Выкуп за рыжего вождя

О. Генри

О.Генри – выдающийся американский новеллист. Его произведения привлекают читателя блестящим юмором и неожиданной развязкой. О. Генри называют Великим Утешителем – в его произведениях всегда появляется тот, кто готов прийти на помощь отчаявшимся и погибающим, чтобы обеспечить реалистическому рассказу неожиданную развязку. В книгу вошли новые переводы известных рассказов.

Дары волхвов

Один доллар восемьдесят семь центов. И это все. Из них шестьдесят центов монетками по одному. Деньги были по одной-две монетки выторгованы у бакалейщика, и зеленщика, и мясника — и щеки пылали в безмолвном негодовании от такой бережливости. Делла пересчитала три раза. Один доллар восемьдесят семь центов. А завтра Рождество.

Ну что еще тут оставалось, кроме как упасть на дряхленькую кушетку и разрыдаться. Так Делла и поступила. Откуда напрашивается философский вывод, что жизнь состоит из всхлипов, вздохов и улыбок, причем вздохи преобладают.

Пока хозяйка дома постепенно проходит эти стадии, осмотрим дом. Меблированная квартира за восемь долларов в неделю. В обстановке не то что бы вопиющая нищета — но, бесспорно, там слышался ее голос.

Внизу, в передней, находился почтовый ящик, в который не пролезет ни одно письмо, и кнопка электрического звонка, от которой ни одно живое существо не добьется ни звука. К этому всему прилагалась потертая табличка, гласившая: «М-р Джеймс Диллингэм Юнг».

Длина надписи «Диллингэм» словно соответствовала былому благосостоянию владельца, получавшего тридцать долларов в неделю. Теперь, когда расход сократился до двадцати, надпись будто всерьез призадумалась, не сократиться ли и ей до скромного и непритязательного «Д». Но когда бы мистер Джеймс Диллингэм Юнг ни возвращался домой и ни поднимался в свою квартиру, миссис Джеймс Диллингэм Юнг, уже известная вам как Делла, неизменно восклицала: «Джим!» и крепко обнимала его. А это, согласитесь, замечательно.

Делла выплакалась и прошлась по щекам пуховкой. Она стояла у окна и уныло взирала на унылую серую кошку, идущую по серому унылому забору на не менее унылом заднем дворе. Завтра Рождество, а у нее всего один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму. Она как могла выгадывала каждый цент на протяжении многих месяцев — и вот весь результат. На двадцать долларов в неделю далеко не уедешь. Расходы оказались большими, чем она рассчитывала. Так всегда оказывается. И только один доллар восемьдесят семь центов на подарок Джиму. Ее Джиму! А сколько счастливых часов провела она, выдумывая что-нибудь чудесное ему в подарок. Что-нибудь чудесное, и редкое, и эффектное — что-нибудь, хоть немного достойное великой чести принадлежать Джиму.

В простенке между окнами стояло трюмо. Вероятно, вам доводилось видеть трюмо в восьмидолларовых квартирках. Только очень худой и проворный человек может, наблюдая последовательную смену отражений в его створках, составить довольно определенное представление о своей внешности. Делла, будучи хрупкой, овладела этим искусством.

Внезапно она отпрянула от окна и подскочила к зеркалу. Ее глаза лихорадочно блестели, но лицо вмиг побледнело. Резким движением она распустила волосы.

Надо сказать, в семье Джеймс Диллингэм Юнг было два сокровища, которыми оба супруга чрезвычайно дорожили. Одним из них были золотые часы Джима, принадлежавшие еще его деду, а потом отцу. Вторым были волосы Деллы. Живи царица Савская в доме напротив, Делла специально сушила бы волосы у окна, чтобы затмить все драгоценности ее величества. Служи царь Соломон швейцаром и храни он все свои сокровища в подвале этого дома, Джим доставал бы свои часы всякий раз, проходя мимо, просто чтобы увидеть, как тот рвет свою бороду от зависти.

Итак, прекрасные распущенные волосы Деллы заструились и засверкали каштановым каскадом. Они спускались ниже ее колен и почти укутывали Деллу, словно плащ. Но тут же, нервно и порывисто, она принялась подбирать волосы. На секунду застыла, будто колеблясь, и несколько слезинок упало на потертый красный ковер.

Старый коричневый плащ на плечи; старая коричневая шляпка на голову. Шурша юбками и поблескивая не высохшими еще слезами в глазах, она устремилась вниз по лестнице, на улицу.

Табличка, у которой она остановилась, гласила: «Madame Sophronie. Различные изделия из волос». Делла стремглав взлетела на второй этаж и остановилась, с трудом переводя дух. Ее встретила Мадам, тучная неестественно набеленная чопорная женщина.

— Купите мои волосы? — выпалила Делла.

— Я покупаю волосы, — отвечала Мадам. — Снимайте шляпу, посмотрим на ваши волосы.

Каштановый каскад заструился по плечам.

— Двадцать долларов, — констатировала Мадам, привычно взвешивая в руке густую массу.

— Давайте мне их скорее сюда! — сказала Делла.

Следующие два часа пролетели для Деллы на розовых крыльях. И это не просто метафора. Она прочесывала магазины в поисках подарка для Джима.

Наконец она его нашла. Бесспорно, это было предназначено для Джима и никого иного. Ничего подобного не находилось ни в одном магазине, а уж она-то перевернула их все вверх дном. Это была платиновая цепочка для часов, простая и элегантная, ценная своей простотой, а не нарочитым блеском — как и все истинно ценные вещи. Она была достойна часов Джима. Едва Делла увидела ее, как поняла, что эта вещь должна принадлежать Джиму. Они были схожи. Скромное достоинство — вот что отличало обоих. Двадцать один доллар стоила Делле эта цепочка, и она спешила домой с восьмидесятые семью центами в кармане. С такой цепочкой на часах Джим сможет запросто поинтересоваться временем в любом обществе. Ведь, имея часы, он порой поглядывал на них тайком из-за потертого кожаного ремешка, заменявшего ему цепочку.

Однако по возвращении домой взбудораженность Деллы сменилась некоторой осмотрительностью и задумчивостью. Она достала щипцы для завивки, зажгла газ и принялась поправлять урон, нанесенный порывом щедрости вкупе с любовью. Что всегда тяжелейший труд, друзья, — колоссальный труд.

Через сорок минут ее голова покрылась крохотными мелкими кудряшками, которые придали ей вид нерадивого школьника. Она долго и придирчиво осматривала свое отражение.

— Что ж, если Джим не убьет меня сразу, — сказала она себе, — а рассмотрит меня хотя бы секунду, то признает, что я похожа на хористку с Коли-Айленд. Но что, что я могла сделать, если у меня был только один доллар и восемьдесят семь центов?

В семь вечера кофе был сварен, а сковорода на плите ожидала приготовления отбивных.

Джим никогда не опаздывал. Делла зажала цепочку в руке и примостилась на краю стола, прямо возле входной двери. Вскоре она услышала его шаги по лестнице на первом этаже и резко побледнела. У Деллы была привычка тихонько молиться о повседневных пустяках, и теперь она шептала: — Боже, пожалуйста, пусть я ему не разонравлюсь!

Дверь открылась, вошел Джим и закрыл ее за собой. Он выглядел измученным и очень серьезным. Бедняга, ему всего двадцать два — а он уже обременен семьей. Ему давно нужно новое пальто, и перчаток у него нет…

Джим застыл у двери, словно сеттер, учуявший перепела. Его взгляд замер на Делле, в глазах застыло непонятное ей выражение, и это ее пугало. В них не было ни злости, ни ошеломления, ни осуждения, ни страха, ни одного из тех чувств, что она ожидала. Он просто уставился на нее со странным выражением на лице.

Делла отпрянула от стола и кинулась к нему.

— Джим, милый, — воскликнула она, — не смотри на меня так! Да, я обрезала волосы и продала, потому что я не пережила бы, если бы у меня не было для тебя рождественского подарка! Они опять отрастут, это ничего, правда же? Я не могла по-другому. У меня ужасно быстро растут волосы. Ну же, Джим, поздравь меня с Рождеством, и будем счастливы. Ты себе не представляешь, какой чудесный, восхитительный подарок я тебе приготовила!

— Ты обрезала волосы? — спросил Джим напряженно, будто ему стоило колоссальных умственных усилий осознать этот факт.

— Обрезала и продала, — сказала Делла. — Но я ведь по-прежнему нравлюсь тебе, правда? Ведь и без своих кос я остаюсь собой, правда же?

Джим растерянно оглядел комнату.

— Так, говоришь, твоих волос больше нет? — с каким-то тупым упрямством повторил он.

— Не ищи их, — сказала Делла. — Они проданы, говорю же тебе: проданы, их больше нет. Сегодня Сочельник, милый. Будь поласковей со мной, я сделала это ради тебя. Может быть, волосы на моей голове и можно пересчитать, — внезапно она посерьезнела, — но невозможно измерить мою любовь к тебе. Я жарю отбивные, Джим?

Тут Джим вышел из оцепенения. Он заключил свою Деллу в объятия. Будем деликатны и оставим их на несколько секунд, а пока займемся рассмотрением какого-нибудь постороннего вопроса. Восемь долларов в неделю или миллион в год — есть ли разница? Математик или мудрец дадут неправильный ответ. Волхвы принесли ценные дары, но не было среди них одного. Впрочем, эти туманные намеки будут разъяснены позднее.

Из кармана пальто Джим достал сверток и швырнул его на стол.

— Не пойми меня превратно, Делл, — сказал он. — Ни одна стрижка, завивка или прическа не заставят меня разлюбить мою девочку. Но ты разверни упаковку, и ты поймешь, отчего я оторопел в первый момент.

Белые проворные пальчики справились с бечевкой, разорвали бумагу. Последовал восторженный возглас радости; увы! — моментально чисто по-женски сменившийся слезами со вздохами, так что хозяину дома пришлось прибегнуть ко всем возможным успокаивающим средствам.

Ибо в упаковке были гребни — набор гребней, задний и два боковых, — те самые, которыми Делла так долго и безнадежно любовалась в витрине одного из магазинов на Бродвее, — чудесные гребни, настоящие черепаховые, украшенные блестящими камушками — и как раз изумительно подходящие к ее каштановым волосам. Они стоили дорого, и Делла это знала, и ее сердце изнывало и рвалось от безнадежности обладания ими. И вот они ее, но нет уже тех прекрасных кос, которые должно было украсить их великолепие.

Но Делла прижала их к груди, подняла затуманенный слезами взор на Джима и вымученно улыбнулась:

— У меня ужасно быстро растут волосы, Джим!

Тут Делла подхватилась, как ошпаренный котенок, с возгласом:

— Ах, боже мой!

Ведь Джим еще не видел ее чудесного подарка. Она протянула ему цепочку на открытой ладони.

Бледный равнодушный металл, казалось, заискрился ее бурным воодушевлением.

— Разве не чудо, Джим? Я обшарила весь город в поисках этого. Теперь ты будешь смотреть на время по сто раз на дню. Дай мне свои часы. Я хочу взглянуть, как они смотрятся вместе.

Но вместо этого Джим опустился на кушетку, потянулся и сказал с улыбкой:

— Делл, давай отложим наши рождественские подарки и прибережем их до поры. Они слишком хороши для нас сейчас. Я продал часы, чтобы выручить деньги и купить тебе гребни. А сейчас, думаю, самое время жарить отбивные.

Знаете, волхвы — те самые, что принесли дары младенцу в яслях, — были мудры — чрезвычайно мудры. От них пошел обычай преподносить подарки на Рождество. Сколь мудры они, столь мудры их подарки — быть может, даже с правом обмена в случае непригодности. А я тут поведал вам ничем не примечательную историю двух глупых детей из заурядной квартирки, которые так бессмысленно принесли друг другу самые сокровенные свои богатства. Но, надо сказать, из всех дарителей они и есть мудрейшие. И мудры истинно лишь дарители, подобные им. Везде и всегда. Они и есть волхвы.