От конфронтации в советско-американских отношениях к ядерному разоружению (1972–1991 гг.): история и политика

О. В. Матвеев, 2017

В монографии исследованы методологические аспекты научного анализа проблемы советско-американских отношений в 1972–1991 гг., проведен системный анализ политического и исторического опыта перехода от гонки стратегических вооружений к их взаимному ограничению (1972–1985 гг.), обобщены некоторые итоги ядерного разоружения, ставшие поворотом в советско-американских отношениях: (1985–1991 гг.), в выявлен механизмы осуществления, цели и задачи военной политики США в Европе в 1975–1991 г. в ходе противостояния в «холодной войне». Книга рассчитана на специалистов и широкий круг читателей, интересующихся проблемами истории, политики и международной жизни.

Раздел I

Методологические аспекты научного анализа проблемы советско-американских отношений в «холодной войне»

Под теоретическими основами традиционно принято понимать комплекс выработанных концептуальных трактовок и доктринальных постулатов, свидетельствующих об изучении научным сообществом определенного понятия. В свою очередь теоретические основы советско-американских отношений подразумевают под собой выработанные историко-концептуальные положения, касающиеся изучения данной дефиниции, ее сущностных характеристик и структуры.

К началу XXI в. историческая наука накопила значительные концептуально-методологические знания, которые дают возможность формулировать методологический аппарат, в основе которого лежат взаимопересекающиеся, дополняющие друг друга различные методы, позволяющие создать исследовательскую стратегию исследования. Факт^[68] перехода от конфронтации к разоружению стратегических вооружений в советско-американских отношениях в «холодной войне» выступает как элементарная форма научного знания, выступающая как достоверное знание о единичном, связанное с практической деятельностью политических, государственных и военных органов двух антагонистических сверхдержав. Поэтому проблема перехода в советско-американских отношениях к ядерному разоружению в 1972–1991 гг. является научным познанием на теоретическом уровне.

В современных исторических исследованиях сформировалась тенденция, основанная на синтезе методологий с различными эпистемологическими составляющими традиционных и постмодернистских подходов. С одной стороны, несмотря на критику методологии советского периода, в отечественной историографии не отказались и не могли отказаться от изучения социально-исторических макропроцессов. С другой стороны, получили распространение новые методологические инструменты, которые усложняют исследователю их выбор, но в то же время дают возможность повысить эффективность исторического исследования. Определенным ориентиром новейших теоретико-методологических исканий стала «панорамная история» Ф. Броделя, иллюстрирующая возможность движения по пути «глобальной» исторической реконструкции. Сегодня в исторической науке возросший интерес к историческим личностям характеризуется появлением новых культурологических и антропологических подходов в такой степени, что исследования социально-классового характера уступили место «антропологическим»^[69].

Другой тенденцией современной методологической ситуации исторической науки является активное внедрение теоретико-методологических основ, разработанных западными исследователями. Современные исторические исследования содержат многочисленные новые понятия, не использованные в советской исторической науке такие, как тоталитаризм, парадигма, ментальность и др. Эти понятия заимствованы из западной гуманитарии, однако зачастую данный процессе происходит в виде механического заимствования тех или иных концепций и методов.

Сложность современного состояния историографического процесса и методологического знания выражается в отсутствии новых теорий и резком неприятии методологического наследия советской исторической науки. Однако американский историограф Г. Иггерс называет марксизм значимой методологической концепцией. Как считает известный историк и методолог Б. Г. Могильницкий, крушение марксистской методологии привело к «концептуальной анархии», что дало ему возможность сделать вывод о глубоком кризисе основ исторической науки, «носящем выраженный методологический характер»^[70].

Вместе с тем, по мнению российских исследователей И. Ю. Николаевой, Н. Б. Селунской, можно выделить продуктивные линии методолого — историографической ситуации современной науки, которые дают им основания говорить о возможности преодоления кризиса^[71]. В российской методологии истории необходим методологический плюрализм, включающий элементы как марксистской теории, так и современных исторических и социальных теорий. Но «речь должна идти не о механическом, эклектическом объединении внутренне несовместимых элементов этих теорий, а об органическом соединении на концептуальном уровне разнородных теоретических постулатов, способных объяснить различные стороны исторической деятельности человека», — считает известный историк, методолог Б. Г. Могильницкий^[72].

Развитие историографии необходимо рассматривать как единый процесс, в его взаимообусловленности и взаимосвязи с конкретно-историческими условиями. Поэтому основополагающими методологическими принципами данной работы являются системный подход^[73], историзм и научная объективность исторического исследования.

Под системным подходом исследования понимается методологическое направление в исторической науке, задачей которого является разработка методов исследования сложноорганизованных объектов (систем), которыми являются советско-американские отношения в исследуемый период. Одним из способов применения этого подхода является проведение мультидисциплинарных (комплексных) исследований исторического материала (объекта, исторического факта).

Системный подход в исследовании играет важную роль, применение которого обусловлено тем, что историография советско-американских отношений как явление представляет собой не отдельное и изолированное исследование данного феномена, а совокупность взаимосвязанных и взаимодействующих концепций, научных школ, направлений, методологических подходов в изучении истории международных отношений двух ядерных сверхдержав. Функции системы реализуются в результате взаимодействия ее составляющих компонентов и определяются способом такого взаимодействия. При этом следует подчеркнуть, что совокупность элементов через их взаимодействие создает новые интегрированные качества самой системы, не присущие образу составляющих ее элементов^[74]. Системно-исторический аспект^[75] позволяет выявить условия во время возникновения «холодной войны» в советско-американских отношениях, пройденные периоды и этапы, их качественную характеристику.

Принцип историзма является важной составляющей методологической базы данного исследования, принцип позволяет изучать явления и факты в контексте конкретно-исторических условий и предполагает, что историческая действительность изменяется во времени и развивается в силу присущих ей внутренних закономерностей, что важно в анализе генезиса в исторической науке.

Научная объективность, как методологический принцип, предполагает всесторонний подход в изучении советско-американских отношений, основанный на применении различных методов исследования: сравнительно-исторического, проблемно-хронологического, синхронного и диахронного методов, анализа генезиса и основных тенденций развития отечественной истории проблемы^[76]. Наряду с традиционными методологическими подходами и многообразием по происхождению и содержанию исторических источников этот принцип обусловил междисциплинарный подход к их изучению, то есть междисциплинарные связи исторической науки с философией, социологией, политологией.

Изучение истории с опорой на парадигму методологии науки представляет собой совокупность ценностей, методов, технических навыков и средств, принятых в научном сообществе в рамках устоявшейся традиции в определенный период времени. Она находит свое выражение в научных трудах, научных школах, учебниках, у определенных групп исследователей со специализированной и сходной научной подготовкой, единых в понимании ценностей науки и объединенных научным этносом с определенными нормативно-ценностными установками^[77].

Анализ политики СССР в 1946–1991 гг.^[78] свидетельствует о закономерности сформированного менталитета, в силу которого советское руководство во внешней политике государства исходило из концепции раскола мира на две системы — социализма и империализма во главе с США, все события в мире рассматривались сквозь призму противоборства этих систем.

И как свидетельствуют исторические факты, в развитии отношений между странами и системами возникали кризисы, в связи с участием в локальных войнах и конфликтах таких, как тройственная агрессия (Англия, Франция и Израиль — 1956 г.) против Египта; венгерские события (октябрь-ноябрь 1956 г); «Берлинский кризис» — 1961 г.; «Карибский кризис» — 1962 г.; войны в Алжире (1954–1962 гг.), на Ближнем Востоке (1967 г.) и во Вьетнаме (1964–1973 гг.). Непосредственное участие СССР и страны Варшавского Договора приняли в подавлении путча в Чехословакии (1968 г.), Советский Союз ввел войска в Афганистан (1979–1989 гг.).

Диалектическая связь политики и войны получила обоснование в трудах военных и политических деятелей^[79].

Немаловажное значение в раскрытии этих проблем сыграло наследие М. И. Кутузова, П. И. Пестеля, Г. Д. Бюлова, Г. Жомини, Г. А. Леера, Н. П. Михневича, А. Г. Елчанинова, А. А. Незнамова, М. В. Фрунзе, М. Н. Тухачевского, А. И. Егорова, И. П. Уборевича, Б. М. Шапошникова, М. Н. Триандафилова, А. А. Свечина, В. Д. Соколовского, А. А. Гречко и др. деятелей^[80].

«Обстоятельства политические укажут род войны», — писал выдающийся русский полководец М. И. Кутузов^[81]. Значительная роль в обосновании взаимосвязи войны и политики принадлежит выдающемуся военному деятелю К. Клаузевицу, исследовавшему природу войны и механизм ее развертывания, утверждавшему, что военная деятельность вызвана к жизни деятельностью политической. «Война, — писал он, — есть орудие политики; она неизбежно должна носить характер последней; ее следует мерить мерой политики. Поэтому ведение войны в своих главных очертаниях есть сама политика, сменившая перо на меч, но от этого не переставшая мыслить по своим собственным законам»^[82], что не утратило своего значения и в ХХI веке^[83].

Очевидно, что с точки зрения принципа историзма, проблема советско-американских отношений не может рассматриваться в отрыве от советского учения о войне, созданного на базе многовекового исторического опыта и диалектико-материалистического метода, составлявших философско-методологическую основу учения, уроков Великой Отечественной войны^[84].

Немаловажное значение для развития внешней политики и оборонного строительства вооруженных сил в СССР имели изучение уроков Великой Отечественной войны, выведение и изучение всеобщих законов войны и вооруженной борьбы, принципов военного искусства^[85] и военного строительства^[86].

Коллективный труд видных советских военных ученых под общей редакцией А. С. Желтова, Т Р. Кондраткова, Е. А. Хоменко, определяя основы и принципы советского военного строительства, указывали, что военная мощь государства определяется многими условиями и факторами, и прежде всего экономическими, научно-техническими, морально-политическими и военным потенциалами. Непосредственно военная мощь воплощается в вооруженных силах^[87].

При этом под основами советского военного строительства понимались стороны общественной жизни советского общества, которые оказывали определенное влияние на военную организацию. На них, как на фундаменте, строились армия и флот Советской страны. Этими основами стали:

1) идейно-теоретическая;

2) экономическая, базирующаяся на социалистическом способе производства, социалистической экономике;

3) социально-политическая, включавшая социалистический общественный и государственный строй, общественные отношения, основанные на общественной собственности на средства производства, коллективном труде, сотрудничестве и взаимопомощи.

Авторы труда отмечали, что большое значение имели принципы военного строительства — обязательные требования, нормы, из которых исходили политическое и военное руководство государства в своей деятельности по созданию и укреплению вооруженных сил. Без этих принципов было невозможно научно, со знанием дела и последовательно осуществлять мероприятия в военной области^[88].

В этом коллективном труде авторы выделяли принципы советского военного строительства, отражающие требования различного порядка. По их классификации различаются три группы принципов:

1. Социально-политические, отражающие наиболее существенные стороны характера и назначения советских вооруженных сил, основные линии связи армии с общественной жизнью страны, коренные устои ее внутренней жизни.

2. Организационные, включавшие содержание кадровой регулярной армии, непрерывное совершенствование организационной структуры, гармоничное развитие всех видов вооруженных сил и родов войск.

3. Единства обучения и воспитания с учетом того, что необходимо на войне, в формировании высоких морально-боевых качеств, верности долгу^[89].

Авторы труда, посвященного методологическим проблемам военной теории и практики, определяли, что боевая мощь вооруженных сил включает в себя следующие важнейшие элементы:

— личный состав (его количество и качество);

— вооружение и боевую технику;

— организационную структуру;

— уровень развития военно-теоретической мысли^[90].

Результаты обобщаемого исследуемого и обобщаемого материала показали, что внедрение в вооруженные силы ядерного оружия, большие изменения в организационной структуре войск дали новый толчок развитию советской военно-теоретической мысли, которая обогатилась качественно новыми выводами, нашедшими свое яркое воплощение в советской военной доктрине, в воинских уставах и наставлениях. В них отражены основные положения и рекомендации современного военного искусства, определены формы и способы вооруженной борьбы с учетом возможного применения ядерного оружия. Внедрение в военное строительство основных положений и выводов военной науки — стало велением времени, важнейшим условием дальнейшего повышения боевой мощи советских вооруженных сил, способных победить в современной войне.

Война — это общественно-политическое явление, смысл которого заключается в продолжении политики насильственными средствами. Специфическое содержание войны — вооруженная борьба антагонистических сил внутри страны и между государствами. Главное средство ее ведения — ВС; применяются также экономические, дипломатические, идеологические и другие средства борьбы. Война — явление историческое. С разделением общества на антагонистические классы и образованием государства вооруженное насилие превращается в средство обеспечения экономического и политического господства эксплуататоров. Война становится непосредственным продуктом и постоянным спутником функционирования эксплуататорского общества^[91].

Объективные законы войны и вооруженной борьбы имеют большое теоретическое значение, так как затрагивают вопросы мировоззрения, общего взгляда на войну, ее роль в истории и роль в ней человека. Результаты исследования законов войны создают основу для военного строительства и выявления законов предотвращения войны. Познание законов войны и вооруженной борьбы важно и с другой, практической точки зрения. Ибо возможность возникновения различного рода войн не была устранена и с завершением «холодной войны»^[92].

Вооруженные силы государства, их боеготовность и боеспособность в послевоенный период^[93] постоянно доминировали в обеспечении гарантий мира. Необходимость воевать, опираясь на законы войны и вооруженной борьбы, не потеряла актуальности в советско-американском противостоянии, так как сущность войны в своей основе оставалась неизменной, а понятие — приобрело многогранность глубинных политических и социально-экономических противоречий объективно-субъективного характера.

Война — это социально-политическое явление, представляющее собой крайнюю степень противоборства государств, народов, социальных, национальных либо религиозных групп, основное содержание которого составляет широкое применение военной силы. Для достижения поставленных в войне политических целей применяются экономические, дипломатические, информационные и другие формы борьбы. Война обладает рядом признаков, отличающих ее от других социально-политических явлений и форм вооруженного насилия. Война порождается прежде всего глубинными политическими и социально-экономическими противоречиями, носящими объективно-субъективный характер. Война ведет к качественному изменению состояния сфер общественной жизни: политической, экономической, социальной, духовной, ибо происходит кардинальная перестройка на военный лад. Главным орудием войны являются вооруженные силы и другие воинские формирования, способные вести вооруженную борьбу. Война, как правило, приводит к человеческим жертвам, утрате материальных, духовных ценностей, разрушительно воздействует на общество. По масштабу и составу воюющих государств войны подразделяются на локальные, региональные и мировые^[94].

В своих трудах Е. И. Рыбкин и В. В. Круглов обосновывают взаимосвязь законов войны, законов социальной жизни и значения ядерного оружия. Ученые утверждают, что с появлением в международных отношениях фактора угрозы ядерного оружия для военно-политического руководства исходными посылами в решении проблем законов войны оставались положения диалектического материализма о законах социальной жизни и их соотношения с деятельностью людей, а также о сущности и содержании войны.

Законы войны представляют собой определенную систему существенных связей внутри самой системы и между объектами столкновений. Если рассматривать войну как столкновение двух государственно-политических систем и их армий, то само это столкновение также выступает как системное (межсистемное) образование. Законы войны характеризуются важнейшей особенностью: они не управляют процессами независимо друг от друга, а действуют лишь в определенной совокупности и сочетании. В военной науке отечественные ученые выделяют основной закон войны и четыре наиболее общих закона, которые определяют зависимость исхода войны от совокупности материальных и духовных сил противоборствующих сторон^[95].

Социальные законы как определенная направленность процессов далеко не всегда прослеживаются в каждом отдельном явлении. Данные подходы относились и к законам войны, которые носят объективный характер, и их возникновение и действие не зависят от воли и желания людей. Но при этом именно практическая деятельность людей создает условия для действия законов войны. Однако деятельность людей непосредственно определяется их сознанием, которое в свою очередь детерминируется объективным миром. Следовательно, субъективный фактор тоже выступает как одно из условий проявления объективных законов войны. При этом законы войны должны были учитываться и применяться высшим военно-политическим руководством государства и вооруженных сил как в военное, так и в мирное время. Игнорирование законов войны в мирное время, при оборонном строительстве и подготовке вооруженных сил во время войны не может быть компенсировано умелым руководством войсками, и как учит исторический опыт, ведет к большим потерям населения и армии или к поражению^[96].

При этом фундаментом системы являлись законы развития и функционирования, структурно-функциональные законы, в которых законы развития выступают как отражение существенных связей, явлений и процессов войны, главным образом со стороны перехода из одного состояния в другое. Структурно-функциональные законы определяют структуру явлений войны и военного дела, а законы военных процессов — протекание их на качественном уровне, без сколько-нибудь заметного изменения их состояния. Законы функционирования характеризуют внутреннее существенное взаимодействие политических и военных целей со средствами их достижения, связь элементов военной (боевой) мощи воюющих сторон как внутри каждой воюющей стороны, так и между ними. Те и другие законы присущи не только возникновению войны в целом, но и развитию военного строительства, военного искусства и другим, более конкретным сторонам военных процессов^[97]. Действие этих законов в ходе войны обусловлено тем, что как военная мощь государств, так и боевая мощь сражающихся войск представляют собой концентрированное выражение материальных и духовных возможностей общества, достигнутых в ходе его развития. Источники и элементы военной мощи государства и боевой мощи вооруженных сил связаны между собой определенным образом, и эта связь подвижна и изменчива лишь в известных пределах, она находит свое выражение в частности в законе зависимости военной мощи страны от ее экономических сил и возможностей. Именно на этой основе был построен так называемый критерий неприемлемого ущерба, выдвинутый министром США Р. Макнамарой^[98], ставшим впоследствии на долгие годы мерой измерения при проведении оценок возможности или невозможности боевого применения ракетно-ядерного оружия в ходе эволюции ядерной стратегии.

Эволюцию советской военной доктрины исследовал А. А. Кокошин. Он проанализировал взгляды советского военно-политического руководства на соотношение политики и стратегии, угрозы безопасности стране, вероятность, характер и способы ведения будущей войны. В своей работе автор значительное внимание уделил вопросам диалектики обороны и наступления, «оборонной достаточности»^[99].

Результаты обобщаемого историографического материала приводят к выводу о том, что постулаты политической идеологии и военной науки, обусловили методологическую основу выработки принципов политики СССР в советско-американских отношениях в области стратегических наступательных и оборонительных вооружений в исследуемый период (Прил. 3).

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

68

В науке фактом признается не всякий полученный результат, поскольку, чтобы прийти к объективному знанию о явлении, необходимо произвести множество исследовательских процедур и их статистическую обработку (т. е. учесть взаимодействие таких факторов исследования как внешние обстоятельства, специфика изучаемого объекта, возможности и состояние исследователя и т. д.) (Прим. — авт.).

69

См.: Мороз Е.В. Феномен тоталитаризма в американской историографии: 1930 — 1980-е гг.: дис.… докт. истор. наук. Кемерово, 2006. 374 с.

70

См.: Могильницкий Б.Г. Некоторые итоги и перспективы методологических исследований в отечественной истории // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 9, 18.

71

См.: Николаева И.Ю. Методологический синтез «сверхзадачи будущего или реалия сегодняшнего дня?» // Методологический синтез: прошлое, настоящее, перспективы. Томск. 2002. Гл. 2. С.43–67; Селунская Н.Б. Методологическое знание и профессионализм историка // Новая и новейшая история. 2004. № 4. С. 24–41 и др.

72

См.: Могильницкий Б.Г. Некоторые итоги и перспективы методологических исследований в отечественной истории // Новая и новейшая история. 1993. № 3. С. 9, 18.

73

См.: Системный подход — направление методологии исследования, в основе которого лежит рассмотрение объекта как целостного множества элементов в совокупности отношений и связей между ними, то есть рассмотрение объекта как системы (URL: http: // ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 12.04.2016).

74

См.: Системная история международных отношений. События и документы. 1918–2000: в 4 т. / отв. ред. А.Д. Богатуров. М, 2000. Т.1.

75

См.: Сидоров С.В. Правила реализации системного подхода в управлении развивающейся школой // «Знание. Понимание. Умение»: Электронный журнал. 2010. № 2.

76

См.: Степанищев А.Т. Методы научного исследования и преподавания истории. М.: ВУ, 2010. 115 с.

77

См.: Ланглуа Ш.В., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории и современная историческая наука/ пер. с фрац. А. Серебрянской. М., 2004. С. 3–36; Кун Т. Логика и методология науки / пер. с англ. И.3. Налетова: URL: http://www.philosophy.ru/library/kuhn (дата обращения: 12.04.2011).

78

См.: Хрущев Н.С. За мир, за разоружение, за свободу народов: выступление в Нью-Йорке на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН 19 сентября — 13 октября 1960 г. М.: Политиздат, 1961. 336 с.; Иоффе А. Е. Историческая наука в СССР. Обзоры и рецензии. Новейшая советская литература по истории внешней политики СССР (1961–1963 гг.) // Вопросы истории. 1964, № 4. C. 130–142; Мальков В Л. Советско-американские отношения: Новые документы // Новая и новейшая история. 2005. № 6 и др.

79

См.: Военная история. И.Е. Купченко, М.А. Альтговзен, М.П. Дорофеев. М.: Воениздат, 1984. С. 3–14; История военного искусства / Б.В. Панов, В.Н. Киселев, И.И. Картавцев. М.: Воениздат, 1984. С. 3–8; Общий курс истории военного искусства. М.: ВА им. М.В. Фрунзе, 1953. С. 5–16; История военного искусства / Богданов П.П., Липицкий С.В., П.С. Матронов, Д.М. Проэктор. М.: ВА им. М.В. Фрунзе, 1961. С. 12–21; Климов И.А. Философско-социологический анализ связи армии и политики в современную эпоху: дис.… докт. философ. наук. М., 1983; Методологические проблемы военной теории и практики / под общ. ред. А.С. Желтова, Т.Р. Кондраткова, Е.А. Хоменко. М.: Воениздат, 1969. С. 76–83; Стратегические решения и ВС: новое прочтение/ под ред. В.А. Золотарева. М.: ИВИ МО, 2000. Т. 1. С. 223–244; Бабаков А.А. Строительство современных ВС после Второй мировой войны, (1945–1980 гг.): социально-исторический анализ: дис.… докт. истор. наук. М., 1987. 450 с.; Tимохин П.П. Формы и методы использования военной силы как инструмента внешней политики США: дис.… докт. истор. наук. М.: ЦИВТИ МО СССР, 1989. 374 с.; Шардаков В.С. Отечественный опыт достижения и поддержание военно-стратегического паритета (40–80 гг.): дис.… докт. истор. наук. М.: ИВИ МО РФ, 1994. 414 с.; Атомный проект СССР: Документы и материалы в 3 т. / под общ. ред. Л.Д. Рябева. М.: Министерство РФ по атомной энергии..; Кокошин А.А. В поисках выхода: Военно-политические аспекты международной безопасности. М.: Политиздат, 1989. 271 с.; Кокошин А.А., Ларионов В.В. Предотвращение войны: Доктрины, концепции, перспективы. М.: Прогресс, 1990. 195 с.; Корниенко Г.М. «Холодная война»: Свидетельство ее участника. М.: Международные отношения, 1995. 288 с.; Космическое оружие: Дилеммы безопасности. А.Г. Арбатов, А.А. Васильев, Е.П. Велихов, В.С. Верещагин / под ред. Е.П. Велихова, Р.З. Сагдеева, А.А. Кокошина. М.: Мир, 1986. 182 с.; Станкевич А.И. Стратегическое противостояние и эволюция взглядов военно-политического руководства СССР на роль РЯО в обеспечении безопасности страны. Краснодар, 1996. 55 с.; Смульский С.В., Проскурин С.А. Введение в теорию международного конфликта: Учеб. пособ. /под ред. М. А. Мунтяна. М.: РАГС, 1996. 104 с. и др.

80

См.: Сельванас А. Ленинская теория империализма и современность // Коммунист (Вильнюс). 1971. № 7. С. 28–32; Рыбкин Е.И., Круглов В.В. Законы вооруженной борьбы и их математическое представление. М.: ВАД, 1992. С. 7; Найденко Б.Н. Военная политика Советского государства в отношении стран Прибалтийского региона и Польши (1918–1940 гг.): дис.… докт. истор. наук. М., 2001. С. 65; Антология отечественной военной мысли: в 10 кн. М.: ВАГШ ВС РФ, 1996 и др.

81

См.: Кутузов М.И. Документы. М.: Воениздат. 1952. Т.3. С. 754.

82

См.: Клаузевец К. О войне: в 2 т. М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1936. Т. 2. С. 387.

83

Отечественный военный и ученый В.Н. Лобов, оценивая роль и современное значение идей К. Клаузевица, отмечает, что, несмотря на победу в Великой Отечественной войне, наше государство до конца 1980-х гг. в во многом оставалось военным лагерем, победа казалась окончательной, а мир нерушимым, в политике, идеологии, экономике, культуре утвердился парадоксальный симбиоз милитаризма и неустанной «борьбы за мир во всем мире», когда нескончаемая, даже непереносимая уже подготовка к войне уживалась со своеобразным разоружением сознания (См.: Клаузевец К. О войне / пер. с нем. А. Рачинского. М.: Логос-Наука, 1994. С. 6).

84

См.: Гречко А.А. ВС Советского государства. М.: Воениздат, 1975. С. 80–95.

85

См.: Ювченко И.В., Круглов В.В. Концептуальная система законов вооруженной борьбы. М.: Воениздат, 1995. С. 35–101.

86

См.: Методологические проблемы военной теории и практики / под общ. ред. А.С. Желтова, Т.Р. Кондраткова, Е.А. Хоменко. М.: Воениздат, 1969. С. 190–205.

87

См.: Там же. С. 190.

88

См.: Там же. С. 192 — 193.

89

См.: Методологические проблемы военной теории и практики / под общ. ред. А.С. Желтова, Т.Р. Кондраткова, Е.А. Хоменко. М.: Воениздат, 1969. С. 193–199.

90

См.: Там же. С. 200–201.

91

См.: Философский словарь. М.: Политиздат, 1991. С. 71; Рыбкин Е.И. Возникновение и развитие марксистско-ленинского учения о войне как социальном явлении. М.: ВАД, 1987. С. 7–65; Жинкина И.Ю. Понятие «война» в американской стратегии национальной безопасности. М.: ИСКРАН, 2000, 78 с.

92

В период с 1990 г. по 2000 г. в мире произошло почти 120 вооруженных конфликтов, в которых погибли около 6 млн человек, еще 300 млн стали беженцами (См.: Паповских П. Российский ответ на «мятежвойну» // Независимое военное обозрение. 2002. 18.06-4.07).

93

Под термином «послевоенный период» автор понимает отрезок времени, берущий начало с подписания акта о капитуляции фашистской Германией в мае 1945 г. и длящийся до 1991 г.

94

См.: Геополитика и национальная безопасность. Словарь основных понятий и определений / под общ. редакцией В.Л. Манилова. М.: ООД ИМЭМО РАН, 1998. С. 32–33; Общественность и проблемы войны и мира 2-е изд., перераб. и доп./ Арбатов Г.А., Бароян О.В., Берков А.А., Брусков В.С., Быков О.Н., Иноземцев Н.Н., Морозов Г.И. (Отв. ред.), Полевой Б.Н., Примаков Е.М., Харламов Ю.Ф., Хархардин О.С., Шапошников В.С., Шумейко Г.В. М.: Междунар. отношения, 1978. 464 с.

95

См.: Рыбкин Е.И. Война и политика. М.: Воениздат, 1959. 144 с.; Рыбкин Е.И., Круглов В.В. Законы вооруженной борьбы и их математическое представление. М.: ВАД, 1992. С. 8–9.

96

См.: Рыбкин Е.И., Круглов В.В. Законы вооруженной борьбы и их математическое представление. С. 8–9.

97

См.: Рыбкин Е.И., Круглов В.В. Законы вооруженной борьбы и их математическое представление. С. 10–12.

98

См.: Макнамара Р. Сущность безопасности. Размышления министра / пер. с англ. А. Аношиной. М., 1969. С.61.

99

См.: Кокошин А.А. Армия и политика. Советская военно-политическая и военно-стратегическая мысль, 1918–1991 гг. М.: МО РФ, 1995.