Москва литературная №2, 2022. Литературно-художественное издание

О. Г. Шишкина

Журнал «МОСКВА ЛИТЕРАТУРНАЯ» – литературно-художественное издание Московской городской организации Союза писателей России совместно с НП «Литературная Республика». В журнале публикуется проза, поэзия и публицистика разнообразных жанров и тематики наших современников. Рубрики: «Гвозди номера», «Проза жизни и не только», «Заметки на полях», «Имена XXI века», «Рецензии. Отзывы. Критика», «Новинки. События. Интервью».

ПРОЗА ЖИЗНИ и не только

АЛЕКСЕЕВ Борис. Отрывок из романа «Свобода воли»

Глава 5. Послесловие

В уютной гостиной главреда патриотического издания «Завтра Страны» Ивана Андреевича Протанова собрались друзья. Говорили, пили сладкий, необыкновенно вкусный марокканский чай.

Хозяин наполнял сливовидные питьевые вазочки «расплавленным в кипятке янтарём» и на серебряном подносе разносил гостям, превращая дружескую встречу в полноценную чайную церемонию.

Протанов много путешествовал и любил баловать себя сувенирами. Образцы оружия, медные шлемы, диковинные мексиканские сомбреро, крохотные фигурки нэцкэ и окимоно призваны были, по замыслу хозяина, отвлечь гостя от мирских неурядиц. Ведь только в состоянии внутреннего покоя и интеллектуального уединения, можно почувствовать вкус настоящего восточного чая.

Крепкие руки Андреича жонглировали в воздухе увесистыми чайными приборами, совершая чудеса меткости и изящества.

«Я соединяю чай со свободным кислородом воздуха» — так хозяин пояснял свои полуакробатические действия. Светлана, затаив дыхание, наблюдала, как тонкая золотистая струя с ароматом мелиссы описывала в воздухе полутораметровую траекторию и кучно ложилась в сгрудившиеся на журнальном столике хрупкие вазочки для чаепития.

— Ну, Андреич, ты мастер! — восклицал в восхищении Артур.

Желая доставить хозяину удовольствие, хитрец изображал при этом девственное удивление. Он знал: в вопросах чая проницательный Протанов превращался в маленького ребёнка, ожидающего похвалу, как сладкую конфету.

* * *

— Иван Андреевич, что это было? Я ничего не понимаю, — начала разговор Светлана.

Главред отставил чайник и присел на диван рядом с Артуром.

— Милая девочка, случилась обыкновенная нехорошая история. Помнишь, у Маяковского: «Крошка сын к отцу пришёл, и спросила кроха…» Точно так человек из века в век спрашивает у Бога: «Что такое хорошо и что такое плохо?» Спрашивает, потому что здесь, на Земле сделать правильный выбор бывает трудно. К примеру, Анатолий согласился за хорошие деньги стать глашатаем либеральной точки зрения на развитие страны. Что тут такого? Выбрался из нищеты, стал респектабельным буржуа — любо-дорого поглядеть! И вдруг (уж эти «и вдруг»! ) после очередного сеанса бла-бла-бла почувствовал, что задыхается и бросился бежать, неважно куда — прочь. Ведь так?

— Андреич, скажи, зачем Видов ломал комедию — поил, увещевал, любезничал? — перебил шефа Артур, уязвлённый поведением главреда.

— Как зачем, Артурушка? Добровольное согласие стоит в тысячу раз дороже вынужденного. Человек западного образа мыслей считает себя людэном, представителем высшей расы. Почему — не знаю, но могу предположить, что причиной тому изобилие. Да-да, обыкновенное житейское изобилие, которого у нас никогда не будет.

— Так уж и никогда? — спросил Артур.

— Да, Артурушка, никогда. Ведь мы, как модно сейчас говорить, сплошь нищеброды. Беспринципные вороватые нищеброды. И ты об этом прекрасно знаешь. Нас умышленно воспитывают такими в собственной стране, что же ты хочешь от чужака? Они делают своё дело и делают его профессионально. У них есть конкретная цель, в отличие от нас. У нас — мечта, надежда, а у них — цель. И то, как либералы строят свои отношения с нами, напоминает процесс элитной рыбалки — пробуют разный прикорм, меняют снасти, наживку и, как правило, добиваются успеха, судя по их сытым физиономиям.

— А если рыбалка не клеится? — усмехнулся Артур.

— Всё просто. Тогда они ставят сети или глушат рыбу динамитом.

— Осуществляют, так сказать, «ковровые бомбардировки»?

— Именно.

Иван Андреевич встал, проверил, не остыл ли в чайнике «умеренный кипяток» и с довольным видом принялся наполнять опустевшие чайные вазочки.

— Опять эти «людэны»! — Анатолий умоляюще скрестил перед собой руки. — Объясните, наконец, что всё это значит.

Не выпуская из рук поднос с чаем, Протанов вновь присел на диван и с минуту внимательно разглядывал Анатолия.

— Анатолий Прокопьевич, а ведь вы счастливый человек! Как я понимаю, книги братьев Стругацких вами не читаны. Слава богу! — Протанов отставил в сторону поднос, поднялся и в волнении заходил по кабинету. — Слава богу, Толя, что эта проказа обошла вас. Знайте: людэны — это горделивые и одновременно тупые представители человечества, объявившие о своём качественном превосходстве над прочими соплеменниками. Почему «горделивые», думаю, понятно.

— А тупые? — усмехнулся Артур.

— А тупые потому, что на основании простых количественных показателей — скорость счёта, набор ячеек памяти, быстрота мышления и прочая ерунда — они произвели себя в ранг сверхчеловеков. Понимаете? Из количества, которое всегда относительно, они методом литературной фантазии вывели новое качество! Так сказать, приспособили Основной закон философии под собственные нужды. Каково?!

Анатолий напряг память и с удивлением обнаружил: о том же самом говорила Светлана, когда они мчались в такси, удирая от Видова. «Ничего себе Светка!» — мысленно присвистнул он.

— Более того, — продолжил Андреич, — сочинив про себя эту горделивую небылицу, они потеряли то, что является главным определением человека, — меру перед Богом. Поэтому практически все людэны исповедуют либеральные взгляды, и все они, за редким исключением, воинствующие атеисты. Бог для них — партнёр, с которым можно и нужно договариваться. Идея Бога как творца мира всякий раз мешает им сделать шаг ко вселенскому господству. Это их бесит. Помните поговорку: «Молодец среди овец, а середь молодца — сам овца»? Стоит в их присутствии произнести эту меткую народицу, хвалёные людэны превращаются в стаю растревоженных псов! Всё это не от большого ума, но от большого зазнайства. Да, они считают варианты быстрей других. Но ведь самое быстрое — это мысль. И тут может получиться курьёз: какой-нибудь деревенский мечтатель возьмёт и не уступит в скорости мысли флагману отечественного людэностроения господину Дмитрию Львовичу. Наверняка слышали о таком. Так вот, чтобы этого не случилось, необходимо внедрить в общественное сознание вертикальную шкалу мнимых интеллектуальных ценностей. Именно этим людэны и купленные ими замарашки и занимаются.

Иван Андреевич взял с подноса вазочку и, от волнения забыв предложить чай гостям, отпил глоток.

— Безусловно, в споре за жизнь людэны, как прогрессивные биологические конструкции, часто побеждают более нежных сородичей, не приспособленных к выживанию в агрессивной среде. Но заметьте, эти сверхчеловеки преподносят своё житейское вероломство, как интеллектуальную победу. Вот ведь что!

— И всё же, Иван Андреевич, что с нами произошло? — Светлана повторила вопрос.

— Что произошло?.. — Протанов почувствовал в голосе этой хрупкой женщины нотку высокого беспокойства. — Ах, милая, как бы ответить помягче. Допустим, так: сегодня состоялось очередное Ледовое побоище. Да-да, не удивляйтесь! Разница в масштабах, но суть та же. Как и восемьсот лет назад, враг пошёл «свиньёй» на наши редуты. Забыв уроки истории, он думал, что смахнёт с территории постылое славянство легко и непринуждённо. Но произошло непредвиденное, случилось, так сказать, обыкновенное «русское чудо». Вы, Светлана, вдруг прилетаете, как птица, на помощь Анатолию. В вашем возлюбленном, которого «людэны» уже посчитали своей коммерческой собственностью, вдруг просыпается совесть. Но главное — тихий и, как я понимаю, миролюбивый Флавий добровольно вступает в бой и в неравной схватке сверкает достоинствами российского корневого характера!

При последних словах Андреича все повернулись в сторону входной двери, где на ступенях книжной стремянки сидел незаметный Флавий, живой и здоровый, и мечтательно разглядывал собравшихся.

— Видите! — воскликнул Иван Андреевич, возвращая внимание гостей. — Сплошные «вдруг». Им непонятен наш иррационализм, они к нему не готовы. И никогда не будут готовы, даже если проштудируют все повороты нашей отечественной линии жизни. Потому что каждое следующее «вдруг» — это то историческое новое, что не вписывается в западное рацио.

— Так мы ж нищеброды? — перебил Протанова Артур. — Нам бы пожрать на халяву. Какое уж тут творчество?..

— Помнишь, Артурушка, не далее, как позавчера мы чествовали наше коллективное бессознательное? На него-то и вся надежда. Несмотря на провалы, ошибки, огромное количество откровенной национальной глупости, нашей стране суждено быть первопроходцем в области исторического сознания. Никакие императивы разума, никакие интеллектуальные усилия в области технического развития не помогут человеку заглянуть в будущее. А вот интуитивный иррациональный поиск правды — да! Ощущение правды — это исторический компас. Наши противники конструируют будущее только для того, чтобы заранее приспособить его под их нынешние нужды. Они, как напёрсточники, обманывают доверчивых соплеменников, говоря им: «Мы знаем дорогу в будущее!» — Неправда! Посмотрите на современный капитализм. Не на криминальный скороспел, а на западную, так сказать, профессиональную эксплуатацию человека человеком. Его вынужденная социализация говорит о том, что история не терпит искусственно созданных неравенств. Она рушит империи, топит Атлантиды, выдавливает из капиталистического мировоззрения понятие «раб». Прямо по Чехову! Хочешь хозяйствовать — делись. Наши *берги и *овичи этого не понимают. Их петух пока молчит. Они агрессивны и бредят собственной безнаказанностью. Но дайте срок!

Иван Андреевич улыбнулся и добавил:

— Вот такое войско атаковало сегодня наши порядки. Поверьте, я не морочу вам головы, я так думаю.

— Андреич, скажи, в чём смысл твоего социального рыцарства? — Артур пересел на подлокотник дивана. — Как говаривал Тагор: «Мы закрыли дверь, чтобы в наш дом не вошло заблуждение, но как же теперь войти истине?» Скажи, как нам отыскать нашу отечественную истину?

— Красиво говоришь, тебе бы книжки писать! — усмехнулся Иван Андреевич. — Если позволишь, я переспрошу: почему ты ищешь истину на стороне? Мне представляется, в этом нет нужды. Понять себя — вот в чём истина. И если общество — это совокупность личностей, значит, социум имеет истину внутри себя самого.

Андреич выдохнул и чуть сбавил обороты.

— А по поводу лидера, носителя идеи, я скажу вот что: задача лидера — не заявлять с трибуны: «Я знаю, как надо!» Помните, у Галича:

…бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

Задача лидера — умерить собственную гордыню и найти в себе силы спуститься с трибуны в народ. Пошарить по национальным сусекам, послушать кухонные пересуды, поговорить с мужиками за кружкой пива, приметить тех, кто побойчее, и с ними вернуться на трибуну, а после митинга — и к управлению государством. Ждать истину со стороны — дело табак, не приживётся. Не прирастёт к собаке даже самый замечательный рыбий хвост. Даже у профессора Преображенского ничего не вышло! Куда уж нам, его по-читателям!

— А, по-моему, всё просто, — неожиданно вступил в разговор Флавий. — Когда Толя пересказал мне свою невезучую жизнь, я подумал: «Что заставляет нас по утрам вставать с постели и добровольно взваливать на плечи груз очередного проблемного дня? Надежда на будущие радости? Нет, — рассудил я, — десятилетия тупого безрадостного существования гонят прочь всякую надежду. Тогда что? И вдруг, да-да, опять вдруг, я понял — наша свободная воля! Я стал думать, что такое свобода воли…

Флавий не справился с внутренним волнением, сошёл со стремянки и, шаркая наспех надетыми протановскими тапочками, принялся ходить из стороны в сторону.

— Свобода воли — это наша жизненная сила! Строго говоря, никакая это не свобода, а обыкновенный кислородный шланг. Бог погружает нас в мутные воды Житейского моря и перекачивает с помощью этого шланга Свою Божественную силу в наши личные решения. Если мы забываем Бога, то лишаемся Его живительного кислорода и гибнем от удушья в пучине страстей и искушений. Это именно то, отчего приходят в ярость «демосы и краты» всех мастей. По их «просвещённому» мнению, свобода воли — это удавка, собачий поводок, который необходимо сбросить, чтобы стать истинно свободным. Сердечная гордыня не позволяет им видеть источник жизни в общении человека с Богом!

Флавий перевёл дух, стыдливо улыбнулся и продолжил:

— После разговора с Толей я не спал всю ночь. Я никак не мог докопаться до причин собственных несчастий. Пошёл на кухню выпить чаю, смотрю — на Толином столе лежит книжка. Открыл. «Акафист Пресвятой Богородице». Ладно, думаю, почитаю, может, усну поскорей. Гляжу: текст дан на церковнославянском и в русском переводе. Дошёл я до девятого икоса (что такое «икос», не знаю), читаю: «Ветия многовещанныя, яко рыбы безгласныя, видим о тебе…» Ну, и так дальше. Читаю перевод: «Когда о Тебе, Богородица, говорят ораторы многословные, они выглядят перед Тобой, как рыбы безгласные…» Понимаете?! Либеральный оратор со всеми своими холёными речитативами перед Богом — рыба безгласная! Вот чего они боятся. Перед Богом их человеческая власть кончается! Они с ненавистью глядят на тех, кто дышит напрямую «из рук» Бога.

— Верно! — подхватил Протанов. — Между пониманием свободы воли как возможности общения с Богом и либеральной «анархией» — всё могу! — пропасть. Поэтому заморские «проповедники добра» всё время пытаются перекинуть мостик на наш бережок. Они убеждают нас в целесообразности экуменизма, демократических институтов власти, демократизации искусства и личного раскрепощения. Эта проказа засоряет наш дух. Мы же, простофили, не чувствуем порчу, пока не начинаем задыхаться. Тогда они объявляют нас больными, убеждают, что только на западе мы найдём самую передовую медицинскую технику, а лучшие заморские врачи будут счастливы нам помочь, ведь только они умеют делать сложнейшие операции и спасать жизни. Да-да, и сейчас именно такой случай. Нам предложен выбор: лечь под просвещённый нож или усилием свободной воли сбросить с бережка в водоворот времени тысячи их соломенных мостиков, послать куда подальше ограничительные меры и полной грудью вдохнуть целительную российскую арому, настоянную на мещёрских болотах, калмыцких степях, на нашем почитании правды как оседлой терпимости и непокорной казацкой вольнице…

— Андреич, ты чудо! — воскликнул Артур.

— Эх, Артурушка, говорить легко, да делать тяжко. Нынче Россия — что ящик Пандоры, из всех человеческих стремлений к жизни осталась в нём одна надежда. Не наделать бы зла…

— Надежда на что? — перебила Светлана.

— По слову Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде!» В том и надежда.

Андреич помолчал, потом подытожил с внутренней печалью в голосе:

— Правду б не растерять.

* * *

«Каков Фла! — думал Анатолий. — Самого Андреича разбередил. Вот кому книжки писать!»

Тем временем Флавий полез в карман и вытащил небольшую скомканную пачку листов, исписанных мелким ровным почерком.

— Это мои заметки, — пояснил он, стесняясь и краснея от направленных на него взглядов. — Я хотел отдать эту писанину Толе для книжки, но раз такое дело, — он неловко улыбнулся, — позвольте мне самому прочитать маленький отрывок из последней части.

Он принялся листать рукопись.

— Простите, что отнимаю ваше время. Вот. Я недолго.

Флавий глубоко вздохнул и приступил к чтению.

Конец ознакомительного фрагмента.