Осознанный выбор

Олег Борисович Антонов, 2013

В жизни не существует Суперменов, решающих свои проблемы с помощью силы или полученных неизвестно откуда способностей. В реальной жизни каждому приходится постоянно делать выбор: оставаться Человеком или влачить жалкое существование Потребителя всемирной Жвачки, которую активно и массированно раздают СМИ. Герои рассказов – обычные люди, со своими удачами и проблемами. Они живут, совершают ошибки и расплачиваются за них сполна. Оказавшись в необычной ситуации, они принимают решение, которое может изменить не только привычный уклад жизни, но и будущее. Насколько хорош этот выбор, судить читателю.

Проблема

— Брось, Гриша, брось… Ерундой занимаетесь. Это ведь уже было, не раз и не два, тысячи раз было. Нельзя возводить здание на песке, если только это не песочный замок. А если надо пыль в глаза пустить, то я помогать не буду. — Виталий ухватил кружку, сделал внушительный глоток и огляделся. В баре было пустовато: за стойкой бармен протирал бокалы полотенцем, и на лице его озабоченность прорезала новые морщины; в углу сидела негромкая компания молодежи, обсуждали что-то без особых эмоций, сразу видно, после работы зашли; за соседним столиком сидели двое мужчин неопределенного возраста, молча жевали закуску и потягивали пивко из кружек. Официант был незаметен, появлялся тогда, когда был нужен. Пустовато для субботнего вечера, подумал Григорий, поглядывая на стены, украшенные геральдическими щитами, копьями и секирами, вряд ли настоящими. Здесь он был второй раз, и средневековый антураж еще не приелся.

— Зря ты так. Я ведь не для себя стараюсь. А ты и не пробуешь осмыслить новое, отталкиваешь мои аргументы, отпихиваешься от них и отбрыкиваешься. Может быть, ты просто боишься нового, устал уже, погряз в текучке мелких дел? А, Вит? Раньше ты был более энергичен, сразу стремился ухватить суть, варианты предлагал… Теперь тебя такие проблемы уже не интересуют? — Григорий с деланным раздражением подцепил вилкой маслину, принялся жевать, ожидая ответа. Виталий посмотрел на него, усмехнулся невесело, будто говоря: знаю я твои штучки, не суетись.

— Зачем тебе я, Гришка? Чего тебя потянуло на глобальные проблемы, местный масштаб стал мелковат? — вопросил он с тоской в голосе, но Григорий промолчал, зная привычки друга. С ним всегда так, упирается до последнего, но зато потом не остановишь. Стоило увлечь Виталия, зацепить какой-нибудь проблемой, как он тут же начинал её решать, независимо от собственного желания. Какое-то неконтролируемое свойство его разума, очень неудобное, причиняющее физические страдания в виде головных болей, отнимающее время и силы. И пока на выходе из «ящика с лишними извилинами», как называл свою голову сам Виталий, не появлялось что-то, решение или осознание его отсутствия, мучения не прекращались.

Проявляться это начало еще в студенческие годы, когда трое студентов факультета социологии жили в одной комнате общежития. Вместе их поселили по решению приемной комиссии, основанному на результатах тестирования, которыми новоиспеченные студенты тогда не интересовались. Сошлись они сразу и за пять лет крепко сдружились, не держа друг от друга никаких секретов. Ну, может, кроме сердечных.

Троица самонадеянно пыталась разобраться с этим феноменом, замеченном на втором курсе, когда Виталий по совету преподавателя информатики, профессора Самохина, взялся читать монографию Каверзина «Проблемы обработки информационных потоков». Книга понравилась, задела какие-то струны его души и неделю он ходил озабоченный и раздражительный, всё свободное время проводя за чтением и глотая таблетки от головной боли вечерами. Отправив результаты своего мучительного труда в виде отчета по Сети на адрес профессора, он свалился без сил и проспал почти сутки. Обеспокоенные друзья устроили приятелю допрос и сначала отнеслись к его рассказу с недоверием, которое сменилось восхищением, когда они прочитали ответ профессора, похвалившего безымянного адресата за интересный отчёт, ибо Виталий забыл подписать свое послание. Профессор посоветовал прочитать ему доклад одного своего аспиранта по той же теме, который ещё нигде не публиковался, но в котором было многое из того, что написал Виталий. Причём профессор отмечал большое сходство отчёта с докладом и сильно интересовался, не является ли это шуткой кого-нибудь из знакомых аспиранта. Когда профессор узнал, что автором отчета был второкурсник, который информатикой до этого не интересовался, Виталию пришлось долго отбиваться от попыток профессора переманить его на математический факультет. Виталий был озабочен только тем, что ему пришлось претерпеть такие муки, и от дальнейшего изучения математических работ отказывался категорически, ему нравилась социология, он собирался стать гуманитарием и точка! Но ведь такая способность разобраться в незнакомом деле была невероятно полезной, это дорогого стоило!

Троица загорелась энтузиазмом, они строили какие-то великие планы по использованию такой уникальной способности, только все оказалось не так просто. Виталий совершенно не способен был самостоятельно найти и поставить перед собой проблему. Еще одна попытка использовать информацию из подсунутой ему книги закончились примерно так же, прочитав за месяц книгу по современным проблемам биологии Виталий написал две страницы текста с выводами, во многом совпадающими с рецензией известного академика и наотрез отказался повторять подобный эксперимент. Он похудел на семь килограмм и устал от головных болей, да и времени на эксперименты не было, учеба была важнее. Друзья тогда прониклись сочувствием и оставили его в покое, даже старались помочь сдавать сессию. Потом всё как-то позабылось, студенческая жизнь была насыщенной событиями, да и мир вокруг менялся с головокружительной быстротой.

–… Ты пытаешься рассчитать будущее, зная, что не может быть единственного ответа. Варианты у тебя уже есть, да только как выбрать самый-самый, ты не знаешь. А ведь это и есть самое главное, выбрать один вариант из всего множества. Сколько ты этим занимаешься, год-два-три? До тебя этим занимались многие, да только без особых успехов. И вообще, Гриша, сколько человек существует, столько этим и занимается. Шаманы, оракулы, пророки… Каждому казалось, что уж он-то знает правильный ответ, но история этого не подтверждает. Если верить историкам, то не меньше миллиона лет человек занимается предсказаниями, но вот до сих пор так и не научился попадать в яблочко. Пока только одни вероятности. А ты хочешь взять и решить такую проблему с наскока… — Виталий поморщился, словно от зубной боли, вздохнул тоскливо.

— Понимаешь, Вит, мой институт работает над этим уже три года. Как его создали, так этим и занимаемся. Много вариантов, много гипотез, но нет общей связки. Все как-то так, зыбко, туманно, будто кисель. Тонем мы в этом киселе, у многих надежды уже угасают, да и спонсоры напрягают, требуют конкретности… Надо одно направление выбрать, конкретное. Если поможешь, мы в долгу не останемся. — Григорий заметил насмешливый взгляд Виталия и разозлился.

— Пойми, это ведь всех касается, теперь уже нельзя отделиться, отойти в сторонку. В одной лодке все плывем, хоть и банально звучит. Решать надо, пока есть время. А то останется один путь — в модули прятаться, призраками становиться… Только не выход это, а бегство, если по большому счету. Возвращаться-то куда будем? И кому мы будем нужны через десяток-другой лет?

Григорий говорил напористо, даже азарт какой-то появился — удастся или нет, в конце концов, расшевелить этого разочарованного жизнью скептика. Его мысли просты, а желания вызывают только сочувствие: нет мол, чтобы просто посидеть, поболтать про жизнь. Отдохнули бы в субботний вечерок, вспомнили студенческие годы, всё веселее, чем забивать голову проблемами этого разваливающегося мира. Нет же, решил на друга проблему повесить, мало ему своих хлопот…

Ничего, подбадривал себя Григорий, не расслабляйся, дави его, до последнего. Вит умеет решать проблемы, так, как никто другой, это проверено. Только вот упрямый он, уговорить трудно, но возможно. Начни все официально делать, столько формальностей возникнет, что пока все выполнишь, сто раз пожалеешь. Спонсоры беспокойство проявят, вопросы задавать начнут… Да и Виталий не любит, когда его запрягают в чужую упряжку. О спецслужбах, которые приглядывают за институтом ему знать совсем не нужно, он ведь по юности был большим демократом, вряд ли изменил свои убеждения. Лучше уж так, договориться в свободной обстановке: встретились старые друзья, пивка попили, поболтали на отвлеченные темы. Как бы между прочим один подкинул другому идейку, тот ее обдумал на досуге, или когда время есть свободное, потом снова встретились и обменялись информацией… Жаль только, что Тимки нет, болтун несчастный, а мог бы и помочь. Если получится у нас договориться, тогда и поставлю в известность всех заинтересованных. А не получится, так никто кроме нас двоих и знать не будет.

–… В твоем институте толковые ребята сидят, три года продержаться на плаву смогли. Название только хреновое придумали. В самом деле, что за название — «Институт моделирования вероятностных процессов и систем»?! Не звучит. Нет у тебя вкуса, но это дело поправимое. Тимку попроси, он придумает что-нибудь поинтереснее. У тебя со слогом всегда были проблемы. И директор у вас, такая дубина редкостная… Ты что, сам его посадил в кресло, чтобы от лишних забот избавиться?

Виталий благосклонно кивнул официанту, поставившему перед ним новую кружку с шапкой пены. Григорий только усмехнулся в ответ: если бы не он, то института и не было бы, а кто в директорах сидит, для дела не важно. Тот дурачок, что в кресле сидит, приносит в клювике семьдесят процентов бюджета, за это пусть числится начальником. Решает он только финансовые проблемы, в науку не лезет, сам понимает, что в науке он — ноль полный, пусть тешит свое самолюбие должностью, щеки надувает, пока другие делом занимаются.

— Сбор информации ты наладил, влез туда, куда других и не пускают. И обработку поставил на высший уровень, толковых ребят набрал, — Виталий говорил без тени улыбки, уважительно и Григорий хмыкнул, польщенный. — Это у тебя хорошо получается.

Действительно, у Григория была то, чего недоставало Виталию: он мог увидеть проблему, разглядеть ее там, где другие ничего не замечали. Он накапливал в памяти разрозненные кусочки, состоящие из прочитанных заметок или книг; услышанных мимоходом отрывков разговоров или радиопередач; образов, полученных во время просмотра фильмов или просто увиденных мельком на улице. И через какое-то время из этих кусочков складывалась законченная мозаика, где каждый кусочек, отобранный подсознательно, вставал на свое место. И он видел то, что было «не так», «неправильно».

Строя мозаику он не мог избавиться от беспокойства, заставлявшего искать новую информацию. Беспокойство сидело в нем как глубокая заноза, до которой невозможно добраться. Избавление приходило после того, как он излагал увиденное, сначала в разговорах с друзьями, потом приучил себя записывать, мучаясь в поисках подходящих слов. Умение выбирать «тему для проблемы», как однажды заметил Тимофей, последний из троицы друзей, пришло не сразу. Научившись управлять своей способностью, Григорий постарался использовать ее с наибольшей отдачей.

— Да неважно, кем я числюсь в институте. Главное, чтобы работа шла. Ты ведь и сам не в кресле президента сидишь, желания туда забраться у тебя не появляется, так ведь? — желчно огрызнулся Григорий.

— Это точно, не появляется, — весело прищурился Виталий. — Тщеславия у меня мало, сам не страдаю и другим не советую, да только не слушают меня. Соглашаются, извиняются, руками разводят, ножками шаркают… и, как танки прут вперед, ломая себе шеи. А я заповедь моей бабушки: не в свои сани не садись, не нарушаю.

— А у меня тщеславия в меру, но я его придерживаю, если надо. Я добился того, чего хотел, только без ложки дегтя, как это по жизни бывает, не обходится. Институт работает, прогнозы наши сейчас в цене, спрос растет… Только я за деревьями лес увидел, а как туда добраться, еще не знаю. Потому и решил собрать нашу старую компанию, вдруг что-нибудь получится сообща придумать. Только вот Тимка что-то подводит, обещалка хренов.

Тимофей, самый энергичный в их троице, особыми способностями не выделялся, как поначалу казалось. Это не мешало им жить дружно, с переменным успехом грызть «гранит науки», и развлекаться в меру небогатых возможностей в свободное время. Только со временем, уже после завершения учебы, Григорий понял, что у Тимки все-таки был свой талант: самому путаному и невнятному рассказу он придавал логическую стройность, четкую форму, слушать его байки было интересно. В спорах и диспутах, которые они часто устраивали, Тимка выдавал чеканные формулировки и делал выводы, достойные того, чтобы их можно было без смущения повторить в любой компании. Просто эта его способность не бросалась в глаза, казалась незначительной — каждый ведь может связно излагать свои мысли, одни лучше, другие похуже. Сам Тимка был парнем скромным от природы, в некоторой степени даже стеснительным, особенно это касалось отношений с противоположным полом. Он и печататься начал уже после окончания учебы, статьи его были острыми и всегда вызывали ожесточенную полемику.

–… Мой дед тоже говорил, что каждый сверчок должен знать свой шесток. Только вот Тимка наш не туда лезет, как бы не свернул себе шею. Критиковать легко, недостатков в жизни всегда было больше, чем достижений. Увлекается он, будто мальчишка. Ему все равно, президента или стрелочника в статейках своих препарировать… Ты давно его видел? — Григорий посмотрел на Виталия пристально, но тот этого не заметил, увлеченный процессом поглощения пищи. Всегда он любил поесть, вон какой отрастил животик.

— Про Тимку ничего плохого не могу сказать. Читать читаю, но с ним самим давно не виделись. Ты ведь чаще с ним встречаешься, Гриша, не темни! Как он, всё такой же неунывающий и энергичный? — отложив вилку, Виталий удовлетворенно откинулся на спинку кресла.

— Угу, — буркнул Григорий, дожевывая ломтик сырокопченого мяса. Сделав хороший глоток из кружки, добавил: — Пишет бодро, хорошо у него получается. Шевелюрой своей гордится, над моей лысиной насмехается. Оптимист он неисправимый, хотя пишет иногда так, что жутко становится. Думаешь, ну всё, конец Тимке пришел… А с него как с гуся вода. Всегда у него все заканчивается так, что в плохой конец не веришь. Надежду, что ли вселяет в тебя… Где бы мне достать такие розовые очки, чтобы на работе не так тяжко было? Насмотришься за день сообщений, с коллегами побеседуешь, прогнозы почитаешь… и хочется ночью выскочить на улицу, встать на четвереньки, да на луну завыть. У тебя такого не бывает?

— Ну, выть не хочется, вот иной раз сокрушить что-нибудь руки чешутся. Тоже ведь вокруг люди разные, иногда так достанут своими глупостями и безграмотностью, что кресло приходится менять, — задумчиво сведя брови, ответил Виталий.

— Эт почему же? — удивился Григорий, — Раньше за тобой такой склонности не замечал. Ты ведь не про работу говоришь?

— Да знаешь, привык в кресле с подлокотниками работать, удобно, руки меньше устают и вообще, мне так нравится. А достанет меня какой-нибудь слизняк, так я подлокотники-то и сворачиваю. Одного напугал, он с перепуга обмочился, решил, что я его этими подлокотниками убивать буду…

Виталий хитро подмигнул и припал к кружке. Григорий недоверчиво усмехнулся, но тут же легко представил эту картинку, Виталия с обломками кресла в руках, да еще со зверским выражением лица, которое у него выходило всегда очень впечатляюще… Здоровый же он, как бык, хоть и пузо торчит. Да-а, картинка не для слабонервных, вновь усмехнулся Григорий. А как бы это подействовало на моих сотрудников, сотвори я такое у себя в институте? Нет, не поймут, врачей сразу вызовут. Хватит и того, что я злость свою в работе расходую, иногда только на одной злости что-то и выходит.

— Слушай, а то, что Тимка пишет… Это к тебе как-то относится? В последнее время он что-то всё шире замахивается. Я ведь знаю тебя, психолога хренова, — оживился вдруг Виталий и погрозил пальцем. — Ты ведь всех, до кого дотянуться можешь, стараешься запрячь в свою карету, чтобы с ветерком в даль светлую мчаться.

— Да ладно тебе, Вит, не дави… Может и имеет, только тебе что до этого? Я с Тимкой работаю на принципе обмена, и без обмана, — тут Григорий фыркнул: смешно получилось, каламбур какой-то. — Я ему информацию даю, он статьи пишет. Как он пишет — дело его, я ему не указ, и не советчик. Но выгода обоюдная, тут все чисто. Ион это прекрасно понимает.

— Ну да, ну да,. — рассмеялся Виталий, всколыхнувшись животом. — Еще скажи — обоюдоострая, как у ножа, которым японцы себе харакири делали. Только мне можешь не вешать лапшу на уши, знаю я, как ты любишь эксперименты на людях устраивать. Помнишь, как мы тебя отметелили на третьем курсе, когда ты нас использовал, чтобы изсебя спасителя девчонки этой, как ее… Жанки, что ли, изобразить? Видно не пошел тогда тебе урок впрок. Можно ведь и повторить, не глядя на твои чины и возраст.

Виталий серьезно посмотрел, пристально. Будто и не допивал третью кружку. Такой может не только подлокотники ломать, уважительно подумал Григорий.

— Да ладно, кто старое помянет…, — Григорий не удержался и мечтательно закатил глаза. — Но зато как все тогда получилось красиво!

— Да, получилось славно. Ладно, оставим пока тебе твой лоск, — добродушно согласился Виталий. — Но учти, что за Тимку с тебя, случись что серьезное, спрошу крепко. — И показал увесистый кулак, заросший темными волосками.

Григорий согласно кивнул, удовлетворенно отметив, что Виталий все-таки слегка захмелел, слова стал растягивать и, самое главное, от сотрудничества не отказывается, не становится в позу упрямца. Удалось все-таки его расшевелить, пессимиста унылого.

— Давай, выкладывай свою проблему, — решил Виталий, глянув мельком на часы. — И не забудь сказать о том, каким боком здесь Тимка привязан.

— Хорошо, — кивнул Григорий и отвернулся, скрывая довольную ухмылку. Ему ведь тоже пиво пить пришлось, контролировать свою мимику стало труднее.

— Кого-то ждешь? — поинтересовался насмешливо Виталий, но Григорий только плечами дернул. — Нет.

Бросив на стол салфетку, Григорий уперся локтями в стол и свел пальцы перед собой, так ему лучше удавалось собраться с мыслями.

— Так вот, — не отрывая взгляда от пальцев, начал негромко Григорий. — За три года мы научились вычислять то, что будет происходить в окружающем мире с высокой степенью вероятности. Лучше всего нам удаются расчеты по процессам, связанным с техникой: заводы, строительство или транспорт. Вообще, где есть возможность взять данные за достаточно большой период, там мы уже можем заглянуть на пару лет вперед, пробуем выйти на более дальний рубеж. Проверенные данные я для тебя приготовил, посмотришь сам.

Вытащив из внутреннего кармана пластиковый футляр с диском, он протянул ее через стол Виталию. Тот брать не стал, Григорий положил футляр на стол, поближе к нему и продолжил: — Данные собраны по нескольким направлениям, покопаешься, может что-то тебя зацепит. Спотыкаться мы стали там, где данные собрать трудно: отношения в обществе, политика… Тут ведь непонятно, что собирать и в каком виде. Над этим работаем, но сдвигов пока мало. Либо надо новые методы измерения искать, либо другие данные собирать, и по-другому обрабатывать. Я говорил тебе, что кисель какой-то получается. Как связать воедино процессы в биосфере мы учимся, потихоньку нащупываем закономерности. А что касается социума, то здесь труднее, не только с достоверностью информации, есть еще и проблемы интерпретации… Да ты должен об этом знать, сам занимаешься сходными проблемами. Только ты решаешь мелкие проблемы, не обижайся, Вит, — вскинул предостерегающе руку Григорий. — Спору нет, политика и экономика, оборона… все это важно для страны, это надо делать. Только это все частности, надо искать общие, для всего мира, решения. И что еще плохо: мы ведь плетемся за событиями, следом идем, что бы там ни говорили всякие политологи и футурологи. А такие события надо планировать! Если мы рассчитывать будущие события достоверно не научимся, то скоро останутся на шарике одни кретины пробирочные, да секретные кладбища модулей…

— Что-то ты уж больно мрачно рисуешь, — сказал Виталий и повертел головой, официант тут же появился с новой кружкой. — Чем тебе этот вот, — кивнул он на отошедшего официанта, — не нравится? Смотри, какой он ловкий. И дело свое знает, наверняка. Моргнуть не успеешь, а он уже тут как тут. И на кретина совсем не похож, зря ты модификантов обижаешь.

— Вот это меня и бесит. Не то, что выглядят они как все, хотя лучше было бы им иметь какое-то заметное отличие… Скоро кроме таких вот симпатичных, услужливых и работящих, настоящих людей на земле не останется.

— А зачем они тебе? Только проблемы создавать будут, настоящие-то люди. С ними ведь тяжело: каждый чего-то хочет, каждому хочется жить хорошо, не довольствуясь тем, что имеется. Это я тебе как знаток говорю. Нет, с этими симпатичными кло… ребятами гораздо спокойнее, никаких тебе лишних проблем. Задал режим работы, обеспечил необходимым и отдыхай, пока он работает. А то, что он инициативу не проявляет и к размножению не способен, так это даже хорошо: кончился срок, так сказать, эксплуатации — заказал нового, а отработавшего — на утилизацию.

Григорий хотел было возмутиться таким цинизмом, но вовремя заметил усмешку на лице друга и погрозил пальцем. Он ведь серьезно говорил, не до шуток сейчас.

— Ты это брось, — подался он вперед. — Надо все это непотребство запретить. Дураки мы, что на поводу ученых пошли, позволили политикам продажным узаконить производство этих гомункулюсов.

— О чем спор, господа? — на плечо вздрогнувшего Григория легла загорелая рука. Виталий потянулся здороваться с Тимофеем через стол.

— Молодец, вовремя. Мы тут мировые проблемы решаем, а тебя нет.

— Куда ты провалился? — недовольно спросил Григорий. — Вечно ты опаздываешь, мог бы и позвонить.

— Извините, ребята, едва пробился через пробки. Две кучи-малы на набережной, пришлось огородами обходить, час и пропал. — Тимофей, загорелый, бодрый и улыбчивый, жадно выпил бокал выдохшейся минералки и окинул друзей насмешливым взглядом. — Как я понимаю, собрались мы сегодня не просто так. Что-то Григорий задумал, чует мое сердце.

— Ты давай, поешь чего-нибудь, — буркнул Григорий, когда Тимофей сел за стол, весело оглядывая тарелки и потирая руки. — Я только начал, сейчас и ты всё узнаешь.

— Отлично, — набирая на тарелку закуски, согласился Тимофей и подмигнул Виталию. — Если только это не будет скучно.

— Веселья не обещаю, — раздраженно дернул головой Григорий. — Я хочу предложить работу, серьезную и важную. Только об одном прошу, особенно тебя, Тима: не делай поспешных выводов и лучше слушай, не перебивая. — Тимофей согласно кивнул, шутливо сложил ладони перед собой, зажав между ними вилку. Григорий с недоверием покачал головой и снова свел пальцы рук перед собой.

— Не знаю, как вы, а я в последнее время ощущаю сильнейшее беспокойство и тревогу. К моей личной жизни это пока не имеет отношения, здесь затронуто общее… Многие мои коллеги и сотрудники также выказывают похожую обеспокоенность, но неконкретно, на уровне ощущений. Несколько недель я пытался собрать все эти… признаки, свести их к чему — то общему, и, думаю, кое-что мне удалось. Но об этом чуть позже. Я как-то случайно вспомнил вдруг нашу троицу, припомнил обстоятельства, которые нас свели. И решил навести справки. Оказывается, что вместе мы оказались совсем не случайно. Да-да, Тимка, это вполне подходящая тема для тебя. Оказалось, что приемная комиссия проводила небольшое исследование по заказу одного института. Помните, мы тогда проходили тесты… Так вот, результаты тестов отправлялись в Институт Человека и Общества, как я выяснил. Оттуда в приемную комиссию возвращали рекомендации по составлению групп и заселению комнат в общежитии. И не зря нас поселили вместе, это было сделано с определенными намерениями.

— Насколько я помню, — перебил его Виталий, — нас предупреждали, что тестирование какое-то новое проводится, помнится, даже что-то подписывали, вроде добровольного согласия…

— Не в этом дело, Вит, — оборвал его Григорий. — Я не помню, что мы там подписывали, нас ведь больше тогда интересовало поступление. Любой тогда согласился бы на любые тесты, чтобы поступить. Не это главное. Нас подбирали, понимаете, команду собирали. И не просто так, с целью социальной адаптации и повышения успеваемости, это было только прикрытием. Тут прицел был дальний. Я как об этом узнал, сразу же схему составил, весь наш поток постарался на схему вывести. И получилась очень даже интересная картина: из двух сотен человек несколько, таким образом, созданных групп до сих пор работают, причем, весьма эффективно работают, скажу я вам. Есть группы по три, по пять, даже по семь человек. И еще несколько групп есть непостоянного состава. Они, по-видимому, поддерживают связь, делятся информацией и бывает, что делают что-то совместное, хотя это выяснить трудно, даже для меня. Но результаты есть весьма впечатляющие: например, комплексы Садовникова, или новый двигатель для челноков-шаттлов…

— Ага, значит, Санька Вазонин все-таки сделал свой движок, — довольно ухмыльнулся Виталий, щелкнул ногтем по кружке в знак уважения и сделал хороший глоток. — Я его помню хорошо, головастый был парень, с крашеными волосами. И с ним еще двое были, очкарик один, а другой Стас или Сева… Не помню, черт.

— Да, его группа хорошо сработалась, есть и другие примеры, — подтвердил Григорий и собрался продолжить, но его перебил Тимофей.

Конец ознакомительного фрагмента.