Жанна Ладыжанская и тайна трёх пицц

Оксана Иванова-Неверова (2024)

Пятикласснице Жанне Ладыжанской не позавидуешь. Единственный друг переходит на сторону врага. Тот самый мальчишка влюблён в другую. Идеальная другая намерена превзойти Жанну и в детективных способностях. Как сохранить душевное равновесие, когда одноклассники обвиняют тебя в воровстве, а ты не можешь выдать настоящего виновника? Как успокоить совесть, когда ты вдруг осознаёшь, что не хочешь поступать по-честному? Как справиться с одиночеством, на которое обрекаешь себя сам? Так что же чувствует детектив, который раскрывает преступления, но скрывает преступников?

Глава 3. Преступник упирается

Скользкий тип этот Игорёк Лапшин, скажу я вам.

— Лапшин, — начала я издалека, — где пицца?

— К-какая пицца? — Игорёк вытаращился на меня.

Ну ещё бы! Я и не ждала, что он расколется. Но, когда тебя припирают к стенке, зажимая портфелем в углу коридора, так сразу и не соскочишь.

— Квадратная, Игорёк, — напомнила я. — Такая большая квадратная пицца. Ассорти.

— А-а… — На его щекастом лице отразилось понимание.

— Вкусная была? — Я нанесла решающий удар.

— Н-нет, — промямлил Лапшин. — То есть я не знаю…

Я рассматривала его профессиональным детективным взглядом — искоса, прищурившись. Под этим взглядом Игорёк позеленел и опять пожаловался на живот.

— Не зашла, что ли, пицца? — надавила я.

Игорёк покрутил пальцем у виска, оттолкнул мой рюкзак, протиснулся в класс и сел повторять домашку.

Ладно, решила я. Дожму его морально. Я нарисовала на тетрадном листе вкуснючую пиццу, на которой вместо сосисок красовались знаки вопроса. Эти знаки я положила прямо перед Лапшиным, закрыв разворот учебника. Игорёк моргнул и как-то не по-хорошему сморщился.

— Ты… что?! — прошипел он. — Подозреваешь меня, что ли?!

Догадливый. Я постучала пальцем по картинке и вперила суровый взгляд в Игорька.

— Ну? — подбодрила я.

За спиной фыркнули. Полина-топ изо всех сил старалась не расхохотаться. Предатель Корнеев высунулся из-за её спины и через очочки глянул на пиццу. Токарева же — смотрела исключительно на меня.

— Жанна, — сказала она взрослым голосом. — Не впутывайся. Твой подход травмирует детскую психику.

Игорёк вскинулся, видимо, хотел возмутиться. Но психика вовремя подсказала Лапшичкину, что Полина его выгораживает. Тогда он принял глобально травмированный вид и промямлил:

— Да, Ладыжанская, чего ты пристала?… Сейчас контроша будет, а ты со своей ерундой.

— И то верно, — кивнула Токарева, которую контроша вообще не беспокоила. — Ты, Жанна, занимайся своими делами. А с кражей я разберусь. У меня всё-таки побольше свободного времени, тройки исправлять не надо.

Вот ведь… умеет же! Сразу по всем пунктам проехалась. И умнее она, и беспроблемнее, и разберётся, конечно, лучше всех.

Я так вскипела, что слов не нашла. Значит, теперь у меня не только конкурент есть, но и вражина. Если Токарева, которая всем нравится, будет прохаживаться по моему имиджу, не видать Чумичке лазанки. Ничего, я не отступлю. Просто надо отыскать вора раньше, чем это сделает соперник.

Я отвернулась к окну и стала грызть кончик косы. Я всегда так делаю, когда крепко думаю. Если бы Токарева не вмешалась, я бы Лапшина додавила. А теперь он предупреждён, поди-ка возьми его на испуг. Я обернулась на Игорька, поймала его насторожённый взгляд и угрожающе ткнула пальцем в воздух. Пусть знает, что ему не удалось меня провести.

Это моё выступление наблюдали очочки. И вот они уже присаживаются аккуратно на свободный стул рядом со мной. Ещё и конфету протягивают — хватает же наглости.

— Лапшичкину предложи конфету свою, — буркнула я. — Испортили мне весь план раскрытия!

Толик поёрзал на стуле:

— Жан, может, не надо так уж… напролом переть. Я не… Ты не думай, что я за кого-то или против кого-то, но… Полина всё же права. Беспочвенные обвинения обижают человека…

— Знаешь что, Толик? — не выдержала я. — Теперь я подозреваю, что не Лапшин схомячил пиццу. Я ещё вчера сомневалась, что ему одному это под силу. Понимаешь меня?

Я поиграла бровями, намекая на участие предателя Корнеева в употреблении призовой пиццы.

— Ты Полину-топ для этого поддерживаешь, да? — уточнила я. — Чтобы она тебя прикрыла, когда всё выяснится?

Толик позеленел не хуже Игорька.

— Ну, знаешь, Жанна… Ты совсем уже перегибаешь. Может, и правда не стоит тебе расследованиями заниматься? Так можно окончательно всех друзей потерять.

— Нет у меня друзей, Корнеев, — вздохнула я. — Одна я против всего мира. Терять мне нечего. Купить меня нельзя. Я… вас всех на чистую воду выведу.

Прозвенел звонок на урок, и Толик вернулся к своему Полюсику. С контрольной они расправились быстро, я видела. Тетрадки сдали раньше всех и оставшуюся часть урока потихоньку о чём-то переписывались на черновиках. Полина-топ горячилась, иногда даже шептала что-то. В чём-то она Толика пыталась убедить. Наверное, навязала ему своего подозреваемого. Она-то никому психику не травмирует — всё исподтишка, втихомолочку…

В общем, на контроше не решила я почти ничего. Но разве это имеет значение, когда преступник Лапшин, едва сдал тетрадь, вылетел из класса как подстреленный. Это убедило меня в главном: довела я его или нет, а Лапшичкин причастен.

В раздевалке ко мне Толик подошёл. Вот всегда он первый замиряется. Если бы он не был с детского сада под впечатлением, я бы, наверное, смогла воспринимать его как человека. А тут…

Сами посудите, разве можно серьёзно относиться к мальчишке, который готов от тебя что угодно терпеть?

— Даже не пытайся, — предупредила я Толика. — Сама домой пойду!

И я пошла.

— Вот смотри, — сказала я, — Игорёк Лапшин, чью психику вы так бережёте, что-то знает, это точно.

— С чего ты взяла? — блеснули очочки. Естественно, они тащились за мной, как я и предполагала.

— А с того, что он дёргается! Ты, может, не в курсе, но я Игорька изучила в прошлом году, пока за одной партой с ним сидела. Живот у него за весь год ни разу не болел. И лицо…

Лицо у Игорька круглое, глаза — искренние. Игорёк, в целом, добрый, как телёнок. И такой же понятный.

— Что лицо? — напомнил Корнеев.

— Лицо, Толик, у Игорька не приспособлено к завиранию! И это не я его травмирую, а сам Игорёк так устроен, что стресс лицом выражает. Когда у Лапшина всё в порядке, лицо его отражает счастливое спокойствие. Как будто он маленький панда в кругу маленьких панд.

— А когда не в порядке? — Толик задумался, припоминая.

— Щёки пятнами, уши красные, глаз дёргается… Втыкаешь теперь? Лапшичкин замешан!

— Задёргаешься тут, когда на тебя так наседают, — сказал Толик.

— Ладно, Корнеев, захвати мой рюкзак тогда. Я за ним вечером заскочу. Или в тамбур нам брось, ты же код знаешь.

— Ты не скажешь, куда собралась?

— Нет, — отрезала я. — Ты, Толик, ведёшь двойную игру. Ты определись сначала, кому ты помогаешь, — мне или Полине-топ.

Я развернулась и решительно зашагала в противоположном от дома направлении.

— Жан… — окликнул Толик.

Но я не обернулась. Я поблажек предателям не даю. Тем более Толика я тоже прекрасно изучила. Он скажет, что, конечно, помогает мне. Но… и Полине заодно. Ведь, если рассуждать в рамках дела (а он всегда рассуждает в рамках дела!), мы обе хотим справедливости. А значит, должны объединиться… Буэ!

Я сжала зубы. И поспешила обратно в школу. Проводить опрос свидетелей.