Красивые истории о любви

Октавия Белл, 2023

Романтические истории про любовь. В этом сборнике вы найдете как реальные, так и вымышленные романтические рассказы о любви. Красивые любовные истории не оставят вас равнодушными

Ангелы среди нас

Мелодичные звуки сансина моего отца перенесли меня в прошлое, когда мое тело плавно двигалось в Рюкю, классическом окинавском танце. Желобки татами, покрывавшие пол, как будто говорили с моими ногам. Они рассказывали истории Амавари, чтобы я не забывала последовательность шагов.

Вежливые аплодисменты сопровождали мой размашистый поклон. Я смотрела на маму в поисках одобрения. Ее улыбка говорила мне, что гости были впечатлены. Она гордилась мной.

Чайная церемония, наряду с традиционной музыкой и танцами, была всегда обязательным ритуалом в доме моего отца, сколько себя помню, я и сейчас рада увидеть милую улыбку моей мамы и медленный кивок отца, которые означают удовольствие от того, что я почтила их своим присутствием.

Моя семья переехала с Окинавы в солнечную Калифорнию из-за работы отца, когда мне было семь лет. Жизнь в Америке была для меня трудной адаптацией. Язык давался нелегко. Другие дети высмеивали мои бенто-ланчи. Они давились от смеха, когда я доставала из контейнера водоросли или рыбные котлеты. Некоторые косились на меня и выкрикивали: «пинг-понг-дин-дон». Я не понимала, что это значит. Это совсем не походило на мой родной язык, но я была достаточно умна и понимала, что меня дразнят.

Школа была сложной и по другим причинам. На Окинаве я была примерной ученицей, следовала правилам, делилась своими игрушками и поднимала руку при каждом удобном случае. В Америке я была слишком смущена, чтобы признаться, что не понимаю, о чем меня спрашивают, поэтому говорила бессмысленные вещи.

— Наоко, сколько будет четыре плюс четыре?

— Abcdefg… сэнсэй, — отвечала я.

Я была так горда, что выучила английский алфавит. Но никого из моего класса эти знания не впечатлили, включая миссис Гамильтон. Она заставила меня остаться после занятий только для того, чтобы я беспомощно смотрела на страницу, полную математических задач. Слезы, прожигавшие дорожки стыда по моим пухлым щекам, не тронули ее.

Несмотря на мои успехи в изучении алфавита, английский продолжал ускользать от меня, и я испытывала трудности на всех уроках, кроме одного. Урок физкультуры был раем, оазисом в пустыне. Мои гибкие мышцы повиновались мне, в отличие от моего спутанного языка. Я была очарована тем, как мои конечности сгибались и разгибались по моей команде. Инструктор показал мне, как делать колесо. На второй попытке я сделала его почти безупречно. Учитель физкультуры весело захохотал и сказал мне название тренировочного гимнастического центра поблизости.

С того дня, как я начала заниматься гимнастикой, то каждую перемену проводила на школьном дворе, кувыркаясь или качаясь на брусьях, пока другие дети играли в пятнашки. Моя страсть к гимнастике стала почти одержимостью.

Когда я стала старше, то родители каждый день упрекали меня, чтобы я проводила меньше времени в спортзале и больше времени училась, но школьные оценки продолжали насмешливо колебаться ниже среднего. Дома родители пытались говорить со мной на ломаном английском, надеясь, что это поможет в быстром изучении языка. Но я, наперекор им, отвечала только на японском языке.

Мне шестнадцать лет. Приближается новогодняя ночь, а вместе с ней и надежды на лучшие перемены. Моей первой мечтой было стать олимпийской гимнасткой. Я рассказал об этом своей маме.

— Наоко, — сказала она, — это очень важно. Первая мечта на Новый год всегда сбывается. Ты очень талантлива, тебе суждено стать лучшей.

По пути в спортзал в тот день я остановилась перед нашей фигуркой Манэки-нэко у двери. Суеверия нашей семьи всегда отзывались в моем сердце. Я коснулась поднятой лапы кота и прошептала: «Пусть это сбудется».

С того дня ничего не препятствовало моим занятиям гимнастикой. Колледж не имел для меня значения. Вся жизнь была посвящена красоте того, на что способно мое тело. Несмотря на растяжения лодыжек и разрывы связок, моя любовь к спорту с каждым днем становилась только сильнее. Я ломала руку, ногу и запястье дважды. Даже эти болезненные ощущения не могли поколебать мою решимость добиться успеха. Я даже никогда не была влюблена. Этим глупостям не было места в моей жизни. Гимнастика требовала моего времени, моего тела и моей души.

Закончив танцевать на традиционной домашней чайной церемонии, я поклонилась гостям и тихонько улизнула. В комнате, которая была когда-то моей в родительском доме, я сняла с себя шелковое сине-фиолетовое кимоно и надела гимнастический костюм, а поверх него джинсы и футболку.

Сейчас у меня была своя квартира, но мне нравилось приезжать к родителям на чайные церемонии, чтобы потанцевать для них.

Мои прямые волосы цвета воронова крыла развевались на ветру, когда я слишком быстро ехала по шоссе к спортзалу. Я наслаждалась свободой момента. Я знала, что превышение скорости опасно, но не могла отказать себе в удовольствии почувствовать драйв и адреналин от быстрой езды, когда летишь как птица, с громкой музыкой и ощущаешь, как жизнь бьет ключом. Шины завизжали, когда я въехала на свое обычное место для парковки. Все приветствовали меня, когда я вошла в спортзал, от Джессики на стойке регистрации до Алекса, одного из инструкторов, и маленьких детей, кувыркавшихся на ковриках.

— Привет, Наоко! — приветствовали меня все присутствовавшие в этот момент. И я отвечала им радостной улыбкой и жестом.

Алекс подошел ко мне после разминки.

— Итак, — начал он нерешительно, — пробы в состав олимпийской сборной не за горами. Думаешь, ты готова?

С Алексом мы дружили, и иногда, он относился ко мне как к своей девушке, но я его воспринимала не как друга, а скорее как кузена.

— Если кто и попадет в эту чертову команду, так это я, — ответила я, ухмыляясь, — А ты что думаешь об этом? — добавила я более серьезно.

— Хм…, — он нахмурился, а в моей голове пронеслись мысли сомнения о моей истинной готовности к отбору в команду олимпийцев, а на лице отразилась мимика паники. Алекс расхохотался.

— Ты бы видела свое лицо прямо сейчас. Конечно, я думаю, ты готова.

Я улыбнулась, а затем на всякий случай ударила его по руке.

В тот день я тренировалась до тех пор, пока не заболели все мышцы в моем теле, в том числе и те, о которых я даже не подозревала. Я делала двойное арабское сальто до тех пор, пока не смогла исполнить его с закрытыми глазами. К тому времени уже опустился темный вечер. Джессика подождала, пока я закончу, чтобы закрыть за мной дверь спортзала. Она похлопала меня по плечу.

— Ты отлично выглядела там, Наоко. Ты наша светлая надежда. Я знаю, ты войдешь в олимпийскую сборную.

Чувствуя себя прекрасно, я села в машину и поехала домой. Дорога от дома до спортзала всегда занимала у меня не более семнадцати минут.

Настроение было отличное, ничего не предвещало беды, пока я не повернула в крайний левый ряд автострады. Слишком поздно я заметила перед собой огромный грузовик, едва различимый в ночных тенях. Моя машина врезалась в фуру, стоящую на автостраде, на скорости восемьдесят миль в час. Я не успела даже закричать.

Я проснулась в темноте. В ужасе я пыталась вспомнить последние секунды, того, что могло произойти, чтобы понять, где я сейчас нахожусь. Пытаясь совладать с паникой, я втянула воздух в легкие и медленно выдохнула. В воздухе ощущались запахи латекса и хлорки. Возможно это больница. Почему я в больнице? С этой мыслью в мой разум нахлынули воспоминания о надвигающемся на меня грузовике, приближающемся с каждой миллисекундой. На этом воспоминание закончилось, удар растворился в пустоте. Какая-то бездна в моем сознании, которая поглощала мгновения, как гигантская пасть, стирая историю.

Паника вернулась. Я свесила ноги с больничной койки и попыталась встать. Ноги были слабые и не выдержали вес моего тела. Я упала, как мешок с мукой.

— На помощь! Кто-нибудь, пожалуйста, включите свет! — закричала я в отчаянии.

Кто-то вошел в комнату уверенными шагами, несмотря на темноту. Шаги приблизились, чьи-то руки подхватили меня и посадили на кровать.

— Все в порядке, Наоко. Пожалуйста, садись на кровать, и я все объясню.

— Пожалуйста, включите свет, — попросила я. — Я ничего не вижу.

— Наоко, я доктор Уэйн. Вы в больнице. Свет горит. Причина, по которой вы не можете видеть, заключается в том, что вы получили серьезное повреждение обоих зрительных нервов, что привело к слепоте. Вы попали в крупную аварию на автостраде, там столкнулось восемь машин, есть много погибших, но вам повезло, вы остались живы.

Крик шока сорвался с моих губ. Мои руки, больше не подчинявшиеся мне, потянулись к моему лицу. Мои пальцы нащупали дорожки стежков, пересекающих мою кожу вдоль и поперек лица. Я коснулась своих закрытых век. Они были на месте в нормальном состоянии, за исключением поверхностной царапины на внешнем углу левого века. Я провела пальцами перед глазами и снова открыла их. Темнота вокруг.

— Это временно, да? — спросила я, глядя в ту сторону, откуда, как мне казалось, доносился голос доктора Уэйна.

— Боюсь, что нет.

Он продолжал говорить, объясняя медицинскую причину, по которой мои травмы нельзя было вылечить ни естественным путем, ни хирургическим путем, но я отключилась от его объяснений и начала теряться в своем страхе.

Вскоре приехали мои родители. Мама плакала слезами, отец обнял меня и сказал, что все будет хорошо. В глубине души я знала, что он был неправ. Моя жизнь закончилась.

Я обнаружила, что одиночество мира, окутанного кромешной тьмой, было полным запустением.

Моя семья и друзья пришли поддержать меня. Они держались на расстоянии вытянутой руки, чтобы можно было дотянуться до меня и дотронуться. Все говорили о том, что не сомневаются в моих способностях и упорстве, несмотря на мой новый недуг. Мне было нужно человеческое прикосновение. Я чувствовала себя, как брошенный младенец, нуждающийся в материнской любви.

Голоса донеслись до меня со всей комнаты.

— Следуй за моим голосом, — звали они. Мои попытки научиться ходить в темноте, как у новорожденного жеребенка, были шаткими и редко успешными. В конце концов, в отчаянии, я бросила их, и спряталась в своем коконе темноты, тишины и оцепенения.

Началась моя новая жизнь в коконе, из которого я хотела выбраться, но чаще опускала руки. Иногда я была готова пробовать снова и снова, невзирая на синяки на коленях, на парализующий страх. Когда я совершила свое первое путешествие из спальни через свою квартиру и парадную дверь, ни на что не наткнувшись, Алекс был со мной рядом, чтобы подстраховать и поболеть за меня.

— Давай, только вперед! Теперь ты вернулась на уровень малыша, который начинает учиться ходить — пошутил он.

Я почувствовала улыбку в его тоне, но хотела бы увидеть ее, просто чтобы убедиться, что она искренняя.

Алекс часто приходил. Помимо моих родителей, он был моей самой большой поддержкой. Другие девушки из спортзала прислали мне орхидеи, как мне сказали, они были прекрасны, и открытки, которые я не могла прочитать. Я знала, что их участие было искренним. Большинство из них приходили ко мне хотя бы раз, а некоторые чаще. Но по прошествии некоторого времени визитов становилось все меньше и меньше.

Я больше не была гимнасткой.

Я была никем.

Как я могу определить себя? Слепая, потерявшая форму, я едва могла ходить или выполнять простейшие задачи. И это после того, что у меня был шанс стать олимпийской чемпионкой.

Даже Алекс начал уставать от моего уныния. Романтические чувства, которые он когда-то питал ко мне, размывались, как замок из песка в момент прилива волны и оставалась только жалость. Когда он протягивал руку, чтобы поддержать меня, или направлял мои руки к какому-то предмету, его руки не задерживались. Его прикосновение холодило меня своей нейтральностью. Я не любила Алекса. Я не желала от него романтики, но мне было так одиноко.

К моему удивлению, золотистый ретривер по имени Макс вернул мне искру надежды. Подарок моего отца, Макс был собакой-поводырем, выращенной лучшими дрессировщиками Лос-Анджелеса. Слезы капали из моих бесполезных глаз, когда он впервые лизнул мне руку и потрогал лапой. От него исходила любовь. Макс не видел во мне ничего плохого. Для него я не была обломком когда-то талантливого человека, разбитого у подножия утеса без возможности вернуться наверх. Вместо этого я была любящим родителем, я нуждалась в нем, он дал мне цель.

Когда моя мама описала его, я представила себе рыжевато-коричневый мех, блестящий на солнце и трепещущий на соленом ветру, когда он резвится на пляже. Я решила выйти из своей квартиры, и добраться до моря.

К лету Макс и я работали как единое целое. Мы целыми днями ели спелые ягоды (я) и грызли кости (он) в тени эвкалиптов. Когда солнце садилось, а воздух остывал, мы направлялись к пляжу и проходили несколько миль вдоль пляжа, погружая пальцы ног и лапы в плещущуюся воду.

Несмотря на мой прогресс, я все еще была воплощением неуклюжести. Однажды ночью на пляже мне показалось, что он абсолютно пуст. Мое сердце скучало по тем дням, когда я могла прыгать, кувыркаться и делать другие гимнастические трюки. Я попыталась разбежаться и сделать прыжок в шпагат, но больно приземлилась на кусок стекла и упала на мокрый песок. Макс подбежал ко мне и уткнулся носом в мою ногу.

— Эй, ты в порядке?

Голос был мужским, громким и с нотками беспокойства. Это испугало меня. Я не слышала ни шагов, ни признаков чьего-либо присутствия на пляже.

— Эм, да, я в порядке. Хотя мне не помешала бы помощь. Можешь взглянуть на мою ногу и увидеть, есть ли в ней стекло? Я слепая.

Я ожидала удивления и того тона жалости, который всегда присутствовал в интонациях людей, когда я сообщала о своем недуге. Но он ничего не сказал. Вместо этого я почувствовала, как сильные мозолистые пальцы исследуют мою ногу. От него пахло смесью мускусного одеколона, опилок и пота тяжелого труда.

— В порезе нет стекла, но он довольно глубокий. Ты истекаешь кровью.

Вдруг он поднял меня за подмышки так легко, словно я была куклой, и обнял за плечи. Я поковыляла вперед, упираясь правой ногой, стараясь не обращать внимания на напряженные мышцы его руки, пульсирующие под моей.

— Спасибо, — почти шепотом сказала я, но мой язык споткнулся сам о себя. Он так хорошо пах.

— Пожалуйста, — ответил мой спаситель, и я снова почувствовала улыбку, — Между прочим, я Тайлер.

— Я Наоко. Все еще косноязычна.

— А кто твоя тень? — сначала я не поняла вопроса. Может, он сумасшедший. Но быстро догадалась, кого он имел в виду.

— Это Макс.

Прошло мгновение молчания, мое внимание было поглощено его мужественностью. Наконец ко мне вернулось осознание.

— Куда мы идем? — спросила я.

— У меня есть дом примерно в миле отсюда. Я хочу промыть твой порез, иначе может случиться заражение.

— Ты живешь на берегу? — спросила я, завидуя.

— Это довольно удивительно, — сказал он, смеясь, — Но мне нравиться жить здесь. Особенно по вечерам, сидеть на пляже в одиночестве и наблюдать за волнами.

— Извини, что я нарушила твои планы, — сказала я.

Без лишних слов он просунул левую руку мне под ноги и поднял меня в воздух. Остаток пути Тайлер нес меня на руках, как принцессу. Его дыхание оставалось ровным, как прилив, как будто я вообще ничего не весила. Меня начало клонить в сон от напряженного дня и долгой прогулки, а теперь еще и убаюкивающие широкие шаги Тайлера и звуки шуршащего океана. Я уткнулась лицом в его широкую грудь и заснула.

Меня разбудило ощущение мягкого лежания на кушетке. Я тут же отругала себя за то, что была такой уязвимой с совершенно незнакомым человеком. Но что-то в Тайлере меня успокаивало. Кроме того, к этому моменту я уже привыкла к своей уязвимости.

— Расскажи мне больше о себе, — попросил Тайлер, заметив мое пробуждение.

Я начал свой рассказ о том, как я ослепла. Закончив, я почувствовала, что Тайлер обрабатывает мою рану. Его теплые руки заботились так успокаивающе, что я не чувствовал боли.

Конец ознакомительного фрагмента.