Жизнь Светланы Кульчицкой в столице. Книга 3. Кровь запятнала листву

Оксана Крапивница Кравченко

Многое забыто в этом мире, но прошлое хранит свои истории, раскрывая их только избранным. Случайно ли они встретились – Поль и Светлана? Или это часть плана, составленного хитроумным дедушкой Кульчицким? Старые Дома это те, в ком течет кровь эльфов? Когда она просыпается, то снятся странные сны.Все совпадения имен случайны.

Первое письмо Генриху

Я откланялась и удалилась к себе. Не многое я узнала, но и это требовалось обдумать. Отец о войне говорил раздраженно, как о досадной помехе, но без опасения. Это значит, ничего не грозит ни столице, ни землям Кульчицких, и неведомые наши противники в масштабах государства, и даже одного советника, опасности не представляют. Газеты пишут о грабежах и разбое на границе, и, видимо, у военных лопнуло терпение, вот и объявили войну… Албании, хм. Где она, эта Албания? Может, и нет опасности для столицы и для Тавриды, а для других — может быть. Из слов отца я поняла, что округ Терещенко граничит с Албанией. А усадьба Генриха совсем близко от Терещенко. Выписывает ли Генрих столичные газеты? А если нет, то когда он сможет узнать про войну? Надо его предупредить.

Я села писать письмо Генриху, сыну нашего управляющего г-на Яцека Зборовски. Отец даровал Генриху дворянство и поместье, и под этим предлогом услал в Тавриду, чтобы остудить кое-чьи горячие головы. Это было лучшее решение из возможных.

С Генрихом и его сестрой Ясей я познакомилась месяц назад, сразу по прибытии в наш столичный особняк. И оба они, брат и сестра, стали моими друзьями и спутниками в знакомстве со столицей. Однако, мне не повезло привлечь внимание г-на Лео, племянника советника Оглы, великосветского повесы с крайне дурной репутацией. В моем присутствии г-н Лео и его прихлебатели держались в пределах вежливости, но моих спутников избрали предметом для дурных шуток, и даже оскорблений. Улучив момент, когда меня не было рядом, «шакалы» г-на Лео зашли слишком далеко, и Генрих ответил. Состоялась дуэль, о которой я узнала лишь на следующее утро. Генрих убил своего противника, но и сам был тяжело ранен. Весь ужас заключался в том, что, бросая вызов дворянину, Генрих становился преступником. От суда его спасло лишь скоропостижно дарованное дворянство, за что я была благодарна своему батюшке, а семья Зборовски его разве что не боготворила.

Прошла уже неделя с того дня, как Генрих уехал в Тавриду. Я получала от него письма, сначала краткое, с сообщением об успешной дороге и благодарностями, а потом длинное, в котором Генрих рассказывал о подаренном поместье. Из письма было заметно, что Генрих, выросший в столице, чувствовал себя неловко, внезапно оказавшись «хозяином земель и стад». Он описывал сельский дом, его скрипучие деревянные полы, чьи жалобы особенно слышны по ночам. И то, что на лист упала капелька воска, сказало мне, что Генрих писал ночью. Он рассказывал о рокоте моря, о том, что работники собирают виноград, и днями еще даже жарко, и о том, что его управляющий задает ему вопросы о хозяйстве, на которые, впрочем, сам же и отвечает, поскольку молодой хозяин еще не понимает в этих делах. Он писал, что женщины называют его «пан Зборовски», и это ему смешно, и немного жутко от своего стремительного взлета, «но я думаю о Вас, паненка Светлана, и ко мне приходит уверенность, что я справлюсь».

Невозможно мне было не ответить ему, оставить его одного бессонными южными ночами. И я села писать, заверяя его, что конечно, он справится, и хозяйство лишь поначалу кажется сложным, но его ум и усердие преодолеют затруднения.

«Милый Генрих! Очень рада, что Вы благополучно добрались, и также рада, что Вам понравилась Ваша усадьба. Я родилась в Тавриде, и эти земли мне близки и дороги. Хорошо, что Вы приехали туда осенью, ибо летом солнце жестоко к приезжим. Сейчас у вас собирают виноград. Тяжелые грозди налиты солнечным соком, которому предстоит стать благородным вином. Как странно! Я знаю, что происходит у вас. А Вы лучше меня знаете, что в столице ночные заморозки выбеливают траву в саду…

…Хочу предупредить Вас, если мое письмо Вы получите ранее столичных газет, что Совет объявил войну Албании, и нам, вероятно, грозит мобилизация. Насколько я помню традиции, то Вы как прямой вассал пана Кульчицкого должны бы явиться к нему «конно и оружно» во главе собственного отряда. Так было сто лет назад во время «войны советников». Не знаю, как будет теперь. Но мне кажется, что пан Кульчицкий на фронт не собирается, предоставляя действовать государственной армии…»