Беги, Василич, беги. Путевые заметки про рай и ад

Олег Васильевич Северюхин

Один человек внезапно стал владельцем таинственного дома. Осматривая дворовые постройки, он попал в амбар, в котором были две выходные двери. Открыв одну из них, он попал во Владимирскую Русь времен ее крещения и оказался в компании чекиста Гудымы, который попал сюда вместе с дедом хозяйки дома. Выбравшись из древней Руси, они, спасаясь от милиции, попали в рай, а оттуда при помощи организованной преступности – в ад

Оглавление

Глава 8

Дома меня ждали гости. Здоровенный мужик с золотой цепью весом с полкилограмма на шее и иконой какого-то святого, который весил килограмма полтора, не менее. Рядом стояли два шкафа в тёмно-синих пиджаках с бритыми затылками и оттопыренностью в левом боку под пиджаком.

Обладатель миниатюрной золотой цепочки был, естественно, бизнесмен новой формации, прошедший бизнес-школу трех уровней, о чём свидетельствовали купола татуировки, выглядывающей в прорезь, расстегнутой до пупа рубашки полинезийского фасона.

— Вот так, старая, — цедил бизнесмен, поигрывая пальцем с крупным бриллиантом, как бы приближающим его к элите государства, не чуждой мелким подачкам со стороны, — даю за дом сто косых. Это три лимона в рублях. Таких денег ты не получишь нигде.

— Ты опоздал, Мордан, — сказала Клара Никаноровна, — дом я и раньше не собиралась продавать, а сейчас и подавно. Вот он, — она указала на меня, — мой кровный племянник и я всё оставила ему в наследство. Если он будет продавать, то купишь у него, когда меня на этом свете не будет. А я сомневаюсь, что он будет продавать родовое гнездо Олигерьевых.

— Запомни, старая, я не Мордан, а Мардат, — сказал владелец золотых цепей, — если он не будет продавать мне дом, то я докажу, что он не твой племянник, а жулик и его посадят как Ходорковского на пожизненно, и будет он сидеть до тех пор, пока я буду жив. Поняла. Вот они у меня все где, — и он показал толстый кулак, поросший черной шерстью, — все они здесь, и полимилиция ваша, и следователи, и прокуроры, и судьи, всем кушать хочется, всем хочется иметь свои дачки на Средиземном море, все хотят кататься на ламбарджинях и ферарах. Законов всяких у нас тьма, а самый главный закон — это бугор с телефоном. Позвонит и они из любого ангела преступника сделают. Раньше даже телефонов не нужно было. Скажет, — делайте с ним что хотите, — вымоет руки и повесят вашего Иисуса Христа на перекладину вверх ногами. А потом хоть залейтесь слезами, дело-то уже сделано. А ты, хорёк, думай над тем, что я сказал, — он встал, плюнул себе под ноги и ушел. Скоро за забором взревел мотор и облачко пыли показало, что «гость» уехал.

Правильно говорят, что незваный гость хуже этого, которого из чувства толерантности убрали из названия ига, под которым Россия была почти триста лет. Чувствуется, что скоро толерантность и политическая корректность низведет нас до положения червей, которым нельзя будет ползать по поверхности земли.

Правильно сказал этот хлюст про законников российских. Клейма на них ставить некуда. Вроде бы каждый из них честный и справедливый, а честности и справедливости в государстве российском как не было, так и нет. И ведь не понимают они, что быдло, которое их так поддерживает, первое с вилами на них и бросится, чтобы урвать себе побольше от того, что они подгребли себе, пользуясь должностным положением. То чванство, с которым они относятся к людям и их требованиям, отольется им той же монетой, что и отлилось последнему русскому царю, который плевать хотел на народ. Всё идёт по кругу. «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». И вся жизнь наша в последнее время характеризуется коротко и ясно — пир во время чумы.

В каждой крупной деревне в Сибири

Есть Париж, Амстердам и Берлин,

Разных храмов по три иль четыре

И искусств меценат армянин.

Здесь в соседях потомки Кучума

И кочевник кайсацкой степи,

Здесь китайцы с капустой без шума

Точат цепи своих бензопил.

Нашу нефть продают на валюту,

Богатеют Москва, Петербург,

А сибирскому бедному люду

Помогать как-то всё недосуг.

Производство сменилось торговлей,

Лучший танк в государстве один,

В переплавку — без всяких глаголей,

Сейчас рынок у нас господин.

Снова тонем в болоте застоя,

Власть себя назначает во власть,

Есть сейчас право выслушать стоя,

Что у нас на Руси благодать.

— Пришлые они все, — строго сказала Клара Никаноровна, — в России себя хозяйчиками чувствуют, да только вот русский народ ещё не проснулся. А ведь как проснется, как закричит: «Меня будить?!!!» — да как пойдет крушить дубиной по сторонам, так тут уж не разберёшь, кто прав, а кто виноват. Всем достанется на орехи. И ведь не скоро он отойдет от своей злости, переломает всё, а потом будет думать, как это всё восстановить. Не везет России с царями. Как какого босяка во власть назначат, так он сразу на себя корону примеряет и все усилия его направлены только на то, как бы трон удержать пожизненно и власть никому не передавать по причине бессмертия, а если уж и передавать, то только по наследству…

— Ничего, Клара Никаноровна, — сказал я, — перетерпим и этих. Недолго им осталось панствовать. А что за двери спрятаны в амбаре?

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я