Сердце моего врага

Оксана Глинина, 2020

Всем сильным мира очень нужна древняя кровь. И пусть, если бы за неё не убивали. Но она вдруг проснулась во мне, и началось… Теперь за мной идут по следу лучшие ищейки императора, а возглавляет их сам Палач – безжалостный и беспощадный верный пёс правителя. Мне пришлось очень хорошо спрятаться, на самом видном месте. Но от Палача нигде не скрыться. Как и от любви, которая настигла нас с ним так не вовремя.

Глава 4

— Как все прошло? — как только увидел меня, Мадхеш отвязал наших лошадей и вскочил в седло.

— Нормально, — пробурчала я. Настроения откровенничать не осталось ни на грош, усилия Элайи не прошли даром. — Теперь можем ехать.

Всю дорогу так и ехали молча, словно ничего знаменательного не произошло. Путь до дома был неблизкий, но когда большую часть пути мы уже проехали и добрались до перепутья, наставник свернул не в ту сторону.

— Ты не туда едешь, — я забеспокоилась и на всякий случай огляделась, пытаясь определить признаки возможной помехи.

— Здесь недалеко есть трактир, — неожиданно весело подмигнул Мадхеш. — Может, выпьем немного эля, отметим твою свободу от обязательств перед кланом.

— Хорошая идея, — мои губы лишь растянулись в подобии улыбки, несмотря на добрые новости — радости не было никакой. — Моро продал Джай, Мадхеш.

— Этого стоило ожидать…, наверное, — задумчиво заметил наставник. — Как-никак, в Моро не течет кровь Грассо. Он делец, а не родич.

Вот уж правда, только от этого не легче. Джай была ещё той мозолью на мягком месте, но… Увижу ли я еще когда-нибудь свою кузину?

Придорожный трактир обнаружился за тёмной дубравой, на месте старой, пришедшей в негодность мельницей, у русла высохшего ручья.

Там, сидя за столом, в шумном, пропахшем дешевым элем, зале старик протянул мне вещевой мешок.

Даже не сразу поняла, зачем он это делает.

— Что это? — наивно спросила Мадхеша. — Неужели ты собрал все мои пожитки?

— Так и есть, — серьезно ответил наставник.

Тут я и вовсе пала духом. Предчувствию Мадхеша не то, что надо доверять, а следовать его подсказкам просто неукоснительно, если хочешь сохранить себе жизнь. А мои пожитки, собранные в один куль, были красноречивее любых намёков.

— Но… бабушка и дом… разве я не могу вернуться.

— Джай, — старик смотрел на меня очень серьезно, в карих глазах с золотистыми искорками, блестела глубокая печаль. — Я научил тебя всему, что знал и умел сам, Гринт тоже вложила в тебя душу, насколько смогла. Пришло время тебе идти своим путем.

— Разве мы не можем пойти вместе? Или я и для тебя бесполезная обуза?! — я посмотрела на него исподлобья. Рубленный его силуэт и темный зал таверны, освещенный лишь тусклым светом маленьких окошек, расплылись в завесе навернувшихся на глаза слёз.

— Не говори ерунды!

Он поставил собственную суму на стол и, выудив оттуда перевязь с метательными ножами, быстрыми движениями пристегнул их к нагрудному ремню под плащом. Впервые за долгое, время, которое я знала своего наставника, невозмутимый и сдержанный Мадхешь боялся.

— Ты была нашим даром! — снова произнес наставник, откупорив принесённую бутыль. — И мы сделали все возможное, чтобы сохранить твою жизнь, обучили всему тому, что знали.

— Мадхеш, скажи честно, — заговорила я дрожащим голосом, грозный взгляд, направленный в сторону старого наставника, вряд ли придавал моим словам веса. — Нам угрожает опасность?

— Хозяин этой забегаловки мой давний должник, — пахучий хмельной напиток полился в оловянные кружки. — Скажешь ему, что ты от Мадхеша-хашмирца, он укроет тебя у себя на несколько дней.

— С чего ты решил, что трактирщик отдаст свой долг? — не унималась я в надежде, что наставник передумает.

— Этот отдаст, — усмехнулся старик. — Ибо боится до дрожи в коленях твоего покорного слуги, а ещё, как любой другой торгаш, он прекрасно понимает, что его самая большая добродетель — это связи.

— Я поверить не могу, что ты меня бросаешь!

— Не бросаю, девочка, — Мадхеш горько смотрел на меня. — Спасаю. Как только могу.

— Но почему? — мое нытье даже мне стало поперек горла, но остаться одной было куда страшнее. — А если они меня найдут, кто прикроет мне спину? Или ты думаешь, твой трактирщик предпочтёт сталь в живот золоту в кошельке?

— Если найдут, — взор наставника сделался острым, словно бритва. — Ты помнишь, чему я тебя учил? Не подведи, Джай, и помни: ты обязана попасть в столицу и найти там Ламара.

Он залпом осушил свою кружку и тихо поставил её на столешницу.

— Что? — это имя я слышала впервые.

— Перед смертью ни напиться, ни надышаться…Ты все запомнила, думаю. А теперь, когда я встану и уйду, не вздумай проводить меня. И не смей смотреть мне вслед, чтобы не испортить дорогу до дома.

Больше я из себя ничего не выдавила, хоть и прекрасно представляла, что это может быть наша последняя встреча. Он оставил несколько монет, встал и ушел. А я осталась сидеть, словно приросла к натёртой завсегдатаями до блеска скамье.

И это все? Вот так закончилась моя «свободная» жизнь? Какие жертвы ещё понадобятся, чтобы я свободно ступила на выбранную мной самой дорогу? И, в конце концов, кто такой этот Ламар?

Трактирщик выслушал меня без излишнего, присущего этому народу, суесловия. Похоже, он и правда вел какие-то дела с Мадхешем-хашмирцем. Хозяин сунул мне ключ в руку со словами: «Вторая дверь направо». И, кивнув в сторону сводчатого прохода между винными стеллажами, продолжил разливать пенный эль по пузатым бутылкам из дубовой бочки на козлах.

Для меня все произошедшее напоминало сон, в котором я застряла, без надежды на пробуждение. Необходимо было разобраться в самой себе, и хорошенько обдумать то, что сейчас произошло. Поэтому я отправилась на поиски заветной «второй двери направо», которой оказался небольшой чулан под лестницей.

Что ж, мне не привыкать к таким условиям. В лагере подготовки клинков спать приходилось стоя под дождём, ловя малейшее колыхание сторожевых нитей на тропках и в ветвях деревьев.

Предусмотрительно запершись изнутри, прилегла на лежак у стенки. Маленькое окно у потолка, выходящее на лес — пролезет только ребёнок. Уже неплохие новости.

Вот она новая жизнь! Только что с ней делать, ума не приложу.

На душе перемешались какая-то детская жалость к себе и тоска по дому. Сколько я так пролежала, пытаясь дыханием удержать рвущиеся наружу стенания, даже не знаю. Глаза сомкнулись лишь тогда, когда щель окна перестала дарить неяркий дневной свет.

Очнулась я от назойливого шума.

Словно почуяв опасность, сознание вытолкнуло меня в реальность. Где-то рядом притаился враг, готовый напасть в любую минуту. Страх не властен надо мной. Пока противник не атаковал, всегда есть возможность нанести упреждающий удар. Прислушалась — вокруг была тишина. Во тьме комнаты различимы лишь мои ладони. Неужели я проспала так долго?

Там, в зале я услышала голоса. Осторожные. Дрожащие. Тот, кто разговаривал, не желал быть услышанным. Трактирщик говорил более громко, он был напуган и расстроен.

Ясно!

Как знала, что этому торгашу доверять не стоит!

Дверную ручку стали дергать снаружи. Я с сожалением посмотрела на единственный путь к отступлению, окошко под потолком: через него не выбраться — слишком маленькое.

Придется, и правда, вспоминать все то, чему учил Мадхеш. Ох, старик, подозреваю, ты все это предвидел, но зачем было так поступать-то, словно это очередная твоя проверка на прочность?

Настороженный стук разрезал тишину.

— Г-госпожа! — за дверью послышался неуверенный голос трактирщика.

Я каким-то образом успела превратиться в госпожу, хотя до этой поры он даже не смотрел на меня.

— Я п-принес вам ужин, — продолжал вещать дрожащим голосом хозяин. — Откройте… дверь.

Вот такая я дура! И дверь открою, и шею подставлю под нож, и в мешок собственную голову сложу.

Долго ждать ответа не стали, и тот, кто пришел по мою душу, не церемонясь, вышиб дверь ногой и… не заметил тонко звякнувшей струны за грохотом топора о дубовые доски.

Дзинь!

Господа все же попали в мою ловушку.

Если бы это были люди Моро, они так глупо не стали действовать, нет. Те ждали бы, сколько потребуется, пока я не покину здание, а потом, сев мне на хвост, догнали на подходе в столицу и убрали с дороги так аккуратно, что я и сама не заметила, как умерла от отравленного эля в какой-нибудь подобной забегаловке. Или свернула шею под подвернувшей ногу лошадью. Кому надо со мною мараться? Нападать и вышибать двери ногами? Люди клана Грассо не действуют так открыто, они незаметны и смертоносны, словно проказа, убивающая жертву очень долго, но действенно.

Два высоких и крепких воина свалились прямо на пол, стянутые по рукам и ногам затянувшимися петлями стальной паутины. Третьим стал сам трактирщик. Пока здоровяки пытались выпутаться из тонких нитей, врезавшиеся в их телеса не хуже лезвий ножей, я взяла торгаша за грудки и подтянула к себе.

— Я… я ни в чем не ви-иноват! — замотал он головой так, что толстые щеки стали болтаться словно желе. — Это все они!

— Кто это? — кивнула в сторону здоровяков, которые перестали дёргаться, понимая, что так быстрее прикончат себя сами. Хоть на это ума хватило.

— Н-не знаю! — в голосе трактирщика послышались рыдания. — Я, правда, не…

Толстяк осел передо мной тяжким кулем.

— Ну что? — посмотрела на здоровяков, поблескивающих на меня в темноте белками глаз. — Сами скажете или вам языки развязать? Да — нет?

— Нет! — крикнул один.

— Нам заплатили! — заверещал второй, к большому огорчению первого. — А кто — не знаем! Сказали доставить девку в порт на рабовладельческое судно, что отплывает в Аргарас.

— Кто нанял? — спросила осипшим от волнения голосом.

— Старик… хашмирец!

Я неслась что есть духу. Могла загнать лошадь насмерть, но уже не думала об этом. Даже обрушившаяся на мою голову, гроза не остановила меня.

Значит, он все просчитал по-своему. Мадхеш — великий интриган! Он знал, что два увальня из таверны мне не навредят, но прекрасно понимал — это меня задержит, если вдруг решу отправиться вслед за наставником.

Вещевой мешок тяжело оттягивал спину назад, такое впечатление, что наставник набросал туда камней, только чтобы создать мне ещё одну помеху.

Дом полыхал. Это было видно еще за версту от городка, в котором мы жили. Оранжевое зарево взвилось в низкие облака погребальным костром. Гроза не смогла его потушить. Я явилась к тому моменту, когда сквозь дыры, образовавшиеся в кровле, стали прорываться огненные языки. Вокруг дома собралось много народу, впопыхах я не обратила на это внимание.

— Эй, куда рвешься?! — крепкая рука меня остановила в тот момент, когда я, спешившись с лошади, устремилась к дому.

— Но это мой дом! — возмутилась я.

— И что? — речь женщины, державшей меня, была с сильным южным акцентом, а на голове у нее красовался интересный платок, украшенный словно монетками. Бабушка, помнится, называла их монистами. Значит, меня за руку держала старая цыганка. — Неужели хочешь умереть раньше времени?

— Но там… были люди! — рыдания сами собой вырвались из груди.

Женщина все же ослабила хватку, воспользовавшись этим моментом, я рванула к маленькому горящему дому. Из длинных теней от деревьев в саду вышли силуэты в, до боли знакомых мне, капюшонах. Я развернулась и, поскальзываясь на мокрой траве, рванула обратно к лошади.

Не добежала я несколько метров. Сильный удар сшиб меня с ног, последнее, что увидела перед глазами — это довольное лицо Гакраса, замахивающегося ногой.

Последняя мысль, посетившая перед беспамятством — это то, что Мадхеш был прав… не стоило идти за ним, но я не могла перерезать нить своего прошлого так легко, оказалось — не могла.

— Ну что? — опять это ненавистное лицо, неужели и после смерти оно будет преследовать меня. — Пришла в себя?

Меня снова ощутимо похлопали по лицу. Нет, рука Крысы не имела жалости — бил он от души. Из носа уже текла кровь, заливая прокопченную дымом рубашку.

— Думала, вот так легко сбежишь от нас? — он достал свой платок и почти заботливо отёр окровавленную губу и саднящую щёку. — Всегда была такой неумехой.

— Поэтому ты избивал меня до полусмерти? — почувствовала, что правый глаз начинает заплывать, а я сама, связанная по рукам и ногам, сижу на стуле.

— Я желал сделать тебя сильной, — усмехнулся Гакрас. — Хотел, чтобы ты сумела достойно ответить.

О, да! Каждый раз, как только я пыталась это сделать, Крыса парировал мой удар, будто бы предугадывая, куда буду бить. С ним невозможно было справиться. Никак.

Потом Мадхеш объяснил, в чём была моя ошибка. Но в тот момент, когда Крыса заставлял с ним драться, сладить с эмоциями я не могла.

— Зачем я тебе? — стараясь держать себя в руках, задала единственно важный вопрос. — Я ведь больше не член клана, или тебя бесит то, что я ушла из клана недостаточно тобою покалеченной.

— Видишь ли, моя дорогая, — заговорил мой враг. — Ты никогда не задумывалась над тем, что уж слишком твоя внешность отличается от родовых черт членов нашего клана?

— Нет! Бабушка говорила, что золотистые волосы и зеленые глаза достались мне от матери.

Гакрас расхохотался, да так, что из его рта брызнула слюна. Он утёр рот тыльной стороной перчатки, хищно осклабившись.

— Дорогуша, а ты знаешь, кто твоя мать?

Меня неприятно кольнула мерзкая ирония в его голосе.

— Знаю, — сквозь разбитые губы проговорила я.

Неприятно было осознавать, что я никогда не видела и не знала ее. Она умерла в родах.

— Старуха Гринт кормила тебя баснями, о якобы запретной любви между твоим папашей и аристократочкой, не так ли?

Я молчала, потому что все так и было. Частично.

На самом деле бабушка не рассказывала о невиданной красоте мамы, ограничиваясь просто общими фразами о том, каких кровей она была. Даже имени не называла. Это из общих описаний её черт стало казаться, что женщина, родившая меня на свет, была невиданной принцессой.

— Ты знаешь, твоя мамаша ведь отказалась от тебя, только потому, что Лукас набил ей пузо ублюдком?

Слышать это было отвратно.

Желая поскорее покончить с этим, я устало вздохнула и спросила:

— К чему все это?

— Видишь? — проигнорировав мой вопрос, Гакрас обнажил запястье. Там красовались шрамы в виде двух пересекшихся линий — фамильное клеймо. — Догадалась, значит. Не дура — это хорошо. Так вот с чего ты решила, что можешь вот так вот легко уйти?

— Мой отец…

— Плевать на твоего отца! Ты мечена таким же знаком. Клеймо убийцы есть и у тебя, а значит, ты никогда не очистишься от бремени смерти, она сама тебя найдет и потребует исполнить долг.

— Я… свободна! — его слова вызвали разочарование и чувство обреченности. — Ты не можешь меня принудить совершать то, что мне противно!

— А знаешь, почему до сих пор тебя терпел клан?

— За заслуги бабушки и отца! — упрямо твердила я свою версию, которой всегда утешал наставник.

— Не обольщайся! — Гакрас повернулся к своим подручным, до этого тихо стоявшим позади него. — Вводите!

Через секунду передо мной стояла моя немощная бабушка. С кинжалом у горла. Я попыталась подняться, но удар в лицо заставил меня прекратить сию попытку. Если бы не временное препятствие в виде верёвок — перегрызла бы мерзавцу горло зубами.

— Чего ты хочешь… Гакрас? — это подала голос старушка.

— Ты и сама прекрасно это знаешь, старая ведьма! — рявкнул Крыса. — Если твоя внучка действительно та, о ком я думаю, нас впереди ждет великое могущество!

— Что ты такое говоришь? — она стала слабеть и оседать на пол. — Побойся Великого Кроноса, он не простит тебе твои мысли.

— Не тебе решать, старая ведьма! — Гакрас стянул мои волосы на затылке и прошептал на ухо:

— Если ты не скажешь, как ты это делаешь, я перережу старухе глотку.

— Гакрас, я скажу тебе. — прошептала бабушка. — Только отпусти ее. Она ни в чем не виновата!

— Мне нужно это! — продолжал твердить Крыса, подскочив и схватив старую Гринт за плечо. — Если это правда, и твоя внучка является тем, о ком я думаю. Нас с ней ждёт дли-и-нный путь!

Это уже было слишком. Похоже, у Гакраса совсем крышу снесло. Я избавилась от веревок, стягивавших мои запястья — не самое великое умение, но Мадхеш учил лучше Крысы.

Я бросилась к ослабевшей и упавшей на колени бабушке.

— Куда?! — дернул за растрепанные волосы Гакрас так сильно, что я рухнула прямо на стул, на котором только что сидела связанная. Тот не выдержал и разломался, а обломки впились мне в ребра.

— Гакрас… я все скажу, — бабушка схватилась за руку истязателя, стоя на коленях. — Отпусти, девочку, молю… она ничего не знает.

— Хочешь сказать, что я идиот? — выплюнул свои слова Крыса. — Лукас не был дураком, но кое в чем мне все же признался по старой дружбе. Говори, как пробудить древнюю кровь?

— Я… закрыла пути! — старушка расплакалась. — Еще, когда она была младенцем. Чтобы такие как ты, никогда не смогли добраться до этого…

— Ах ты ведьма! — одним ударом своего кинжала, Гакрас почти снес с плеч голову немощной женщины.

И вот тут, что-то случилось с моим телом. Меня словно разорвало на части немыслимой болью, а потом собрало обратно, но уже в нечто чуждое моему разуму. Внутренности пылали огнём, сперва выворачивающим наизнанку, потом успокаивающим, властным. Руки, плечи, спина — всё это было не моё, как будто не моё. Я ширилась и вытягивалась, всё больше и больше возвышаясь над застывшими на полу людьми.

Последнее, что запомнила — довольное лицо Гакраса. Однако очень скоро он перестал радоваться, и гримаса ужаса на его физиономии навечно отпечаталась у меня в памяти.

Пламя, но не обычное жгучее, а золотистое, дарящее покой, накрыло все, что было вокруг… Оно было везде, и в то же время разрывало меня изнутри. Так много пламени. И так хорошо от того, что его так много…

Меня вынесло из потока беспамятства странное ощущение потери. Я долго что-то или кого-то искала во мгле бесконечной ночи и не могла найти. Но боль во всем теле, в каждой мышце, во всех косточках пригвоздила меня к постели обратно.

— Тихо-тихо, — успокоил странный сиплый голос с южным акцентом. — Лежи еще.

Даже повернуть голову я могла с трудом. Говорившей оказалась та самая цыганка, что не пускала меня к дому накануне…

— Сколько я здесь уже лежу? — от осознания реальности произошедшего и воспоминаний всё тело покрылось холодной липкой испариной. Чадящий запах пожара, и головокружительная высота подо мной подогнали тошнотный комок к горлу.

— С неделю! — перед глазами возникло конопатое веселое лицо с большими карими глазами. — Мы тебя подобрали за городом! Нет, ты шлепнулась перед нашей повозкой прямо с неба! Как яблоко с ветки, шлёп!

— Гвен, не пугай девчонку, — со смехом оборвала цыганка говорливую девушку. — И не тараторь, невозможно уследить за твоими словами.

— Да! — не обращая внимания на слова женщины снова быстро заговорила эта самая конопатая Гвен. — Меня зовут Гвенивера, представляешь? Это всё матушка с её любовью к старинным балладам, от того меня так и назвала, а моего брата зовут Гинго. Ты с ним потом познакомишься. Он руководит нашей труппой. Всем тут заправляет, так-то!

— Что? — за ее мыслями было сложно уследить. — Я не понимаю ничего…

Цыганка расхохоталась.

— Мы — артисты, — спокойно проговорила женщина. — Бродяги дорог. Кочуем из города в город, даем представления, так и живем. Что заработали, то и наше.

— А ты упала на нас с неба, когда мы уже выехали из города, — пояснила Гвен, потом спохватилась. — А, знаешь, в том городе такое натворилось! Представляешь, там такой огромный дракон появился, все в округе пережег! Хорошо, что мы уже выехали оттуда, чудом остались живы! А потом ты упала с неба… Ну чисто ангел, бескрылая меруна… Здорово, что змей тебя не сожрал, жалко было бы, ага!

— Достаточно, Гвен! — оборвала цыганка более настойчиво сильно разговорившуюся девушку.

— Ладно! — та только вздохнула. — Пойду позову Игуми. И расскажу Гинго, что ты очухалась.

Когда девушка вылезла из повозки, запахнув матерчатый полог навеса, женщина обратилась ко мне:

— Ты не беспокойся, — сказала она. — Мы все знаем и понимаем, но никому не расскажем твой секрет.

— А как же люди в городе? — спохватилась я. — Много народу погибло?

— Тоже скажешь! — отмахнулась цыганка. — Расколотила пару башен местной ратуши, подпалила храм, но ему давно пора было — все служки давно утратили всю благообразность. Местный притор, так вообще, пытался выгнать нас из города с первых дней, называя распространителями порока. Уж больно ему наша Игуми не понравилась. Собирал людей и требовал очищения для калеки, мерзавец.

Надо же! А к бабке на чай частенько захаживал, даже зная, представительницей какого ремесла являлась его добрая соседка. Подозреваю, контракты от него поступали регулярно.

— Спасибо! — всё, что я смогла выдавить из себя, потому как совсем обессилела.

— Тот, кто словил дракона — словил удачу за хвост, — улыбнулась женщина и закурила трубку. По кибитке расползся терпкий аромат табака, я даже немного закашлялась. — Скоро привыкнешь.

Она только махнула рукой.

— Оставайся у нас! — после затяжки цыганка выпустила густой клуб сизого дыма. — Гинго может и резкий малый, но неплохой. Мы тебя не обидим.

— Как тебя… зовут? — Меня уже порядком стало клонить в сон. Глаза закрывались, а язык еле ворочался в пересохшем рту.

— Шаваро. А твое имя-то как?

— Джай… мое имя Джай.

— Спи, Джай. Отдых — это то, что нужно даже драконам…