Лишний

Оксана Одрина, 2019

Страх искусней смельчаков, но есть группа молодых людей вместе с практикующим психологом, которые готовы доказать обратное. Они предлагают бедолагам, погрязшим в отчаянии, избавиться от страхов в заброшенной усадьбе – в Запустенье. Старый особняк оживляет любые фобии, поглощает больное сознание, открывает лицо страха и побеждает его. Лёшка панически боится лестниц и собственной жуткой смерти – каждую ночь во снах он погибает, сорвавшись с большой высоты, а приходит в себя на подоконнике распахнутого настежь окна в своей комнате. Больше он не в силах справляться с тревогами, отличать забвение от настоящего, и всё больше теряет связь с разумом. Но он хочет жить, и тут же хватается за предложенную незнакомыми ребятами возможность спастись от себя в недружелюбном доме. Пятеро отправляются в Запустенье, чтобы помочь Лёшке найти лицо его страха, но попадают в смертельную ловушку. Теперь, чтобы вернуться, каждому храбрецу предстоит одолеть не только свой, но и чужой самый безумный страх.

Глава 3. Верить не хотел

Двери лифта лениво закрылись за спиной, и Лёша вырвался из приставучей полутьмы высотки на улицу. Прикрыв глаза и с наслаждением втянув осенний воздух, он всё смаковал теплоту, которая мгновенно проникла в него и согрела и снаружи, и изнутри. Как же хорошо. Почему ему вот так спокойно не может быть всегда. Почему он обычно встревожен и раздражён. Почему?

Отца звал сегодня во сне, о помощи просил: «Папа, помоги. Папа». Глупо как-то. Не нужен был папке никогда. Уйдя из семьи, тот забыл о сыне много лет назад. Ни разу не побеспокоился, что там с ним, как он, кто и зачем. Да и зачем?

Лёша растёр в жар ладони, отгоняя остатки тошного сна. Он тёплый, живой и настоящий, а остальное — обман разума. Всё наладится, он соберётся и больше не потеряется в кошмарах. Сегодня он главный, а пустым полуночным сновидениям его не растоптать.

Просияв беспечной улыбкой, он крутанулся на месте и внезапно налетел на соседа снизу — Андрея Анатольевича, местного дворника. Тот от столкновения с ним отлетел к металлической двери подъезда и, пождав губы и смешно раздув ноздри, запыхтел.

— Извините, — поспешил исправиться Лёша, но поймав на себе гневный взгляд Андрея, попятился. — Я вас просто не заметил.

— Извините? — возмутился Андрей, поправляя прежде ярко-зелёную жилетку.

Засаленная, местами прожжённая, с одной поломанной пуговицей у самого горла, но гордо развевающаяся на ветру, она представилась Лёше, повидавшем многое плащом героя неудачника. Как раз соответствовала Андрею, чего уж скрывать.

— Не заметил? — вспылил Андрей, и тут же пальцами нелепо раздвину сам себе веки. — А ты глаза свои разуй, вот так, попробуй! Уши заткнут наушниками, врубят на полную мощность бесовскую музыку и летят неизвестно куда, неизвестно зачем! Паршивцы!

— Не вам меня жизни учить, Андрей Анатольевич, — прыснул Лёша.

Он брезгливо покосился на кроссовки собеседника с дырявыми носами и оголодавшей подошвой.

— Неужели? — съязвил дворник.

— За последние пять лет я вас трезвым видел раза два, не больше, — насмешливо заметил Лёша. — В бомжа превратились и гордитесь этим. Смотреть противно!

— Чего? — нахмурился он. — Не понял.

— Вы всё услышали, Андрей, — метнул словечком Лёша.

— За собой следи, юнец, — колюче ответил дворник. — Жизнь — штука сложная. Сегодня на вершине — завтра на дне.

— Я на дно уж точно не опущусь, — смело дерзил парень. — Я себя уважаю и…

— И не зарекайся, Алёшенька, — перебил Андрей, лениво потягиваясь и почёсывая затылок. — Ох, не зарекайся. Запустенье рядом с каждым из нас. И с тобой тоже. Остерегайся собственных страхов. Остерегайся лестниц. И про подвал помни.

— Что? — уронил Лёша, а у самого мурашки по спине побежали.

— Подвал жизни ещё никто не отменял, — сумничал Андрей и, ощеряясь, многозначительно развёл руками. — Возьми на карандаш, и не зевай, когда окажешься один на один с дырявым домом.

Внезапно Андрей бросился к крыльцу. Мешковато ссутулившись, он поднял метлу и, пошатываясь, направился в сторону соседней многоэтажки. На прощание он бросил через плечо в сторону Лёши притворно сердитый прищур, но оступился на бордюре, чуть не свалившись на газон. Вовремя поймав равновесие, он отшатнулся и тут же выругался — голодная ещё минуту назад подошва его ботинка навеки покинула хозяина, пропав в мелкой луже позади него. Через секунду он совсем исчез из виду. А Лёша остался в одиночестве.

Этот самый Андрей Анатольевич жил этажом ниже Лёши всё время, что Лёша себя помнил. И, кажется, всегда выглядел одинаково: растрёпанные волосы, вечная небритость, затёртая до дыр одежда и обувь, потрепанная сумка через плечо. Он много курил и постоянно болтался по округе под приличным градусом. Иногда он спал на лавочке у подъезда, случалось и на автобусной остановке или прямо на тротуаре. Даже зимой. И ведь и квартира у него была, и работа, но что-то тянуло бедолагу в пьянство, нищету и запустение. И только всегда новые кожаные перчатки на руках: и зимой, и летом, всегда чёрные. Чем объяснялась эта идеальность среди остальной заброшенности, Лёша не понимал. Как не понимал и последней фразы Андрея. А ещё «Алёшенька».

Озноб пробежал по спине, и Лёша передёрнулся, вспомнив сегодняшний кошмар. Откуда всего лишь дворнику знать об «Алёшеньке» и его страхе перед ступенями?

— Ниоткуда! Полная чушь, — уверял он сам себя. — Просто фразами кидался. Нужно успокоиться и забыть о страхах и…

И тут перед Лёшей неожиданно предстала небольшая лестница, которая вела к остановке. Ступени её давно раскрошились от времени, непогоды и людских похождений. Но лестница эта не будоражила его болезненную панику, нет, скорее, он жалел её. Она была совсем не страшная, а печальная и забытая. Похожи они с Лёшей. Даже глупо, но так и есть. Он такой же вот покинутый и одинокий.

Отец ушёл из семьи, когда Лёше исполнилось семь. Исчез и забыл о сыне. А мальчишка ждал его: совместных прогулок, походов в кино и в парк аттракционов, искренних разговоров, да просто обычного звонка. Маленьким верил, что папа скоро придёт и заберёт с собой. Позже злился на него за равнодушие и ненавидел за безучастие к своей судьбе. Не понимал, почему с ним так, за что, чем заслужил нелюбовь.

Обиды не отпускали так долго, что в пятнадцать, слушая от одноклассников о доверительных отношениях с родителями, Лёша испытывал только одно — отвращение. Тогда же он до безумия жаждал встречи с нерадивым папашей, чтобы высказать всё, что разъедало его изнутри бессонными ночами, а после болело при свете однообразных дней. Но папа за двенадцать лет так ни разу и не появился в жизни взрослеющего сына. А Лёша за это время настолько растворился в неприятии отца, да и себя тоже, что совсем того не замечая, увяз в самосожжении. Ведь мыслями о собственной ненужности, безуспешности и ущербности парень доводил себя до отчаяния. Тогда же начались первые нервные срывы, страхи, мысли о нелепой, жуткой смерти.

С мамой тоже отношения тёплыми не сложились. Лёша не делился с ней переживаниями. Он ни разу так и не решился довериться ей. Просто, потому что не понимал, как именно мама могла разобраться, что в его мальчишечьей душе болело, если сама она внутри девочка? Никак. Вот и сегодня даже в комнату не вошла, хотя слышала ведь, что-то не так с сыном — может, помощь нужна, или он вообще умирает. Нет, «Пока», и все дела. Ну и ладно, ну и не надо, сам справится. Он соберется, сосредоточится, прямо сейчас поднимется вот по этой лестнице и сядет в маршрутку до института.

— Это только лестница, Лёх, — внушал он самому себе, нервно растирая ладони. — Очередная лестница твоей жизни.

— Лёш, подожди, — окликнул его со спины незнакомый и знакомый одновременно голос.

Тут Лёша остановился и потерянно обернулся. Дыхание перехватило, и он запаниковал. У подножия лестницы стояла девушка из его сегодняшнего кошмара — бледное лицо совсем без макияжа, светлые волосы каре, короткая куртка.

Сомнения вмиг победили здравый смысл, и Лёша завертелся в поисках прохожих — возможно, он по-прежнему спал. Только людей вокруг не было. Равновесие подвело, он пошатнулся, и часть ступеней осыпались. Дёрнувшись в сторону, он чуть съехал, но устоял. Крошево цемента поползло под ноги девушки, но она даже и с места не сдвинулась — стояла и смотрела в упор на Лёшу.

— Лёш, помоги, пожалуйста, — на одном дыхании выпалила она.

— Что? — нахмурился он. — Кому?

— Саше, — решительно заявила девушка.

— Я не знаю никакого Сашу…

— Ты его знаешь, — настояла девушка. Она перескочила две ступени и встала ещё ближе к Лёше. — Он почти месяц помогал тебе выходить из Запустенья.

— Откуда? — озадачился Лёша и попятился. — Что за…

— Из Запустенья, — перебила его девушка. — Ты как-то необъяснимо туда попадаешь. Возможно, из-за собственных страхов. Но выйти сам пока не можешь. Вот Саша тебе и помогал.

— Что происходит? Ты кто такая? — возмутился он. — Мы встречались?

Самообладание подвело Лёшу, и, хотя, он снова и снова озирался по сторонам в поисках горожан, оживлённее не становилось. Он растерялся и заметался в недоверии к реальности всего происходящего. Снова сон? Или нет? Да что тут вообще происходит? Ну не мог же целый микрорайон за пару минут взять и обезлюдить в час пик с утра.

— Я — Аня, — представилась девушка.

Не раздумывая, она выхватила из кармана куртки смартфон, где на заставке было фото молодого человека, очень похожего на неё, только старше, и предъявила Лёше:

— Это мой брат — Саша. Ты должен помочь, Лёша. Ты, как мы. Ты Дефект.

Нет, это было уже слишком даже для одержимого тревогами Лёши. Он уткнулся носом в ладони, потом потёр глаза и засопел. Похоже, он и в самом деле сходил с ума. Уже сошёл. Он видел то, чего быть не могло. Похоже, у него опять навязчивое состояние. Или снова нервный срыв. Такое уже бывало, и не раз. Дефект, что за бред. Нет у него никаких дефектов. Он нормальный!

— Тебе лечиться нужно, куколка, — скривился в язвительной улыбке парень. Вышло неправдоподобно — не умел он ехидничать.

Мало того, что он сегодня половину дня мучился от боли в левом плече, так тут не ко времени его назвали бракованным. Или ко времени, и он и в самом деле с изъяном — умом то похоже точно тронулся.

— А ещё лучше бросай курить всякую ерунду, — посоветовал он девчонке, отгоняя прочь мысли о собственном возможном психическом нездоровье. — Смотри, и с головой лучше станет.

— Меня Аня зовут, — спокойно отозвалась девушка. — И я не курю.

— Мне всё равно, — честно признался он, то и дело сжимая в кулак оцепеневшие пальцы повреждённой руки. — Оставь меня в покое, Аня, и иди куда шла.

— Саша помогал тебе, — глядя мимо него, надуто произнесла Аня. — Он считал, что ты Переход.

— Я никого о помощи не просил, Аня, — стараясь говорить дружелюбно, отозвался он.

Понятно же, что пора было менять подход к этой болтовне, возможно, более спокойный тон смягчил бы и собеседницу. И она просто отстала бы, поняв, что обозналась.

— И никогда в ней не нуждался, понимаешь, Аня.

Терпение заканчивалось. Лёша всё сильнее злился на эту самую Аню, что стояла почти напротив него, и на себя, за то, что слушал её и не уходил. Что его держало? Ничего. Тогда, что же он медлил?

— Ну и что ещё за переход? — пожал плечами он. — Что за ерунда? Я даже не знаю, что это. Понятно же, ты ошибочно приняла меня за другого.

— Вот и нет, я ни с кем тебя не перепутала, — возразила Аня, убирая сотовый в карман куртки. — Тебе как раз очень нужна поддержка, чтобы справиться со страхами. А с командой всегда легче через страхи проходить. Сам поймешь позже.

— Серьёзно? — насмешливо выдохнул Лёша. — Твоя помощь мне точно не потребуется.

— Пагубы убьют Сашу! — вдруг воскликнула Аня.

— Меня это не касается, — процедил он, окончательно потеряв терпение и надежду на то, что девушка опомнится и наконец отстанет от него. — Мне нет дела и ни до тебя, и ни до твоего брата. И ни до кого вообще, потому что…

— Касается, Лёша! Ты следующий после Саши будешь! — оборвала его Аня и, скаканув ещё на две ступени вверх, чуть ткнула кулаком ему в грудь.

— Ты сумасшедшая, да? — поднял он на смех Аню, отступая на шаг. — Опомнись! Нет никакого запустенья. Нет никаких пагуб. Нет никаких дефектов.

— Есть! — упорствовала она. — В твоей комнате на окне есть символ Порядка. Посмотри.

— Хватит. Я ухожу, — отрезал он. — На сегодня это уже слишком, ну, правда.

— Ты так не поступишь, — настояла Аня, мгновенно оказавшись перед ним. — Ты должен помочь.

Крошево ступеней, шурша, посыпалось вниз, но она этого, словно не замечала — не оступалась, не скользила, шагала твердо, смело и настойчиво. И взгляд такой же — упрямый и непокорный.

— Помоги, Лёш, прошу!

— Могу. И поступлю, — жёстко заявил он, стараясь смотреть на Аню равнодушно. — И я тебе ничего не должен.

— Значит, Саша ошибся! Никакой ты не Дефект! — враждебно высказалась Аня. — Ты просто трус, Алёшенька! И в следующий раз никто тебя от Пагубы не спасёт! Замёрзнешь, как сегодня, и уже не оттаешь! И так тебе и надо, храбрец недоделанный!

Слова Ани вдруг задели Лёшу так глубоко и больно, что злость, копившаяся весь этот разговор, уже вскипела в груди и всё рвалась наружу. Ему бы накричать на Аню, и на том их знакомство уж точно бы закончилось. Но воспоминания о собственном вое, который он затыкал кулаком в том подъезде из жуткого сна, копошась в прахе, остановили его. Это и есть помешательство на почве нервного срыва, и совсем не тихое. Лёша не такой, он адекватный.

— Уходи! — вздёрнув подбородок, заявил он и двинулся вверх.

— Ты ещё хуже, чем Пагубы! — разозлилась Аня. — Ты не Дефект, ты слабак! И без тебя справлюсь. Сама Сашу найду. Одна. А ты иди домой и спрячься в комнате ото всех, в угол забейся и скули! Так ты и поступаешь, когда накрывают страхи, верно? А они преследуют тебя чаще и чаще. Сопротивляться не пробовал, Алёшенька?

Лёша наигранно, вроде как лениво, обернулся и процедил:

— Что ты знаешь обо мне? Ничего.

— Ты и сам о себе ничего не знаешь. Ты умрёшь, Лёша, очень скоро умрёшь, — продолжала запугивать его Аня. — Ты это чувствуешь. Ты не находишь себе места, так ведь? Потому страхи и не дают тебе покоя. Потому Запустенье тебя и затягивает. Твоё время на исходе. Умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье и…

— Хватит! — вышел из себя он и впечатал ладонью в облезлые поручни. — Я не умру, ясно? Я не умру!

— Мне жаль тебя, — презрительно хмыкнула Аня, глядя мимо него.

Лёша скривился в подобии равнодушной улыбки, ответил:

— А мне тебя нет.

В висках стучала тупая боль. Бросившись к тротуару, он, не оглядываясь, помчался обходной дорогой домой. Спрятал руки в карманы, и сам спрятался. Скрылся от Ани, ото всех и вся, и от себя пытался, но не выходило — вновь предавал себя малодушными мыслями о собственной страшной смерти.

Как влетел в подъезд и поднялся на пятый этаж, Лёша не помнил. В голове туман и мысли о скором уходе. Нервы его натянулись, готовые в любую секунду порваться. Эта всё сумасбродная Аня вывела его из себя, и ни ко времени взбудоражила его и без того недремлющие кошмары. Скоро умрёт, как же! Не дождутся!

Пришёл в себя он только в собственной комнате, когда наступил в лужу у кровати. И как в нём её столько оказалось? Как такое вообще возможно? Носок на правой ноге мгновенно промок, и, вспылив, Лёша заехал кулаком в стену, но тут же заныл от боли в плече. Стянул футболку — сустав по-прежнему припухший и в кровоподтёках.

— Что за дела-то такие, — пробубнил он, натягивая ещё и водолазку с высоким горлом, чтоб уж наверняка мама не заметила его увечья.

Перешагнув лужу, он направился к окну и отдёрнул занавеску. Но потянувшись к чуть приоткрытой створке, чтобы распахнуть её шире, впустить свежий осенний воздух и просушить наконец палас, он внезапно замер на месте. Ведь под пальцами на пластике отделки оказался тот странный знак из его кошмара — не до конца прорисованный чёрный круг. Тут правая рука его сползла с рычажка, так и не повернув его, и съехала на подоконник.

— Ну нет, этого просто не может быть, — уронил он, не веря своим глазам. — Она не знала. Не могла.

Поразило его лишь на минуту, ведь проведя по рисунку пальцем, он не просто не стёр его, но даже не смазал. И вдруг прямо перед ним проявился мрачный холл незнакомого дома, и пахнуло плесенью. Лёшу передёрнуло от отвращения, закружилась голова, испарина проступила на лбу. Переведя дыхание, он упёрся в раму и, сам того не заметив, полностью закрыл странный символ. Ладонь пронзило болью, и Лёша, вскрикнув, сильнее вдавил пятерню в неприметный рисунок. В ту же секунду удушливый воздух целиком заполнил спальню, а Лёшу против воли потащило в знакомый полумрак.

Внезапно из ниоткуда по белому откосу окна поползли трещины. Они разбегались, перебирались на шторы, стены, потолок и плинтуса. И вот уже мокрый ковёр так быстро постарел, что Лёша и ахнуть не успел, как тот расползся на пыльные клочки. Обои на стенах облезли, просалились и местами свисли ободранными кусками. Люстра почернела. Плафоны покрылись пылью и растрескались. Облезлые кольца на цепочках одно за другим обрывались, падали и исчезали среди хлама у кровати. Оголённые провода, искрясь, разрывались на куски. С потолка посыпалась штукатурка, а пол так стремительно дряхлел, что уже пару минут спустя выковырял из глубины себя такие гнилые доски, каких здесь никогда и не было вообще.

Лёша оцепенел. Мир, его личный, скрытый от любопытных глаз мир, рассыпался в прах. Это неправда! Секунда потрясения, и он бросился к выходу. Ухватился за отколотую ручку и толкнул дверь. Она со скрипом распахнулась, слетела с петель и рассыпалась в труху у ног.

Запустенье, вот оно! Мгновенно вспомнилась отважная Аня, что просила о помощи, а он не поверил, разозлился на неё за жестокие слова и на себя за мысли о смерти.

Задыхаясь от пыли, Лёша метнулся на кухню. Но разруха не отставала, захватывала и уничтожала комнату за комнатой. И вот уже и потолок в коридоре обвалился, но парень успел отскочить. А когда добрался до входной двери, задёргал защёлку, пытаясь провернуть почерневший ключ — не выходило. Замочная скважина за пару минут проржавела и намертво зажала его.

— Давай же! Давай! — заклинал он, мотая ручку в стороны. — Ну, давай же!

Вот только чудовищное разорение оказалось настолько стремительным, что добралось до Лёши быстрее, чем он смог спастись. Даже одежда его так быстро истиралась и выцветала, что сомнений больше не осталось — время его на исходе. И тогда, заметавшись в прихожей, так и не открыв дверь ключом, заходясь кашлем от едкой взвеси, что повисла тут мглой, он ударил в замок ногой. Ещё и ещё бил.

— Ты права была, Аня! — прохрипел он, что ещё нашлось сил и дыхания. — Прости меня! Ты во всём была права!

Дверь всё же сдалась под натиском хозяина — была выломана и отброшена на площадку. И Лёша кинулся вперёд, некстати вспомнив последние слова именно Ани: «Умрёшь на одной из своих бесконечных лестниц в Запустенье».

Ну конечно, перед ним оказалась именно лестница. Он дёрнулся назад и даже успел остановиться перед первой ступенью, но не устоял и соскользнул. Уже падая, он ухватился за потёртые поручни — облезлая краска, ржавчина, грязь. Только у него в подъезде перила всегда был в безупречном состоянии. Были…Он отчаялся — вокруг обшарпанные стены.

Секунду спустя разразился треск, грохот, и часть пролёта провалилась в непроглядную тьму. И хотя Лёшу утащило следом, он всё же удержался за остатки перил. Слабея, он всё цеплялся за них, соскальзывал и снова цеплялся, болтаясь над пропастью.

«Мне жаль тебя», — неслись в голове слова Ани. — «Никто не поможет».

Всё правильно, ему не спастись самому. Но кричать и просить о помощи он не стал. И зачем? Сам ведь только что на улице по пути на остановку отказался. Он и в самом деле предчувствовал, что лестницы скоро заберут его жизнь, но всё отмахивался. И даже теперь, продолжая хвататься за обломки поручня, зависнув над бездной, не принимал смерть.

Когда же его пальцы поломало судорогой, тут же ошкурил он старую краску с железяки, сорвался с высоты и навсегда пропал в темноте.

Потом из неоткуда объявилась короткая слепота, в секунду сменившееся беззвучьем с привкусом горечи.

Только ведь не могло же всё это быть правдой. Только верить не хотел.