Проект «Украина»: из прошлого в будущее

Олег Борисович Иванов, 2022

В этой книге предпринимается попытка анализа украинско-российских взаимоотношений в исторической перспективе, а также высказываются идеи о том, как будет развиваться украинское общество после денацификации и демилитаризации – какие идеи должны стать в нем господствующими, и на основе чего будет формироваться новая украинская идентичность. Каких рисков необходимо избежать будущим властям Украины и на чем нужно будет сосредоточиться в первую очередь, чтобы избежать в дальнейшем серьезных гражданских конфликтов.

Глава 1. Предпосылки гражданского конфликта в украинском обществе

Успешная денацификация и создание новой идентичности невозможны без понимания причин и течения процесса «нацификации» Украины: как получилось, что в стране, жители которой вместе со всем советским народом победили фашизм в 1945 году, стала возможна дискриминация определенных групп — а в некоторых регионах и большинства — населения, факельные шествия, снос памятников, глорификация нацистских преступников и легитимизация идей, признанных бесчеловечными еще на Нюрнбергском процессе. Каким образом воспитанные в духе интернационализма граждане СССР, а также их дети и внуки после распада Советского Союза оказались заложниками политических сил, не просто разделяющих, но и навязывающих жителям страны радикально националистические идеологию и практики; как и почему они вынуждены были приспосабливаться к жизни в условиях фактической сегрегации, которая к 2022 году поставило русскоязычное население Донецкой и Луганской народных республик и других частей Украины на порог геноцида? «Специальная военная операция оказалась вынужденной мерой, неизбежным и необходимым силовым ответом на поощряемый Западом геноцид русского населения Донбасса, циничное и уже не скрываемое игнорирование российских озабоченностей по поводу реваншистских намерений преступного украинского режима вернуть Крым силой и залить кровью Донбасс»⁶, — отмечает политолог Константин Блохин. Однако мало остановить радикальных националистов силой, важно понять, как избежать возрождения и распространения в украинском обществе их идей в будущем — разобраться с социальными и историческими предпосылками случившегося, развеять мифы, проследить развитие конфликта в украинском обществе, его эскалацию и выход за пределы страны — как информационный, так и фактический — выражающийся в попытках разделения граждан Украины и их культуры «по сортам» с последующей дискриминацией «неукраинского», «некоренного» населения, а также в навязчивой декларации стремления в Европейский союз и НАТО.

Жителям нашей страны до сих пор трудно осознать антироссийский характер происходившего на Украине. Даже поддерживая специальную военную операцию, россияне зачастую не отдают себе отчет в том, что проблема радикального национализма и русофобии не ограничивается идеологией запрещенных на территории Российской Федерации организаций вроде «Правого сектора», «Азова» и им подобных, а, как метастазы, проникла сейчас практически во все слои украинского общества. Мы привыкли воспринимать украинцев как ближайших соседей и буквально родственников, что подчеркивает в своей статье «Об историческом единстве русских и украинцев» президент России Владимир Путин: «Наше родство передается из поколения в поколение. Оно — в сердцах, в памяти людей, живущих в современных России и Украине, в кровных узах, объединяющих миллионы наших семей. Вместе мы всегда были и будем многократно сильнее и успешнее. Ведь мы — один народ»⁷. Именно с таким восприятием в нашей стране Украины и украинцев связано то, что достаточно долгое время разрушительным процессам внутри украинского общества уделяли внимание лишь специалисты. Да и сейчас, понимая необходимость специальной военной операции, россияне не теряют к украинцам симпатии — наоборот, многочисленная гуманитарная помощь, направляемая со всех концов России на Донбасс и другие освобожденные от радикальных националистов территории, распределяется между всеми жителями, без какого-либо деления по этническому или языковому признаку. Для россиян все граждане Украины равны, а вот в самом украинском обществе с этническим и языковым равенством с самого начала украинской независимости возникли год от года нараставшие колоссальные проблемы. Тому, как это происходило, и будет посвящена эта глава.

Как народное стало националистическим

Истоки нынешнего положения дел на Украине стоит искать в новейшем историческом опыте — перестройке, инициированной генеральным секретарем Политбюро КПСС Михаилом Горбачевым в 1985 году⁸ и продолжавшейся вплоть до распада СССР. Именно тогда в общественном сознании причудливо переплелись самые разные идеологии, в том числе были разрешены, актуализированы и широко обсуждались радикально националистические и человеконенавистнические подходы к новому устройству государства. Многочисленные манипуляции сознанием граждан СССР — как инспирированные с Запада, так и производства разнообразных сил внутри СССР (диссидентов разного толка, сопротивляющихся перестройке партийных функционеров старой закалки, радикальных религиозных движений, партийной и технократической элиты — как общесоюзного, так и местного значения и т.д.) — привели к тому, что социолог Сергей Кара-Мурза называет «утратой расчетливости». По его мнению, «Во время перестройки деформация в мышлении привела к необычной интеллектуальной патологии — утрате расчетливости. Произошла архаизация сознания слоя образованных людей — утрата ими того “духа расчетливости” (calculating spirit), который, по выражению М. Вебера, был важным признаком современного общества»⁹. В тогдашнем контексте противопоставления «нового» и «старого», будущего и прошлого коммунистическая идеология и национальная политика, которую проводил СССР, воспринимались как «неправильная», дискриминирующая народы Советского Союза и в политическом, и в культурном смысле.

Если в СССР националистические идеологии и движения могли существовать только в подполье и являлись частным проявлением общего протестного движения, то после объявления Михаилом Горбачевым гласности, у националистов появились возможности открыто пропагандировать свои идеи.

В конце 1980-х практически во всех советских республиках возникли «народные фронты» — общественные организации в поддержку перестройки. Можно вспомнить литовский «Саюдис», Народный фронт Эстонии, Народный фронт Латвии, азербайджанский и армянский народные фронты (впоследствии «Армянское общенациональное движение»), грузинское «Общество Ильи Чавчавадзе», Алматинский народный фронт в Казахстане, Народный рух Украины и др. В условиях однопартийной советской системы они воспринимались как достойная альтернатива правящей КПСС. «На первых порах руководители фронтов старались представить свои организации как общегражданские, а не национальные. Эти организации не были моноэтничными, — пишет историк Сергей Чешко в статье «Роль этнонационализма в распаде СССР». — Национальный состав политических организаций и их идеология в национальном вопросе вовсе необязательно должны полностью коррелировать. Очевидно, однако, что НФ были именно (этно)национальными и националистическими по своим ориентациям и целям движениями. По мере того как вырисовывалась эта направленность, обнаруживалось, что республиканский суверенитет они трактуют как выход из СССР»¹⁰.

Впрочем, утратившее к тому времени расчетливость советское общество не понимало или не хотело понимать ни опасности широкого распространения националистических идей, ни угрозы и последствий для себя возможного распада Советского Союза. Напротив — многим жителям СССР такая перспектива представлялась даже интригующей.

Обретшему свободу высказывать свое мнение, в том числе и на митингах, советскому человеку было все равно за что выступать. Особенно это касалось молодежи, «дождавшейся перемен». Правда, мало у кого существовало тогда внятное представление о собственном будущем и будущем страны — слишком уж велик и разнообразен был поток информации: от радостей западного образа жизни до сложных экономических программ и экзотических политических концепций. И национализм был в числе самых простых и привлекательных: многим казалось тогда, что достаточно сменить комсомольский значок на папаху, вышиванку или дополнить свой костюм каким-либо другим фольклорным элементом, подчеркивающим этническое происхождение, и все в жизни изменится. В конце 1980-х национализм, по крайней мере, в его декоративном изводе, становится модным у молодежи республик СССР. Ну а возникшая уличная политика — митинги, протестные палаточные лагеря, демонстрации и т.п. — превращается в важный элемент образа жизни. Однако если в крупных городах РСФСР подобные протестные движения и действия в основном были посвящены защите памятников архитектуры («Спасение», Ленинград), экологическим проблемам («Хранители радуги», Нижний Новгород), а также имели абстрактно-политическую направленность (разнообразные анархические организации и союзы в Москве, Ленинграде и других крупных городах), то в идеологии молодежных движений в союзных республиках доминировало национальное. Пока, правда, еще только в форме «возрождения национальной культуры»: советская традиция представления народной культуры подвергалась критике как слишком приглаженная, «советизированная» и коммунизированная в худшем смысле этого слова, в то время как подлинную — т.е. связанную с национально-освободительной борьбой против коммунистов — следовало всячески пропагандировать. В рамках этого возрождения предполагалось и усиление в общественной жизни национальных языков вплоть до полного вытеснения из повседневной жизни, образования и документооборота русского языка.

Необходимо отметить, что послевоенная советская культура, особенно кинематограф, создавали и транслировали миф о благородстве и правоте разнообразных «лесных братьев» на освобожденных Красной армией территориях, оправдывали их зверства историческим моментом. Достаточно вспомнить фильмы «Никто не хотел умирать» (В. Жалакявичус, 1965), «Белая птица с черной отметиной» (Ю.Ильенко, 1974). Сейчас трудно сказать, было это оправдание осознанным решением режиссеров и сценаристов или наивной попыткой создания приключенческих фильмов на этнонациональной основе, этаких вестернов по-советски, в которых бандеровцы и «лесные братья» выступали в роли индейцев, факт в том, что советская интеллигенция воспринимала эти фильмы как политические манифесты в духе лозунга «СССР — тюрьма народов»¹¹.

В то же время в правящих кругах союзных республик вовсю шла дискуссия о децентрализации власти, элиты были недовольны несправедливым, как им казалось, распределением политических и экономических полномочий между союзным и республиканскими ЦК КПСС. «Наибольшую роль играл национализм союзнореспубликанских этнонаций. Он был направлен на создание или усиление привилегированного положения своей национальности и соответственно на подавление требований иноэтничного населения, — отмечает Сергей Чешко. — Его задачи вне республик состояли в обретении большей самостоятельности по отношению к союзной власти: это была самая общая цель, которая в разных республиках имела более или менее радикальное звучание. Характерная особенность этого вида национализма состояла в его антирусской направленности; трудно сказать, была ли это собственно русофобия или же перенос на русский народ советофобии: видимо, оба момента были неразделимы и тождественны»¹². Поэтому республиканские элиты с радостью апроприировали молодежные национальные движения и стали использовать их в своей политической борьбе.

Характерным примером такого использования стала «Революция на граните» — акция студентов в столице УССР, проходившая в октябре 1990 года. Тогда члены национально-ориентированных студенческих организаций «Украинский студенческий союз» и «Студенческое братство» установили на площади Октябрьской революции (ныне — Майдан незалежности) в Киеве палатки и начали голодовку. Протестующие выдвигали требования как локально значимые для молодежи — например, прохождение жителями Украины военной службы только на территории республики; так и важные в контексте тогдашней ситуации в СССР — отказ от подписания Союзного договора, построение независимого украинского государства в соответствии с принятой Верховным советом УССР 16 июля 1990 года Декларацией о государственном суверенитете; национализация имущества КПСС и ВЛКСМ на территории Украины. Однако основная часть требований студентов касалась политической борьбы внутри украинской партийной верхушки: отставка главы правительства Виталия Масола, который, по мнению протестующих, был ориентирован на сохранение СССР и вообще проводил «промосковскую» политику; а также принятие закона о выборах на многопартийной основе. После того как студенты «мирно» захватили главный корпус Киевского госуниверситета, их поддержал занимавший тогда пост председателя Верховного совета УССР Леонид Кравчук (впоследствии — первый президент Украины) и поставил на голосование Постановление «О рассмотрении требований студентов, проводящих голодовку в Киеве со 2 октября 1990 года». Требования студентов были удовлетворены, а Виталий Масол отправлен в отставку. Впрочем, обещанные выборы на многопартийной весной 1991 года не состоялись, так что в парламент до распада СССР никаким «новым лицам» из числа протестовавших попасть не удалось. Президентские выборы 1991 года выиграл Леонид Кравчук, его соперника, лидера Народного руха Украины, Вячеслава Черновола жители Украины не поддержали из-за его чересчур националистического имиджа — тогда национализм на Украине еще считался неприличным и опасным.

«Революция на граните» на Украине считается первым «майданом» — успешным примером ненасильственного протеста¹³. Впоследствии эта же технология — палатки с протестующими на главной площади страны — использовалась и во время «Украины без Кучмы» (2000-2001), и во время «оранжевой революции» (2004), и во время Майдана-2013/14. Впрочем, к 2014-му году толкование «мирного» и «ненасильственного» характера такого рода акций расширилось до полного извращения самой идеи мирного протеста, другое дело, что в общественном сознании украинцев укрепился стереотип о том, что многодневные никем и ничем не контролируемые массовые акции на центральных площадях городов, а также «мирный» захват зданий — легитимный и действенный способ добиться от власти чего угодно, вне зависимости от желаний и волеизъявления большинства населения страны («оранжевая революция» 2004; Майдан-2013/2014).

Лидеры студенческого протеста вскоре вошли в правящие элиты уже независимой Украины: стали народными депутатами, известными журналистами, медиаменеджерами, политологами, чиновниками — Юрий Луценко, например, дважды был министром внутренних дел, а при президенте Петре Порошенко — генеральным прокурором. Так или иначе большая часть тогдашних студенческих лидеров активны в общественно-политической жизни Украины, почти всех их отличает националистическая и антироссийская риторика, именно их видение будущего Украины легло в основу мировоззрения лидеров националистов нового поколения вроде печально известных Дмитрия Яроша, Андрея Билецкого, Николая Коханивского, Владимира Вятровича и др., которые значительно радикализировали идеи предшественников, добавив к «национально-освободительным» идеям старших товарищей бандеровско-нацистской практики.

Похожие события происходили в конце 1980-х — начале 1990-х и в других союзных республиках. Однако, по мнению историка Сергея Чешко, они вовсе не были стихийными проявлениям воли народа. «Соединение российского необольшевистского радикализма с этнонационализмом союзнореспубликанских этнических элит создало мощную оппозицию политике Горбачева и угрозу целостности государства и общества. Главным мотивом действий этой объединенной оппозиции была борьба за власть — в России для первых и в своих республиках для вторых. Основную роль в развале СССР сыграли действия российских радикалов во главе с Ельциным, которые систематически подрывали союзную власть «изнутри» и активно поддерживали национал-сепаратистов в других республиках, — пишет Чешко. — Главную же “стратегическую” роль сыграл этнонационализм, взращиванием которого десятилетиями занималось само советское государство. “Отмена” СССР в декабре 1991 г. явилась не столько выражением каких-то объективных процессов, сколько стечением многих обстоятельств, финалом которых явился акт политического насилия над страной со стороны альянса радикалов и националистов»¹⁴.

Однако несмотря на схожесть процессов в общественном сознании жителей республик Советского Союза, в каждой из них процесс формирования строительства национального государства и идентичностей граждан новых стран проходил по-разному. Одним, как, например, Казахстану или Белоруссии удалось быстро подавить радикально националистические настроения и до сих пор, даже несмотря на возникающие время от времени проблемы, стараются придерживаться принципов равенства и толерантности в отношении всех этнических общин и групп, проживающих на их территории. Киргизия, Грузия, Армения и другие страны с фактически моноэтничным населением, пережив за последние 30 лет разной силы и степени кризисы в отношениях с РФ, также пытаются проводить в отношении других этнических групп политику толерантности, и в большей степени сосредоточены на борьбе внутри национальных элит и кланов. Другим, как, например, странам Балтии достаточно было вернуться к государственному устройству, существовавшему у них до присоединения к СССР, принять дискриминационные по отношению к русскоязычному населению законы, проводить под видом «согласия и примирения» реабилитацию местных участников эсесовских дивизий, а заодно (уже в наши дни) и реабилитацию фашизма в принципе. Разумеется, этот подход к национальной политике и государственному строительству вызывает отвращение, однако, пусть и «методом от противного», он способствовал формированию у населения этих стран четких этнических и политических идентичностей.

Украина с ее исключительно «советской» государственностью, полиэтничностью и принципиально разными укладами жизни в разных регионах страны оказалась после распада СССР в наиболее противоречивом положении. «Бескровное» и фактически бесконфликтное обретение Украиной независимости оказалось «бомбой замедленного действия» — страна с самого начала попала в ситуацию политической нестабильности, постоянных политических кризисов, разрешавшихся таким образом, что ни одна из сторон конфликта не оставалась удовлетворенной — многочисленные компромиссы, к которым приходили политики, чтобы сохранить личную власть, не решали проблем простых граждан, а еще больше запутывали ситуацию, как, например, на протяжении 30 лет украинской независимости происходило со статусом русского языка¹⁵. Невнятная риторика украинского политического истеблишмента — в частности, пресловутая стратегия «многовекторности», которой пытались следовать президенты Леонид Кучма и Виктор Янукович, — привела большую часть украинского населения к серьезному кризису идентичности и способствовала укреплению националистических и радикально националистических партий и движений с их примитивными лозунгами и программами возрождения страны¹⁶, а также постепенному превращению Украины в проект «АнтиРоссия». Однако вернемся к процессам, происходившим в украинском обществе накануне и во время обретения государственности.

Манипуляция волеизъявлением: референдумы 1991 года

О чем бы ни думали жители УССР, так же, как и все советские люди, одурманенные западной пропагандой и местными манипуляторами сознанием до утраты расчетливости и даже инстинкта самосохранения, распад СССР, совмещенный с рыночными реформами, оказался для большинства не просто неприятной неожиданностью, а трагедией. По крайней мере, в первый момент. Президент России Владимир Путин назвал распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой», в интервью американскому режиссеру Оливеру Стоуну он пояснил свою мысль: Во-первых, и самое главное, заключается в том, что после развала Советского Союза 25 миллионов русских людей в одну ночь оказались за границей, и это реально одна из крупнейших катастроф XX века".

На Украине проживало в тот момент, по данным переписи 1989 года, 11,3 млн русских (22,07%) — в абсолютных показателях это была самая крупная русская этническая община в республиках СССР. Украинцы составляли 72,73% (37,4 млн) населения УССР; еще 5% — другие народы: белорусы, поляки, молдаване, татары, евреи и др¹⁷. Русские составляли практически четверть населения страны, а учитывая межэтнические браки, родственные связи с Россией, схожий с украинским уклад жизни (по крайней мере, в городах), отсутствие лингвистических проблем в бытовом и официальном общении (в УССР, как и во всех остальных союзных республиках, государственными были и национальный, и русский языки), представителям русского и русскоязычного населения даже в голову не приходило опасаться будущей дискриминации по этническому и языковому признакам. Конечно, как уже было отмечено выше, перестройка в УССР проходила под знаком возрождения национальной культуры и большей роли украинского языка в жизни общества, однако, предстоящие демократические перемены виделись жителям УССР, как, впрочем, и большинству жителей СССР, исключительно в позитивном ключе. Известно, что одной из главных иллюзий того времени было представление о том, что после перехода к рыночной экономике и обретения суверенитета «все будет, как прежде, только лучше», достаточно только избавиться от власти КПСС и получить больше самостоятельности внутри республик и автономий. Несоответствие ожиданий советских граждан наступившей в 1992 году (СССР прекратил свое существование 25 декабря 1991 года) реальности является темой, выходящей за пределы этой книги, поэтому ограничусь лишь упоминанием моментов, важных в контексте создания новой идентичности украинцев.

В марте 1991 года в СССР состоялся референдум о будущем страны. Вопрос, вынесенный на голосование: «Считаете ли вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?», — был сформулирован по всем канонам манипуляции сознанием. А его результат — 76,4% «за» — с легкостью можно было интерпретировать и в пользу сохранения СССР, и в пользу прекращения существования союзного государства, поскольку «суверенность» республик и «обновление федерации» очевидно не предполагали какого-либо централизованного управления. Украинская ССР внесла в бюллетень для голосования дополнительный вопрос: «Согласны ли вы с тем, что Украина должна быть в составе Союза Советских суверенных государств на основе Декларации о государственном суверенитете Украины?», тем самым конкретизировав условия, на которых она готова войти в состав «обновленного Союза»¹⁸. Формулировкой вопроса тогда были недовольны различные политические силы: по словам работавшего в команде Бориса Ельцина народного депутата СССР Сергея Станкевича, Ельцин был очень недоволен самим проведением референдума, он считал, что это помешает «российскому проекту преобразований и выступал против любых попыток сохранить директивный союзный центр»¹⁹. В результате переговоров был найден компромисс: в РСФСР в бюллетень для голосования добавили вопрос о введении поста президента России.

Последующие события: попытка государственного переворота 19-21 августа 1991 года, из-за которой подписание нового Союзного договора было отложено на неопределенный срок, а также подписание в декабре 1991 года Беловежских соглашений, фактически отменивших существование СССР, и последующая отставка М.С. Горбачева с поста президента СССР — не дают возможности понять, как именно были бы интерпретированы в политической жизни страны результаты референдума о сохранении СССР. Впрочем, как становится понятно из дополнительных вопросов, — и УССР, и РСФСР проголосовали тогда противоречиво: одновременно за сохранение СССР и за его децентрализацию. Сергей Станкевич считает, что «сам факт проведения референдума был актом роспуска Советского Союза. Если вы проводите референдум о необходимости обновленного Союза и ожидаете решения, это означает, что старого уже не будет» ²⁰. Из чего можно сделать вывод, что референдум носил декоративный характер, а выполнять его решения никто не собирался.

Еще более манипулятивным был украинский референдум, состоявшийся в декабре 1991 года, почти одновременно с заключением Беловежских соглашений. Жителям УССР предлагалось ответить на вопрос: «Подтверждаете ли вы акт провозглашения независимости Украины?» («Да, подтверждаю»/ «Нет, не подтверждаю»). Положительно на этот вопрос ответило 84,18% жителей Украины при явке 90,32%. Сейчас, по прошествии более чем 30 лет и нынешнем положении украинского государства такой ответ не может не удивлять. Однако разберемся, за что же все-таки проголосовали в 1991 году почти 85% граждан. Первое, что обращает на себя внимание, это сама формулировка вопроса: Акт о провозглашении независимости Украины был принят Верховным советом УССР 24 августа 1991 года, так что «опровергать» принятие и существование этого документа с точки зрения голосующего было бы по меньшей мере странно. То есть формально вопрос касался не «отделения от СССР» и/или создания независимого государства, а всего лишь признания существования Акта о провозглашении независимости. Граждане, отдававшие свой голос в поддержку документа, в принципе не вполне понимали, за что именно они голосуют. Кроме того, вопрос, поставленный на референдуме, никак не прояснял ни формат будущей независимости, ни отношения с РСФСР и союзным центром, ни будущий государственный строй — голосовали, по сути, за «кота в мешке». Журналист Николай Стороженко в своей статье «Украинская независимость построена на тотальном обмане» пишет: «Декабрьский референдум стал первым звеном в длинной цепи обмана, протянувшейся через все это 30-летие. И его участники ни за что бы не поверили, за что именно они голосуют²¹».

Об этом же непонимании рассказывает и первый президент Украины Леонид Кравчук: по его мнению, население голосовало тогда за союзное с Россией государство, подразумевая под Актом о независимости только большую независимость страны в экономическом и социальном плане, а вовсе не существование в виде суверенного государства. «Они не видели независимость как государство отдельное, это нужно знать. А то, что мы думали и решали в Беловежской пуще — мы говорили о государстве. Да, союз государств, но о государстве, — заявил Кравчук в 2019 году. — Голосовали все, но думали по-разному. Я когда-то поинтересовался, а чего вы голосовали так активно, а они сказали:"Мы думали, что это будет Украина независимой, но с Россией"»²².

Сейчас это кажется невозможным, но в 1991 году будущего Украины не представляло себе первое лицо УССР, что уж было говорить об остальных гражданах.

Националисты заявляют о себе

Обретение Украиной независимости до сих пор является предметом спекуляций различных политических сил страны: украинцы так до сих пор и не могут разобраться в происхождении собственного государства — что привело к его созданию: заговор элит союзного уровня или национально-освободительная борьба, продолжавшаяся, по разным, опять же мифологизиpованным версиям, не то с середины ХIХ-го, не то с середины ХХ вв²³. Отсутствие этого понимания или, по крайней мере, общественного согласия по этому поводу является одной из причин, обусловивших нынешнее состояние страны, которое некоторые исследователи и политики описывают как «несостоявшееся государство» (failed state), т.е. государство, которое неспособно поддерживать свое существование в качестве самостоятельной политической и экономической единицы. Дело в том, что на протяжении многих лет с момента обретения независимости украинское общество так и не смогло создать внятный идеологический фундамент, наметить цели и задачи своего развития, предложить своим гражданам что-то кроме известного афоризма Леонида Кучмы «Украина — не Россия»²⁴, к настоящему времени выродившемуся в концепцию «Украина — АнтиРоссия».

Однако в начале 1992 года, когда украинцы, да и жители всего СССР, обнаружили, что после новогодних праздников стали гражданами разных стран и, более того, стран с новым экономическим укладом, о грядущем наступлении радикального национализма думать было некогда — людям нужно было выживать в новых экономических и социальных условиях. На смену дефициту товаров пришел в прямом смысле слова дефицит денег — «купоно-карбованцев», которые стали национальной валютой на переходный период (закончился в 1996 году введением гривны) и несколько месяцев должны были обращаться на территории Украины параллельно с рублем по курсу 1:1²⁵. Но проблема для населения заключалась в том, что денежной массы купоно-карбованцев не хватало, для того чтобы обменять на них рублевые сбережения, в свою очередь рубли не пользовались у продавцов успехом, поскольку никто не знал, когда их хождение запретят на территории страны (запрет был введен уже в ноябре 1992-го), поэтому поменять рубли на карбованцы по официальному курсу было практически невозможно. А из-за нехватки самих купоно-карбованцев зарплаты на предприятиях задерживали или выплачивали продукцией. Разрыв экономических связей с другими бывшими союзными республиками привел к остановке многих производств, катастрофическому снижению ВВП и массовой безработице. «Государство Украина начало свое существование с огромным бюджетным дефицитом и без каких-либо ограничений государственных расходов, — пишет в своей книге «Как Украина стала рыночной экономикой и демократией» шведский экономист Андерс Аслунд, несколько лет проработавший на Украине и в других постсоветских странах. — «Государственные финансы были примитивными и хаотичными. Украина приняла закон о бюджетной системе в декабре 1990 года, но бюджетирование было не регулярным, и парламент пренебрегал государственным бюджетом. Парламент спонтанно утверждал огромные дополнительные расходы, преимущественно субсидии промышленности и сельскому хозяйству. В силу нечеткого конституционного устройства правительство могло с трудом отклонять эти расходы»²⁶.

В 1992 году страна находилась в тяжелейшем экономическом кризисе. Граждане были заняты выживанием, парламентарии — борьбой за власть и бюджеты. В эти тяжелые времена мало кто обращал внимание на попытки принятия дискриминационных законов, а также появление и утверждение в обществе радикально националистических идей. Однако уже в августе 1992 года на одном из заседаний Верховной рады произошло удивительное событие: туда явилась делегация «Украинской народной республики в изгнании», ее руководители торжественно сложили полномочия и объявили Украину правопреемницей УНР — государства, просуществовавшего три года (1917-1920).

Это событие положило начало возрождению на Украине радикального национализма. Если Народный рух Украины, возглавляемый Вячеславом Черноволом, был организацией, чья деятельность в первую очередь была посвящена консервативно-демократическому развитию страны, ориентированного на все слои общества (Примечательно, что в 1991 году Рух поддерживали даже забастовочные комитеты шахтеров Донбасса.), а национальная составляющая его программы в большей степени касалась возрождения народной культуры, то вскоре на Украине начали легализироваться наследники бандеровской Организации украинских националистов (ОУН). Уже в октябре 1992 года в Киеве прошел съезд, на котором была создана партия Конгресс украинских националистов (КУН)²⁷, которую возглавила одна из руководительниц ОУН Слава Стецько.

Вообще в то кризисное время различные националистические организации появлялись на Украине как грибы после дождя. Однако они не пользовались поддержкой у занятого выживанием населения, а их материальные и символические ресурсы не позволяли им создать хоть какое-то значимое представительство в органах власти. Другое дело, что националистическую повестку начали потихоньку перехватывать партии, до этого не замеченные в особых симпатиях к украинскому национализму. В частности, созданная в 1991 году после запрета Компартии, Социалистическая партия Украины (СПУ) Александра Мороза начала использовать в своих тактических целях идею моноязычия, а также вступать в ситуативные союзы с националистически настроенными силами (коалиция с «Нашей Украиной», 2004). После возрождения Коммунистической партии Украины СПУ заняла нишу левой национально-ориентированной партии и в течение многих лет составляла конкуренцию другим левым силам, в первую очередь за счет поддержки украиноязычного электората.

Большинство же создаваемых в то время и на протяжении всех лет политических партий и предвыборных блоков носили ситуативный характер, поскольку в основе их лежали не те или иные идеи развития страны, а желание политиков добиться власти и/или сохранить ее и желания крупного бизнеса (олигархов) добиться определенных преференций. Национальную карту они разыгрывали в зависимости от текущего момента и тех сил, которые были их наиболее серьезными соперниками на выборах. В этом смысле особого внимания заслуживают многочисленные (и продолжающиеся до сих пор) трансформации «национального» в программах и имидже партий и блоков, возглавляемых Юлией Тимошенко, — от пророссийских до националистических и обратно. Аналогичные изменения претерпевали и проекты Виктора Медведчука. Так или иначе, но все это время украинские политики мало думали о реальных нуждах граждан, и это постоянно приводило Украину к разной силы политическим кризисам и гражданским конфликтам, кульминацией которых становились «майданы», поначалу относительно мирные, а в 2014 году — с трагической развязкой, бесповоротно изменившей судьбу Украины и миллионов ее граждан.

От популизма к конфликту

Однако вернемся в начало 1990-х. Экономический кризис — гиперинфляция (10 000%), спад производства, задолженность перед Россией за энергоресурсы, безработица и т.д. — вызвали недовольство населения и тяжелейший политический кризис. 9 декабря 1993 года в Донбассе началась бессрочная забастовка шахтеров, которые потребовали отставки президента Леонида Кравчука, проведения досрочных парламентских и президентских выборов, увеличения заработной платы, а также установления для Донбасса особых экономических связей с Россией. Верховная рада пошла навстречу забастовщикам и назначила досрочные президентские выборы на 26 июня 1994 года. Во втором туре 10 июля 1994 года победу над действующим президентом Леонидом Кравчуком одержал занимавший пост премьер-министра Леонид Кучма. Предвыборные обещания русскоязычного украинца Кучмы были крайне противоречивыми, в наши такую программу назвали бы «за все хорошее против всего плохого»: и содержали, например, пункты об усилении местных властей и советов, особенно в бюджетной сфере, и одновременно отказ от федерализации. И Кучма, и Кравчук обещали своим избирателям официальный статус русского языка, с которым в то время уже начались некоторые проблемы вроде необходимости получения высшего образования исключительно на украинском языке или сокращения русских школ и детских садов. Однако избиратели поверили русскоязычному выходцу из Днепропетровска Кучме (украинский он учил буквально в ходе предвыборной кампании), верить западному украинцу Кравчуку, для которого украинский был родным языком и проблем русскоязычного электората он не понимал или не хотел понимать, они уже опасались. Кроме того, в отличие от Кравчука, провозгласившего отказ от любых союзов с Россией и стремление к интеграции в Евросоюз, Леонид Кучма обещал избирателям курс на экономическое и политическое сближение с Россией. Правда, очень скоро выяснилось, что эту часть предвыборных обещаний Кучма выполнять не собирается, он объявил политику «многовекторности», за десять лет его правления исказившую сознание украинцев. Последствия этой политики привели к размежеванию украинского общества, росту радикально националистических настроений, дискриминации русскоязычного населения и гражданскому конфликту такой силы, что для защиты русских и русскоязычных жителей Украины и отделившихся от нее вследствие этого конфликта Донецкой и Луганской народных республик понадобилась помощь России.

Примечания

6

Блохин К.В. 2022. Россия и Запад. Военно-политический конфликт 2022 года. Меняя правила игры. — Свободная мысль. № 2(1692). С. 25-34.

7

Статья Владимира Путина «Об историческом единстве русских и украинцев». — Официальный сайт президента России. 12.07.2021. Доступ: http://www.kremlin.ru/events/president/news/66181.

8

Официальным государственным курсом перестройка была объявлена на пленуме ЦК КПСС в январе 1987 года, однако перестроечные процессы начались в середине 1980-х, сразу после прихода к власти М.С. Горбачева. (https://ru.wikipedia.org/wiki/Перестройка).

9

Кара-Мурза С. 2021, «Манипуляция сознанием», М.: Родина. С.95-96.

10

https://scepsis.net/library/id_1763.html

11

Этот лозунг, широко использовавшийся советскими диссидентами во второй половине ХХ века, восходит к мысли В.И. Ленина, высказанной в статье «О национальной гордости великороссов» в 1914 году: «Нам, представителям великодержавной нации крайнего Востока Европы и доброй доли Азии, неприлично было бы забывать о громадном значении национального вопроса; — особенно в такой стране, которую справедливо называют “тюрьмой народов”».

12

https://scepsis.net/library/id_1763.html

13

https://zn.ua/SOCIUM/pervyy-maydan-25-let-revolyucii-na-granite-_.html.

14

https://scepsis.net/library/id_1763.html

15

Подробнее о попытках придать русскому языку и положении русскоязычного населения см. в соответствующей главе.

16

Достаточно вспомнить сенсационный успех националистической партии «ВО “Свобода”» на парламентских выборах 2012 года. Подробнее о нем будет рассказано дальше.

17

http://demoscope.ru/weekly/ssp/resp_nac_89.php?reg=.

18

https://tass.ru/spec/ussr-referendum?ysclid=l3kacvf4zv&utm_source=yandex.ru&utm_medium=organic&utm_campaign=yandex.ru&utm_referrer=yandex.ru

19

Там же.

20

Там же.

21

Николай Стороженко, «Украинская независимость построена на тотальном обмане», «Взгляд», 1.12.2021 (https://vz.ru/world/2021/12/1/1131840.html?).

22

Цит. по https://ria.ru/20190914/1558682413.html.

23

Об украинском национально-освободительном движении, в том числе и в его радикальных формах, речь пойдет в соответствующей главе.

24

Так называется книга первого президента Украины Леонида Кучмы, вышедшая в 2003 году в московском издательстве «Время». Подробнее о ней — в главе, посвященной истории украинского национализма.

25

«История украинских карбованцев». https://www.monetnik.ru/obuchenie/bonistika/karbovanets-ukraina-kupony/?

26

Аслунд А. «Как Украина стала рыночной экономикой и демократией», Peterson institute for international economics, Washington, 2009

27

Запрещена на территории Российской Федерации.