Седьмая

Оксана Гринберга, 2017

Ведьмы не бывают бывшими, особенно когда на их город надвигается беда. Тяжкая, колючая, пугающая своей неопределенностью. Но беда не приходит одна, и вместе с ней приезжает Артем Савицкий – ее первая любовь, единственный человек, которого она подпустила слишком близко, но он предал ее слишком больно. Прошло пять лет, и вот он снова здесь. Лика уверена – по ее душу.Ну что же, здесь не только он! Есть еще и нахальный альфа Серых, вбивший в свою бритую голову, что должен ее защитить. Ну, и соблазнить по ходу дела.

Глава 2

Он поджидал меня во дворе моего же дома. Наверное, дрессированные собачки, что вели меня от самого кладбища, успели доложить своему хозяину, куда я направлюсь. Впрочем, я уже заприметила большой, нахальный джип черного цвета, припаркованный возле железной ограды дома, а затем почувствовала раздражающий меня запах.

Оборотень!..

Новостройка, пять этажей в тихом центре, уютный внутренний дворик, выложенный красно-синими плитами, разноцветная детская площадка. Пожилая нянечка катала на карусельке пухлого малыша в синей кофте, и он заливисто смеялся. Рядом с площадкой, посматривая на малыша, стоял тот самый… начальник мохнатых дебилов, которые даже и не думали таиться, подъезжали и подмигивали мне на светофорах, словно это была какая-то развеселая игра.

А теперь еще и этот, их главарь!

Он — Степан Коршунов, а я — Лика Воронцова, и ему хватило ума в первую же нашу встречу… Вернее, ума ему не хватило, но он все же пошутил, что это судьба и знак.

Он ошибся, это не было ни знаком, ни судьбой!

К тому же та встреча обернулась полнейшей катастрофой. Коротко стриженный, с глазами цвета стали качок, царь и бог качков, чьи мускулы непослушно лезли, пытаясь вырваться на свободу из обхватывающей мощный торс трикотажной поло-рубашки, заехал немцу из Западного Ковена — черт, а ведь это был Третий Берлина! — в челюсть, когда тот, прилично надравшись в ресторане, в очередной раз схватил меня за колено.

Опрометчиво же Стас на встречу с представителями Западного Ковена позвал не только меня, но и альфу Серых, заправляющего в Эн..ске!

Я бы разобралась с немцем и сама, а так… Вышел конфуз и международный скандал, после чего Стас еле-еле всех утихомирил. Немец отбыл в номер зализывать раны, Степан, получивший от меня отворот-поворот, все время косился на француза — Первого Парижа — словно размышлял, не навалять ли еще и этому за компанию.

Впрочем, Пьер, посмеиваясь, заявил мне потом, что давно так не веселился. Сунул свою визитку, наказав звонить в любое время суток.

Как же я ненавижу оборотней!..

Тут он меня заметил. Оторвался от созерцания счастливого малыша — тридцать шесть лет, не женат, детей нет, однажды доложил мне Стас, словно меня это должно было интересовать! — и двинулся в мою сторону. Я же в очередной раз попыталась понять, что именно меня в нем раздражает.

Выходило, весь комплект.

Здоровый, одетый просто и по погоде, не то что я! Симпатичный, но не сказать, что писаный красавец. Подозреваю, женщинам нравятся такие… с квадратными челюстями и решительным взглядом серых глаз, светящихся уверенностью в том, что ему все, все по плечу.

Но не мне.

Суть нашего конфликта заключалась в том, что в моей жизни для него не было места, а он не собирался с этим мириться.

— Ты что-то здесь забыл, пес? — спросила у него с вызовом.

Я не была сволочью, но за последние три месяца с нашей встречи он меня порядком достал.

— Ликусь… — начал Степан.

И голос — уверенный, словно он имеет полное право называть меня так, как звали только бабушка и Артем. Ну еще и Стас. Иногда.

— Какая я тебе Ликуся?!

Темная, дремлющая сила, незаметная для обычного глаза, доселе спокойная и расслабленная, пришла в движение. Покорно льнула к моим рукам, подчиняясь воле ведьмы. И тут же по выложенному прорезиненными плитами дворику пробежал ветер, подхватил травинки, закрутил песок из детской песочницы и смятый чек, брошенный чьей-то небрежной рукой. В распахнутом окне первого этажа протяжно завыла собака. Прыснули в стороны дремавшие на ступеньках второго подъезда коты. Пухлый малыш на карусельках отчаянно зарыдал, и няня подхватила его на руки.

И вот тогда я почувствовала себя последней сволочью.

Черт, я вовсе не хотела пугать ребенка! Наоборот, мне… Мне очень хотелось своего. Давно уже, год, а то и больше.

Утихомирила Силу, успокоилась сама.

— Что тебе надо, Степан? — спросила еще раз у рассматривавшего меня оборотня.

Судя по взгляду, гулявшему по светлому обтягивающему тело трикотажному платью с плиссированной юбкой, — вопрос вышел донельзя глупым. Усмехнулся, затем шагнул ко мне.

— Ликусь, у нас наметился прогресс! Ты помнишь мое имя, и меня это радует.

— Еще один шаг, и я тебя развоплощу! — предупредила его. — Вот тогда посмотрим, насколько тебя это обрадует.

— Московский приезжает, — Степан все же замер в паре шагов от меня. Предусмотрительно! — Ты с ним поосторожнее, а то слухи разные ходят! Власть в Ковене сменилась, а о новой разное говорят…

— Дела Ковена тебя не касаются, пес!

Оборотни не входили в Орден. Они вообще… никуда не входили. Побочный продукт магической эволюции, мифические существа, с которыми ведьмы и колдуны давно и успешно боролись. Чуть было не истребили всех в Средние Века, но оставшимся из волосатой братии хватило ума прекратить войну и заключить перемирье. Лет так пятьсот назад кто-то из продвинутых оборотней, поняв, что дело совсем швах, — Бартоломью Мохнатый или как его там?! — принес клятву на крови. Поклялся в том, что они всегда будут нам верны. Станут покорными слугами и карманными собачками Ордена Древних. За это им сохранили жизнь, и условия той сделки до сих пор никто не отменял.

Мы оба об этом знали.

— Пожалуй, все же касаются, — спокойно произнес Степан. — Это мой город, Ликусь… И я не хочу, чтобы в нем кто-то пострадал.

— Если кто-то и пострадает в твоем городе, — с нажимом сказала ему, — это будешь ты, пес, если не оставишь меня в покое! Последнее китайское предупреждение, Коршунов! Я не хочу тебя больше видеть. Убирайся из моей жизни и собачек своих прихвати! Меня раздражает, что за мной таскается твоя дебильная свора.

— Они будут за тобой присматривать, пока московский не уедет. Мне он не нравится, так что тебе придется потерпеть.

— Ах вот так!

Клянусь, я его прикончу! Вот здесь, на этом самом месте, он даже обернуться не успеет!

Нет, все же не здесь… Здесь вновь заливисто смеется малыш, и утреннее солнце светит совсем по-летнему, отражаясь в пластиковых окнах. Значит, я прикончу его в другой раз. Развоплощу, и Серые лишатся своего альфы. Коршунов станет обычным человеком, и Орден меня оправдает.

Потому что я — ведьма, а он — пес.

Но тогда в город снова вернутся Белые и старые времена, когда Стас злился и даже кого-то развоплотил, потому что они кусали всех без разбора. В Эн..ске не было порядка, пока не явился Степан. Приструнил Белых, и часть их стаи примкнула к Серым. Потом он, по словам Стаса, занялся преступностью в криминальных районах, направив туда свои ночные мохнатые патрули. Жители микрорайонов натерпелись страху, время от времени сталкиваясь с гигантскими волками по ночам, зато хулиганских выходок и ограблений стало куда меньше.

Городское самоуправление Степана тоже любило, жало руку по телевизору и даже назвало заслуженным бизнесменом года за то, что его компания что-то хорошо и быстро построила, после чего ему вручили почетную грамоту с медалью.

Только вот я — не городское самоуправление, и даже не Стас, пребывающий в восторге от своего нового друга.

— Мои дела тебя вообще не касаются, — сказала ему.

— Пес, — подсказал Степан. — Ты забыла добавить «пес».

На миг мне стало стыдно.

— Если бы ты внимательнее выбирала любовников, Ликусь, — добавил он, — этого разговора бы не было.

Все, это выше моих сил!

— Да пошел ты! — Димку с ним обсуждать я не собиралась, так же как и Артема. А больше… Больше никого у меня и не было. — Не суй свой нос в мои дела!

— Хорошо, я пойду. С тобой как всегда приятно поговорить, Ликусь! Ты отличаешься удивительной вежливостью и доброжелательностью.

— Отличаюсь, — огрызнулась, — но исключительно в твоем присутствии! Как тебя вижу, так сразу же начинаю демонстрировать свои лучшие качества.

Кивнул.

— Кстати, тебя там ждут, возле подъезда. Женщина из Пскова. Приехала в Эн..ск, ходила по гадальным салонам. Спрашивала твою бабушку, Ликусь! Там ее и подобрали мои ребята. У нее специфическая проблема, и я привез ее к тебе.

От чужой наглости я потеряла дар речи.

— Ты… Что ты сделал?! Привез ко мне? Погоди, я немного растерялась… Ты — мой сутенер или же антрепренёр?!

— Поговори с ней, Ликусь! Дело какое-то мутное… Что-то не так с ее детьми.

— Черт тебя побери, Коршунов! Ты ведь отлично знаешь, что я вышла из Ордена пять лет назад! Вышла от слова «вообще»! Я давно уже не практикую… У меня, к твоему сведению, свой салон красоты и тренажерный зал. Мы делаем женщинам лица и попы, и ничего больше… Если ей нужно лицо или попу, тогда это ко мне…

— Ликусь, не кипятись! Просто выслушай и попробуй помочь. Я уже сказал ей, что в этом деле нет никаких гарантий.

— Так почему же ты не отвез ее к Стасу? Или к Херберту?.. Они ведь практикуют, в отличие от меня…

— Потому что Стасу и Херберту до тебя далеко. Они это знают, я это знаю. И ты это тоже знаешь.

А ведь он прав! В городе из инициированных… Шестеро Десятых, трое Девятых и всего два Восьмых. Клавдия Николаевна, вторая Седьмая Эн..ска, не в счет: она давно уже в маразме. Еще есть ведьмы и колдуны по области, но никого выше Девятого.

Моя бабушка была очень сильной. Третьей. Но она уже год как умерла.

— Хорошо, — прикусив губу, сказала оборотню.

Степан кивнул, затем почему-то добавил, что отправляется на работу. Его компания опять что-то строила в центре города, большое и стеклянное. Стас мне говорил, но я как-то подзабыла. Да и неинтересно мне вовсе! И вообще, зачем он отчитывается, словно он муж мне какой-то?!

— Мне глубоко наплевать, — сказала вслед удаляющейся мужской фигуре, — куда ты потащишь свою гору мускулов!

Знала, что услышит, но я… Терпеть не могу оборотней!

Вздохнув, отправилась к поджидавшей меня возле подъезда — стеклянный козырек, три ступеньки — женщине в коричневой блузе и длинной темной юбке. Она было двинулась ко мне, но я кивнула в сторону лавочки возле подстриженных по ранней весне кустов сирени.

Мои соглядатаи дожидались на стоянке, нянечка усадила малыша в оранжевую коляску и укатила с ним гулять, так что там нам не помешают.

Не успела.

Дверь моего подъезда распахнулась, и по ступеням сбежала бодренькая старушка с аккуратно уложенными — волосок к волоску! — седыми волосами. Моя соседка по лестничной клетке Варвара Павловна, женщина немыслимой энергии, спешила по своим пенсионерским делам. Мужа она давно похоронила, детей вырастила, и те разлетелись по миру кто куда. Но дети у нее вышли хорошие, заботливые. Купили маме квартиру в элитном доме и подкидывали деньжат до пенсии. Раз в полгода Варвара Павловна отправлялась в зарубежный вояж, навещать своих внуков. Пока же она оставалась дома, мне изрядно перепадало из… неисчерпаемого источника ее любви.

— О, Ликочка! — радостно затараторила соседка, застыв на последней ступеньке. — Доброе утро, мое солнышко! Посмотри, какая чудесная погода! Уже совсем, совсем лето… А почему ты не на работе?..

— И вам доброго, Варвара Петровна! — вздохнула я в ответ на ее цепкий взгляд. — Вот, заехала переодеться. — Дернула себя за светлый подол. — Жарко сегодня, не рассчитала…

Платье я купила месяц назад в Италии. У Димки накопились отгулы на работе, и мы с ним улетели на длинный уикенд в Европу. В Венеции, на балконе нашего номера с видом на весенний канал, обшарпанные дома шестнадцатого столетия и гондольеров в полосатых кофтах, я сказала ему, что хочу ребенка. Мы уже два года вместе и почти десять месяцев живем под одной крышей в моей квартире.

Может, нам уже пора?

Из того уикенда хорошим вышло разве что платье. Весь следующий месяц Димка отравлял мое существование нытьем и причитаниями. «Нам еще рано», «надо подождать» и «я не готов» закончились тем, что пару дней назад я приказала ему собирать вещи и катиться… На выбор — ко всем чертям или же к своей маме.

Знала, что вернется, но не была уверена, что пущу.

— А где же Димочка? — поинтересовалась Варвара Павловна. — Я не видела его машину уже целых два дня. Неужели сломалась? — Глаз-то у нее был цепким. — Ох уж эти новые иномарки!.. Или в командировку уехал?! Он у нас такой солидный мужчина, и работа у него солидная…

Димочка руководил кредитным отделом в одном из скандинавских банков.

— Я его прогнала, — сообщила Варваре Петровне. Замучает ведь расспросами не хуже испанской инквизиции! Поэтому… лучше уж признаться сразу. — Так что он у нас уехал в длительную командировку, из которой вряд ли когда-нибудь вернется.

Соседка помолчала, подумала.

— Ну и правильно! — неожиданно заявила мне. — Давно уже было пора! Не понимаю, как ты его так долго терпела. Не мужчина, а… китайский веник какой-то! Вроде все при нем — и лицо, и фигура, и должность солидная. Весь из себя такой обходительный, вежливый, и метет, и стелет, но все как-то не по-нашенски… — соседка покачала головой. — Не походит он тебе! Другого найдешь, свято место пусто не бывает.

Наверное, на «китайском венике» я изменилась в лице, потому что соседка тут же сменила тему.

— Ликочка, а я на рынок бегу! Тебе помидорчиков принести? Уже польские пошли, свеженькие. Новый урожай…

Наконец, выпроводила Варвару Петровну и вернулась к женщине, терпеливо дожидавшейся меня на скамеечке.

— Вы — Анжелика Воронцова? — спросила она, когда я села рядом.

Женщина выглядела уставшей. Я кивнула, и она полезла в объемную, потертую дерматиновую сумку. У нее тряслись руки, когда она шарила, вылавливая… Достала старый кошелек, половинчатую пачку бумажных носовых платков, затем российский заграничный паспорт.

— Что у вас случилось? — спросила осторожно, думая, как бы ей объяснить, что на меня надежды мало.

Я — не бабушка, принимавшая посетителей до самой смерти. Ей стало плохо с сердцем, и я ее не спасла. Не успела доехать с работы, так же как и «Скорая» из Первой Городской.

— Беда, — отозвалась женщина. — У меня случилась беда.

Я хотела было сказать ей, что ненавижу оборотней… Нет, это к делу не относится! Как и то, что я уже пять лет как вышла из Ордена Древних, чья история насчитывает вот уже тысячу лет. Мы умеем хранить секреты, и обычные люди о нас ничего не знают. Но промолчала, потому что женщина посмотрела убитым взглядом, а затем сунула мне в руки фотографию. На ней — две улыбающиеся мордашки. Близнецы, лет по шестнадцать-семнадцать — хорошие, светлые девчонки, без толстого слоя косметики и надутых губ.

И я вздернула подбородок, закрывая глаза. Приложила ладонь к снимку, сканируя информационные потоки. Сперва меня учила бабушка, а потом Мстислав. Но это было давно, и это было в Москве, когда мы еще с Артемом…

Оказалось, навыки так быстро не теряются и ведьмы не бывают бывшими. От фотографии шло ощутимое тепло.

— Они живы и здоровы, — удивленно сказала я женщине. — Это ваши девочки, я чувствую кровную связь. Дочки. Но… Что с ними не так?

Еще было странное излучение, которое у меня пока что не получалось классифицировать.

— В том-то и дело! Они… Они…

И женщина заплакала.