Возможности слов

Оксана Алексеева, 2019

В результате психологической травмы Ксюша приобрела фобию: если рядом оказывается парень, она не может выдавить из себя ни слова. По этой причине она притворяется полностью немой. Единственное, чего она боится, – жалости. Но жалеть ее не собираются, даже наоборот – втягивают в циничную игру.При создании обложки использовано фото с сайта shutterstock.

Глава 4. Скучная

В жизни Кирилла единственным двигателем для любого действия всегда выступала скука. Неподготовленному к таким тонким материям зрителю могло бы показаться, что скука скорее тормозит, чем что-то двигает, но в реальности это совсем не так. По крайней мере, в жизни Кирилла Семеновича Симонова.

Ему вряд ли бы грозило остаться на улице при благосостоянии родителей или без женского внимания, учитывая внешние данные. И это только на первый взгляд кажется преимуществами. К счастью, природная любознательность оживляла изредка в Кирилле интерес к учебе, но это никогда не являлось необходимостью. Как бы ни стрекотала над ухом мать, какую бы кислую мину ни изображал отец, все трое прекрасно понимали, что их осуждение ровным счетом ничем Кириллу не чревато.

После школы он поступил в экономический институт с лучшим другом Вадимом — так, за компанию. Дома сидеть целыми днями попросту скучно. Тогда отец чуть было не воспрянул духом, но Кирилл, едва перейдя на второй курс, просто перестал ходить на учебу. Его любознательность насытилась к тому моменту настолько, что привела к мысли — если он захочет обуздать экономическую науку, то может сделать это и сам, а симпатичных девчонок за период обучения он уже всех перебрал. После этого он рванул в Швецию к Лизавете, потому что обучение профессиональному маркетингу точно не выглядело скучным мероприятием. И с удивлением обнаружил, что там студенты вкалывают похлеще рабов на рудниках. Скука скукой, но он вынужден был признать, что, в отличие от экономики, рекламу не потянет ни самостоятельно, ни под контролем рудниковых надсмотрщиков. Шведское его обучение претендовало на рекорд Гиннеса по самому короткому обучению в истории.

Но не зря было сказано, что главным двигателем для Кирилла оставалась скука. Именно она переместила его в английский Милтон-Кинс, где он проторчал почти два года в то время, пока родители продолжали считать, что он учится в Швеции. На тот момент в нем еще проявлялись отголоски подросткового бунтарства, потому он устроился разнорабочим в хлебную лавку, на зарплату снял комнату в этом же доме — и надо отметить, что именно там он получил самое заметное и комплексное в своей жизни образование: в разговорном английском поднатарел и узнал, как же живется самому обычному пареньку, работающему в самой обычной хлебной лавке. Но через два года и бедная жизнь начала нагонять тоску, потеряв краски новизны. Поэтому причину своей скуки он теперь и не надеялся разыскать только в социальном статусе — оказывается, всем скучно. Просто одному скучно за прилавком, а другому — за рулем Ягуара. А если так, то лучше не беспокоить попусту родителей.

Они же, когда во всех подробностях узнали об эксперименте Кирилла, пришли в настоящий ужас. И даже не потому, что такой опыт посчитали лишним для сына, а по той причине, что он вообще на такой опыт отважился. И это неизбежно приводило их к идее, что такому самодуру завтра может прийти в голову и с Ниагары в бочке прыгнуть, лишь бы скуку разогнать. И принялись баловать своего отпрыска с еще большим усердием, чем раньше. К счастью для них, идея с бочкой ему в голову до сих пор не пришла, да и к своим двадцати шести годам он ничего особенно серьезного так и не натворил — никого не сбил насмерть, сев пьяным за руль, никого не изнасиловал или не запытал до смерти. А этого они оба будто втайне ждали. Но ничего пострашнее двух лет в английской хлебной лавке Кирилл не отчебучил — или родители об этом просто не знали.

Извечная скука — крест любого несчастного, родившегося единственным и обожаемым ребенком в богатой семье — превращала Кирилла в наблюдателя, циничного ученого, анализирующего людей, словно крыс в лаборатории. И ряд научных выводов он уже сделал: все живут по своим правилам и придерживаются ограниченного числа поведенческих моделей, а соответственно, и поступки наблюдаемых объектов становятся предсказуемыми. В этих вопросах Кирилл накопил уже такой запас опыта, что мог бы книги писать. Возможно, когда-нибудь и попробует, а пока… пока это занятие выглядело скучным.

Он общался со многими людьми, но никого, кроме Лизаветы и Вадима, не считал близкими. Потому что только эти двое могли спокойно осудить все его жизненные позиции, не боясь обидеть или натолкнуть на мысль о бочке и Ниагаре. Они были единственными в своем роде, и их модели поведения он не мог безошибочно предсказать, потому само их существование и разгоняло скуку.

Лизавета, о том и не подозревая, привлекла его внимание к Ксюше. Нет, сама Ксюша его не заинтересовала — в постельных утехах предпочтительнее составлять компанию той, которая хотя бы простонать его имя способна в нужный момент. Да и для спора можно было найти более впечатляющую кандидатку. Но реакция Лизаветы, ни с того ни с сего вставшей на ее защиту, озадачила. Конечно, они с Вадимом тут же поспорили на эту девчушку — интересно хотя бы посмотреть на дальнейшие действия Лизаветы. Ведь они не играли с посторонними. На самом деле, они всегда играли только друг с другом — и только в этом был настоящий интерес.

Ксюша не заинтересовала его и после того, как показала зубы. Этого стоило ожидать, если вникнуть в ее психологический портрет. Симпатичная, но имеющая серьезный недостаток, она просто обязана была стать недоверчивой, в нужный момент решительной и даже агрессивной. А иначе бы ее сожрали «добрые люди». Если еще и учесть, что у нее водился парень — красивый, стройненький, черненький, как описала его Лизавета — то Ксюша и не могла быть совсем уж забитой. Очень предсказуемо! Это только в романах несчастная замухрышка из последних силенок наезжает на великосветского красавца, и он после этого вынужден в нее влюбиться. Сработать это может только на страницах книг, потому что в реальной жизни великосветские красавцы обычно не настолько тупы, чтобы не разбираться в людях, поэтому и Кирилла она своим поведением не впечатлила.

Но теперь игра, благодаря вмешательству Лизаветы, становилось интереснее. Кирилл не мог знать, что делает в этом направлении Вадим, но свои ходы продумал наперед. Равновесие доминирующих стратегий, что называется. Плохой парень против хорошего парня. И счет показывает, что девочки предпочитают плохишей. Но когда Лизавета вступила в игру, то Ксюша сразу заиграла новыми оттенками рыжины. Чем сложнее играть — тем интереснее играть.

— Мам, пап, — Кирилл присоединился к завтраку последним. — Утра доброго!

— Здравствуй, сын, — ответил отец, который безуспешно пытался скрыть радость, что чадо уже неделю кряду ежедневно появляется на рабочем месте — так, неровен час, еще и втянется в процесс.

— Кирюшенька! Ты вчера вечером в спортзал ездил или с друзьями встречался? Звонили по поводу твоей машины — сегодня можно забирать! Там царапинка-то была совсем ерунда. Ты после работы сам заедешь или мне водителя отправить? Ладно, водителя пошлю. Погода какая выдалась! Вы только посмотрите — чудеса. Никакой Италии не надо, когда такая погода…

У молодой, красивой и добродушной матери Кирилла был всего лишь один изъян — она просто не умела молчать. Как только открывала рот, из него нескончаемой рекой текли вопросы, ответы на них, предположения, их опровержения, гипотезы и впечатления. Она щебетала, давно уже не ожидая, что ее кто-нибудь слушает. Но иногда она поставленным голосом и выверенной интонацией выделяла те фразы, на которые придется отвечать:

— Кирюш, а не пора ли тебе девушку завести? И сам бы остепенился, и мне бы было с кем поболтать…

Отец только хмыкнул — вряд ли среди живущих в этой звездной системе найдется та, которая смогла бы выдержать все разговоры его болтливой супруги.

— Пора, мам, пора. И лучше — сразу жениться. Жена и дети из меня сразу человека сделают.

— Вот ты издеваешься, а издеваться-то и не стоит! — она забубнила сначала обиженно, но тут же переключилась. — Знаешь, Кирюш, любимая девушка может изменить любого парня, даже тебя! Нет, я не хочу, чтобы ты менялся, но у тебя даже настроение другим станет — вот поверь мне! Хотя с чего бы ты мне верил, ведь молодежь никогда родителей не слушает…

И тому подобное. Если Кирилл хотел поговорить с отцом, то ему в любом случае придется дождаться паузы. И не то чтобы на это была какая-то надежда…

— Я вот тебя, как мать спрошу, как женщина, которая тебя больше всех любит, а ты ответь мне — вот как матери и ответь! Чтобы мне было о чем подумать, пока я тут целый день одна сижу. Правда, сегодня поеду в фонд — там без меня все разваливается. Я у них, вот не поверите, как луч света в темном царстве! Ох, отвлеклась! Я спросить тебя хотела — тебе какие девушки нравятся? Я имею в виду, какая она должна быть, чтобы…

— Немая! — честно ответил Кирилл, а отец хмыкнул снова, подписываясь под каждой буквой. — Мам, ну хватит уже, а?

Мама наконец-то обиделась, а это означало, что у Кирилла есть секунд двадцать, чтобы поговорить с отцом:

— Слушай, пап, у меня идея возникла после вчерашнего разговора с Вильдо. А что если перед следующей коллекцией выпустить что-то типа модного буклета? Там показать, как изменялись фасоны юбок за последние шестьдесят лет. И при этом взять максимально приближенные Вильдовские модели, которые всю бы эту историю отражали?

Отец выронил кофейную ложечку, и та в полной тишине стукнулась о столешницу. Сказать, что он был удивлен внезапным рвением сына к работе — ничего не сказать.

— Мать… — тихо, даже осторожно, проговорил он. — Вызывай экзорциста. С твоим сыном беда.

Кирилл был готов к такой реакции и, конечно, к тому, чтобы теперь непринужденно рассмеяться.

— Да ладно тебе, пап! Вадим мне ничего серьезного не поручает, потому что боится, что я его переплюну, и его тогда с позором вышвырнут, — это была откровенная ложь, но и Семен Иванович это понимал. — Скучно мне. А так хоть чем-то займусь. Шугать дизайнеров с модельками надоело…

Отец спокойно взял ложечку и продолжил размешивать кофе, демонстрируя этим, что полностью пришел в себя:

— Я тебе так скажу, сын, бери — и делай. Сделаешь — принесешь фирме пользу. Не сделаешь… никто и не удивится.

— Тамар Санна, мне тоже кофе, в офис спешу! — крикнул Кирилл в сторону, призывая почти незаметную в этом доме пожилую повариху. И тут же добавил, обращаясь к матери: — Работать буду дома, тут меня ничто не отвлекает. А ты, мам, в фонд. Расскажи там поподробнее, какой у тебя сын замечательный. Обо всем расскажи, луч света в темном царстве.

***

Ксюша к такому повороту не была готова, хоть и ждала подвоха с любой стороны. Вечером ей позвонил Вадим Александрович — по телефону она с ним уже разговаривала, поэтому и сейчас затруднений не испытывала:

— Ксения, вы как после сегодняшнего?

Он имел в виду конфликт с сыном шефа, но Ксюша не собиралась об этом сильно переживать.

— Все нормально, спасибо.

Вадим помолчал немного — неужели он звонил только ради того, чтобы поинтересоваться ее состоянием?

— Кир… он может создавать вам проблемы, но вы не должны принимать это на свой счет. Понимаете? И он неплохой человек, просто слишком импульсивный.

— Я понимаю, Вадим Александрович.

— Если вдруг возникнут сложности, то смело обращайтесь ко мне. И можете спокойно противостоять ему — на вашем положении это никак не отразится, обещаю.

Когда Ксюша отключила вызов, то ей захотелось тут же побежать и рассказать об этом всей семье, но она сдержалась — это предложение помощи, такое ни к месту теплое и близкое, делало самого Вадима Александровича тем, о ком не хочется сразу же всем кричать. Он заслуживал ее трепетного уважения все больше и все меньше напоминал того, кто будет глупо шутить, оскорблять… или смеяться после признания в любви. Должно быть, у него есть девушка или даже жена — об этом даже Андрей не знал — и та, наверное, чувствует себя в полной безопасности рядом с таким мужчиной. А если у него нет девушки, что ж, кому-то еще повезет крупнее, чем выиграть в лотерею.

С утра в офисе ее никто не донимал — даже назойливая Елизавета Николаевна. Ксюша делала распечатки буклетов, чтобы к концу дня разослать их по выданным Семеном Ивановичем адресам, когда к ней заглянул Кирилл.

— Привет, рыбонька, — сказал так, словно это было именно самое типичное в сих краях приветствие. — Тебя шеф вызывает. Пойдем.

Связь с шефом она поддерживала почти постоянно по внутренней сети, но в тот момент Ксюша и не подумала, что ее обманывают. Потому остановила принтер и побежала вслед за Кириллом к соседней двери.

— В общем, пап, я собрал все, что понадобится. У Вильдо даже фотографии десятилетней давности завалялись — все пригодится! — парень сразу же начал говорить, создавая у Ксюши ощущение деловой отчетности. — Файлы нужные перекинул, там еще разобраться нужно… Только прошу, Лизавете пока ничего не говори — дай время хотя бы макет подготовить, чтобы показать уже какой-то результат.

— Сын, не доводи до инфаркта. В тебя бесы вселились? — отреагировал отец максимально честно. — Так ты дома будешь делать?

— Ага, — Кирилл зачем-то тут же повернулся к Ксюше, которая никак не могла определиться с собственной ролью. — С твоей ассистенткой, как ты и предложил. Обещаю, верну живой и невредимой!

Он тут же ухватил опешившую Ксюшу за руку и потащил из кабинета. Она могла расслышать, как Семен Иванович кричит им что-то вслед, останавливает, но старик с тростью догнать их был не в состоянии. А Кирилл все тащил и тащил ее, подгоняя:

— Не буксуй, рыбёшенька, не буксуй! А то он мне еще сто заданий успеет накидать — вконец папуля озверел!

Ксюша уже в лифте смогла выдернуть ладонь из его хватки. Ситуация, с одной стороны, ей была ясна — Кириллу отец поручил какое-то задание, а ее снарядил в помощницы нерадивому дебилоиду. И если самому захватчику она не может вслух возразить, то собирается, сразу после того как лифт остановится, вернуться назад и хотя бы расспросить у непосредственного начальника о неожиданном расширении круга обязанностей. Но Кирилл, словно уловив ее настрой, вдруг сложил молитвенно руки:

— Ксюш, душа моя, не подставляй. Он считает тебя самой покладистой из всех сотрудников, и если даже ты откажешься со мной работать… После этого он меня уж точно вышвырнет отсюда за ненадобностью.

Это было бы самым логичным решением, но раз сам Семен Иванович сделал ставку на то, что она способна помочь Кириллу, то с ее стороны стоит хотя бы попытаться.

До дома их вез водитель начальника, который явно ожидал их как раз для этого. Естественно, что у Ксюши и мысли не возникло о том, что ее каким-то образом перехитрили.

Дом ее не впечатлил своими размерами — она и сама жила в подобном. Нет, конечно, не с такой изысканной отделкой и домашней прислугой, но принципиальной разницы она не видела — ни в прислуге, ни в том, чтобы делать из своего богатства предмет кича. Кирилл провел девушку на второй этаж и подтолкнул в совсем небольшой кабинет, совмещенный с другой комнатой — возможно, спальней. Но тут обстановка была деловой: рабочий стол, компьютер, огромный шкаф с книгами. Ксюше не дали возможности оценить собрание сочинений, поэтому она, на миг застыв возле полки, успела уловить только Маркеса, Борхеса, Кафку и Мопассана… И правда, куда Кириллу Семеновичу без Мопассана?

Ее планшет, как и телефон, остались в офисе, но Кирилл, усадив ее за стол, тут же открыл пустой текстовый файл, обозначая этим начало диалога. Однако Ксюше с ним говорить было не о чем. Поначалу…

Но уже через час она и забыла, что совершенно не собиралась здесь оказаться. Кирилл словно сбросил маску цинизма или, наоборот, нацепил маску приятного парня. Оказалось, он уже успел продумать всю идею или Семен Иванович его так подробно ввел в курс дела, но само задание оказалось увлекательным — они пересмотрели сотни фотографий, сопоставляя их с новыми моделями. И хоть этой работе конца-края не было видно, но в результате выстраивалась многоуровневая реклама, работающая на ассоциативности восприятия и создающая итоговое впечатление, что Вильдо умудрился охватить целую эпоху, но притом не вышел за рамки современности. Это впечатляло даже Ксюшу — полного профана в мире моды, так что и на любого другого обывателя подействует. Как воспримут такой подход профессионалы сможет оценить уже Елизавета Николаевна, когда они закончат.

Общая концепция была готова через пару часов. На то, чтобы довести ее до ума, уйдет пара дней. Но Ксюша, если ее вновь попросят присоединиться, сопротивляться не станет, ведь успела узнать, что работать с Кириллом вполне себе способна.

«Вы зря пропускаете 70-е! Потом заполним этот пробел!» — напечатала она, в очередной раз открыв текстовый документ.

— Давай уже на ты, прошу! — Кирилл ответил вслух. — Я тебе не начальник!

«Хорошо:)»

— Могла бы и сама улыбнуться! Та-ак, у нас несколько пропущенных периодов, но тут еще надо с Вильдо посоветоваться… — он задумался. — Или нет. Вильдо тоже лучше показать, что мы выбрали, а не две сотни фотографий… Давай, я за чаем схожу, а то голова уже кипит. И потом еще разок просмотрим.

Ксюша кивнула и тут же снова зарылась в стопку отложенных изображений. Семидесятые требовали особой тщательности, потому что с ними параллели проводились самые ощутимые. Когда Кирилл вернулся и поставил поднос с чашками на стол, она протянула ему одну из фотографий.

— Да, я на нее тоже смотрел. Но этот цвет, — он вдруг задрал руки вверх и заверещал: — Вы насилуете мою эстетику! В природе не может быть настолько омерзительно голубого! Из моих глаз фонтанами хлещет кровь, и все равно я продолжаю видеть эту голубую мерзость!

Она, безошибочно узнав главного дизайнера «Нефертити», не выдержала и бесшумно рассмеялась.

***

Начало положено. Ксюшу он обложил по всем фронтам, теперь никуда не денется. Сбил с толку, чтобы она запуталась в собственном восприятии, в отношении к нему. Можно начинать действовать. Она, конечно, оттолкнет, может быть, даже ударит. А Кирилл извинится, он будет жалеть так, что она поверит — это был порыв, который больше никогда не повторится. Если эту девчонку кто-то и заставит отвлечься от ее «стройненького и черненького», то это будет точно не прожженный мачо. Это должен быть импульсивный балбес. Она оттолкнет или ударит, она разозлится, но такого простит и согласится забыть об этом инциденте.

Но процесс будет запущен. Ее мысли так или иначе будут вращаться вокруг этой точки, настраивая на нужный лад. А потом, Кирилл Семенович, приходи и бери тепленькой.

Он словно изумился ее смеху, подошел быстро, схватил за плечи и поцеловал. Ненастойчиво, без ненужных страстей, едва коснулся губами и тут же отстранился — она должна запомнить это как порыв. Ксюша предсказуемо побелела, ее лицо исказилось гримасой непонимания и даже отвращения. Он настолько выбил почву из-под ее ног, что она даже забыла о компьютере, где могла бы словами, а не кулаками высказать свою точку зрения.

Кирилл не думал, что перегнул — все пока шло по его плану.

— Извини… черт… извини! Ксюш… я…

Она замычала — неприятно, страшно. Будто пыталась сказать ему что-то, крикнуть, но, конечно, не могла. Ее глаза наполнились слезами, но она продолжала мычать — громче, страшнее. А потом задышала часто-часто.

— Эй! — Кирилл испугался. А уж когда она начала заваливаться на ослабевших ногах, позеленел хуже нее самой, подхватил, закричал: — Эй, Ксюш, ты чего?

Свой психологический портрет он тоже давно составил — и знал, что по всем объективным характеристикам был сволочью. Но никогда сволочью до такой степени, чтобы кого-то убивать.

— Ксюша! Ксюш! — он тряс ее, заглядывая в закатывающиеся глаза. Сам опустился на пол, чтобы удобнее было держать. — Ксюш, смотри на меня! Скорую вызвать? Посмотри на меня, только не отключайся!

Теперь она дышала усиленно медленно — было похоже, что она регулирует дыхание каким-то внутренним счетом. А это означало, что такие приступы с ней случались и прежде. Он перестал ее звать, давая возможность самой сосредоточиться, но когда она смогла посмотреть на него сфокусированным взглядом, облегченно выдохнул и неконтролируемо прижал к себе.

— Ты в порядке? Слава богу… слава богу…

Ему в тот момент было плевать, что она может хорошо слышать, как бьется его перепуганное сердце. И в тот момент, кроме «слава богу» никаких слов на ум не приходило. Он даже не мог задуматься, что выиграть этот спор при таком раскладе становится в сто раз сложнее. Нет, сейчас он на самом деле был просто рад, что все обошлось.

Хотя этот день — он не мог этого не признать — нельзя было посчитать скучным.