.

— Как почему? — так же тихо ответила мне медсестра. — Вы что, забыли, сколько вам лет? Вас только вчера вечером вывели из состояния клинической смерти, а до этого вы целый месяц находились в коме. Я не знаю, что с вами случилось, вы очень сильно переменились, помолодели что ли, но если вы умрёте в моих объятиях, то мне никогда не вылезти из той тюрьмы, в которую меня упрячут за убийство такой важной персоны как вы.

— Но…, — начал я.

— А вот «но» подождёт до решения врачебной комиссии, — сказала медсестра, собрала цирюльные принадлежности и ушла.