Проблема выбора. Том II

О.Шеллина (shellina), 2023

Карл Петер Ульрих теперь зовется Петр Федорович и является Великим князем и наследником Российского престола. Вот только это не избавляет его от ежедневных проблем, от решения которых зависит очень многое. И самым главным в этих ситуациях становится выбор правильного решения.

Глава 1

— М-да, красотища-то какая, глаз просто не оторвать, — я натянул поводья, и конь остановился прямо перед крыльцом Большого Меншиковского дворца, ведущего прямо к тяжелым входным дверям. Само здание, состоящие из трех корпусов: центральный был трехэтажный, два других, стоящие по бокам — одноэтажные, пребывало в запущенности, словно в нем не госпиталь был совсем недавно организован, а скотный двор. Зато земли вокруг дворца впечатляли. Как и остатки начатого когда-то разбиваться парка каскадного типа, но, по какой-то причине так и недостроенного, а потом и вовсе заброшенного.

Наверное, когда-то еще при Петре I этот парк производил впечатление, вот только теперь все вокруг заросло, в основном сорняками. Каменные лестницы кое-где покрылись выщерблинами, а в некоторых местах вообще начали разваливаться, и я бы не рискнул по ним пройтись, чтобы не переломать ноги, потому что падение с этих ступеней — это было всего лишь вопросом времени. Но имение все равно впечатляло, прежде всего своими размерами, хотя, чтобы заставить эту землю приносить хоть какой-то доход, необходимо было вложить в нее немало сил и средств, которых у меня пока было довольно ограниченное количество.

Елизавета себе не изменяла и одаривала близких людей ценными подарками по любому поводу, а то и вовсе без оного. Хотя мне доставалось гораздо меньше, чем тому же Разумовскому, но, скорее всего, действовала тетушка так, потому что понимала — мне в один прекрасный день может достаться все — вся Российская империя, а вот ее тайный муж может и в нищету впасть, если сумеет ее пережить. Подарок в виде целой империи, конечно, тот еще, я бы, например, подольше Великим князем пожил в свое удовольствие, но все же эта причина была очень даже понятна в плане некоторого ограничения моих хотелок, кои могли бы возникнуть в ближайшее время, потому что я вроде бы уже совсем здесь освоился. Как воспитательную меру я вполне понимал ограничение доступных мне ресурсов, чтобы в будущем уметь распорядиться тем, что имеется, не слишком рассчитывая на большее. Пока, правда, дополнительного содержания не требовалось, просто не на что было. Единственный раз, когда я попросил конкретные деньги, был еще до поездки в Москву на коронацию, и предназначались они на оборудование стекольной мастерской. Как я позже выяснил, переданные мне деньги Елизавета все же выделила не из моего содержания, а велела оплатить это начинание отдельно, ведь я не только на себя в тот момент тратиться хотел, а на общую перспективу.

Криббе вел всю мою бухгалтерию настолько скрупулезно, что от него даже Бестужев однажды взвыл, когда тот принялся в очередной раз ему отчитываться о тратах. Вообще у Гюнтера был пунктик на этот счет: он страшно боялся, что кто-то заподозрит его в том, что какая-то часть выделенных на мое содержание средств прилипнет к его рукам. Но перегибать, наверное, все же не стоило, потому что полкопейки за пирог, купленный на увеселительной ярмарке, в отчете все посчитали явным перебором, кроме, разве что меня. Я же только похвалил его за такую точность, что позволит в итоге дебет с кредитом свести, а то тут полкопейки, там полкопейки, а копейка, как говорится рубль бережет.

— Я глубоко сомневаюсь, ваше высочества, что выделенных ее величеством средств хватит на то, чтобы даже этот дворец превратить в жилой дом, не то что выполнить ее поручение по созданию в Ораниенбауме цельного ансамбля из различных строений, соединенных парком для прогулок и увеселений, — мрачно заметил, спешившийся со своего коня и вставший рядом Гагарин.

— Не думаю, Сергей Васильевич, что на эти прожекты будут изыматься средства из ежегодного содержания моего двора, — я покачал головой. — И я не понял, что тетушка говорила про какую-то крепость, когда перечисляла возможные построения?

— Потешную крепость хочет для вашего увеселения выстроить, — пожал плечами Гагарин. — Думает, что это доставит удовольствие вашему высочеству, потому что отсутствие оных, очень огорчает ее величество.

— Нет, — я покачал головой и направился к двери, чтобы посмотреть, насколько все печально в самом дворце. — Ломоносов с д,Аламбером закончили свои изыскания, эффект надо сказать превзошел все мои ожидания и я не собираюсь тратить то, что может помочь развить целую отрасль производства, какой еще нет в Российской империи, на какую-то крепость, коя никакого толка не принесет. Что скажете, Яков Яковлевич, — я повернулся к Штелину, шедшему чуть позади меня. — Как вам пришлись те вещи, что делаются в стеклянной мастерской?

— Скажу, что эти ученые мужи действительно справились очень хорошо, — Штелин обернулся вокруг и брезгливо поджал губы. Ну что так кривиться-то, не сею же минуту мы сюда переезжаем. — Особенно на меня впечатление произвело изготовление стекляруса и разноцветных смальт, ваше высочество.

— Да, на меня тоже. Настолько, что я решил большую часть этих поделок пустить на оформление этого дворца. Думаю, если привести его в должный вид, то его одного вполне хватит для нужд Великокняжеского двора. И, упаси Боже, никаких крепостей, особенно потешных. Еще одно здание, максимум два — картинная галерея и библиотека. Ну и кавалеристский корпус, вот это обязательно. И будет на этом. Не вижу пока надобности в чем-то еще, разве что парки облагородить. — Под ногой хрустнула обвалившаяся штукатурка. Нет, здесь не просто ремонт нужно проводить, здесь нужно все перестраивать с нормальной системой отопления, водоснабжения и канализацией. Благо в трубах я разбираюсь, как никто другой в этом мире. — А еще я планирую ту стеклянную мастерскую перенести в Ораниенбаум уже в качестве полноценной мануфактуры, а мастерскую оставить Академии наук, в лице ее членов, которые уже в ней обжились, оснастить ее, чем еще понадобиться, да пущай что-то еще полезное изобретут. д,Аламбер, правда, снова ветром увлекся, но, с другой стороны, и от ветра есть прок, наверное. А вот Ломоносов хочет с металлами поиграться, благо печь плавильная там уже есть. Может и ветер в этом деле подсобит, кто ж его знает? — Я переступил через валяющийся на полу канделябр. Что здесь все-таки произошло? Почему у меня складывается ощущение, что дворец штурмом брали, а потом несколько дней мародерствовали? Ладно, это, наверное, не так уж и важно, все равно все перестраивать. Немного постояв на месте, я двинулся дальше, хотя уже примерно понял, с чем мы будем иметь дело.

Мануфактуру я планирую достаточно большой сделать, настолько, чтобы вокруг нее начал городок образовываться. И вот этот городок-то я и хочу сделать своей этакой мастерской, для внедрения различных новшеств, которые здесь будут обкатываться, доводиться до совершенства, а потом внедряться в массы. Этакий своеобразный промышленный экспериментальный центр и полигон в одном лице. Но это дело будущего, мои хотелки, на которые я планирую заработать как раз-таки производством стекла во всем его разнообразии.

— С чего вы хотите начать восстанавливать дворец, ваше высочество? — Гагарин поколупал стену и отряхнул руки, затянутые в перчатки. Ну, я его понимаю, ему же со мной переезжать придется, а переезд — вот сюда, явно Сергея Васильевича не прельщает.

— С того, что приглашу инженеров и расскажу им свои задумки, — я, прищурившись, осматривал стены: достаточно толстые, чтобы не усиливать и начинать инженерные работы. — Ну что же, мы увидели здесь все, что хотели. Поехали, определим места для строения кавалерийского корпуса и мануфактуры. Все остальное меня пока мало волнует.

Развернувшись, я первым вышел из здания, которому предстояло совсем немного времени простоять в том виде, в котором оно находилось сейчас. Если у меня все получится, то прежним от этого дворца останутся только стены.

Возле крыльца меня ждали Румянцев и Лопухин, которые внутрь дворца не пошли, предпочитая оставаться снаружи, вместе с лошадьми, которых мы оставили их заботам. Иван Лопухин увязался за мной, еще в тот момент, когда я велел седлать коней, чтобы и прогуляться, и посмотреть подаренный мне тетушкой Ораниенбаум после официального объявления меня наследником престола и выпущенного по этому поводу Манифеста. Лопухин, узнав, что Криббе с нами не едет, тут же начал собираться, заявив, что, хотя бы одна шпага в умелых руках, может нам в поездке пригодиться. Своими словами он до глубины души задел Гагарина, и они всю дорогу лишь переругивались, как два кобеля, встретившихся на нейтральной территории, которые решили выяснить, кто же из них главный. Будь рядом Криббе, этих разговоров бы вообще не возникло, потому что Гюнтер был на сегодняшний день единственным моим по-настоящему доверенным лицом, который ко всему прочему прекрасно умел со шпагой обращаться. Но у него сегодня была назначена встреча с Бестужевым, очередной отчет о тратах, и я не стал его напрягать, потому что в эти дни он и так сильно нервничал.

Румянцев же отправился в эту поездку по моему приказу, в качестве наказания за то, что неуважительно отозвался о вице-канцлере в тот момент, когда Бестужев заходил в отведенное мне крыло Зимнего дворца. Приказав Петру меня сопровождать, я тем самым просто убрал этого придурка с глаз долой, чтобы он под горячую руку вице-канцлера не попался. Ну, когда же у него вся эта дурь из башки выветрится? Хотелось бы надеяться, что уже скоро и без особых потрясений.

Петька стоял, держа под уздцы моего коня и хмурился. Ничего, потерпишь без очередного свидания с очередной прелестницей, чей муж уже пересек ту самую границу своего возраста, когда удовлетворить молодую женщину в полной мере уже просто не в силах. Вот чем они думают, когда, разменяв шестой десяток, женятся на девчонках, даже двадцатилетний рубеж не переступивших? Неужели надеются без рогов остаться? Ага, счаз. Без рогов, да, когда на балах вокруг их жен вон такие умельцы, как тот же Румянцев крутятся? Вот, ежели в женских теремах продолжали красавиц прятать, то еще куда ни шло, да и то умудрялись каким-то образом прелюбодействовать, хоть и реже, чем сейчас, что верно, то верно. Это я еще своих молодцов сдерживаю, но не из человеколюбия к рогатым муженькам, а просто потому, что различного рода осложнений не хочу. У меня дел много, а времени не очень, чтобы его терять, с очередным обманутым в лучших чувствах рогоносцем объясняясь.

— Куда дальше едем, ваше высочество? — Румянцев подержал коня, пока я взбирался в седло. Хоть я уже стал довольно неплохим наездником, но легко взлетать в седло у меня пока не получалось.

— Присмотреть место для казарм, конюшен, арсенала и всех других необходимых зданий и построек, где мой полк разместится, — я забрал у него поводья и не спеша тронулся в путь, давая возможность остальным сопровождающим лицам без особых проблем меня догнать.

Полк мне тетушка все же подарила, назначив полковником Кирасирского его императорского высочества Государя Великого Князя Петра Фёдоровича полка. Вот так, не больше, не меньше. При этом полк был отборный и включал в себя пять эскадронов по две роты в каждом. Можно сказать, что это была замена моих, сгинувших где-то в Берлине, оловянных солдатиков. Ну, это Елизавета так думала. А я вот думал совсем по-другому, потому что хотел получить в итоге преданный только мне полк, а то ведь не известно, как оно в жизни может сложиться. Всегда полезно под рукой обученных всякому, и стоящих за тебя горой, офицеров иметь. А обучение будет, и я вместе с ними буду обучаться, это уже даже к бабке не ходи: мне же почти потешный полк подарили, вот я и буду развлекаться, как хочу. Кое-чему мы начали учиться еще при поезде из Москвы обратно в Петербург. И останавливаться на достигнутом я вовсе не собирался.

Подполковником Кирасирского полка, то есть офицером, находящимся непосредственно под моим началом, был назначен Ласси. Какая муха укусила Елизавету, когда она это назначение проводила — история умалчивала, потому что подобного издевательства над одним из немногих действительно хороших генералов совсем уж без причины я пока что представить себе не мог. Точнее, я не мог представить себе, чем Ласси мог провиниться, чтобы его отдали в увеселение наследника, а в том, что настоящий герцог не преминул бы воспользоваться положением и попробовать покомандовать, я был практически уверен.

Вообще, двор должен был вернуться в Петербург в декабре, ближе к Новому году, но я упросил Елизавету отпустить меня в город на Неве, чтобы начать разбираться со своим подарком. К тому же компанию мне составил тот же Ласси, ехавший на фронт, потому что русско-шведская война все еще не закончилась, и я при поездке был под надежной охраной. Так же с нами ехал вице-канцлер, потому что у него дел в столице было невпроворот, и он не хотел терять время, предаваясь увеселениям в Москве. В итоге, Елизавета согласилась отпустить меня от себя, особенно, когда на вопрос, почему я так сильно хочу уехать, вместо того, чтобы предаваться развлечениям, посвященным прошедшей коронации, я ответил, что, во-первых, мне надоело жить в доме, в котором идет ремонт, а в Кремль я не вернусь, даже, если меня за ноги к коню привяжут и потащат через весь город. Во-вторых, вместо увеселений я хочу, как можно скорее начать полноценно обучаться тому, что запланировал для меня Штелин, а великосветские развлечения будут мне в этом мешать. Ну, и, в-третьих, я так стремлюсь уехать, потому что очень хочу посмотреть на своей подарок — Ораниенбаум, и начать в нем восстановительные работы, чтобы уже через год со спокойной душой переехать туда вместе со своим Малым двором, коего у меня сейчас хорошо, если десяток человек наберется, но кто знает, что будет дальше, ведь вполне может так получиться, что я в конце концов начну стеснять вместе со своими людьми любимую тетушку, а ведь еще полк где-то надо размещать, который в срочном порядке получил звание лейб-гвардейского, то есть, мог располагаться в месте пребывания царственной семьи. Доводы были довольно разумны, так что Елизавета, скрипя зубами, согласилась с тем, что это будет весьма правильное решение. А потом еще и порадовалась тому, что у нее такой разумный наследник подрастает.

Отслужив совместную службу, во время которой Елизавета больше смотрела на меня, чтобы вовремя чем-то помочь или подсказать, чем на священника, который и вел службу, она в итоге ни разу не вмешалась, а под конец как обычно разрыдалась, и, обняв, благословила в дорогу.

Во время всего пути я ехал верхом, чтобы учиться на практике нормально держаться в седле, потому что во время пребывания в Москве в этом весьма полезном навыке я так и не преуспел. Мы возвращались в начале июня и лучшего времени, чтобы научиться как следует ездить на лошади, я даже представить себе не мог. Дороги были хорошо укатаны, еще не слишком жарко, да и гнуса пока что не слишком много: ни мы, ни кони особо не страдали, и я даже наслаждался этой поездкой, держась в седле с каждым днем все более и более уверенно, несмотря на то, что не приученные к подобным упражнениям мышцы ног и спины в первые дни немилосердно болели.

Ласси ехал рядом, и к нему все время нашего путешествия из Москвы в Петербург лип Саша Суворов, заглядывая преданно в лицо и прося поделиться воинским опытом. Сначала генерал отнекивался, затем начал понемногу рассказывать про местность, по которой мы проезжали, в красках расписывая, где и какую роту он бы поставил и как бы воспользовался ландшафтом. Мелкий Суворов слушал внимательно, впитывая все сказанное как губка. Иногда мне начинало казаться, что он в чем-то не согласен с прославленным полководцем. Мальчик пытался возразить и даже рот открывал, чтобы высказать свое мнение, но так ни разу ничего не сказал. Я тогда еще подумал, что надо будет поговорить с ним на тему того, что держать при себе свое мнение не очень разумный подход, тем более, что я прекрасно знаю, кем может в будущем стать этот пацан, и, если он начнет совершенствоваться чуть раньше, чем в той другой истории, то кому от этого станет хуже? Уж точно не мне.

— Ваше высочество, Петр Федорович, — ко мне подъехал молодой поручик с залихватски закрученными усами. — Я, кажется, нашел место для построения корпуса. — Оглянувшись и убедившись, что все те, кого я оставил у Большого дворца, меня догнали и теперь ехали чуть позади, я повернулся к поручику.

— Ну, показывай, Василий Макарыч, может, и взаправду место знатное, — и я тронул поводья, направляя коня вслед за поручиком Федотовым, который направился впереди нашего небольшого отряда, показывая дорогу.

Во время поездки из Москвы в Петербург я не только лучше узнал свою свиту, некоторых офицеров своего полка и Ласси, но и обзавелся денщиком, которым стал этот самый Федотов, скачущий сейчас впереди. Он и не стремился занять при мне какое-то место, просто на одном из привалов увидел, что Румберг занят, пытается вычистить подкову у своего коня, который что-то поймал по дороге, а до кузнеца было еще далековато, а Крамер ему помогает, держа весьма норовистого жеребца, чтобы тот сильно не вырывался. Посмотрев на занятых весьма непростым делом, надо сказать, слуг, Федотов подошел ко мне, и молча принялся обихаживать моего коня, а потом так же молча принес горячего взвару, который гвардейцы организовали, воспользовавшись передышкой.

На следующем привале я сам подозвал его к себе, чтобы выяснить, кто этот крендель. Оказалось, что мелкопоместный дворянин откуда-то из-под Новгорода. Просто ему повезло однажды: Елизавета, еще будучи в то время цесаревной, проезжала как-то мимо, и решила ненадолго остановиться в их крохотном поместье. Что было причиной остановки, сам Федотов не знал, просто не интересовался, но высокий, ладный парень, которому нередко самому и топором махать приходилось, чтобы дров нарубить, приглянулся будущей императрице и она забрала его с собой. В Петербурге определила в этот самый полк, который под командованием Антона Брауншвейгского в ту пору был, да и забыла о нем. А парень тем временем сумел до поручика дослужиться и всегда помнил, кто его из родной дыры вытащил, так что его лояльность вопросов не вызывала и при чистке полка, а она была ой какой жесткой, Василий на своем месте остался.

Немного подумав, я назначил его своим денщиком, потому что слуги слугами, а не все я могу тому же Румбергу доверить. Не то, чтобы я Федотову слепо начал верить, вовсе нет, я пока приглядывался, но он определенно меня устраивал, и убирать его с должности или менять на кого-то еще я пока не собирался, да и не было у меня никого на примете.

— Вот, ваше высочество, что скажете? — Федотов остановился посреди большой равнинной местности, я бы даже сказал, посреди луга. Неподалеку текла узкая речушка, скорее даже крупный ручей, а с другой стороны разнося повсюду запах моря, который ни с чем не перепутаешь, шел морской канал, который за каким-то хером был здесь выкопан не кем-то, а тем самым Ганнибалом, прадедом Пушкина. Он впадал в Финский залив, но его предназначения я никогда толком не понимал.

— Да, действительно прекрасное место, — я кивнул головой и повернулся к Гагарину. — Кого ее величество отрядила, чтобы начать здесь строительство?

— Сеньора Растрелли, ваше высочество, — с готовностью ответил Гагарин.

— Н-да, кавалерийский корпус с конюшнями, построенный Растрелли, — я хмыкнул, мне такое в самом странном сне не приснилось бы. — Пускай сеньор приготовит чертежи. Как только я их утвержу, начнем строительство.

— Хорошо, ваше высочество, я передам ваш приказ, — кивнул Гагарин, а я тем временем еще раз осмотрелся и повернул коня в обратную сторону.

— Ну что же, первое впечатление не слишком уж и плачевные, примерный план предстоящих работ я уже себе представил, пора и возвращаться. Место под мануфактуру в другой раз отыщем. — Практически сразу перейдя на рысь, я поскакал по тропе, ведущей к Петергофской дороге, по которой мы приехали сюда из Петербурга. Сегодня у меня еще встреча с Ушаковым, и посещение Петропавловской крепости запланированы. Я там бывал однажды, но наскоком, а сегодня пришла пора более подробно познакомиться с работой Тайной канцелярии, шефом над которой я был назначен отдельным приказом Елизаветы Петровны.