Разбуди меня к августу

Оксана Алексеева, 2021

У меня были деньги, поддержка семьи, ум, внешность и завидное будущее. Что могло пойти не так? Всё. И последствия необратимы, если я не успею до августа.

Два

— А ты неплохо водишь! Уверенно.

Ехали мы уже довольно долго, перетянутая пауза будто расслабляла нервы. Но от неожиданной похвалы у меня сразу руки затряслись. Как если бы я экзамен сдавал, и от вывода инструктора зависело буквально все. Я поднял правую руку и почесал волосы над виском, чтобы скрыть дрожь и заодно стряхнуть ее. Однако ответил предельно спокойно:

— Три года постоянно на колесах, — услышал, как это прозвучало, и зачем-то пояснил: — Не на тех колесах, о которых ты подумала, я про машину.

— Я ни про какие другие и не подумала, а вот теперь начала! Ты все цветное жрешь или только самое вкусное?

— Всякое случалось.

— И сейчас под кайфом? — испугалась она запоздало. — Тогда лучше высади, я жить хочу!

— Нет, я уже давно чист аки младенец.

Она вроде успокоилась и решила сыронизировать:

— Постарел или поумнел?

Не представляю, на кой хер я все это на нее вываливал. Вероятно, уже давно следовало на кого-то вывалить, а тут благодарные уши под рыжими волосами:

— Надоело. В смысле, надоело постоянно быть не собой. В один момент понял, что я уже и не помню, кто я и зачем.

Она рассмеялась беззаботно, как если бы я в какой-то полной ерунде признался:

— Ну, на эти вопросы никто толком ответить не может, даже те, кто наркоты в глаза не видел!

— Допустим, что так, — я задумался. — Но заодно родных и друзей пожалел. Им-то зачем страдать, если мне приспичило пострадать?

— Если бы это работало, то зависимостей не существовало бы вовсе! Ты все придумываешь, Май.

— Что именно придумываю?

— Я же у тебя в голове не была! Но придумываешь какие-то псевдо-отговорки, чтобы случайно глубже не копнуть.

Я немного разочаровался в собеседнице:

— А-а, понял, ты из тех людей, кто начитался популярной психологии и возомнил себя умницей? А на самом деле ничегошеньки не понимаешь?

— Угадал.

Мы ехали по узким улицам неспешно — здесь в дневное время спешить и не получится. Зато разглядывали здания и вывески. Вернее, Октябрина разглядывала и привлекала своими восторгами мое внимание:

— О, ничего себе, ты видел, что этот дом отреставрировали? Красиво! Это какое-то старое строение, ему чуть ли не сотня лет!

— Не видел, — я бросил взгляд на светло-коричневое здание. — Действительно, симпатично.

— И почему сейчас так не строят? — она возмущалась, но тем же восторженным голосом. — Красиво же — эти арки с лепкой, полукруглые окошки, и у каждого дома будто свой характер. А сейчас стекло, стекло и кривые стены! Вон, глянь, впереди торговый центр, ни одной прямой линии!

— Потому что это тоже симпатично, — улыбнулся я. — И через сто лет, когда его отреставрируют, тоже будут восхищаться. В этом и есть смысл — хвалить то, что сделано давно, и ругать все, что сделано сейчас. На этом каждое новое поколение держится.

— О-о, точно! — согласилась Октябрина. — С этой стороны я не думала. И правда, симпатично! Но что ж криво-то так?..

— Ты где-то учишься или работаешь? — я вспомнил, что вообще ничего о ней не успел выяснить.

— Поступила на бухгалтера, родители говорят, что с такой профессией не пропадешь. Но понимаю, что это не мое. А на самом деле я мечтаю стать моделью.

— Ты — моделью? — я безудержно расхохотался.

Она обиделась — насупилась, руки на груди сложила:

— А что такого? Я худая!

Никто не мог бы это оспорить:

— Это да, даже немного слишком. Зато ростом не вышла. Хотя… знаешь, в фотомодели и коротышек берут. А лицо у тебя — как это называют профессионалы? — фактурное? Или наоборот, нефактурное… короче, такое, которое под любой показ подходит.

— Имеешь в виду, что на нем нарисовать можно что угодно?

— Ну, я хотел выразиться мягче. Кстати говоря, у матери есть знакомые из модельных агентств — если хочешь, могу с ней переговорить. Глянут на тебя хотя бы, посоветуют, в какую сторону двигаться. Хоть что-то полезное выйдет из нашего тупого знакомства.

Она глубоко задумалась, но потом неуверенно качнула головой:

— Да нет, не надо, сама попытаюсь.

— Сама? Я не очень в курсе ситуации, но, по-моему, даже банальные модельные курсы денег стоят. И уже твой ремень тонко намекает, что ты вряд ли можешь раскидываться средствами.

— Нет на мне ремня!

— Так и я о том, — мне нравилось, как она эмоционально реагирует на любые повороты беседы.

Октябрина снова подумала перед ответом:

— Все равно пока не надо. Потом, если у меня самой ничего не выйдет и мы будем продолжать дружить.

— А мы уже дружим?

— Почему бы и нет? Вижу, что ты абсолютный потеряшка космического масштаба. А я тебя спасу — считай, тебе достался главный приз в моем лице. Наверное, это подарок за что-то хорошее!

Да, подарок за хорошее, десять из десяти. Если буддисты правы, тогда есть шанс, что в последний раз я делал что-то хорошее в прошлой жизни. Наверное, я в ней был каким-нибудь национальным героем, раз в этой получил буквально все: деньги, смазливое лицо и сессию, сегодня сданную. То есть ко всем остальным дарам, еще и не кретин. И дополнительный подарок в виде смешной рыжухи прилетел, откуда не ждали. Тогда все сходится — подписываюсь под правотой буддистов, эта их реинкарнация стопудово работает…

— Ты о чем опять задумался? Сам за собой не замечаешь, что ведешь себя как будто все еще под колесами? Май, сворачивай к торговому центру — вон там место свободное на парковке.

Повернуть-то я повернул, но решил сразу осадить:

— Если у тебя с собой нет карты, тогда закатай губу. У нас не такая дружба, чтобы я еще тебе что-то покупал. Ну, кроме цистерны воды.

Она отмахнулась и выбежала на улицу, едва автомобиль притормозил. Я вышел следом и направился за ней, торопимый, как будто мы куда-то опаздываем. Октябрина проскакала мимо центрального входа, но я не успел спросить куда — она сама объяснила, в очередной раз обернувшись:

— Там пацаны на гитарах играют! Они прошлым летом тут тусовались — я их помню!

— И че?

— И ниче! — разозлилась она.

Музыканты, тренькающие на гитарах довольно слаженно, свою главную фанатку, по всей видимости, не узнали. Но она положила прибор на общественное мнение и начала тихонько подпевать, когда один из них чистым голосом затянул какую-то старую рок-балладу. На второй же песне девушка беззастенчиво приплясывала. Мне, откровенно говоря, было неловко топтаться здесь, наблюдать за ней и притворяться столбом, чтобы нас в знакомстве никто не заподозрил. Особенно гадостно стало, когда самый молодой пацан со шляпой начал приближаться к зевакам. Октябрина простодушно развела руками — жест, понятный любому продавцу, в переводе на человеческий означающий: «Денег нет, но вы держитесь». Но паренек ей только кивнул с улыбкой — вероятно, она танцами за представление и расплатилась — и шагнул ко мне. Еще и эта глазастая уставилась на меня в ожидании реакции. Я вытянул из джинсов какую-то мелочь — сдачу с воды, рублей двадцать, кинул в шляпу и понадеялся, что на этом позорище окончено.

Октябрина подскочила, как всегда довольная, подхватила меня под локоть и потащила обратно. А может, это она на ЛСД сидит? Ну не объяснить же ее поведение и бесконечный восторг чем-то менее химическим. Я не выдержал:

— Вообще-то, я никогда не даю попрошайкам. Дело не в том, что мне жаль, а в самом принципе. Это как с бездомными собаками, которых нельзя прикармливать.

— Какие же они попрошайки? — заглянула она мне в глаза снизу. — Знаешь, сколько лет надо учиться, чтобы так играть? Это труд — и ты им платишь за труд, а не просто так! Ну, и за удовольствие, конечно.

— Твое удовольствие, — я конкретизировал.

— Пусть мое! А от моего хорошего настроение твое сделается… м-да, максимум средненьким, ибо ты безнадежен. Мог бы и не платить, раз увешался идиотскими принципами! Кто ж знал, что тебя нельзя показывать приличным людям?

Мы снова ехали по центральной улице, а рассматривать здания мне надоело еще до остановки:

— Мы куда двигаемся-то? Или просто будем кататься, пока бензин не закончится? А потом заправимся и продолжим кататься?

— Поехали на мост, — предложила она, пожимая плечами.

— Зачем?

— В жару логично перемещаться к воде.

Мне было все равно, в каком месте продолжать это бессмысленное путешествие.

Железнодорожный мост был большим, с пешеходными дорожками по краям и высоченными металлическими опорами. Припарковаться на берегу пришлось сильно заранее и дальше идти пешком. Вода немного спала — по правому берегу заметна темная полоса предыдущей «ватерлинии», но все равно завораживала. Я ни о чем не думал, просто пялился на мутную гладь сверху. Но, очнувшись и оглядевшись, закричал:

— Октябри… Тьфу, хрен выговоришь! Куда полезла? Стой! — увидел, что она замерла на перилах от моего вопля, и немного успокоился: — Ты случайно не латентная самоубийца?

— С ума сошел? Я собираюсь жить тысячу лет, тупой мальчик с классным именем. А ты?

Я глубоко задумался над таким простым вопросом:

— Не думаю, что проживу именно тысячу. Скорее всего, после пятисот вообще заняться будет нечем.

— Всегда есть чем заняться, идиотина, если не будешь ждать мага, который тебя обязан развлекать. Ползи сюда — здесь безопасно, если сам чудить не начнешь. Можно сидеть, можно висеть, мы с подружками в детстве тут на спор висели — и, как видишь, хотя бы одна из нас эту игру пережила!

Я усмехнулся. Висеть на железяках я не собирался — не до такой степени мне скучно. Но посидеть, свесив ноги, действительно можно. Эта же обезьяна успела исследовать все доступные отвесы, но через пятнадцать минут наконец-то утихомирилась и уселась рядом, тоже вперившись взглядом в воду. Ну, как утихомирилась… ноги ее угомониться не могли, потому розовые носки на щиколотках болтались туда-сюда в каком-то собственном ритме.

— Так что, рыжая модель, — мой голос немного осип после долгого молчания, — так и будем слоняться, пока один не упадет от бессонницы замертво? Или забьем — я отвезу тебя домой и разойдемся? Я тут подумал, что все-таки стоит встретиться с друзьями.

— Не ври, нет у тебя никаких друзей.

— Ты об этом по форме моей челки догадалась?

— Да нет, дедуктивным методом доперла. Человек, у которого есть друг, не бывает таким.

— Каким?

Она оставила вопрос без ответа, зато отколупала что-то от перекладины сбоку и кинула в воду. Надеюсь, ржавчину, а не птичий помет. Но мне захотелось услышать хоть немного больше, и я нажал:

— Вот тут твоя проницательность дала сбой. Хотя о чем это я? Ты же в каждом предположении мажешь на километр. Так вот, друзей у меня немного, это верно, но они есть. И, надеюсь, я для них тоже хороший друг — по крайней мере, уж точно готов прикрыть их задницу в случае беды. А предки мои — вообще шикарные, я их тоже вполне считаю друзьями. Потому если ты придумала, что я страдалец-одиночка, то с чего ты это вообще взяла? Не с себя ли проецируешь?

— Понятно, — она снова легко согласилась. И зачем я ей столько аргументов плел, будто оправдывался? — Но если у тебя все настолько классно, то почему ты не улыбаешься постоянно? Кстати говоря, улыбка у тебя почти такая же отличная, как и имя.

— Не представляю, на чем надо сидеть, чтобы постоянно улыбаться, — заметил я. И зачем-то реально улыбнулся. — Твоя очередь. А у тебя в жизни какие проблемы, что ты вешаешься на всех парней с брендовыми ремнями?

Она свела рыжие брови, но ответила задумчиво:

— А у меня всё не хуже, чем у тебя. Мама, папа, море друзей. Ругаемся с мамой иногда, конечно. Особенно когда я ей говорю, что не хочу быть бухгалтером. Но это так, жизненная суета. Видишь, у нас с тобой жизни очень похожи!

— Ну да, один в один просто, — я снова, уже в который раз, тихо рассмеялся. — Только без бухгалтерии, зато с ремнем. Но если серьезно, почему ты ко мне в парке подошла? Вообще-то, юным девам твоей весовой категории надо от неприятностей прятаться, а не искать их самостоятельно. А вдруг я оказался бы каким-нибудь маньяком? Ладно бы просто насильником, но маньяки бывают разной степени задора.

Она наклонилась ниже, но смотрела мне в глаза, у нее привычка какая-то дурная — подныривать.

— Май, вопрос ведь не в том, почему я на ту лавку села, а в том, почему ты в итоге за мной пошел.

— Да просто ты попала в такой момент, когда пошел бы за кем угодно.

— Вот! Тебе очень повезло, что я не маньячка. Думай в следующий раз!

Мне с ней было развязно и свежо, но больше от той чуши, которую она способна нести перманентно, вообще без передышки. Наверное, мне эта перезагрузка и требовалась? Чтобы просто ни о чем не думать и катать на языке непроходимую чушь. Хочешь жить весело — возьми и веселись, не жди, когда явится кудесник и извне сотворит это чудо. Болтай ногами над водой, тряси головой и смейся по самому пустяковому поводу. Особенно если впереди еще два месяца лета, а ты так и не определился — волонтером устроиться или рвануть с Лешкой на Мадейру. До полного просветления я еще не дозрел, но одной ногой подмахивать уже начал.

И именно это движение заставило Октябрину признаться:

— А ты, оказывается, неплохой парень. Я только что это разглядела.

На такой тон можно отвечать только такой же искренностью:

— Неправда, Октябрина. Я — классический мудак.

— Это вижу. Но хорош хотя бы тем, что это понимаешь.

— То есть признание вины снимает саму вину?

Она зависла над вопросом. А ведь это был самый серьезный, самый важный вопрос, на который я хотел бы получить ответ.

— Не знаю, — произнесла наконец. — Возможно, частично и снимает. Ну как можно казнить человека, который сам падает на колени и подставляет голову? У меня бы топор не поднялся.

У меня, наверное, тоже. Хладнокровия бы не хватило, жестокости или силы воли. Эх, не быть нам с моей новой знакомой палачами. Не всем дано. Зато половина из нас рискует стать бухгалтерами, а половина — моделями. Потом разберемся, кому какая доля выпадет, лишь бы не мне — бухгалтерия.

Звонил Лешка, но я скинул. Пока не придумал, какие каникулы ему предложить, разговаривать с боевым товарищем можно лишь имея боевой план. И пропустил наступление вечера. Заметил только, что сам продрог, тогда и глянул на Октябрину — она, оказывается, свою куртешку снова натянула и не забыла застегнуть. Это что же, мы тут несколько часов уже торчим? А где эти часы? Хотя насрать. Подобное про всю жизнь можно сказать: «Офигеть, у меня уже внуки? А куда делись все мои годы? Что-то я их не припомню».

— Пойдем отсюда, — позвал. — Прохладно.

— Ну пойдем! — Она бойко подскочила на ноги и снова раскорячилась на перилах, перелезая на пешеходную дорожку. Помочь, что ли? Да ну — у нее платье-мешок очень смешно от этих маневров задирается. Октябрина сопела: — Немного по набережной пройдемся, а потом еще куда-нибудь поедем. Надоела вода.

— Да как скажешь.

Она выпрямилась по другую сторону, отряхнулась и поддела:

— Фу, какой ты ведомый! Просто бери за поводок и тащи куда пожелаешь.

— А разгадка сей тайны до тошноты проста: мне банально насрать, куда идти.

— Тюлень ты просто!

— Да нет, почему же, я вполне могу взять руководство на себя. Но тебе не понравится. Вернее, понравится, но атмосфера уже хрустнет. Успеем добежать до машины? У меня презервативы в бардачке.

— Май, а ты можешь думать о чем-нибудь, кроме секса?

Я перекинул сначала одну ногу, наклонился и протащил поверху вторую. Сказал:

— Мне двадцать один. О чем мне еще прикажешь думать? О судьбах мира? Хотя на самом деле, я и на сексе не так чтобы очень зациклен. Просто добавляю нашему общению юмора. Давай хоть целоваться начнем — я по химическому составу твоей слюны пойму, подружимся мы с тобой или нет.

— А, поняла! Неосознанно воссоздаешь привычную тебе обстановку тупой пошлятины, чтобы чувствовать себя в своей тарелке? Так расслабься, Майчонок: сегодня, так уж и быть, я веду. Отдавай свой поводок, кобелина, придавленная собственной охренительностью. — Она пошлепала вдоль моста к берегу, продолжая меня хаять: — Вот же теленок свалился! А выглядит-то — такой весь из себя красавчик, покоритель сердец, грустный принц со страшной тайной в загашнике, от которого все девки балдеют, и все такое. Прокололась я с первым впечатлением! Терпеть не могу мужиков, которые ни бэ ни мэ…

— Октябрина, у тебя на ноге синяк. Видела?

— Да помолчи ты уже, мямля! Здесь я решаю, где у кого синяки! Ты ведь отказался от любых решений, так что помалкивай там.

Она шла впереди и бухтела, а я плелся следом и смеялся. Как на поводке, да.