Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам

О. А. Гоков, 2018

С конца 1870-х гг. русские военные появились в иранской регулярной армии как военные инструкторы. Персидская казачья бригада, созданная ими, просуществовала более 40 лет и со временем стала основой новой иранской армии. В книге на основе архивных материалов и опубликованных источников реконструированы процесс создания бригады, особенности ее положения и развития при пяти командирах, ее место во внешней политике Российской империи.

Глава 1

Создание и становление ПКБ (1878–1882)

1.1. Предпосылки и причины создания ПКБ

В 1875–1878 гг. произошло новое обострение «Восточного вопроса»^[62]. Персия оказалась втянута в него не сразу. В отличие от прежних кризисов вопрос о позиции Тегерана встал на повестку дня лишь в начале русско-турецкой войны 1877–1878 гг. К сожалению, политика России и Великобритании относительно Ирана в годы «Восточного кризиса» 1870-х гг. изучена слабо^[63]. Это затрудняет формулировку четких выводов относительно их методов и задач здесь. Однако очевидно, что в России рассматривали возможность привлечения Персии как союзника в ходе войны с Османской империей, начавшейся в апреле 1877 г. 1877 г. можно рассматривать как начало нового этапа в русско-иранских отношениях. Он характеризовался постепенной всеобъемлющей экспансией России в Иран, стремлением иранского правительства, в силу своей слабости не имевшего возможности к открытому сопротивлению, использовать Россию в качестве противовеса экспансии Великобритании с целью сохранения хотя бы частичной независимости путем игры на противоречиях держав.

В начале 1870-х гг. персидский шах Насреддин в очередной раз решил провести реформу армии по европейскому образцу^[64]. К 70-м гг. XIX в. персидские вооруженные силы отражали все пороки общества. Невысокая боевая подготовка низшего и командного состава дополнялась коррупцией, что делало армию малопригодной для исполнения возлагаемых на нее функций^[65]. Тем не менее амбиции иранского правителя относительно соседних государств и территорий (прежде всего — Османской империи, туркменских и афганских земель) требовали соответствующего военного подкрепления^[66]. С началом русско-турецкой войны 1877–1878 гг. появилась возможность реализовать их хотя бы отчасти.

Для России желания шаха оказались как нельзя кстати. По его просьбе в апреле 1877 г. в Иран была послана военная миссия во главе с начальником кавказского горского управления генерал-майором от артиллерии Виктором Андреевичем Франкини^[67]. Он изучил состояние иранской армии и составил «Записку о состоянии вооружённых сил Персии и о необходимости реорганизации персидской армии», которая была подана на рассмотрение шаху Насреддину 20 октября 1877 г.^[68] Шах предложил генерал-майору составить проект переустройства вооруженных сил Персии. Однако В. А. Франкини после выполнения своего задания в Персии вернулся в Россию.

Миссия В. А. Франкини подготовила почву для усиления военного влияния России в Персии и инициировала новый виток реформ в иранской армии^[69]. Безымянный автор на сайте Википедия указал, что «по возвращении из Персии Франкини представил обширный доклад о политическом, экономическом и военном состоянии Персии, в котором рекомендовал принять возможное предложение шаха о посылке военных инструкторов и командного состава для предполагавшейся к формированию Персидской казачьей бригады»^[70]. К сожалению, на данном ресурсе нет ссылки на источник информации. В некрологе, который приведен в конце статьи в качестве ссылки, указанные сведения отсутствуют^[71]. Здесь допущена ошибка. В. А. Франкини действительно рекомендовал присылку инструкторов. Но речь шла не о предполагавшейся части, а об армии вообще. К тому же на тот момент идея о российских инструкторах в персидских вооруженных силах среди русских военно-политических кругов только вызревала^[72]. В своей «Записке о состоянии вооружённых сил Персии и о необходимости реорганизации персидской армии», поданной на рассмотрение шаху, В. А. Франкини наметил основные пути преобразований. Однако правительство России не было на тот момент заинтересовано в создании в Иране качественных вооруженных сил^[73], поэтому продолжения идея шаха о привлечении В. А. Франкини к реформированию на тот момент была заморожена. Тем не менее желание переустройства своей армии Насреддин-шаха не покинуло. В рамках тех перманентных военных преобразований, которые проводил в стране под эгидой шаха военный министр Хусайн-хан с начала 1870-х гг.^[74], и под влиянием выводов В. А. Франкини в 1878 г. Насреддин-шах вторично посетил Европу^[75]. Вот как шах рассказывал об этом в 1883 г. начальнику Закаспийской области генерал-лейтенанту А. В. Комарову. «В Европе я присматривался, — сказал он между прочим, — к организации разных армий и принял наконец систему австрийскую^[76] для своей пехоты и артиллерии, и русскую, казачью — для конницы. Существующие ныне регулярные части послужат кадрами для постепенного приведения моей армии к должной численности»^[77]. В. А. Косоговский сообщал, что «во время второго своего путешествия по Европе в 1878 г…из всех европейских войск ему, его министру иностранных дел, первому министру, более всего понравились: австрийские — пехота, сапёры и артиллерия и русские казаки. По возвращении из Европы шах пожелал переформировать свою пехоту, сапёр… и артиллерию по австрийскому образцу, а кавалерию по образцу русских казаков и заявил о своём желании австрийскому и русскому правительствам с просьбою командировать в Персию соответствующих инструкторов» ^[78].

Сложно сказать, были ли далеко идущие планы относительно инструкторской деятельности у шаха в 1878 г.^[79] Однако в том же году его первый министр заключил соглашение с австро-венгерским правительством о найме для обучения своей пехоты и артиллерии австрийских инструкторов на 3 года^[80]. Осенью 1878 г. было достигнуто соглашение с российским правительством о командировании в Иран для обучения кавалерии русских инструкторов. Таким образом, мысль о привлечении российских военных к преобразованиям в шахской армии, высказанная генерал-майором в рапорте от 29 августа 1877 г., послужила своеобразным прологом к созданию в 1879 г. Персидской казачьей бригады — части, представлявшей собой сначала полк, позже развернутый в бригаду, под руководством русских военных инструкторов^[81]. Реорганизация части персидской армии была возложена на подполковника ГШ Алексея Ивановича Домонтовича^[82].

Интересным представляется вопрос, почему в распоряжение русских была отдана именно кавалерия, которая регулярных подразделений в европейском смысле не имела. На этот счет существует несколько версий. Первую и наиболее распространенную из них изложил в своих воспоминаниях А. И. Домонтович. «Двадцать восемь лет тому назад, — писал он, — Насреддин-шах во время своего второго путешествия в Европу, проездом по Эриванской губернии, всюду был встречаем и сопровождаем частями кавказских казачьих полков, которые по окончании Турецкой войны (русско-турецкой 1877–1878 гг. — О.Г.) были расположены в разных местах этой губернии. Внешний вид этих боевых полков, их красивая обмундировка и блестящее снаряжение привлекли внимание шаха. При дальнейшем же следовании по пути он имел случай убедиться и во внутренних высоких качествах этой кавалерии. Лихая, отчаянной смелости, одиночная езда казаков напоминала ему отчасти вольную не стесняемую никакими регламентами езду персидской конницы. Но в то же время какая-то внушительная тишина и грозная сплочённость строя казачьих полков более близкая его сердцу, чем мертвенная скованность полков европейской кавалерии, вызвали восторженное его удивление. Задумав незадолго до того произвести преобразование всех военных сил, шах затеял по этому поводу сношения с австрийским правительством, результатом чего в скором времени ожидалось прибытие в Тегеран австрийской военной миссии всех родов оружия, кроме кавалерии. Относительно последней пока ещё не было определённого решения… Неизгладимое впечатление, произведённое на Насреддин-шаха казаками, бесповоротно решило этот вопрос в пользу России. По прибытии в Тифлис шах обратился к наместнику Кавказа великому князю Михаилу Николаевичу, выразив желание пригласить на службу в Персию русских офицеров для сформирования по образцу казаков части отборной кавалерии, на что в скором времени последовало Высочайшее соизволение»^[83].

Своеобразный подход продемонстрировал Н.К. Тер-Оганов. Изложив «официальную» версию, предложенную А. И. Домонтовичем, он бегло остановился на миссии В. А. Франкини, вполне обоснованно отметив, что «идея переустройства иранской регулярной армии возникла благодаря деятельности генерала Виктора Антоновича Франкини»^[84]. Далее он сделал вывод, что «Насреддин-шах принял решение реорганизовать армию еще задолго до своей второй поездки в Европу в 1878 г., а не во время нее, как об этом утверждали в научной литературе»^[85]. Тем не менее на рассматриваемый нами вопрос о том, какие причины побудили шаха отдать для обучения русским кавалерию, исследователь ответа не дал, фактически оставшись на версии А. И. Домонтовича.

Вторая версия была предложена одним из инструкторов казачьих частей — Меняевым. Ее можно рассматривать как основанную на своего рода «бригадной» устной традиции, поскольку ее повторяли многие обер-офицеры и урядники, служившие в ПКБ^[86]. «Во время пребывания шаха в Петербурге, — сообщал Меняев, — ему очень понравился конвой его величества, и с того времени он решил сформировать у себя подобный же конвой»^[87]. Точного года пребывания Насреддин-шаха в столице России офицер не указал. Не сделал этого и другой офицер — Аслан-бек, — писавший о ПКБ уже в XX в. «Когда Насреддин-шах Каджар посетил Россию и на царском смотру увидел казачью джигитовку, — сообщал он, — то он так восхитился, что просил государя Александра Второго прислать ему инструкторов для обучения персидских солдат этому искусству. Император дал свое согласие и командировал в Персию полковника ГШ Домонтовича с несколькими казачьими урядниками — хорошими джигитами»^[88]. Поскольку шах побывал там дважды — в 1873 и 1878 гг., — то это дало историкам возможности для вариантов^[89]. Современный историк-публицист Александр Борисович Широкорад несколько развил вторую версию. По его мнению, «основа» для приглашения российских инструкторов была заложена пребыванием шаха в Петербурге в 1873 г. «Больше всего в Петербурге Насреддину понравилась джигитовка лейб-казачьего полка, — писал он. — В беседе с императором шах попросил оказать содействие в создании в Персии казачьих частей. Александр II ответил на просьбу шаха согласием. Вскоре в Персию был направлен полковник Генштаба Домонтович»^[90]. Историк Дмитрий Владимирович Сень указывал, что в мае 1873 г. «конвой в конном строю и в полной парадной форме» действительно «встречал шаха Персидского». «Выучка и лихая джигитовка казаков произвели на Насреддин-шаха большое впечатление, и он загорелся желанием создать подобную воинскую часть в Иране. Дело закончилось созданием Персидской казачьей бригады»^[91]. Несколько по-иному изложил в начале XX в. вторую версию офицер-эмигрант, служивший в ПКБ, Серафим Михайлович Калугин. «Насреддин-шах в 1879 году посетил Петербург, — сообщал он. — Шах заинтересовался конвоем Государя и выразил желание иметь подобный же у себя в Персии. По его просьбе, для организации этой воинской части и ее обучения, были командированы в Тегеран русские офицеры-инструкторы, по назначению русского ГШ, но с предварительным согласием шаха»^[92]. Фактически эту версию воспроизвели и составители словаря-справочника по кубанскому казачеству. «В 1878 г. Россию посетил персидский Насреддин-шах Каджар, — писалось в нём. — Во время поездки ему очень понравилась форма обмундирования, снаряжение и молодецкая езда конвойских казаков. Поэтому при встрече с Александром II он просил его прислать инструкторов для преобразования персидской конницы»^[93]. Естественно, утверждение, что шах впервые увидел казачий конвой императора в 1878 г.^[94], не соответствует действительности. Конвойцев первый раз Насреддин-шах видел во время первой поездки по Европе в 1873 г. Скорее всего, здесь произошло смешение рассказов о поездках шаха: конвой представили ему впервые в 1873 г., но запрос о русских инструкторах был сделан им в 1878 г. Несмотря на различия в изложении и откровенные ошибки, связанные либо с неосведомленностью, либо с неточными сведениями, основанными на устной традиции (бытовавшей, видимо, среди инструкторов), вторая версия имеет под собой основанием то, что с момента сформирования ПКБ при ней был создан гвардейский полуэскадрон, обмундированный в форму Лейб-гвардии Казачьего полка.

В XX в. обе указанные версии частью историков были объединены. Таким образом, сформировалась третья, варьировавшаяся разными исследователями по-своему.

Советский историк Н.Р. Рихсиева обратила внимание, что «определенную роль в выборе играло личное желание Насреддин-шаха (1848–1896 гг.), которого в неоднократных поездках по России сопровождали русские казачьи части и покорили его выправкой и дисциплиной»^[95].

Историк Павел Николаевич Стрелянов в своей работе, ориентируясь на воспоминания офицеров ПКБ, объединил две версии. «В 1879 году, — писал он, — во время своего второго путешествия в Европу, персидский шах Насреддин в поездке по России посетил Петербург, где был гостем императора Александра II. Там он впервые увидел и заинтересовался Собственным его императорского величества конвоем. Восхищенный молодецким видом и строевой лихостью казаков Конвоя, шах пожелал иметь подобную воинскую часть у себя в Персии». Далее историк пересказал версию, изложенную в воспоминаниях первого главы русской военной миссии^[96]. Несколько иными словами, но по той же схеме причины создания будущей ПКБ были изложены и в компилятивной публикации Алексея Васильевича Шишова. «Свою историю она (ПКБ — О.Г.) ведет с 1879 года, — писал он. — В тот год персидский шах Насреддин, совершая свою вторую поездку по столицам Европы, посетил и Санкт-Петербург, где восточный владыка был встречен с подобающими почестями. Император Александр II среди прочего повелел показать высокому гостю Собственный Его Императорского Величества конвой. Молодецкий вид, строевая лихость и джигитовка кавказских казаков-гвардейцев поразили шаха. И он пожелал иметь у себя такую воинскую часть конников-телохранителей». Затем, как и у предыдущего автора, следовал пересказ А. И. Домонтовича^[97]. В указанной работе отсутствуют собственные выводы и присутствуют значительные неточности^[98].

Интересную трактовку причин создания ПКБ приводил В. А. Косоговский. «В начале своего царствования Насреддин-шах (1848–1896), чтобы пополнить свое скудное образование, начал читать, различные книги: в особенности ему нравилась военная история. Из неё он узнал про подвиги русских казаков в различных войнах и в особенности поразило его воображение описание их действий в 1812 г., когда они навели ужас на всю Европу: у него тогда же зародилась мысль попытаться завести и в своём государстве нечто подобное. Насреддин-шаху нравилось это войско, которое, при несомненной пользе, очень мало стоило русскому правительству, да и по складу и привычкам близко подходило ко многим из племён, обитающих в его стране: из них он намеревался создать отборный отряд под начальством иностранца, по образцу которого он мог бы мало-помалу переформировать и всю остальную персидскую конницу, так что такой отряд, обученный по европейскому образцу, мог бы служить как бы кадром. В 1870 г.^[99] Насреддин-шах предпринял первое путешествие по Европе, но занятый осмотром фабрик и заводов, официальными визитами к царствующим особам, а также посещением достопримечательностей европейских городов, он не успел познакомиться с казаками на месте. Это удалось ему сделать только во время второго своего путешествия по Европе в 1878 г., когда из всех европейских войск ему, его министру иностранных дел мирзе Сеид-хану, военному министру Хаджи-мирза Гусейн-хану и Мушир од-Доуле сипехсалар-азаму^[100], первому министру, более всего понравились: австрийские — пехота, сапёры и артиллерия и русские казаки. По возвращении из Европы шах пожелал переформировать свою пехоту, сапёр… и артиллерию по австрийскому образцу, а кавалерию по образцу русских казаков и заявил о своём желании австрийскому и русскому правительствам с просьбою командировать в Персию соответствующих инструкторов»^[101].

Как видим, каждая из версий обращает внимание на отдельные моменты, все они имеют «точки соприкосновения», но при этом и значительно разнятся в деталях^[102]. Версии А. И. Домонтовича и В. А. Косоговского, исходя из архивных материалов, более близки к реальному ходу дел. Хотя исключать того, что шаху понравился казачий конвой русского императора также не стоит. Вызывает только сомнение факт, что шах изначально хотел создать кадры для реформирования армии и конницы в частности. Идея эта была выдвинута А. И. Домонтовичем, но до конца XIX в. развития не получила. Из всех версий очевидно лишь то, что во время пребывания в России Насреддин-шаху действительно приглянулись кавказские казаки. Это, в свою очередь, сыграло важную роль в организации русской военной миссии, облегчив задачу дипломатов.

Тем не менее полностью согласиться с мнением некоторых историков, что инициатива создания полка по образцу русских казаков принадлежала исключительно иранской стороне^[103], нельзя. Не была она и кратковременной, сиюминутной прихотью шаха^[104]. Новый виток реформирования иранских войск был инициирован первым министром шаха в 1875 г.^[105], убедившим его вновь пригласить иностранных инструкторов. Миссия

В. А. Франкини сыграла значительную роль в подготовке почвы для приглашения русских военных в иранскую армию. Именно после нее в 1878 г. персидский шах Насреддин совершил поездку по европейским странам, одной из целей которой было знакомство с армиями последних. Результатом стало приглашение австрийских и русских военных инструкторов для очередного реформирования вооруженных сил Ирана. На реорганизацию иранской армии претендовали, помимо Россини Великобритании, Австро-Венгрия, Бельгия и Франция^[106]. Получение той или иной державой права на преобразование персидских войск во многом зависело от желания шаха, а, следовательно, и от степени влияния на него отдельных дипломатических представителей. Соглашение о присылке российских инструкторов не могло быть организовано помимо российского чрезвычайного посланника и полномочного министра при персидском дворе Ивана Алексеевича Зиновьева^[107]. Это был по-своему уникальный дипломат, сыгравший значительную роль в русско-персидских отношениях последней трети XIX в. Своим дипломатическим мастерством и личными качествами он добился дружеского отношения к себе со стороны Насреддин-шаха и его первого министра. Это позволяло ему блокировать большинство попыток англичан подчинить Персию своему влиянию^[108]. «Конец 70-х годов и начало 80-х, — не без основания отмечал публицист конца XIX в., — особенно время представительства г. Зиновьева, даже по отзыву англичан, считается эпохою решительного преобладания России»^[109]. «Иван Алексеевич Зиновьев, — характеризовал его А. И. Домонтович, — человек средних лет, невысокого роста, сухощавый с нервным и подвижным лицом и с быстро бегающими глазами. Серьёзный, приветливый, он своим внимательным отношением к словам собеседника чрезвычайно располагал его в свою пользу. Во время трёхгодичного моего прибывания в Персии, при частых сношениях с Зиновьевым я имел достаточно случаев хорошо ознакомиться с ним и даже почти изучить его. Иван Алексеевич человек бесспорно выдающийся на своём посту. Практически ознакомленный по своей продолжительной службе в Персии, Румынии, Турции и опять Персии, он при своих обширных теоретических познаниях обладал способностью и трудолюбием. Кроме обычных иностранных языков он отлично говорил по-турецки и персидски. Долгая служба Зиновьева на Востоке, хорошо ознакомив его с противником на дипломатическом поприще, с его увёртками и затягиванием дела, привила ему самому эти качества и дала сильное оружие в борьбе с этим противником. Весьма труден был для него турнир с таким дипломатом, как министр иностранных дел в Персии, знаменитый сипехсалар^[110]Азам Гусейн-хан, но Зиновьев всегда приводил его к желанному для себя результату. Как видно, у Ивана Алексеевича было всё, чтобы быть деятелем замеченным не одним только дипломатическим ведомством»^[111].

Благодаря стараниям И. А. Зиновьева были обеспечены дипломатическая и отчасти военная стороны покорения части туркменских земель Россией^[112]. 24 июня 1879 г. в Тегеране была подписана телеграфная конвенция между Россией и Персией, по которой русский телеграф в Чикишляре был присоединен к англо-индийской телеграфной сети, доходившей до Астрабада^[113]. Фактически это была концессия на постройку телеграфной линии между Астрабадом и Чикишляром к северу от залива Хасан-Кули (линия обслуживалась в дальнейшем русским персоналом). Кроме того, он блокировал стремления английского представителя открыть реку Карун для судоходства^[114]. Посланник содействовал российским офицерам в их поездках по Персии для изучения страны^[115]. При его же деятельном вмешательстве кавалерию шаха было решено преобразовать по образцу российских казаков. Это подтверждает письмо товарища министра иностранных дел Николая Павловича Шишкина начальнику Главного штаба Николаю Николаевичу Обручеву в 1894 г.: «Пятнадцать лет назад бывший посланник наш в Тегеране тайный советник Зиновьев побудил шаха обратиться к нашему содействию для образования персидской кавалерии по образцу нашего казачьего войска… имея в виду главным образом приобретение влияния на персидское правительство и помешать другим, враждебным нам правительствам, взяться за это дело»^[116]. Под враждебным правительством понималось британское.

Таким образом, появление русских инструкторов в вооруженных силах Ирана произошло в контексте военных реформ, проводившихся военным министром Хусайн-ханом с начала 1870-х гг., и под влиянием деятельности и выводов В. А. Франкини, посетившего Персию в 1877 г. Побудительными мотивами приглашения российских казачьих офицеров и урядников для обучения части персидской кавалерии стало впечатление, произведенное на шаха казачьими формированиями во время его посещения империи Романовых, а также влияние на персидского правителя и его военного министра русского посланника И. А. Зиновьева. Без сомнения, создание ПКБ следует рассматривать в контексте «Большой игры» — понимаемой в узком, специально-научном смысле как сначала борьбу Великобритании против Российской империи, переросшую в англо-русское противостояние на территориях Азии и Европы, а отчасти даже Африки. Длилась она с последней трети XVIII в. до 1917 г., т. е. до распада Российской империи, и протекала в идеологической, политической, военной и экономической сферах^[117].

1.2. Первая поездка А. И. Домонтовича. Подписание контракта на обучение части персидской кавалерии

Алгоритм принятия решения о посылке А. И. Домонтовича был следующим. Шах, будучи еще на Кавказе, обратился к кавказскому наместнику с просьбой о присылке офицеров. Великий князь предложил царю послать инструкторов, Александр II одобрил данное предложение. И. А. Зиновьев был здесь и организатором, и стимулятором шахских интересов, и «передаточным звеном», т. к. все сношения с персидскими властями велись через него. В качестве главы будущей военной мисии от России, по рекомендации наместника на Кавказе великого князя Михаила Николаевича^[118], в конце ноября 1878 г. был направлен подполковник ГШ А. И. Домонтович. Сложно сказать, какими мотивами руководствовался великий князь, выбирая офицера на должность в Персию. А. И. Домонтович не имел никакого понятия о стране, куда его посылали, не знал языка. «Слишком незнакома была эта страна, — писал он, — все представления о которой, вынесенные из учебных заведений, оканчивались Дарием Кодоманом^[119]. Дальнейшая же история Персии положительно заволакивалась непроницаемыми потёмками»^[120]. Видимо, в основу выбора были положены личные связи и качества подполковника. А. И. Домонтович происходил из старинного запорожского рода, числился в Кубанском казачьем войске. В службу вступил 4 июля 1863 г. После окончания 2-го Московского кадетского корпуса (в 1863 г. переименованного в 3-є военное Александровское училище) по первому разряду в 1864 г. произведен в хорунжие и переведен в Михайловское артиллерийское училище. Из него А. И. Домонтович был выпущен в конно-артиллерийскую № 11 батарею Кубанского казачьего войска. В 1868 г. произведен в сотники, а в 1872 г. — в есаулы. В 1875 г. окончил Николаевскую академию ГШ по 2-му разряду и был зачислен в ГШ с переименованием в капитаны ГШ^[121]. Далее служил старшим адъютантом штаба 38-й пехотной дивизии (09.07.1875 — 19.10.1876), был старшим адъютантом штаба войск Эриванского отряда (27.11.1876 — 29.01.1877)^[122].

В русско-турецкую войну 1877–1878 гг. А. И. Домонтович занимал штабные должности, но тем не менее сумел отличиться. Сначала исполнял должность начальника штаба 3-й сводной кавалерийской дивизии (02.01–26.03.1877), затем с марта 1877 г. до ноября 1878 г. находился в распоряжении начальника Эриванского отряда, генерал-лейтенанта Арзаса (Аршака) Артемьевича Тер-Гукасова офицером ГШ для поручений. С ним принимал участие в занятии Баязета, Диадина, Сурп-Оганеза и Большой Каракилисы, в сражениях на Драм-Дагских высотах и у Даяра и в движении Эриванского отряда на выручку окруженного турецкими войсками Баязетского гарнизона, а также в сражениях при Игдыре и у Деве-Бойну; исполнял должность начальника штаба Аджарского отряда при его движении на Батум. За боевые отличия А. И. Домонтович был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (за Драм-Даг), чином подполковника (за Даяр), орденами св. Станислава 2-й степени с мечами (за Деве-Бойну) и св. Георгия 4-й степени (23 декабря 1878 г.)^[123]. После войны числился штаб-офицером для особых поручений при штабе Кавказского военного округа (с 16 января 1879 г.).

От начальника штаба Кавказского военного округа генерал-лейтенанта ГШ Платона Петровича Павлова А. И. Домонтович получил самые общие инструкции. По словам подполковника, тот изложил ему сущность дела, не вдаваясь в детали. «Немногосложна была речь Павлова, — вспоминал офицер, — в ней не было никаких указаний, никаких связывающих инструкций. Тем-то она и была ценна. Мне было предоставлено право действовать полновластно, сообразуясь только с условиями, в которых мне придётся находиться»^[124]. Можно отчасти согласиться с мнением Фируза Казем-заде, что первоначально «никто — ни шах, ни великий князь, ни сам Павлов — не знал, каковы полномочия Домонтовича»^[125]. «Советую только вам понравиться шаху, — добавил он с улыбкой, — если можно, сделайтесь министром… Да и что он мне мог сказать, в самом деле, — замечал А. И. Домонтович, — когда, по его словам, оно было и для него совершенно незнакомо»^[126].

Исходя из миссии 1877 г., дипломатической неудачи на Берлинском конгрессе^[127] и нараставшей антирусской деятельности англичан на Ближнем и Среднем Востоке^[128], Россия стремилась закрепить свое влияние в Персии. И. А. Зиновьев и (с его подачи) Министерство иностранных дел были заинтересованы в присутствии при шахе российской военной миссии с целью ограничения английского влияния на персидские вооруженные силы. Однако на тот момент в действительности вряд ли кто-то реально представлял, как сложится ее дальнейшая судьба, для чего и какими методами должны будут действовать российские инструкторы. Главное было «застолбить место». Отчасти подтверждением этому могут служить действия А. И. Домонтовича уже в новом качестве, о чём будет сказано ниже. Н. К. Тер-Оганов писал относительно целей миссии: «было ясно, что для России открывался путь к контролю над вооруженными силами Ирана. Россия, которая яростно боролась с Великобританией за завоевание преобладающего влияния в Иране, никоим образом не упустила бы такую возможность. Насколько большое значение придавали руководители России вопросу об отправке инструкторов в Иран, видно хотя бы из того, что сам наместник царя на Кавказе лично избрал кандидатуру на пост будущего руководителя русской военной миссии»^[129] Не отрицая важности посылки инструкторов и ее связи с борьбой против английского влияния, следует заметить, что на тот момент вряд ли в высших кругах империи Романовых задумывались всерьез о контроле над вооруженными силами Ирана. Действительно, идея кавалерийской части, как «кадра» для будущей новой персидской армии высказывалась отдельными офицерами, в частности А. И. Домонтовичем. Однако до последней трети XIX в. она не получила ни поддержки, ни дальнейшего развития. Для Министерства иностранных дел, а точнее — для И. А. Зиновьева, фактически руководившего иранским направлением внешней политики России, посылка инструкторов и последующее создание ПКБ были исключительно политическим проектом, позволявшим не допустить британских представителей в вооруженные силы Каджарской монархии. В 1880-е гг. к этому добавилась задача контроля политической ситуации в Тегеране на случай смерти шаха и смены правителя в угодном для России ключе. Для военных же Русского государства создание боеспособной иранской армии в рассматриваемый период вообще не имело смысла и даже было опасным. При наличии у Ирана подготовленных европейскими инструкторами вооруженных сил в случае изменения политической конъюнктуры и англо-иранского сближения Россия могла получить на южных границах если не опасного, то вполне способного нанести определенный урон и отвлечь значительные силы противника. Что до важности миссии, то она действительно была необходима, но больше для дипломатов. Кроме того, в назначении А. И. Домонтовича великим князем не было ничего из ряда вон выходящего. Во-первых, любые кандидатуры для ответственных поручений в Кавказском военном округе избирались или назначались кавказским наместником, а во-вторых, в случае с подполковником сыграло роль личное отношение к нему Михаила Николаевича, причины которого кроются в событиях русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В последних числах ноября подполковник в сопровождении денщика, переводчика и казачьего урядника выехал из Тифлиса. Через Зривань, Нахичевань, Джульфу и Тебриз 15 декабря 1878 г. он прибыл в Тегеран. Целью поездки было ознакомление с условиями предстоящей службы и разработка соглашения о найме инструкторов. Во избежание дипломатических неурядиц с английской дипломатической миссией подполковник снова был зачислен состоять по Кубанскому казачьему войску, но избегал упоминания о том, что он является офицером ГШ^[130].

По прибытии в столицу Каджарской монархии А. И. Домонтович поступил под опеку российской дипломатической Миссии. Дипломатические отношения между Ираном и Россией в «европейском формате» были установлены в 1818 г.^[131] 6 июля император Александр I подписал указ об учреждении поста поверенного в делах России в Персии^[132]. Действовать российское представительство начало с февраля 1819 г., сразу по прибытии в Иран^[133]. С 1828 г. оно имело статус Миссии и возглавлялось чрезвычайным посланником и полномочным министром российского императора при персидском шахе, т. е. вторым по рангу дипломатических представительств^[134]. Посольствами же именовалась первая категория диппредставительств. Их возглавляли послы или нунции (легаты), которые являлись полноценными представителями «своих государей». В нашей работе термин «посольство» по отношению к российскому представительству мы стараемся использовать только в крайних случаях, или если так оно именуется в источниках. Преимущество будет отдано термину «Миссия», как синониму диппредставительства в другой стране.

Как уже отмечалось, российское дипломатическое представительство в Иране с апреля 1876 г. возглавлял посланник И. А. Зиновьев. Он сначала довольно тепло принял подполковника. Все дела с персидским правительством последний в течение двух месяцев своей первой командировки вел через российских дипломатов. Своего рода посредником и одновременно консультантом А. И. Домонтовича выступал первый драгоман (переводчик) русского посольства — коллежский асессор Иван Григорьевич Григорович^[135]. В конце декабря военный министр Персии сипехсалар-азам мирза Хусайн-хан (Гусейн-хан в передаче А. И. Домонтовича^[136]) Мушир од-Доуле попросил подполковника составить смету расходов на содержание каждого всадника и целой части, исходя из штатов русских казачьих полков. Эта работа оказалась весьма сложной, поскольку никаких, даже официальных, сведений о состоянии персидской армии А. И. Домонтович под рукой не имел.

При деятельном содействии И. Г. Григоровича и опираясь на собственный опыт, А. И. Домонтович справился с составлением сметы расходов. «Наша обоюдная работа, — писал он, — переводилась Григоровичем на персидский язык, перевод просматривался Зиновьевым. По окончании эти сведения были представлены военному министру»^[137].

Мирза Хусайн-хан Мушир од-Доуле, тогдашний военный министр и министр иностранных дел Персии, был вторым по значимости лицом в стране на тот момент. «Человек небольшого роста, довольно тучного сложения, с полным без всякой растительности лицом, с небольшими искрящимися весёлыми и выражающими хорошее расположение духа глазами… Наделённый глубокой ясностью ума, но вместе с тем и лживостью языка, весьма способный, высоко образованный и умеющий безгранично пользоваться своей властью, он был, бесспорно, и первым лицом между всеми дипломатами, проживающими в Тегеране», — характеризовал его А. И. Домонтович, отмечая также заносчивость военного министра и страсть к обогащению^[138]. Военный министр и садразам в одном лице (до 1880 г.), Хусайн-хан был инициатором нового витка военной реформы и вообще ратовал за преобразования в вооруженных силах страны^[139]. Подполковник был представлен ему И. А. Зиновьевым лишь после окончания работы по составлению росписи расходов на предполагавшуюся для обучения часть. Именно под началом этого человека оказались А. И. Домонтович и русские инструкторы вплоть до его отставки в сентябре 1880 г.

29 декабря 1878 г. шах пожелал сделать смотр своих гулямов^[140] в присутствии подполковника. В историографии закрепилось мнение, что Насреддин-шах изначально планировал отдать гулямов на обучение русским инструкторам^[141]. Однако, как свидетельствуют архивные документы и воспоминания А. И. Домонтовича, решение это нигде не озвучивалось шахом российским представителям. О нём свидетельствовали лишь косвенные, но достаточно определенные, данные. Принято оно было иранским правителем, скорее всего, после смотра и его разговора с А. И. Домонтовичем, хотя конкретной договоренности на этот счет не было.

Гулямами в российских источниках называли конвой или гвардию шаха^[142], ему непосредственно подчиненную и при нём же постоянно находившуюся. «Регулярная кавалерия, — писал Александр Борисович Вревский в 1868 г., — состоит из гвардии или телохранителей шаха (холами-рикаби) и трёх эскадронов (холами-севарех), всего численностью около 500 чел., обучение которых правильному кавалерийскому строю европейскими офицерами не имело, по настоящее время, никакого успеха»^[143].

К 1878 г. гулямы составляли 3 фоуджей^[144] — «Кешик-хане» (гулямы-насири, пехота), «Махдие» и «Мансур». Численность их в течение правления Насреддин-шаха не была постоянной. «Личный конвой шаха (гулама) состоит из 1000 отборных всадников, находящихся на службе бессменно», — утверждал автор статьи в специальном сборнике Военного министерства России^[145]. Мисль-Рустем, описывая ситуацию 1880-х гг., сообщал, что «в Тегеране, помимо ПКБ, находятся только человек до 300 гулямов, т. е. шахского конвоя («гулям», собственно, значит «раб»). Всего гулямов насчитывают до 1000 человек, остальные же живут по домам. Гулямы сопровождают шаха в поездках каждый раз, как он выезжает из дворца»^[146]. Побывавший в Персии в 1894 г. штабс-капитан гвардейской артиллерии Александр Григорьевич Туманский, как бы дополняя других авторов, писал: «От кочевых племён Персии (илятов), кроме поставляемых контингентов для иррегулярной конницы, выставляются ещё… части, состовляющие как бы лейб-гвардию самого шаха, но на самом деле это ни что иное, как заложники из более влиятельных семей на случай могущих быть осложнений с этими племенами». Включала в себя, согласно А. Г. Туманскому, эта кавалерия 100 бахтиар, 500 дувейрен, 500 аф-шар-хемсе, 500 хаджевенд (луров мазендеранских), 200 асанлю, 150 хеда-венд (луров лариджанских), 100 карачонлю, 17 карасуран (казвинских), всего 2200 человек^[147]. В. А. Косоговский сообщал, что гулямы несли службу «посменно». На действительной службе находилась только половина фоуджа, «а другая ¹/₂… находится в отпуску; смена происходит ежегодно»^[148]. В персидской армии они считались лучшими кавалеристами, хотя никакой регулярной специальной подготовки и обучения не получали. «Даже гулямы, считающиеся самым лучшим полком (конвой шаха), ездят за каретой шаха не строем, а каким-то стадом, хотя и стараются соблюсти порядок», — сообщал наблюдавший их Мисль-Рустем^[149]. Леонид Константинович Артамонов, посетивший Персию в 1889 г., оценивал подготовку гулямов выше, чем у большей части персидской кавалерии, но ниже регулярних частей — «казачьих» полков в Тегеране и Исфахане. «Несколько вымуштрованы следующие контигенты постоянной милиции, — писал он, — 1) Кишик-хане (Кешик-хане — О.Г) (500 всадников), под начальством Кишикчи-баши и 2) Мензур (Мансур — О.Г) (300 вс.), под начальством сартипа Аладоуле»^[150].

Шах предоставил в распоряжение подполковника гулямов фоуджей «Махдие» и «Мансур»^[151]. В смотре участвовало около 1000 человек. Их показательное выступление произвело на подполковника в целом отрицательное впечатление^[152]. «В кавалеристах видна любовь к своему занятию, — доносил он начальству, — что весьма важно в военном деле». Но результатом смотра, «выказавшего лихость людей, умение их хорошо и смело ездить», А. И. Домонтович был озадачен, поскольку тот показал «полное отсутствие того, в чём заключается обучение кавалерии оной части»^[153]. Когда шах неожиданно для него спросил о произведенном впечатлении, подполковник, «обойдя смешные стороны строя», ответил, что «лошади отличные и люди скачут прекрасно»^[154]. Тогда Насреддин-шах спросил: «А можно их обучить по-казачьи?». А. И. Домонтович попросил часть гулямов для испытания. Вечером того же дня на городском учебном плацу подполковник провел пробные учения с сотней гулямов для проверки, «насколько они годны к сомкнутому строю». «Сомневаться было нечего, — подытожил он, — предстоящее дело было возможно, о чём и было доложено шаху»^[155].

Результатом смотра стала аналитическая записка А. И. Домонтовича, в которой он изложил свое видение обучения персидской кавалерии. На ней следует остановиться особо, поскольку она легла в основу последующей деятельности подполковника. Записка эта выдает в нём профессионала высокого уровня. А. И. Домонтович исходил из предположения, что в его распоряжение будут предоставлены шахские гулямы. Об этом свидетельствовало и поведение Насреддин-шаха, и командира гулямов Ала од-Доуле, который на обеде в присутствии членов русской дипломатической миссии поднял сначала тост «за здоровье полковника Домонтовича, а уж потом за посланника»^[156].

В своей записке подполковник отмечал, что особенности местных условий не позволяют прямо «приложить систему казачества» в Персии. Он предполагал изменять структуру кавалерии Каджарской монархии постепенно, в основу положив учебную часть. «Для этого, — писал А. И. Домонтович, — потребуется сформировать полк из 4-х сотен, в каждой сотне — 130 рядовых с унтер-офицерами и 10 нестроевых чинов. В полку же всего 560 человек без офицеров. Все сотни получают полное обучение примерно в двухгодичный срок, по окончании которого из каждой сотни, с обученными офицерами, унтер-офицерами и рядовыми составятся кадры для образования полка, из всех же 4-х сотен — 4-х полков»^[157]. Как видим, подполковник профессионально и стратегически относился к своей главной задаче. Особое место он уделил планированию устройства учебной части. Во-первых, А. И. Домонтович отмечал, что кавалеристы должны служить непрерывно в течение двух лет, для чего их следует размещать летом в лагерях, а зимой — в казармах, «в совокупности… чтобы наблюдать за занятиями людей и вообще следить за порядком в части». Соответственно предполагалось создание своего рода казарменного городка, приспособленного для жизни всадников. Во-вторых, подполковник считал, что хозяйство полка — довольствие пищей, фуражом — должно быть общим для всей части (пищей — по-эскадронно), а не «отдаваться на руки каждого всадника», как это было принято в персидской армии. «Частые отлучки для покупок на базар, — писал он, — препятствовали бы установлению порядка»^[158]. Соответственно расход денег на пищу, хозяйственные нужды и пр. необходимо было, по мнению российского офицера, производить лицам, выбранным начальством из числа подчиненных (по 2 человека в каждом эскадроне). Фураж же следовало выдавать натурой, а сроки его поставки должны были быть строго оговорены и соблюдены^[159]. «Заготовка фуража для довольствия лошадей полка может быть возложено на кого угодно, необходимо только, чтобы он доставлялся в полк в строго определённое время, в определённом количестве и установленного качества, — писал подполковник. — Обмундирование, вооружение и конское снаряжение чинов полка должно быть единообразным по образцам этих предметов в казачьих частях русской армии»^[160]. Главным требованием подполковника было, чтобы «распределение занятий полка, выдача содержания чинам его, продовольствие людей и фуражное довольствие лошадей, разные наряды, увольнение в отпуск и вообще всё, касающееся внутреннего управления полка» имело «установленное и вполне определённое устройство; вместе с тем, находясь в тесной связи со строевым образованием, главное наблюдение над ними, как и последующим должно безраздельно принадлежать одному и тому же лицу. На этом основании вся дисциплина части, т. е. точное выполнение чинами полка всех служебных требований»^[161]. Под «одним и тем же лицом» А. И. Домонтович подразумевал командира полка, то есть себя. И в этом проявилась его практическая сметка. Подполковник стремился избежать естественного в Иране многократного подчинения по хозяйственным и финансовым вопросам, которые могли поставить крест или резко тормозить все его начинания в сфере обучения и подготовки личного состава. Чего именно опасался А. И. Домонтович, можно продемонстрировать на примере австро-венгерских инструкторов в Тебризе, где находилась ставка наследника престола — валиата^[162], — имевшего собственную армию. «Для однообразного и успешного обучения все войска Азербайджана в чисто строевом отношении подчиняются австрийской службы майору Вагнеру^[163], который носит титул хана и имеет в рядах персидской армии чин генерал-лейтенанта, — характеризовал положение австрийских коллег русский офицер в конце 1880-х гг. — Вагнер-хан подчинён непосредственно военному министру или правильнее — шаху, который питает к этому инспектору полное доверие. В строевом отношении Вагнер-хану подчиняются все сартипы (генералы) и даже сам валиат скромно выслушивает замечания или наставления инспектора — на казарменном плацу… В дисциплинарном отношении он имеет право арестовывать подчинённых ему офицеров, в зависимости от чина, в общем до 2-х месяцев на военной гауптвахте (караул-ханэ). Чему учить и как учить — это дело Вагнер-хана, и эмир-е незам Гассан-хан не имеет права вмешиваться в эту область. Однако всё необходимое для занятий, как-то: оружие новых систем, холостые или боевые патроны, лошади для каждого артиллерийского учения и проч. — выдаются не иначе, как по приказанию эмир-е незама. Поэтому инспектор, de jure не подчинённый эмир-е незаму, de facto для всякого учения должен испросить у него разрешение. Это последнее даётся весьма неохотно, если учение сопряжено с денежным расходом, или сколь-нибудь значительной тратой пороха, или наконец, требует много артиллерийских упряжных лошадей, которые обыкновенно ходят в экипажах валиата, эмир-е незама и др. начальствующих лиц»^[164]. Отличие от столицы заключалось лишь в том, что в Азербайджане главным распорядителем был эмир-е-незам Гассан-хан^[165], а в Тегеране — военный министр. Поэтому А. И. Домонтович предлагал создание автономной единицы. Для этого он планировал наделить главу инструкторов полномочиями командира полка по российскому образцу, то есть с правами полного контроля и ответственности за хозяйственную и военно-учебную части. Для обучения кавалерии А. И. Домонтович предполагал достаточным наличие при нём 3 русских офицеров и 5 казачьих урядников. Двое офицеров с урядниками должны будут заниматься с нижними чинами полка, а третий офицер — подготавливать офицеров части. «Управление полком, непосредственное обучение его, а также общее руководство во всех занятиях полка будут составлять мою обязанность», — завершал подполковник свою записку^[166]. Как показала дальнейшая служба офицера в Персии, требования эти до конца реализованы не были, и не по вине А. И. Домонтовича. А настойчивость подполковника в предоставлении ему больших полномочий окончилась для него плачевно.

6 января 1879 г. состоялась аудиенция А. И. Домонтовича у шаха в присутствии иранского министра иностранных дел, русского посланника и сотрудников российской Миссии^[167]. Затем в течение месяца И. А. Зиновьевым обсуждались с шахским правительством условия контракта приглашения военной миссии. 7 февраля 1879 г. российским посланником и Хусайн-ханом Мушир од-Доуле — одновременно иранским и первым и военным министром — был подписан его окончательный текст на французском и персидском языках. В основу соглашения были положены идеи, высказанные в приведенной выше записке. Поскольку первый контракт стал основой для последующих соглашений по военным инструкторам вплоть до середины 1890-х гг., мы остановимся на его тексте детально. К сожалению, оригинала контракта мы не видели. Поэтому приведем его детальный пересказ, содержащийся в работе Н. К. Тер-Оганова.

«Контракт о найме русских военных инструкторов состоял из краткой преамбулы и одиннадцати статей. Согласно преамбуле, шахское правительство нанимало русских казачьих офицеров для обучения части кавалерии. Первая и вторая статьи контракта определяли обязанности Заведующего обучением персидской кавалерии (далее — Заведующий — О. Г.), так официально называлась будущая должность подполковника ГШ А. И. Домонтовича. В течение 3 лет он должен был находиться в распоряжении иранского правительства и подчиняться военному министру. В обучении будущей кавалерийской части ему должны были помогать 3 казачьих офицера и 5 урядников, которых выбирали кавказские военные власти^[168]. Третья статья определяла размер жалованья А. И. Домонтовича 2400 туманов в год. Кроме этого, он должен был получать ежедневный фураж для 5 лошадей. Что касается трех русских офицеров — помощников А. И. Домонтовича, то каждому из них было обещано такое же жалование, как и австро-венгерским офицерам, недавно прибывшим в Иран. Ежемесячное же жалованье каждого урядника составило 20 туманов (240 туманов в год).

Четвертая статья предусматривала выплату определенной суммы для покрытия дорожных расходов по прибытии и убытии А. И. Домонтовича, одного офицера и урядника соответственно 100, 75 и 24 полуимпериала^[169].

Согласно пятой статье, датой начала работы русских инструкторов, включая их командира, было принято считать день подписания контракта.

Шестая статья регламентировала порядок выдачи А. И. Домонтовичу полагавшегося ему жалованья: в день подписания контракта иранская сторона должна была уплатить ему двухмесячное жалование в размере 400 туманов. Причем было решено, что в начале второго квартала будут выданы деньги за третий месяц первого квартала, а также за три месяца второго квартала.

Статья седьмая контракта предписывала А. И. Домонтовичу во всех вопросах, касающихся его службы, действовать согласно указаниям иранского военного министра, в подчинении которого он должен был находиться. Со своей стороны, военный министр брал на себя обязательство выплачивать ему жалование.

В соответствии с восьмой статьей, все расходы на служебные командировки А. И. Домонтовича, выполняемые по заданию иранского правительства, покрывались последним.

Согласно девятой статье контракта, подполковник А. И. Домонтович не имел права по своему усмотрению отменять его условия, а также до истечения трехгодичного срока оставить службу. Лишь по состоянию здоровья он мог рассчитывать на согласие со стороны иранского правительства на прекращение службы. Статья предусматривала и форс-мажорные условия: по причине неотложных дел или же из-за ухудшения здоровья А. И. Домонтовича иранское правительство предоставляло ему право на трехмесячный неоплачиваемый отпуск. Условия этой статьи в равной степени распространялись и на остальных русских офицеров и урядников.

Согласно статье десятой контракта, иранское правительство брало на себя обязательство оплатить дорожные расходы русским инструкторам после истечения срока действия контракта. Однако оно оставляло за собой право выплатить данную сумму и до истечения трехгодичного срока.

По статье одиннадцатой, подполковник ГШ А. И. Домонтович, офицеры и урядники должны были в течение двух с половиной месяцев, начиная с того дня, как через российское посольство в Тегеране им была передана сумма на дорожные расходы, оговоренная в статье четвертой контракта, прибыть в столицу»^[170].

На следующий день после подписания контракта подполковник отправился в Россию для набора инструкторов.

1.3. Начало деятельности русских инструкторов в Иране

Перед тем как переходить к рассмотрению процесса формирования ПКБ, следует остановиться на ее первых инструкторах. Это необходимо, поскольку в последнее время стали появляться публикации, где о них даются совершенно превратные сведения. Так, например, А. Б. Широкорад в своей популярной работе писал буквально следующее: «Вскоре в Персию был направлен полковник Генштаба Домонтович с несколькими отобранными им урядниками Кубанского кавказского войска — виртуозами в джигитовке, стрельбе и владении холодным оружием»^[171]. Но на деле А. И. Домонтович был подполковником, а военная миссия состояла не только из представителей Кубанского казачьего войска, и не только из урядников. Вопрос о выборе и характеристиках инструкторов важен также в свете дальнейшей истории бригады, поскольку дает яркое представление о способах отбора кандидатов, об их моральных качествах и личных целях. Уже при наборе первой партии инструкторов проявились все положительные и отрицательные особенности этого процесса, характерные для всей истории ПКБ.

Формально члены военной миссии назначались по выбору командующего войсками на Кавказе. Однако фактически подбор кандидатур был возложен на Заведующего обучением персидской кавалерии. «В Тифлисе я доложил о результате командировки и получил разрешение, согласно контракта, выбрать по своему усмотрению в состав военной миссии 3-х офицеров и 5 урядников», — вспоминал А. И. Домонтович^[172]. П. П. Павлов 23 февраля 1879 г. обратился с письмом к наказному атаману Терского казачьего войска генерал-лейтенанту Александру Павловичу Свистунову. В нём говорилось буквально следующее: «Во исполнении… высочайшей воли… назначить для… командировки состоящего для поручений при вверенном мне штабе ГШ подполковника Домонтовича, предоставив его усмотрению выбор остальных членов из Кубанского и Терского казачьих войск^[173]…Офицеры, выбранные подполковником Домонтовичем, во время пребывания их в Персии должны числиться, не занимая вакансий, в частях, откуда будут назначены, пользоваться производством в чины по вакансии и сохранять содержание от казны в размере получаемого ими жалования»^[174]. Такое же предписание получил и наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал-лейтенант ГШ Николай Николаевич Кармалин.

Прибыв в Екатеринодар, где предполагал подготовиться к службе в Иране, исходя из указанных распоряжений, А. И. Домонтович обратился к означенным начальникам. У наказного атамана Кубанского казачьего войска он попросил назначить 3 урядников. Тот выполнил просьбу, отослав в распоряжение подполковника Евсеева, Рудя и Лактина. Первые два, по сообщению А. И. Домонтовича, отлично знали строй. Лактин же «ещё в Тегеране был… прикинут посольством», поскольку уже бывал в Персии: он сопровождал полковника Николая Григорьевича Петрусевича в его разведывательной поездке по северо-восточным провинциям Ирана в 1879 г.^[175] Однако этот «опыт», как оказалось, не пригодился. «Из продолжительной, чрезвычайно полезной и интересной поездки с Петрусевичем Лактин вынес только одно — страсть к вину»^[176]. Если выбор 3 урядников мало зависел от А. И. Домонтовича, то двух офицеров он выбрал сам. Сложно сказать, чем именно руководствовался подполковник в этом выборе. Но даже из его воспоминаний следует, что либо принцип пользы делу тут играл подчиненную роль, либо же он недостаточно хорошо разбирался в людях.

Первым был есаул Иван Николаевич Братков — младший офицер Ставропольского казачьего юнкерского училища^[177]. А. И. Домонтович знал его мало. В воспоминаниях он пишет, что «познакомился… с ним месяца за 4 до того… видел его не более двух раз и то в большой и пожалуй в слишком весёлой компании». Но И.Н. Братков привлек внимание подполковника «своей оригинальной, резко очерченной натурой». «Он отличался твёрдым и самостоятельным характером… Репутация хорошего строевого офицера окончательно решила дело в его пользу»^[178]. Однако для есаула должность, предложенная А. И. Домонтовичем, была лишь средством поправить положение. Об этом красноречиво свидетельствует его ответ на телеграмму подполковника, в которой тот упомянул о 5000 рублей содержания от персидского правительства. «Согласен, согласен, согласен», — сообщил есаул^[179]. Лишь по прошествии времени А. И. Домонтович пожалел о своем выборе, хотя о том, что именно заставило его это сделать, к сожалению, остается только догадываться. «Происходя из офицеров бывшего линейного войска^[180], — писал подполковник о И. Н. Браткове, — он отличался твёрдым и самостоятельным характером. Малообразованный, но нахватавшись хлёстких и ходячих мнений и фраз по Писареву^[181], Чернышевскому^[182] и другим, он с большим апломбом импонировал этим на окружающих его, большею частью скромных и вовсе не отличающихся начитанностью товарищей»^[183]. Скорее всего, цель и характер И. Н. Браткова приводили к конфликтным ситуациям с командиром. На это есть косвенные указания с донесениях А. И. Домонтовича. Однако что-то определенное утверждать сложно.

Второй офицер — хорунжий Екатеринодарского полка Кухаренко — был выбран подполковником «по-родственному» (он приходился ему роднёй). Нелишне будет привести полностью выдержку из воспоминаний А. И. Домонтовича, характеризующую этот выбор. «Он по молодости и по непродолжительной службе, может быть, и не вполне подходил к условиям, необходимым для роли инструктора, но как отличный ездок, исполнительный в работе, весьма аккуратный в делах, он мог принести большую пользу»^[184].

Как видим, подбор двух офицеров для важной миссии оказался не совсем удачным. То же можно сказать и о третьей кандидатуре — адъютанте наказного атамана Терского казачьего войска генерал-майора А.П. Свистунова сотнике Дмитрие Алексеевиче Вырубове^[185]. После окончания сборов в Екатеринодаре, подполковник с женой, денщиком Алексеем Подмокловым, хорунжим Кухаренко и тремя урядниками выехали во Владикавказ. Здесь он явился к атаману Терского войска и попросил порекомендовать ему офицера для поездки в Персию. Генерал предложил «находившегося там же в комнате» своего адъютанта. «Небольшое сомнение было у меня относительно знания им строевой службы, — вспоминал А. И. Домонтович, — но не желая затягивать дела… я согласился»^[186]. Уже после совместной службы в Персии подполковник оценил Д.А. Вырубова следующим образом: «Сотник Вырубов красивый, с длинной чёрной бородой, вследствие чего его в Персии называли Фатхали-шахом, исторически известным своей необычайно длинной бородой, человек добрый, весьма симпатичный, но, к сожалению, по мягкости и слабости характера способен был легко подчиняться другим»^[187].

Наконец, еще два урядника были назначены штабом Терского казачьего войска по запросу А. И. Домонтовича. Водобшин и Кириллов — «оба георгиевские кавалеры, первый даже с тремя, бравые и на вид внушительные, сразу казались вполне подходящими»^[188].

Как видим, подбор состава миссии произошел на «паритетных» основаниях: часть ее была отобрана лично подполковником, часть — предложена вышестоящими лицами. Цели инструкторы имели разные. По крайней мере, два из трех офицеров ехали в Персию не только служить, но и улучшить свое материальное положение. Качество урядников было лучшим, но и здесь имелся «изъян» в виде Лактина. Как увидим, в дальнейшем эти факторы сыграют определенную роль в моральном климате в ПКБ. Отчасти в этом был виноват сам А. И. Домонтович, не сумевший правильно оценить Браткова и пошедший на поводу у родственных чувств относительно Кухаренко. Возможно, не случайно, что единственный, о ком у подполковника через много лет сохранились самые приятные воспоминания, был назначенный к нему денщиком рядовой расквартированного в Екатеринодаре батальона Алексей Подмоклов^[189].

Из Владикавказа урядники, денщик с лошадьми и вещи были отправлены в Баку. Офицеры же собрались в Тифлисе, откуда в середине апреля выехали туда же. В Баку миссия в полном составе — подполковник, 3 обер-офицера, 5 урядников, 2 денщика и жена А. И. Домонтовича — села на пароход и к вечеру следующего дня высадилась в персидском порту Энзели^[190]. На следующий день русские представители отправились в Решт, откуда через Казвин направились в Тегеран.

7 мая 1879 г. военная миссия в составе указанных лиц прибыла в Тегеран. Через 5 дней Насреддин-шах принял А. И. Домонтовича и предложил сформировать казачий конный полк в 400 человек. Шах велел предварительно составить годовой бюджет полка с учетом жалования личного состава (за исключением офицеров), питания, обмундирования, вооружения, снаряжения и содержания лошадей^[191].

Годовой бюджет полка, разработанный А. И. Домонтовичем, составил 126000 рублей^[192] за исключением суммы жалования персидским офицерам. Размер последнего зависел от степени знатности и племени, из которого тот или иной офицер происходил^[193]. После рассмотрения в Совете министров персидский правитель утвердил бюджет и дал указание А. И. Домонтовичу немедленно приступить к формированию части.

С первых шагов А. И. Домонтович столкнулся с трудностями. После первой, инспекционной поездки он рассчитывал, что для создания новой части ему будет предоставлена иррегулярная кавалерия гулямов. Однако по приезде оказалось, что шах передумал. Как отмечал В. А. Косоговский, «Домонтовичу пришлось провести месяца 3 в пустых переговорах»^[194]. 1 июля между российским и персидским правительствами была заключена конвенция, предусматривавшая обучение части персидской кавалерии, сроком на 3 года^[195]. Цель учреждения этого военного подразделения с русскими офицерами во главе определялась в конвенции следующим образом: «Командир бригады должен направлять свои силы, усердие и знания на сформирование из подчинённых ему людей надёжной и верной воинской части, готовой всегда служить Его Величеству Шаху»^[196]. Для обучения русским инструкторам были выделены 400 человек из иррегулярной кавалерии мухаджир^[197] (мохаджир, махаджир, могаджир — так называли выходцев с Кавказа, покинувших его после подписания Туркманчайского договора 1828 г. и осевших в Персии^[198]; в более широком смысле слова так называли мусульман, которые переселяются из враждебных стран ради спасения своей веры^[199])^[200].

В одной из интернет-статей по этому поводу было написано следующее: «В результате интриг англичан и проанглийски настроенных вельмож шах отдал под начало российских военных не свою лучшую кавалерию, состоящую из его личных телохранителей, а отряд из 400 кавалеристов-мухаджиров. Мухаджиры — это выходцы с Кавказа, осевшие в Персии в результате российского завоевания, и не испытывавшие никакой симпатии к русским. Фактически, это была банда головорезов, наводивших ужас на мирных жителей, а, поскольку о жаловании вояки давно не слышали, то промышляли мародерством и грабежами. По-видимому, расчет англичан был на то, что русские опозорятся с таким войском, в котором о дисциплине и воинском подчинении даже не слышали». В указанной статье содержится лишь доля истины. По мнению А. И. Домонтовича, замена гулямов на мухаджиров была сделана «с целью поставить новое дело в такие условия, при которых невозможно достижение успеха»^[201]. Во-первых, мухаджиры не слишком хорошо относились к русским, поскольку те завоевали их земли. Во-вторых, «правоверные» ставились под командование «неверных», да еще и своих сравнительно недавних противников. В-третьих, привилегированное положение мухаджиров и их приверженность к своим вождям делали задачу создания регулярной кавалерийской части проблематичной. Однако оценка их как банды обездоленных головорезов страдает крайней односторонностью. После переселения с Кавказа мухаджиры составили особую замкнутую элитную группу в Каджарской монархии, причем каждый из них получал наследственную пенсию от иранского правительства. К рассматриваемому времени сменилось уже целое поколение мухаджиров, пенсии уменьшились за счет их дробления между детьми, а осознание своего привилегированного положения делало слабой власть над ними центральных органов. Тем не менее относительно организованную силу, располагавшую финансовыми средствами, они по-прежнему составляли. «Племя это пользуется в Персии, сравнительно с другими народностями, значительными привилегиями; — сообщал в одном из своих рапортов А. И. Домонтович, — они, почти не неся до сих пор никаких воинских обязанностей, все получили довольно большое жалованье, которое для более почётных лиц составляло весьма крупную цифру. У этих лиц большие претензии, хотя они не отличаются от рядовых всадников»^[202].

В. А. Косоговский указывал, что немалую роль в смене «материала» для «казаков» сыграли и мотивы экономии казенных денег, поскольку «мухаджиры, поступая в “казачью” бригаду, принесли туда своё наследственное содержание целиком»^[203]. Тем не менее ни документы, ни историки, исследовавшие вопрос, не дают четкого ответа, кто именно стоял за указанными событиями. Вопрос, по каким причинам Насреддин-шах изменил свое решение и вместо относительно боеспособного подразделения выделил подполковнику наиболее недисциплинированных представителей персидских вооруженных сил, пользовавшихся в стране большими привилегиями и избалованными этим, остается открытым. А. И. Домонтович писал в 1880 г.: «Очень может быть, что даже назначение с самого начала, в моё распоряжение мухаджиров, вместо предлагаемых гулямов, было сделано с целью поставить новое дело в условия, не возможные для достижения успеха»^[204]. В. А. Косоговский обвинял в помехах организации ПКБ военного министра, а также начальника гулямов и родственника шаха Ала од-Доуле, который пользуясь родственными связями и своим положением (он подчинялся непосредственно Насреддин-шаху) «убедил шаха не трогать его полка»^[205]. Сообщая о кознях командира гулямов, многие из русских наблюдателей и исследователей откровенно намекали на английскую интригу. Однако достоверных доказательств этому нет^[206]. Скорее, проблема имела внутриперсидский характер. Ала од-Доуле не хотел терять свое привилегированное положение и обратился к военному министру и шаху, не забыв преподнести внушительный пишкеш (подарок, в данном случае — взятка — О. Г.)^[207]. К тому же он был родственником Насреддин-шаха. Шах сочетал в себе множество положительных и отрицательных качеств. Его периодические реформаторские «всплески», восхищение Петром I и европейской жизнью разбивались о непостоянство, нерешительность, жадность (в том числе и до денег) и себялюбие. К тому же Насреддин-шах был ленив и легко подпадал под чужое влияние, особенно если оно было связано с личными выгодами (достаточно вспомнить несостоявшуюся концессию 1872 г. барона Пола Джулиуса (Пауля Юлиуса) Рёйтера (Ройтера), по которой практически вся экономика страны передавалась в аренду английскому предпринимателю^[208])^[209]. Нельзя согласиться с российским исследователем Александром Ивановичем Андреевым в том, что шах «более тяготел к русским, нежели к англичанам»^[210]. Многое зависело от конкретной ситуации. Вто же время нельзя не согласиться с тем же автором, что правитель Персии в своих внешнеполитических симпатиях был небескорыстен. Например, наблюдавший Насреддин-шаха в течение нескольких лет В. А. Косоговский отмечал его «болезненную жадность» и стремление извлечь личную выгоду из любого предприятия в своей стране^[211]. Все эти личные особенности, присущие шаху, со временем неоднократно сказывались на положении российских инструкторов в Каджарской монархии.

В персидской армии существовала система, при которой командиры частей обогащались за счет своих подчиненных. Делалось это различными путями. В «Записке о состоянии вооружённых сил Персии…» и в «Военно-статистическом сборнике» находим следующую схему финансирования на высшем уровне: «Генерал-интендант армии ведёт ведомость всем денежным окладам, предоставляет её ежегодно сам на утверждение шаха, который указывает из каких источников они должны быть уплачены, и тогда выдаются начальникам отдельных частей квитанции для предъявления их государственному казначею»^[212]. Каждая из указанных квитанций должна была быть снабжена печатями 14 высших сановников^[213]. В. А. Франкини сообщал, что государственные доходы в Персии были сосредоточены в руках министра внутренних дел, поэтому военное казначейство снабжалось по смете, составляемой ежегодно весною «из сумм главного казначейства посредством ежемесячного аванса в 64 000 туманов^[214] и несрочных добавочных ассигнований». Министру внутренних дел сообщалась общая сумма, а та распределялась военным министром^[215]. «Всякий расход, — писал В. А. Франкини, — необходимый для снабжения материалами технических заведений, либо для удовлетворения жалованием частей войск и служащих, должен предварительно быть одобрен военным министром. По получении разрешения, ему предоставляется проект ассигновки (чека — О.Г.), на котором он накладывает свою печать. Одобренные ассигновки, касающиеся материальной части, прямо предоставляются в казначейство для уплаты, те же, которые касаются личного состава, проверяются предварительно в канцелярии Везири-лешкера (контролер Военного министерства — О. Г.). Уплаченные ассигновки возвращаются к Везири-лешкеру, записываются и окончательно передаются в Министерство внутренних дел, где общая цифра их, без всякой другой формальности, вписывается в расход по смете Военного ведомства»^[216]. «Своевременная уплата по ним (ассигновкам или векселям — О. Г.) производится только в том случае, если в казне есть деньги и притом если казначею поднесен значительный пишкеш, в противном случае деньги удерживаются им для получения с них процентов в свою пользу. Подобного рода злоупотребления повторяются последовательно всеми военными чинами, так что определённое сарбазам^[217] жалование, обыкновенно, остаётся почти всё в карманах высших административных чинов и полковых командиров»^[218]. Причем финансовую отчетность реально проверить было сложно, поскольку военные чиновники и офицеры вели ее небрежно или даже халатно^[219]. Причину такого положения практически все наблюдатели, близко сталкивавшиеся с административными структурами Каджарской монархии, видели в коррупции, разъедавшей государственный и военный аппараты. «Увольняя большую часть сарбазов во временные отпуски, — писал автор статьи в «Военном сборнике», — полковые командиры получают, между тем, от правительства всегда полное содержание по списочному составу частей. Если в государственном казначействе не имеется денег, что бывает весьма часто, то начальникам отдельных частей выдаются бараты, т. е. свидетельства на получение жалования или провианта военным из доходов известных областей или округов. Уплата по этим баратам… производится губернаторами крайне недобросовестно»^[220]. «Сейчас казна выдаёт жалование на 52 000 пехотинцев, — подводил итог В. А. Франкини, — а на основе частных достоверных сведений, наличная численность пехоты не превышает половины этой цифры. Другая половина находится на родине, где она занимается земледельческими работами, или же в городах, на заработках; суммы же, правительством выдаваемые на отсутствующих, разделяются между начальниками от высшего до низшего»^[221]. Что касается Ала од-Доуле, командовавшего гулямами, то он, как родственник шаха, имел значительные привилегии в распоряжении своей частью. А. И. Домонтович отмечал, что он жил «чрезвычайно широко и расточительно, подспорьем чему служили деньги от большого некомплекта содержимых им гулямов, в особенности их лошадей»^[222]. Естественно, лишаться легко приобретаемого и пополняемого дохода Ала од-Доуле не хотел.

Российским инструкторам сразу же пришлось столкнуться с массой трудностей. Главной из них была денежная проблема, которая со временем стала основной для нового подразделения. В. А. Косоговский в своих воспоминаниях указывал, что первоначально ни определенного бюджета, ни определенного штата не имелось^[223]. Но он был не совсем прав. А. И. Домонтович разработал примерный бюджет полка еще до его создания, о чём уже говорилось выше. И в дальнейшем ежегодно составлял расчеты на содержание части, которые предоставлял военному министру для утверждения. Другое дело, что бюджет не был полностью обеспечен. Здесь необходимо отметить одну из серьезных ошибок, которую допускали и допускают многие исследователи ПКБ (не избежали этой участи и мы в одной из своих ранних работ), утверждая, что «бюджет ПКБ состоял из содержания 400 человек, уже состоявших на “казачьей” службе, и из ассигнований из шахской казны, обеспеченных доходами с таможен Северной Персии, находившихся под контролем России»^[224]. Более детальное знакомство с финансовой стороной функционирования означенной воинской части убедило нас, что обеспечение ее материального положения доходами персидских таможен стало результатом займа персидского правительства у России 1900 г.^[225]

Основанием бюджета после замены гулямов на мухаджиров должно было служить наследственное жалование последних, которое они получали от казны. Это уменьшило планировавшуюся изначально сумму. Предполагалось, что жалование будет одинаковым для лиц, занимавших одно и то же служебное положение^[226]. Но этих денег для обустройства полка на первых порах не хватало, что вынуждало А. И. Домонтовича постоянно хлопотать перед шахом об увеличении финансирования. «Этих денег начальнику “казачьей” кавалерии не хватало, так как в первое время была масса побочных расходов, — сообщал В. А. Косоговский, — напр., заведение палаток и посуды для казаков, навесов для лошадей и многое другое, поэтому полк. Домонтовичу удалось выхлопотать от персидского правительства 10000 туманов (20000 руб.^[227]), из коих 5000 были израсходованы сейчас же»^[228]. Подполковнику приходилось на ходу корректировать свои представления о ведении хозяйства полка, исходя из иранских условий, а не правил, установленных в русской армии, которые были положены им в основу бюджета. Так, в рапорте от 10 августа 1879 г. А. И. Домонтович сообщал следующее: «Одновременно с формированием полка, я обратился к тегеранским купцам с целью найти подрядчиков на поставку в полк всех предметов его содержания. Необходимость скорее приступить к делу… заставила меня в первое время до заключения контрактов довольствовать полк по базарным ценам и несмотря на то, что содержание его обходится ниже цен, выведенных согласно положениям русской армии. Это относится до довольствия людей и лошадей, что же касается обмундирования, то в бюджете выставлены мною цены весьма малые, чуть ли не менее тех, по которым справляются вещи в казачьих полках; предполагая большую часть вещей и материалов выписать из России, разницу в курсе персидских и наших денег я считал достаточной для пересылки их. Впоследствии ближе ознакомившись с торговлей Тегерана, я предпочёл делать закупки всего и заказы в самой Персии, и, несмотря на неимение в полку никаких подспорных средств, в виде разного рода мастерских, обмундирование полка идет весьма скоро, хорошо и дёшево»^[229].

Кроме того, военная подготовка новоиспеченных «казаков» оставляла желать лучшего. «Мухаджиры, — писал Алексей Михайлович Колюбакин, — потомки знатных мусульманских фамилий, оставивших Кавказ вследствие занятия его русскими. Из политических и военных видов шахское правительство старалось удержать мухаджиров от возврата в Россию и думало создать из них военную касту, подобно каджарской. Ежегодное денежное содержание должно было обеспечить их существование. Поселены были мухаджиры преимущественно в Азербайджане. Знатные, гордые и храбрые горцы, а в начале появления в Персии и очень зажиточные, мухаджиры могли выставить отличную иррегулярную конницу. Но правительство не сумело воспользоваться ими… Отпускаемое шахом содержание… за смертью старшего в роде делилось между его наследниками, таким образом постепенно уменьшаясь, дошло до ничтожных размеров, и не может уже обеспечивать безбедного существования людей, живших праздно, без занятий и оседлости. В то же время, боясь оттолкнуть их от себя строгими служебными требованиями, правительство смотрело крайне снисходительно на отношение мухаджиров к службе и тем совершенно развратило их. По официальным сведениям их считают 1 200 всадников. Что эта цифра существует только на бумаге видно из того, что когда правительство вздумало воспользоваться мухаджирами для формировавшейся в 1879 году “казачьей” бригады, то еле удалось набрать 300 человек. С большим трудом было собрано 600 человек, но из их числа, за вычетом бежавших (их было много, несмотря на хорошее содержание) и совершенно неспособных, осталось 300^[230]»^[231].

Сам А. И. Домонтович (как, впрочем, и последующие командиры бригады) постоянно сообщал высшему начальству о своеволиях своих подопечных. «Репутация их как самого неспокойного и в корне испорченного бездеятельностью войска, имеют печальную известность», — отмечал он. Даже шах и военный министр «убеждены были в полнейшей их негодности к какой бы то ни было службе, а также невозможности подчинить их». Например, при уже упоминавшемся сформировании полка, несмотря на приказ шаха, 160 мухаджиров, вызванные из Азербайджана, отказались подчиниться и вернулись назад^[232]. Прибывшие же для формирования первого полка «явились… с разными претензиями, в особенности же их офицеры, которые, за весьма редким исключением, ничем решительно не отличаются от простых всадников и столь же далеки от понятия о качествах, требуемых их положением»^[233]. Естественно, такая ситуация значительно усложняла задачи русских инструкторов. К этому дополнялось различие в положении отдельных мухаджиров, связанное со степенью их знатности. Подполковник планировал, что назначение на офицерские посты и система подчинения в его подразделении будет строиться по принципу качества и длительности службы, как это было принято в русской армии. Но реальность оказалась намного сложнее. Мухаджиры, пришедшие в полк в офицерских званиях, требовали их сохранения. Производство незнатных мухаджиров в офицеры за службу было затруднено, поскольку знатные мухаджиры отказывались им подчиняться. «Казачий» полк был, несмотря на свое привилегированное положение, составной частью персидской армии. И здесь на первых порах действовали те же принципы. С самого начала «офицерский вопрос» стал одним из больных для командиров ПКБ. Чтобы понять его лучше, скажем несколько слов о корпусе офицеров персидских вооруженных сил.

Офицеры в Персии, отмечал В. А. Франкини, имелись двух видов: «одни принадлежат к высшему сословию и получают чины и места по протекции или за деньги, а другие к мелкой провинциальной шляхте, и в таком случае назначаются сарбазами, им же подвластными, на должности субалтерн-офицеров^[234] батальона, набираемого в области; но за это офицеры обязаны преподнести полковнику подарок в 30 или 50 туманов, без чего они не допускаются к исполнению обязанностей, потому что в персидской армии чины от султана (капитана) до наиба (прапорщика) жалуются сартипом (генералом) или сархангом (полковником), командиром батальона, а высшие чины от капитана до генерала — военным министром. Генералы же назначаются шахом, но вообще все чины приобретаются за деньги. Однако сарбазы не принимают в свой фоудж офицера, принадлежащего к другому племени; и только высшие начальники — сартипы и сарханги, составляют исключение»^[235]. Низший офицерский состав комплектовался «рекрутским набором, причём в офицеры должны были идти ханы (помещики)». Срок службы, как утверждал Павел Васильевич Максимович-Васильковский, был пожизненным, в случае убыли младшего офицера на его место назначался новый хан из того же села. «Командир фоуджа сам назначал офицеров на различные должности и ему же было предоставляемо право производить их во все обер-офицерские чины, а в штаб-офицерские чины и выше производились они шахом»^[236].

Из сказанного становится понятным, с какими трудностями в создании единого внутреннего распорядка, основанного на российских уставах, столкнулись российские инструкторы и особенно подполковник. Стремление последнего построить обучение кавалеристов и чинопроизводство (как, впрочем, и всё, что было связано с полком, а затем с ПКБ) на основе принципов и уставов, принятых в России, наталкивалось на местную действительность. Осложняло его также то, что формально новая часть являлась подразделением персидской армии. Соответственно, на нее распространялись законы и принципы, сложившиеся здесь. «Армия поглощает больше половины всех доходов страны, берёт в свои ряды людей из лучшей части населения, а между тем армии в настоящем смысле слова нет — существуют только части разнообразнейшего состава, обучения и вооружения, — писал в 1880-х гг. А.М. Колюбакин. — Грабёж казны, обирательство низших классов высшими, правящими, и продажность всех и всюду, от младших до старших чинов в администрации и в войске, лежат в основании государственной системы. Вся страна со всеми отраслями государственного устройства, составляет как бы добычу десятка тысяч начальствующих лиц, имеющих большую или меньшую долю в дележе»^[237]. К тому же патриархально-родовые связи, особенно среди мухаджиров, приводили к существованию в ПКБ двух параллельных цепочек подчинения — официальной и неофициальной, где главами выступали не офицеры, а лидеры кланов, люди знатного происхождения. Таким образом, все эти сложности — отсутствие дисциплины, уставов, низкую воинскую подготовку нижних чинов и отсутствие таковой у офицерского состава, недостаток централизации, тотальную коррупцию, доминирование личных и патронажных связей — предстояло преодолевать русским инструкторам в своей работе^[238].

9 июля 1879 г. недалеко от Тегерана, неподалеку от Зергенде^[239], где находилась летняя резиденция русского посольства^[240], А. И. Домонтович разбил учебный лагерь. Официальным же днем основания будущей бригады стало 15 июля 1879 г.^[241]

1.4. Создание второго полка и формирование бригады

Благодаря решительности и умелым действиям А. И. Домонтовичу удалось достаточно быстро сформировать первый полк^[242]. «Скоро окончится 4 месяца, как начались формироваться персидские “казачьи” полки, — писал подполковник в записке о состоянии дел с обучением от 24 октября 1879 г. — За это время полк (имелся в виде мухаджирский полк — О.Г.) в 400 человек нижних чинов, вполне сформирован, одет, снаряжён и вооружён. Обучение его также не оставляет желать ничего лучшего. Несколько раз он бывал на смотрах, как сипехсалар-азама, так и его величества шаха и получал самые лестные похвалы, причем высказывалось удивление быстрому успеху как строевого обучения, так и главное, установлению полного порядка и дисциплины в части»^[243]. Как видно из текста, А. И. Домонтович главное внимание обратил на приучение мухаджиров к дисциплине и умению держать строй. Ни в этом, ни в других источниках не сообщается об огневой подготовке и обучении сабельному бою — то есть тех составляющих боевой подготовки кавалеристов, которые необходимы в сражении. Подполковник вынужден был начать с самого главного на тот момент — формирования устойчивого воинского подразделения. И это ему удалось: в течение месяца он довольно сносно подготовил вверенных ему людей. В начале августа русский офицер обратился к военному министру с просьбой устроить смотр полку. Как откровенно признавался А. И. Домонтович, им двигало «желание отметить весьма быстрые успехи в обучении кавалерии, достигнутые в 1 месяц со дня формирования полка»^[244]. Хусайн-хан назначил смотр на 7 августа. Работа, проделанная А. И. Домонтовичем, произвела впечатление на шаха. Довольный смотром, он приказал увеличить состав части до 600 человек^[245], что послужило началом преобразования ее в ПКБ. Однако вопрос, когда именно был создан второй полк, остается открытым. О. А. Красняк в своих работах не указывает точной даты^[246], как нет ее и у некоторых других авторов^[247]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

62

Историография «Восточного кризиса» 1875–1878 гг. обширна. Своеобразный свод ее содержит работа В. А. Золотарёва [Золотарёв В. А. Противоборство империй. Война 1877–1878 гг. — апофеоз Восточного кризиса. М.: Animi fortitudo, 2005. 568 с.]. Из последних работ следует отметить: Косев К., Дойнов С. Освобождението (1877–1878). София: Академично издателство Марин Дринов, 2003. 231 с.

63

Впрочем, и сам кризис, и война, его завершившая, несмотря на огромное количество исследований, нуждаются в синтетических работах, в которых рассматривались бы все аспекты и отсутствовал европоцентризм.

64

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 42–44. Детальнее о реформе до 1878 г. и деятельности иностранных военных инструкторов см.: Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 210–213; Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 167–171; Тер-Оганов Н.К. Создание и развитие иранской регулярной армии и деятельность иностранных военных миссий в Иране в XIX в.: Автореф. дисс…. канд. ист. наук. Тбилиси, 1984. 28 с.; Cronin S. Building a new army: military reform in Qajar Iran // War and Peace in Qajar Persia. Implications Past and Present. Londres et New York, Routledge, 2008. P. 47–87.

65

[Вревский А. Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 1–32.

66

Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне 1853–1856 гг. и международные отношения. М.: Наука, 1971. С. 244.

67

Токов О. А. Российская военная миссия в Иран в период русско-турецкой войны 1877–1878 гг. // Клио. 2014. № 2. С. 90–96.

68

РГВИА. Ф. 446. Д. 42.

69

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 51.

70

URL: http://ru.wikipedia.org/wiki/OpaHKHHH,_BHKTop_AHTOHOBH4.

71

Исторический вестник. 1893. Т. 50. № 10. С. 279–280.

72

Русские военные присутствовали эпизодически в персидской армии на протяжении XIX в. в качестве военных советников и отдельной воинской части, но не инструкторов [Бларамберг И. Ф. Воспоминания. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1978. 357 с.; Боков О. А. Русская военная миссия 1853–1854 гг. в Персию в контексте «Восточного вопроса» // Русский сборник. М.: Регнум, 2012. Вып. 13. С. 74–96; Cronin S. Deserters, Converts, Cossacks and Revolutionaries: Russians in Iranian Military Service 1800–1920 // Iranian-Russian Encounters: Empires and Revolutions since 1800. Abingdon, UK and New York: Routledge, 2012. P. 143–187; Cronin S. Deserters, Converts, Cossacks and Revolutionaries: Russians in Iranian Military Service 1800–1920 // Middle Eastern Studies. 2012. Vol. 48. Is. 2. P. 147–182]. Российский поверенный в делах в Тегеране А. Е. Лаговский в 1857 г., после пребывания в Персии английских офицеров, писал директору Азиатского департамента Е. П. Ковалевскому: «Присылка сюда (в Персию — О. Г.) офицеров может быть чрезвычайно полезною, внушая персиянам к нам доверие, ибо видя наше желание усилить их страну… они перестанут мечтать и верить наущениям наших противников о наших намерениях подчинить себе эту страну» [РГВИА. Ф. 446. Д. 35. Л. 2]. Несмотря на то, что на его письме имеется приписка «Интересно, надо обдумать», предложения эти не были реализованы вплоть до второй половины 1870-х гг.

73

Всеподданнейший отчёт генерал-лейтенанта Куропаткина о поездке в Тегеран в 1895 году для выполнения высочайше возложенного на него чрезвычайного поручения // Добавление к СМА. 1902. № 6. С. 60.

74

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 42–48.

75

Шах ехал через Кавказ и Петербург в апреле-мае 1878 г. 11 [Дневник генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина. 1876–1878 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2009. С. 420] или 12 [Нива. 1878. № 21. С. 380 //Нива: Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни: Т. 1–49. в 100 т. Репринтное издание 1870–1918 гг. СПб.: Альфарет, 2012–2013. Т. 17: 1878. № 1-26. 484 с.] мая он прибыл в столицу империи Романовых, 13 мая для шаха был устроен парад [Дневник генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина. 1876–1878 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2009. С. 421], а 16 мая через Варшаву отбыл на Берлин с целью посетить Всемирную парижскую выставку [Дневник генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина. 1876–1878 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2009. С. 422; Нива. 1878. № 22. С. 399 // Нива: Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни: Т. 1–49. в 100 т. Репринтное издание 1870–1918 гг. СПб.: Альфарет, 2012–2013. Т. 17: 1878. № 1-26. 484 с.]. В прессе подчеркивалось, что, как ив 1873 г., Насреддин-шах приехал как друг России, и даже откровенно указывалось на возможность заключения «оборонительного и наступательного договора» между странами [Нива. 1878. № 21. С. 380 // Нива: Иллюстрированный журнал литературы, политики и современной жизни: Т. 1–49. в 100 т. Репринтное издание 1870–1918 гг. СПб.: Альфарет, 2012–2013. Т. 17: 1878. № 1-26. 484 с.]. Однако, следует заметить, что такого ажиотажа, как первая (также совершённая в мае, 10 он прибыл в столицу, а 17 покинул ее [Богданович Е.В. Наср-Эддин шах и его выезд в Россию в 1873 году. СПб.: Типография Майкова, 1873. 28 с.; Дневник генерал-фельдмаршала Дмитрия Алексеевича Милютина. 1873–1875 / под ред. Л. Г. Захаровой. М.: РОССПЭН, 2008. С. 30–31, 33; Наср-Эддин. Пребывание шаха Наср-Эддина в России во время первого путешествия его величества по Европе в 1873 году: (Извлеч. из собств. е. вел. дневника). СПб.: Типография Ю.Н. Эрлих, 1889. 53 с.; Насрэддин, шах персидский // Нива. 1896. № 19. С. 452, 454; Наср-Эддин, шах персидский // Нива. 1873. № 19. С. 293–295]), вторая поездка персидского правителя по России не вызвала — общественное мнение и политики был отвлечены событиями на Балканах и англо-русским конфликтом. Тем не менее следует заметить, что посещение шахом Петербурга и приемы, которые для него и его свиты устраивали при дворе, символизировали, что деятельность дипломатов и военных России в Тегеране по привлечению шаха к России была не напрасной.

76

С 1867 г. Австрийская империя была преобразована в Австро-Венгерскую [Трайнин И.П. Национальные противоречия в Австро-Венгрии и ее распад. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947. С. 104]. Однако в русских источниках, видимо, по привычке, инструкторов, служивших в Иране, именовали австрийцами, а миссию — австрийской. Поэтому в работе мы будем использовать эти наименования как синонимы.

77

Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 202–203. Впрочем, «реформирование» иранских вооруженных сил возобновилось после первой поездки Насреддин-шаха в Европу в 1873 г. «Только в 1873 году, во время первого своего заграничного путешествия, Насреддин-шах имел случай видеть благоустроенные европейские армии и не мог, конечно, не заметить бездну, отделяющую их от его собственных войск, — писал российский офицер. — Тогда-то, по возвращении из Европы, он и приступил к мероприятиям, которые величаются “военными реформами Насреддина”» [Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 210] (впрочем, здесь автор был не совсем прав: шах и до 1873 г. отчасти представлял слабость своей армии). Так, например, в 1875 г. был выработан новый закон о воинской повинности, который, однако, так и не вступил в действие [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1887. С. 554]. По мнению И. Захарова, поездки шаха в Европу (1873, 1878 и 1889) были обусловлены деловыми соображениями. Они «могли стать не только получением информации из первых рук (для модернизации страны — О. Г.), но и были призваны решить ряд насущных проблем, главным образом финансовых» [Захаров И. Насер од-Дин-шах Каджар и проблемы раннего этапа модернизации в Иране (вторая половина XIX века) [Электронный ресурс]. URL: http://www.idmedina.ru/books/ materials/72346]. Однако, нам представляется, что здесь имели место и другие побудительные мотивы. Насреддин-шах был действительно неординарным правителем каджарской династии. Он дольше всех ее представителей продержался на престоле. И власть его была сравнительно прочной, о чём свидетельствует то, что в ходе его трехкратного отсутствия в стране (к слову, впервые в новой истории Ирана шах покидал свою страну надолго) не случилось ни коллапса власти, ни даже покушений на смену правителя. Насреддин-шах идеалом своим видел Петра I. К тому же он был властолюбив и честолюбив. Но не обладал целеустремленностью своего идеала. Поездками в Европу он стремился удовлетворить свое любопытство и показать себя просвещенным монархом (например, посещение Всемирной парижской выставки в 1878 г.). Не последнюю роль играли и финансовые вопросы (вопрос о концессии Ю. Рёйтеру в 1878 г., желание получить займы в 1889 г.). Без сомнения, имело место и желание ознакомиться с европейскими порядками, чтобы постепенно внедрять их в Иране. Но ни финансовые вливания, ни внедрение европейских образцов не привели к действительным результатам, поскольку осуществлялись без программы, выборочно и бессистемно. Систему власти и организации общества в Иране шах ломать не хотел, да и не мог при сильных позициях духовенства. Мощным сопротивление европеизации было и при дворе, в том числе в гареме правителя. В большинстве своем противники реформ преследовали личные мелкие интересы, а не думали о развитии страны. Но главное — ситуация полностью устраивала самого монарха.

78

Косоговский В.А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 390–391. Указанные свидетельства ценны тем, что опровергают до некоторой степени версию, что «ещё задолго до второй поездки в Европу в 1878 г. Насреддин-шах решил реорганизовать пехоту и артиллерию по австрийскому образцу» [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 49]. Утверждение И. В. Базиленко, что «сравнив русскую армию с армиями европейских стран и признав её лучшей среди прочих, шах решил переустроить иранские вооружённые силы по русскому образу и подобию» [Базиленко И. В. Православная Россия и шиитский Иран. По страницам истории отношений (XVI — нач. XX вв.) [Электронный ресурс]. URL: christian-reading.info/data/2011/02/20И-02-05.pdf. С. 174], естественно, не совсем верно.

79

В дальнейшем мы покажем, что идея подготовки на основе кавалерии кадров для иранской армии принадлежала главе первой русской военной миссии — А. И. Домонтовичу. Насреддин-шах, видимо, рассматривал его как своеобразного сменщика В. А. Франкини, призванного реформировать его вооруженные силы.

80

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 46. Австрийская военная миссия прибыла в Тегеран в январе 1879 г. Австро-иранские отношения на дипломатическом уровне активно начали развиваться с 1856 г., когда между государствами был заключен экономический договор [Истягин Л.Г. Германское проникновение в Иран и русско-германские противоречия накануне первой мировой войны. М.: Наука, 1979. С. 15]. Иранский правитель пытался использовать Австрию, а затем Австро-Венгрию как своеобразный противовес англо-русскому влиянию. Это была уже вторая военная миссия (первая была в 1851–1857 гг.). Правда, как и первая, значительных успехов в развитии военного дела она не привнесла. Как верно отмечал Е.М. Белозерский: «Из всех европейских войск великих держав австрийское считается самым слабым по своей дисциплине и самым изысканным по форме. Первое обстоятельство, конечно, не было известно шаху во время его путешествия по Европе, а второе должно быть было решающим при выборе инструкторов» [Белозерский Н.Н. Письма из Персии: От Баку до Испагани. 1885-86 г. СПб.: Военная типография, 1886. С. 41]. По сведениям Леонида Григорьевича Истягина, Британия использовала австрийцев, чтобы ограничить русское влияние на вооруженные силы Ирана [Истягин Л. Г. Германское проникновение в Иран и русско-германские противоречия накануне первой мировой войны. М.: Наука, 1979. С. 15]. К слову, одновременно с военной миссией в Иран для проведения реформирования административной системы в 1880 г. прибыл барон К. Тейфенштейн. Он некоторое время был губернатором одной из провинций, однако не мог перебороть особенности местного администрирования. К тому же пригласивший его хаджи мирза Хусайн-хан впал в немилость и был отстранен от своих должностей. Его сменил младший сын шаха Камран-мирза Наиб ос-Солтане, занявший посты военного министра и губернатора нескольких провинций. Одну из них он уступил австрийцу в управление, но никакой поддержки не оказал. В итоге, К. Тейфенштейн вынужден был оставить свою должность и вернулся на родину [Тейфенштейн К. В Персии // Нива. 1885. № 16. С. 382–383].

81

Следует заметить, что в период подготовки миссии, как следует из проекта инструкции военным агентам, впервые был поднят вопрос о создании в Тегеране должности постоянного военного агента. Исследование В. А. Франкини «закрыло» эту тему. Его коллега — капитан ГШ В.И. Гибер фон Грейфенфельс — оставался в Тегеране до окончания войны с Турцией. Однако в дальнейшем кавказское начальство решило ограничиться в Иране постоянным негласным военным агентом в должности Заведующего обучением персидской кавалерии.

82

Встречается и другое написание фамилии — Домантович. Оно основано на дореволюционном написании, согласно которому в части слов, пишущихся сегодня через «о», писалась буква «а» (наир.: котораго, перваго, сердечнаго, твердаго и пр.). К слову, это касается и фамилии первого историка ПКБ В. А. Косоговского.

83

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 331–332. Эту же версию воспроизвели в своих работах многие другие историки [Базиленко И. В. Православная Россия и шиитский Иран. По страницам истории отношений (XVI — нач. XX вв.) [Электронный ресурс]. URL: christian-reading.info/data/2011/02/20И-02-05.pdf. С. 174–175; Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 138; Павлович М., Иранский С. Персия в борьбе за независимость. М.: Научная ассоциация востоковедов при ЦИК СССР, 1925. С. 85; Павлович М.П. Казачья бригада в Персии (из истории персидской контрреволюции) // Новый Восток. 1925. Кн. 8/9. С. 181; Atkin М. Cossack Brigade // Encyclopaedia Iranica. Vol. VI. Fasc. 3. P. 329–333 [Электронный ресурс]. URL: http:// www.iranicaonline.org/articles/cossack-brigade; Babich P. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 29; Cronin S. The Army and Creation of the Pahlavi State in Iran, 1921–1926.1. B. Tauris, 1997. P. 54; Kazemzadeh F. The Origin and Early Development of the Persian Cossack Brigade // The American Slavic and East European Review. 1956. Vol. 15. P. 352–353; Farrokh K. Iran at War. 1500–1988. Oxford: Osprey, 2011. P. 216; Reza Ra’iss Tousi. The Persian Army, 1880–1907 // Middle Eastern Studies. 1988. Vol. 24. Is. 2. P. 219; Ward S. R. Immortal: a military history of Iran and its armed forces. Washington: Georgetown University Press, 2009. P. 82. Л.М. Кулагина повторила указанную версию, однако допустила оплошность, утверждая, что шах проезжал в 1878 г. по возвращении из Европы по Закаспийскому краю [Кулагина Л.М. Россия и Иран (XIX — начало XX в.). М.: ИД Ключ С, 2010. С. 136]. Повторил версию А.И. Домонтовича и М.Е. Болтунов, с указанием и роли И. А. Зиновьева [Болтунов М. Разведка «под крышей». Из истории спецслужбы. М.: Вече, 2015. 368 с. URL: https://military.wikireading.ru/45373]. Но при написании раздела, посвященного ПКБ, публицист использовал наши материалы, но без ссылки на них. Поэтому как оригинальную версию использовать мы его утверждения не можем.

84

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 51.

85

Там же. С. 51–52.

86

«Сообщение г. Аслан-бека, помещённое и в казачьем журнале “Сполох” (Австралия), — сообщал редактор «Часового», — позволяет нам подтвердить все наши данные о превосходной воинской части, созданной Россией в тогдашней Персии, о чём нам много рассказывали наши, ныне покойные, друзья — бывшие офицеры Персидской бригады: Марков, Балакин и Калугин» [Аслан-бек. Персидская казачья бригада //Часовой. 1980. № 623 (1). С. 12]; «Насреддин-шах, будучи в гостях у императора Александра II, видел конвой Его Величества во всей красоте и захотел иметь у себя в Персии такое же войско, — сообщал служивший в 1917–1920 гг. в ПКБ С. С. Булацель. — И вот поэтому была сформирована в Персии Персидская казачья Его Величества Шаха бригада, состоявшая из Тегеранского и Тебризского отрядов» [Булацель С. Воспоминания о службе в персидской казачьей Его Величества Шаха дивизии // Русская армия в изгнании. М.: Центрполиграф, 2003. С. 370]; правда, отряды эти, одним из которых С. С. Булацель командовал, были сформированы в XX в. П. А. Фадеев, служивший в тогда уже

Персидской казачьей дивизии с июля 1920 г., писал, что «эта дивизия, по желанию шаха из династии Каджаров, называлась казачьей, потому что шах в 1913 году, будучи в Петербурге, видел казачьи формы, джигитовку и выразил своё желание организовать персидскую армию на манер казачьих частей с формой и названием Персидского казачьего войска» [Фадеев П. Персидская революция // Русская армия в изгнании. М.: Центрполиграф, 2003. С. 375] (здесь явная опечатка или ошибка в годе: не 1913, а 1873 г.); а служивший в ПКБ с 1914 г. по 1918 г. поручик 14-го гусарского Митавского полка Л. И. Высоцкий указывал, что «когда Наср-Эддин Шах посетил Россию и на Царском смотру увидел казачью джигитовку, она ему так понравилась, что он просил Государя Александра II-го прислать ему инструкторов для обучения персидских солдат этому виду конного спорта. Государь дал своё согласие и командировал в Персию полковника ГШ Домонтовича с несколькими казачьими урядниками — хорошими джигитами» [Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж, 1968. № 89. С. 11].

87

Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 140.

88

Аслан-бек. Персидская казачья бригада // Часовой. 1980. № 623 (1). С. 11. Автор заблуждался относительно звания А. И. Домонтовича и состава первой миссии, да и, как и многие другие, неточно воспроизводил алгоритм принятия решения о присылке инструкторов.

89

И в первую, и во вторую встречи шаху были устроены смотры войск, и в обоих случаях на них присутствовали конвойцы. Правда, если о параде и учениях 1873 г. имеются более или менее точные данные [Дневник Д.А. Милютина. 1873–1875. М.: Государственная ордена Ленина библиотека СССР имени В. И. Ленина, 1947. Т. 1. С. 85], то о параде 13 мая 1878 г. — только упоминание.

90

Широкорад А. Персия-Иран: империя на Востоке. М.: Вече, 2010. С. 98–99.

91

Сень Д. В. Императорский конвой и участие в нём казаков Кубани [Электронный ресурс]. URL: http://cossackweb.narod.ni/kazaki/r_konv04.htm#28.

92

Калугин С. Персидская казачья Его Величества Шаха Персии дивизия // Русская армия в изгнании. М.: Центрполиграф, 2003. С. 364. Здесь ошибочно указан 1879 г. К тому же автор говорит о Генеральном штабе, которого как отдельной структурной единицы в 1878–1879 гг. не существовало.

93

Военный лексикон кубанских казаков: словарь-справочник. Краснодар: Краснодарские известия, 2007. С. 69.

94

Стрелянов (Калабухов) П.Н. Корпус генерала Баратова, 1915–1918 гг. М.:Б. и., 2002. С. 122.

95

Рихсиева Н. Р. К истории иранских казачьих частей (по архивным материалам) // Научные труды Ташкентского государственного университета им. В. И. Ленина. Вып. 564. Востоковедение (литературоведение, история). Ташкент, 1978. С. 130.

96

Стрелянов (Калабухов) П.Н. Казаки в Персии 1909–1918 гг. М.: Центрполиграф, 2007. С. 213–215.

97

Шишов А.В. Персидский фронт (1909–1918). Незаслуженно забытые победы. М.: Вече, 2010. С. 18–20.

98

Например, везде неверно был указан год путешествия шаха в Европу.

99

Тут явная опечатка или ошибка. Первое путешествие шаха в Европу состоялось в 1873 г. [История Ирана. М.: Изд-во Московского ун-та, 1977. С. 263].

100

Речь идет, на самом деле, не о двух, а об одном лице — мирзе Хусайн-хане (Гусейн-хане в передаче В. А. Косоговского и А. И. Домонтовича) Мушир од-Доуле. В рассматриваемое время он совмещал посты военного министра и садразама (первого министра). В данном случае здесь, скорее всего, ошибка публикатора записок В. А. Косоговского.

101

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 390–391.

102

Интересно, что советские и западные историки отталкивались от версии А. И. Домонтовича, в то время как историки и публицисты русской диаспоры — от меняевского варианта. Нынешние историки и публицисты используют оба варианта в зависимости от предпочтения используемых источников.

103

Babich Р. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 29 (указанный автор ссылается на мнение М. Аткин, якобы высказанное в ее работе Atkin М. Russia and Iran, 1780–1828. Minneapolis: Minnesota Archive Editions, 1980. 232 p. на c. 329–330. Однако таких страниц в книге нет, не нашли мы и само высказывание).

104

Babich Р. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 53.

105

Farrokh K. Iran at War 1500–1988. Oxford: Osprey, 2011. P. 216.

106

В частности, англичане предлагали свои услуги по реорганизации кавалерии [Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 332; об успехах англичан в деле создания индийской кавалерии см.: Duckers Р The British-Indian Army 1860–1914. Princes Risborough: Shire Publications, 2003. 56 p.; MacMunn G.F. The Armies of India. New Delhi: Lancer Publishers, 2010. 224 p.; Rivett-Camac S. The Presidential Armies of India. New Delhi: Lancer Publishers, 2010. 477 p.]. Правда, когда именно это произошло — в 1873 г. или позже — неясно. Однозначно оно было сделано между 1873 и 1878 гг. Однако предложение это не прошло по нескольким причинам, основной из которых была воля шаха. Дело в том, что к концу 1870-х гг., во многом под влиянием русского посланника в Тегеране А. И. Зиновьева, англо-иранские отношения разладились. Значительную роль в позиции персидского правителя сыграло и то, что во время второго путешествия по Европе он хорошо был принят в Петербурге. В Лондоне же королева Виктория «принять его не смогла» [Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX в. (60-70-е гг.). Ташкент: Издательство Фан Узбекской ССР, 1969. С. 215].

107

Зиновьев Иван Алексеевич (26 ноября 1835 — 4 февраля 1917). В 1851 г. окончил курс в московском Лазаревском институте восточных языков и поступил на службу в Московский главный архив Министерства иностранных дел, откуда в 1852 г. перешел в департамент внутренних сношений того же министерства. На службе продолжал занятия восточными языками и в 1855 г. за сочинение «Эпические сказания Ирана» получил степень магистра восточной словесности в Петербургском университете. Занимал разные дипломатические должности на Востоке. В 1871 г. назначен дипломатическим агентом при румынском князе Кароле I и представлял Россию в Комиссии по разграничению сфер влияния европейских держав на Дунае. В 1876 г. аккредитован в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра при шахе персидском. Во время Закаспийской экспедиции 1880 г. консультировал генерала М.Д. Скобелева по политическим вопросам и содействовал в заготовке на территории Персии фуража и продовольствия для русского экспедиционного отряда. В 1881 г. И. А. Зиновьев успешно закончил переговоры с персидским правительством по разграничению между Персией и Закаспийской областью, что дало России возможность завершить подчинение туркменских племен [Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. [Электронный ресурс]. URL: http: //www.vehi.net/brokgauz/].

108

Хидоятов Г. А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX в. (60-70-е гг.). Ташкент: Издательство Фан Узбекской ССР, 1969. С. 370, 377.

109

Скальковский К. Внешняя политика России и положение иностранных держав. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1897. С. 411.

110

То есть — главнокомандующий всеми регулярными и иррегулярными силами государства. В. А. Франкини отмечал, что «Военный министр остаётся вместе с тем и сипехсаларом, то есть главнокомандующим всеми регулярными и иррегулярными силами государства и начальником военного управления» [Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМ А. 1883. Вып. 4. С. 26]. Встречаются и иные варианты передачи этого слова: сипахсалар, сипхесалар, сепехсалар.

111

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 577.

112

Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в 1880–1881 гг. СПб.: Типография В. С. Балашёва, 1884. Т. 4. Приложения. С. 116; Хидоятов Г.А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX в. (60-70-е гг.). Ташкент: Издательство Фан Узбекской ССР, 1969. 456 с.

113

Хидоятов Г. А. Из истории англо-русских отношений в Средней Азии в конце XIX в. (60-70-е гг.). Ташкент: Издательство Фан Узбекской ССР, 1969. С. 370.

114

История Ирана. М.: Изд-во МГУ, 1977. С. 260. Халфин Н.А. Английская колониальная политика на Среднем Востоке (70-е годы XIX века) // Труды Среднеазиатского государственного университета им. В. И. Ленина. Новая серия. Вып. 110. Исторические науки. Кн. 21. Ташкент: Издательство САГУ, 1957. С. 115–116.

115

Впоследствии ему в заслугу можно поставить подписание русско-персидской пограничной конвенции 1881 г.

116

РГВИА. Ф. 446. Д. 47. Л. 27–28. Интересно, что еще в 1875 г., анализируя русскую военную политику в Иране после 1840-х гг., российский военный историк М. А. Терентьев писал: «Тем не менее ради противодействия чужеземному влиянию, нам не худо бы разрешить своим офицерам службу в персидских войсках» [Терентьев М. А. Россия и Англия в Средней Азии. СПб.: Типография П. П. Меркульева, 1875. С. 206].

117

Причинами «Большой игры» были: 1) взаимные представления русских и англичан друг о друге; 2) стремление Британии к мировому господству диктовало необходимость не допустить появления сильного конкурента. Англо-американский взгляд на «Большую игру» (ее идея и разработка принадлежат главным образом перу английских, а затем и американских политиков, журналистов и историков) хорошо изложен в работах Е.Ю. Сергеева [Сергеев Е.Ю. «Большая игра» в российско-британских отношениях второй половины XIX — начала XX века: новый взгляд // Российская история. 2011. № 5. С. 3–15; Сергеев Е.Ю. Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии. М.: Товарищество научных изданий КМ К, 2012. 454 с.; Сергеев Е.Ю. «Большая игра» России и Великобритании в Центральной и Восточной Азии (вторая половина XIX — начало XX века) // Новая и новейшая история. 2011. № 3. С. 82–91]. В русскоязычную историографию термин был заимствован оттуда, и в последние десятилетия появляются интересные исторические и публицистические работы, в которых исследователи пытаются показать российский взгляд на проблему [Леонтьев М. Большая игра. М.: ACT; Спб.: Астрель-СПб. 319 с.; Ниязматов М. Россия на Востоке: противостояние великих держав (XIX век). СПб.: Петербургское востоковедение, 2015. 640 с.; Постников А.В. «Большая игра» в Азии против России: история и современность. Чита: ЗабГУ, 2015. 77 с.; Постников А.В. «Исторические права» соседних государств и география Памира как аргументы в «Большой игре» Британии и России (1869–1896) [Электронный ресурс]. URL: http:// eprints.lib.hokudai.ac.jp/dspace/bitstream/2115/39358/l/ASI17_002.pdf; Постников А.В. Схватка на «Крыше Мира»: Политики, разведчики и географы в борьбе за Памир в XIX веке. М.: Памятники исторической мысли 2001. 415 с.]. Если в Англии опасались расширения владений России как угрожавшим в первую очередь господству Соединенного королевства на морских торговых путях, то в России Великобританию рассматривали как эгоистичную и антирусски настроенную страну, политика которой нацелена на расшатывание устоев русской монархии и на ограничение российских интересов в свою пользу. Для России важными факторами идеологического и экономического характера были установление контроля над черноморскими проливами Босфором и Дарданеллами, а также освобождение славян из-под османского владычества и восстановление православного царства, утраченного с завоеванием турками Византийской империи. В Британии видели в России опасного противника идеям продвижения «Pax Britannica» в мировом масштабе, хотя реально, конечно, экономика России вплоть до конца существования империи была не в состоянии тягаться на равных с первой экономикой мира. Фактически ни после 1907 г., ни после распада империи Романовых противостояние не прекратилось [Демурин Д.М. Русско-английское соглашение 1907 года и противостояние России и Великобритании в Персии накануне Первой мировой войны // Русский сборник. М.: Модест Колеров, 2008. Т. 5. С. 93–124; Шевель А. А. Англо-русское сотрудничество и соперничество в Персии в 1905–1914 гг. // Вестник Брянского государственного университета. 2015. № 2. С. 190–195; Ширяев М.В. Англо-російське протистояння у Середній Азії та Афганістані в 1907–1922 рр. Дне…. канд. іст. наук. Луганськ, 2006.202 с.]. Только теперь основным противником стала советская Россия, а затем СССР, а после ослабления Соединенного королевства его место на арене противостояния заняла другая держава, стремившаяся к мировому господству — США. В последнее десятилетние в условиях новой «холодной войны», развязанной против России со стороны США, многие публицисты возродили термин в новом виде — «Новая Большая игра», которую рассматривают как борьбу за ресурсы новой Центральной Азии (Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Туркмению и Узбекистан) в треугольнике Россия — Китай — США (впрочем, географические рамки у некоторых публицистов и политологов могут отличаться, но Россия и США как 2 противника присутствуют во всех прогнозах и раскладках, поскольку подавляющее большинство из них составляется в центрах, так или иначе связанных с североамериканской федерацией) [Михалёв А.В. «Новая Большая Игра» в Центральной Азии: фактор Монголии // Национальные интересы: приоритеты и безопасность. 2013. № 2. С. 35–41; Ahrari М.Е., BealtheJ. New Great Game in Muslim Central Asia. Washington, D. C.: Institute for National Security Studies, National Defense University, 1996.94 p.;AhrariM.E. The New Great Game in Muslim Central Asia. Honolulu: T. H. University Press of the Pacific University Press of the Pacific, 2002. 91 p.; Cooley A. Great Game, Local Rules and the New Great Power Context in Central Asia. Oxford University Press, 2012. 272 p.; Durrani A. South Asia in the New Great Game [Электронный ресурс]. URL: https://wikileaks.org/gifiles/attach/173/173687_South%20Asia%20in%20the%20 New%20Great%20Game-revised.doc; Fata D.P. Arctic Security: The New Great Game? // Rajan Menon New Great game in Central Asia [Электронный ресурс]. URL: http://www.tandfonline.com/ doi/abs/10.1080/00396338.2003.9688581; Central Asia: A New Great Game? — Strategic Studies Institute — Army. URL: https://halifaxtheforum.org/wp-content/uploads/2017/08/2009-2.-Arctic-Security-The-New-Great-Game.pdf; Kleveman L. The New Great Game: Blood and Oil in Central Asia. New York: Grove Press, 2004. 295 p.; Makni Dr. The New Great Game: Oil and Gas Politics in Central Eurasia. New York: Raider Publishing International, 2008. 312 p.; Matthew E. The New Great Game and the new great gamers: disciples of Kipling and Mackinder // Central Asian Survey. 2003. Vol. 22(1). P 83-103; Mullerson R. Central Asia: A Chessboard and Player in the New Great Game. New York: Columbia University Press, 2007.400 p.; Puddephatt A., TorreblancaJ.I., Prislan N. The New Great Game [Электронный ресурс]. URL: http://www.ecfr.eu/page/-/The_New_Great_Game_ECFR. pdf; Qamar F, Sumera Z. New Great Game: Players, Interests, Strategies and Central Asia // South Asian Studies A Research Journal of South Asian Studies. 2014. Vol. 29. № 2. P 623–652; Rosenberg E., Gordon D., Maruyama E., Sullivan A. The New Great Game. Changing Global Energy Markets, The Re-Emergent Strategic Triangle, And U. S. Policy. Center for a New American Security. 2016. 67 p.; Stutte C.T. An Examination Of Central Asian Geopolitics. Through The Expected Utility Model: The New. Great Game. A dissertation submitted in partial fulfillment of the requirements for the degree of Doctor of Philosophy in Public Affairs in the College of Health and Public Affairs at the University of Central Florida Orlando. Florida Fall Term, 2009. Ill p.; Weitz R. Averting a New Great Game in Central Asia [Электронный ресурс]. URL: http://www.issuelab.org/resources/281/281.pdf.

118

Английский историк Ф. Казем-заде утверждал, что назначил А. И. Домонтовича начальник штаба кавказского военного округа генерал-лейтенант ГШ П. П. Павлов [Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 138]. Однако это не соответствует действительности. В своих воспоминаниях А. И. Домонтович приводил слова самого П. П. Павлова, что «великий князь для этой цели (возглавить военную миссию — О. Г.) выбрал меня» [Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 332].

119

Дарий III — персидский правитель с 336 до 330 гг. до и. э. Разбит Александром Македонским.

120

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 334.

121

Интересно, что в ГШ в то время зачисляли только офицеров, окончивших Николаевскую Академию ГШ по 1-му разряду. В случае А. И. Домонтовича либо роль сыграла протекция, либо недостаток офицеров ГШ на Кавказе. Возможно также, что на карьерный рост офицера повлияла поддержка родственника — Михаила Алексеевича Домонтовича. Произведенный в 1875 г. в генерал-майоры ГШ, он с 1865 до 1873 г. состоял штаб-офицером, заведовавшим обучающимися в Николаевской академии ГШ, ас 1873 г. был назначен инспектором классов Николаевского кавалерийского училища. М.А. Домонтович заслужил себе хорошую репутацию и имел связи в Петербурге и на Кавказе (детальнее его биографию см.: Военная энциклопедия. СПб.: Т-во И.Д. Сытина, 1912. Т. 9. С. 178), и вполне мог содействовать продвижению А. И. Домонтовича.

122

URL: http://regiment.rU/bio/D/120.htm; Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 333; Модзалевский В. Л. Малороссийский родословник. Киев: Типография Т-ва Г. Л. Фронцкевича и К, 1908. Т. 1. С. 450; Полный послужной список командующего 2-й Казачьей сводной дивизией Генерал-Майора Домонтовича (Домантовича). Составлен 1 января 1900 года // РГВИА. Ф. 409. On. 1. Послужной список 80-964/16 (1900 год; дело 132385/1-22, 24–27 (80-964/1 — 80-964/27); Послужные списки генералов Киевского военного округа; 277 листов). Л. 181–187.

123

Военная энциклопедия. СПб.: Т-во И. Д. Сытина, 1912. Т. 9. С. 178.

124

Там же. С. 333.

125

Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 138.

126

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 332–333.

127

Козлов Я. А По следам «Турецкого гамбита» или русская «полупобеда» 1878 года. М.: Этерна, 2014. С. 547–563.

128

Халфин Н.А. Английская колониальная политика на Среднем Востоке (70-е годы XIX века) // Труды Среднеазиатского государственного университета им. В. И. Ленина. Новая серия. Вып. 110. Исторические науки. Кн. 21. Ташкент: Издательство САГУ, 1957. 251 с.

129

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 52.

130

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 212; Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 72.

131

В 1817 г. чрезвычайный посол России генерал Алексей Петрович Ермолов получил от шаха разрешение на создание в Иране русского дипломатического представительства с местопребыванием в Тебризе [Салихова Д.Б. Российско-иранские отношения во второй четверти XIX века. Дисс. канд. ист. наук. Махачкала, 2007. С. 34].

132

Полное собрание законов Российской империи. Собр. 1-е. СПб.: Типография II отделения собственной его императорского величества канцелярии, 1830. Т. 35. № 27399. С. 330–331; Семёнов JI. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-х годах XIX в. Л.: Изд-во ЛГУ, 1963. С. 40. А не в 1817 г. [Всемирная история: в 6 т. Т. 5: Мир в XIX веке: на пути к индустриальной цивилизации. М.: Наука, 2014. С. 560]. В 1817 г. было принято решение учредить дипломатическое представительство, которое начало действовать в Тебризе в 1819 г., а первым русским представителем стал Симон Иванович Мазарович.

133

Семёнов Л. С. Россия и международные отношения на Среднем Востоке в 20-х годах XIX в. Л.: Изд-во ЛГУ, 1963. С. 67.

134

Положение относительно дипломатических агентов 7 (19) марта 1815 г. // Эйхельман О. Хрестоматия русского международного права: в 2 ч. Киев: Типография В. И. Завадзского, 1889. Ч. 2. С. 91; Протокол о месте министров-резидентов и о салютовании кораблей // Эйхельман О. Хрестоматия русского международного права: в 2 ч. Киев: Типография В. И. Завадзского, 1889. Ч. 2. С. 104.

135

А. И. Домонтович с большой теплотой отзывался о И. Г. Григоровиче, который очень помогал ему в общении с персами. «Он занимал место первого драгомана русского посольства и, кажется, уже с давнего времени. По происхождению араб, в малолетстве он был привезён в Россию и воспитан какой-то благодетельницей-княгиней. В его воспитании замечалось не одно только формальное выполнение нравственного долга, но видна была сердечная, почти родственная заботливость. Дальнейшим образованием он был подготовлен к службе по дипломатии. Зная, конечно, отлично персидский язык, он также свободно владел французским; характера твёрдого, простой, прямодушный, он готов был помочь всякому, кто к нему обращался. Везде он пользовался любовью, а между персиянами слыл под именем Араб-Сааб (господин араб), так его называл и шах. По его родственному происхождению с персиянами и долгой службе в этой стране, для него, казалось, не существовало сокровенных пружин, которыми персияне старались прикрыть свои дипломатические тайны. В затруднительных случаях он отправлялся в персидское Министерство иностранных дел, где и находил возможность проникнуть в тайны, окутанные большею частью золотой английской цепью» [Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 578–579].

136

Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 577.

137

Там же. С. 579.

138

Там же. Детальнее о нём см.: Кулагина JI.M. Попытки модернизации государственного управления Ирана во второй половине XIX века // Особенности модернизации на мусульманском Востоке. Опыт Турции, Ирана, Афганистана, Пакистана. М.: Ин-т востоковедения РАН, 1997. С. 95–113; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 42–45. В сентябре 1880 г. мирза Хусайн-хан был отстранен от всех должностей. Сменил его на посту министра иностранных дел некогда занимавший этот пост мирза Сайид-хан [Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в 1880–1881 гг. СПб.: Типография В. С. Балашёва, 1884. Т. 4. С. 138–140].

139

Cronin S. Armies of Qajar Iran [Электронный ресурс]. URL: http://kavehfarrokh. com/iranica/militaria/iranian-military-history-and-armies-post-islamic-era-to-1899/ professor-stephanie-cronin-armies-of-qajar-iran.

140

Слово «гулям» арабского происхождения и имеет несколько значений: «мальчик», «юноша»; «раб», «слуга». Об институте гвардии на Востоке см.: Кадырбаев А. Ш. Институт гвардии и элитных войск на Востоке и Западе: история и современность [Электронный ресурс]. URL: www.safarabdulloh.kz/img/books/iran-name/Iran-Name%202(26)2013.pdf.

141

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 73.

142

Шахских гулямов некоторые русские военные именовали регулярной кавалерией [Вревский А.Б. Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 25; Риттих П.А. Отчёт о поездке в Персию и персидский Белуджистан в 1900 году. СПб.: Издание Военно-учёного комитета Главного штаба, 1901. Ч. 1. С. 87]. Однако это не совсем соответствовало действительности. Фактически гулямы были гвардией шаха из числа знатных представителей различных кочевых племен Ирана [о гулямах первой половины XIX в. см.: Кругов А., Нечитайлов М. Персидская армия в войнах с Россией. 1796–1828 гг. М.: Фонд Русские Витязи, 2016. С. 12–20]. Однако ни правильной организации, ни систематической подготовки они не получали. Иррегулярная армия Ирана состояла в рассматриваемое время из иррегулярной кавалерии и территориального ополчения [Reza Ra’iss Tousi. The Persian Army, 1880–1907 // Middle Eastern Studies. 1988. Vol. 24. № 2. P. 206–219]. «Иррегулярная конница, — писал Л.К. Артамонов, — …подразделяется на постоянную милицию, выставляемую на службу разными провинциями согласно известному расписанию, и на временные ополчения, набираемые преимущественно среди кочевников и в особенно важных случаях специальным повелением самого шаха» [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 74–75]. Конница кочевых племен была организована строго по племенному принципу. Правительство выделяло кочевым ханам определенные суммы, на которые они должны были содержать на постоянной службе указанное число кавалеристов. Зачастую эти кавалеристы и составляли постоянные иррегулярные кавалерийские части. Они же при различных зависимых от шаха правителях и шахских сыновьях составляли «гвардии», наподобие гулямов. Схожие «гвардейские» формирования имели старшие сыновья шаха Масуд-мирза и Мозаффарэд-дин-мирза. Кроме того, формально в случае необходимости, племенные вожди должны были выставлять конное ополчение. Территориальное ополчение несло службу по месту формирования, т. е. в отдельных провинциях, как правило, пограничных (Гилян, Мазандеран, Хорасан, Кирман, Белуджистан). Оно было конным («атли» или «саваре») и пешим («пиаде»), состояло из отрядов стрелков: тофангчи, джазаирчи и шамхалчи, вооруженных различными типами ружей (тофанг, джазаир и шамхал); иррегулярная пехота Каина именовалась эльджар. В составе пеших отрядов службу несли конные отряды тофангчи, джазаирчи и шамхалчи. Находились они в распоряжении губернаторов [Тер-Оганов Н.К. Создание и развитие иранской регулярной армии и деятельность иностранных военных миссий в Иране в XIX в. Автореф. дисс…. кандидата исторических наук. Тбилиси, 1984. С. 14–15; Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1895. С. 706].

143

[Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 25.

144

Используя в данном случае европейскую терминологию параллельно с собственно иранской, следует отметить, что по сути они несколько отличались. Европейцы обозначали собственными терминами военные структуры Персии, пытаясь их приблизить в понимании к европейскому читателю. Даже используя местные названия, они объясняли их, исходя из тогдашних европейских образцов. Однако реальностьне всегда отвечала указанному толкованию. Из-за этого в трудах многих военных возникала путаница (что впоследствии влияло и на исследователей, которые «привязывались» к терминологии источников). Поскольку в европейских армиях не было соответствующей структурной единицы, название бралось по аналогии. Например, тумани именовали то дивизиями, то корпусами, фоуджи — то батальонами, то полками, эмир-пенджа определяли как генерал-майора, хотя это была должность начальника тумани (собственно — корпуса в составе пяти типов) и т. п. «Правильных и регламентированных соединений фоуджей в полки или бригады не существует, — писал российский разведчик второй половины XIX в. — однако из разных, совершенно посторонних соображений иногда составляются такие высшие командные единицы». 29 фоуджей азербайджанской пехоты, например, объединены были в 3 тумани, каждый из которых возглавлял эмир-тумани [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 51–52]. Собственно фоудж в персидской армии — это однобатальонный полк, который состоял из 8-10 рот. Условно его состав определялся в 1000 человек [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 20]. За образец еще в начале XIX в. была взята английская модель, которую привнесли британские инструкторы. Но реальная численность его постоянно и довольно значительно колебалась в силу специфики воинского набора. Поэтому европейские наблюдатели часто именовали фоуджи батальонами [см., например, Мисль-Рустем: «полки “фоудж”, собственно батальон» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 115; Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 216; Артамонов Л.К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 51]. Формально фоуджи были 8-ротные и 10-ротные при штатном составе роты в 100 человек. Фактически же количество человек в каждом из них могло колебаться от 300 до 1200. «Раньше фоудж означал полк, — писал российский офицер, — но в настоящее время этим словом именуется отдельный батальон, штатный состав которого колеблется от 800 до 1200 человек» [РиттихП.А. Отчёт о поездке в Персию и Персидский Белуджистан в 1900 году поручика Л.-гв. егерского полка Я. Л. Риттша: Ч. 1–2. СПб.: Воєн. учен. ком. Гл. штаба. Ч. 1. С. 83].

145

Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1884. С. 532.

146

Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 133.

147

Туманский. От Каспийского моря к Хормузскому проливу и обратно, 1894 г. // СМ А. 1896. Вып. 65. С. 20. Правда, по данным 1893 г. их число указывалось в 500 отборных всадников [Сборник новейших сведений о вооружённых силах европейских и азиатских государств. СПб.: Военная типография, 1895. С. 706]. Думается, такие разногласия в цифрах объясняются особенностью прохождения ими службы — посменно. На «смене» в год находилось 300–500 человек. Именно эта цифра и была указана в официальном сборнике российского Военного министерства. В начале XX в. 1200 гулямов были разделены на 4 смены по 300 человек [Риттих П. А. Отчёт о поездке в Персию и персидский Белуджистан в 1900 году. СПб.: Издание Военно-учёного комитета Главного штаба, 1901. Ч. 1. С. 87].

148

Из тегеранского дневника полковника В. А. Косоговского. М.: Изд-во восточной лит-ры, 1960. С. 96.

149

Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 136–137.

150

Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 83

151

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.

152

Н.К. Тер-Оганов отмечал, что А. И. Домонтовичу гулямы понравились [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 53]. Однако воспоминания последнего свидетельствуют об обратном. Хорошую характеристику гулямов он дал шаху, что следует рассматривать как жест вежливости, а не как реальную оценку.

153

Донесения Домонтовича // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 123. Описание смотра см.: Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 580–582.

154

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 581–582.

155

Там же. С. 582.

156

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 583.

157

Донесения Домонтовича // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 124. Интересно, что формируя в начале XIX в. регулярную кавалерию, французские инструкторы также предполагали создать сначала 5 эскадронов, которые позже должны были быть развернуты в полки [Кибовский А., Егоров В. Персидская регулярная армия первой половины XIX в. // Цейхгауз. 1997. № 6. С. 28].

158

К слову, глава австрийской миссии допустил такую ошибку, отдав в руки персидских офицеров «права награждения, производства в чины и всю хозяйственную часть» [Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 93].

159

Донесения Домонтовича // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 124–125.

160

Там же. С. 125.

161

Там же.

162

Имеются и другие варианты написания — валият, валиад, велиат, велиэхд.

163

Карл Вальтер Вагнер фон Веттерштодт (Carl Walther Wagner von Wetterstadt; в русских источниках — фон Ветерсдохт) прибыл в Иран в составе австрийской военной миссии в 1879 г. в чине капитана артиллерии. Через 3 года, после отъезда миссии, он остался в Персии и служил сперва в Тебризе, а затем с начала 1890-х гг. до начала XX в. — в Тегеране [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 47–48; Блюмер. Состояние Тавризского гарнизона в мае 1891 г. // СМ А 1891. Вып. 49. С. 40; Pummux П.А. Отчёт о поездке в Персию и персидский Белуджистан в 1900 году. СПб.: Издание Военно-учёного комитета Главного штаба, 1901. Ч. 1. С. 90]. «Следующий инструктор, — писал лично знавший его Мисль-Рустем, — поистине лучший из всех, барон В., конечно, тоже в чине персидского генерала, раньше служил в прусских войсках, а затем в австрийских, откуда и вышел в отставку в чине поручика. Человек лет сорока, бойкий, очень сладко-льстивый, с весьма хорошими манерами, порядочный пролаз, служивший в Тегеране “ходячей газетой” для всех любителей новостей и сплетен. Во время занятий он сильно увлекался и поминутно прибегал к ругательствам. Занимался с солдатами добросовестно, насколько это можно было в Персии» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 170].

164

Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 50–51.

165

Гассан-хан был фактически премьер-министром при шахском наследнике. «Эмир-е незам неограниченно распоряжается судьбами войск этой провинции во всех отношениях. От него зависит сбор или роспуск войск, содержание их в том или другом составе; он же сам, или через посредство подчинённых ему губернаторов, выдаёт войскам жалование» [Артамонов Л. К. Северный Азербайджан. Военно-географический очерк. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1890. С. 49].

166

Донесения Домонтовича // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 125.

167

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 53.

168

Обучение должно было проводиться по действующим уставам русской армии [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. Приложение 1. С. 344], но реально происходило на основе их сокращенных вариантов.

169

Полуимпериал — российская золотая монета. С 1817 г. — 88-й пробы и весом 1 764 г. С 17 декабря 1885 г. Повелено выбивать полуимпериал по 1 зол. 49,2 дол., содержащие 900 частей золота и 100 меди (5,807 г чистого золота). С 1897 г. на полуимпериале выбивалось означение его курсовой цены — 7 руб. 50 коп. [Спасский И. Г. Русская монетная система. Л.: Аврора, 1970. С. 213–216].

170

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 54–55.

171

Широкорад А. Персия-Иран: империя на Востоке. М.: Вече, 2010. С. 99. Фактически он в несколько исправленном виде пересказал сообщение Аслан-бека [Аслан-бек. Персидская казачья бригада // Часовой. 1980. № 623 (1). С. И].

172

Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 211.

173

В работе Н.К. Тер-Оганова допущена опечатка — указано не существовавшее Ставропольское казачье войско [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 55].

174

РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 55.

175

«Подробные материалы о Геок-Тепе, Ахалтекинском оазисе и пограничной линии в 1879 г. собрал полковник артиллерии Николай Григорьевич Петрусевич. Он отражал настроения части офицерства, не признававшего мирного хода присоединения туркменских земель, а только военного. Эти офицеры видели вектор движения российских войск через Ахалтеке к Герату, в обход персидской территории» [Бекмаханова Н.Е. Присоединение Центральной Азии к Российской империи в XVIII–XIX вв. Историко-географическое исследование. М.-СПб.: Институт российской истории РАН; Центр гуманитарных инициатив, 2015. С. 93].

176

Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 213.

177

Кавказский календарь на 1878 год. Тифлис: Типография главного управления наместника Кавказского, 1877. Отделение третье. С. 127.

178

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 212.

179

Там же.

180

Кавказское казачье линейное войско было образовано в 1832 г. и существовало до 1860 г., когда было преобразовано в Терское казачье войско. 2 же его западных (правых) полка (Хопёрский и Кубанский) объединили с Черноморским казачьим войском в Кубанское казачье войско [Малукало А.Н. Кубанское казачье войско в 1860–1914 гг.: организация, система управления и функционирования. Краснодар: Изд-во Кубанькино, 2003. URL: http://militera.lib.rU/h/malukalo_an01/index.html].

181

Дмитрий Иванович Писарев — русский писатель-публицист и литературный критик. Исповедовал и пропагандировал революционно-демократические взгляды [Коротков Ю. Писарев. М.: Молодая гвардия, 1976. 368 с.].

182

Николай Гаврилович Чернышевский — русский философ-утопист, публицист, критик, писатель. Придерживался революционно-демократических взглядов, активно их пропагандировал, за что в служебной документации и переписке между жандармерией и тайной полицией назывался «врагом Российской империи номер один» [Ланщиков А.П. И. Г. Чернышевский. М.: Современник, 1987. 384 с.].

183

Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 212.

184

Там же.

185

А. И. Домонтович называл его сотником, а в «Кавказском календаре» [Кавказский календарь на 1878 год. Тифлис: Типография главного управления наместника Кавказского, 1877. Отделение третье. С. 149] он числился поручиком. По «Табели о рангах» это соответствующие чины. Официально он состоял при наказном атамане для особых поручений на вакантной должности по ГШ и, кроме того, по Армейской кавалерии. Поэтому, скорее всего, А. И. Домонтович просто ошибочно наименовал поручика соответствующим казачьим чином.

186

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 213.

187

Там же.

188

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 214.

189

Там же. С. 213.

190

Порт этот имел для России важное значение. «Город Энзели небольшой (3 000 жителей), но имеет громадное значение в торговом отношении: он служит складочным местом для русских товаров и, в тоже время, портом для городов Решта и Тегерана, с которыми соединён единственным разработанным торговым путём, пересекающим Эльбрусский хребет», — отмечал исследовавший северные районы Персии в начале 1890-х гг. российский офицер [Косоговский. Прибрежное пространство между таможнею Астара, городом Энзели и горами (персидская провинция Гилян) // СМ А. 1891. Вып. 49. С. 57–58].

191

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 56.

192

Или около 40 000 туманов. Курс тумана по отношению к рублю не был постоянным и одинаковым. Так, даже в официальном издании 1879 г. его цена колебалась от 2 рублей 85 копеек до 3 рублей 12,56 копеек [Кавказский календарь на 1880 год. Тифлис: Типография главного управления наместника Кавказского, 1879. Отделение 1. С. 126, 149]. Мы берем среднюю цифру в 3 рубля за туман.

193

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 73.

194

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.

195

РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 19.

196

Кулагина Л.М. Россия и Иран (XIX — начало XX в.). М.: ИД Ключ С, 2010. С. 136–137. Первоначально предполагалось сформировать и обучить лишь полк кавалерии. Бригада появляется в конце 1879 г., когда был создан второй полк. Тем не менее формальная цель создававшегося воинского подразделения в цитате изложена точно, поэтому мы сочли необходимым включить ее в текст работы.

197

О. А. Айрапетов, основываясь на реалиях начала XX в. утверждал, что ПКБ формировалась из наемников [Айрапетов О.Р На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история. М., 2014 [Электронный ресурс]. URL: http://www.rulit.me/books/na-puti-k-krahu-russko-yaponskaya-vojna-1904-1905-gg-voenno-politicheskaya-istoriya-read-399953-l.html]. На самом деле, до начала XX в. основу бригады — 2 полка и гвардейский эскадрон и эскадрон «Кадам» — составляли мухаджиры, отданные русским офицерам шахским решением. Из наемников комплектовался только 2-й полк.

198

Н. П. Мамонтов указывал, что это были выходцы из Эриванской и Бакинской областей [Мамонтов Н.П. Очерки современной Персии. СПб.: Типография В. Ф. Киршба-ума, 1909. С. 91]. Но по Туркманчайскому договору от Ирана были отторгнуты Эриванское и Нахичеванское ханства, из которых была образована Армянская область, преобразованная в 1849 г. в Эриванскую губернию. Бакинское ханство перешло в подданство России в 1803 г., а присоединено к империи в 1806 г. Таким образом, Н. П. Мамонтов, скорее всего, немного ошибся в наименовании областей.

199

Али-заде А. Исламский энциклопедический словарь. М.: Ансар, 2007. С. 516–518. Мухаджиры — в буквальном переводе с арабского означает «переселенцы» или «эмигранты», от слова «хиджра» — «переселение» [Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 155], а не «дезертиры», как определил их составитель словаря-справочника по кубанскому казачеству [Военный лексикон кубанских казаков: словарь-справочник. Краснодар: Краснодарские известия, 2007. С. 69–70].

200

Косоговский В.А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391. История мухаджирства в Иран, к сожалению, в российской и европейской историографии почти не разработана. Нам известна только одна работа, но в ней рассмотрены только правовые вопросы указанного явления [Шукюров К. Миграция населения между Россией и Ираном в XIX — начале XX веков (политико-правовые вопросы) // Кавказ & глобализация. 2009. № 2/3. С. 210–219]. Куда лучше исследовано переселение горцев в Османскую империю [Бобровников В. О. Мухаджирство в «демографических войнах» России и Турции // Восток. 2010. № 2. С. 67–78; Зейналова С.М. Формирование европейских этнических общин на Кавказе (XIX — первая половина XX вв.). Баку: Мутарджим, 2010. С. 33–56; Северный Кавказ в составе Российской империи. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 155–183].

201

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 73.

202

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57.

203

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 397.

204

Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132.

205

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.

206

Здесь уместно привести цитату из работы Фируза Казем-заде, которая хорошо показывает отношение англичан к приглашению русских инструкторов. «Английская миссия осуждала принятие на службу шахом русских офицеров, — писал он. — Рональд Томсон говорил об этом мирзе Хусайн-хану, но не оказывая сильного давления по этому вопросу, чтобы не подвергнуть опасности переговоры о навигации по реке Карун. Шах отказался открыть Карун и отмахнулся от возражений Томсона на назначение Домонтовича в том же послании, адресованном мирзе Хусайн-хану. Он написал: “У нас есть офицеры и служащие разных национальностей и религий. Мы пожелали иметь одного-единственно-го русского для того, чтобы он обучал несколько сотен наших кавалеристов, как казаков. Это и есть прибывший офицер. Персия — не Афганистан, она — независимая держава и считает нужным иметь дружественные и сердечные отношения со всеми странами, особенно с такими, как Англия и Россия”» [Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 138–139].

207

«Пишкеш требует равноценной оплаты со стороны принявшего его», — писал Е.М. Белозерский [Белозерский Е.М. Письма из Персии. М.: Военная типография, 1886. С. 14]. Традиция такого рода подарков с отдариванием в традиционном обществе имеет солидную основу, ведущую свое начало с древности в виде редистрибуции [Васильев Л. С. Восток и Запад в истории (основные параметры проблематики) // Альтернативные пути к цивилизации. М.: Логос, 2000. С. 96–114; Васильев Л. С. История Востока. М.: Юрайт, 2011. Т. 1. С. 79–80; Васильев Л. С. Становление политической администрации (от локальной группы охотников и собирателей к протогосударству-чифдом) // Народы Азии и Африки. 1980. № 1. С. 172–186]. Рассматривать пишкеш в качестве взятки стали европейцы, а вслед за ними — европеизировавшаяся часть иранского общества. Основанием для этого было то, что в руках персидских высших сановников пишкеш превратился фактически в форму вымогательства денег или подарков за услуги или награды.

208

Детальнее см. Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 92–114. Для получения концессии концессионер подарил шаху 1 000 000 франков, его трем министрам — по 500 000 франков, трем важным сановникам — по 100 000 франков, не считая более мелких подарков [История Востока: в б т. М.: Восточная литература, 1995. Т. 4. Восток в новое время (конец XVIII — начало XX в.): Кн. 2. 2005. С. 71].

209

Интересные характеристики шаха даны в: Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 112–150; Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 55–63.

210

Андреев А. И. Тибет в политике царской, советской и постсоветской России. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та; Нартанг, 2006. С. 57.

211

Из тегеранского дневника полковника В. А. Косоговского. М.: Изд-во восточной лит-ры, 1960. С. 17, 32.

212

[Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.

213

Записка о состоянии вооружённых сил Персии, 16 декабря 1863 — 30 января 1864 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 118.

214

Сумма эта, естественно, год из года менялась.

215

Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 27.

216

Там же. С. 28.

217

Буквально — «рискующий головой». Так называли в иранской армии солдат регулярных пехотных полков [Тер-Оганов Н.К. К истории происхождения и эволюции персидских военных терминов «jb Ь>» и «jbj-Ф // Сообщения Академии Наук Грузинской ССР. 1976. Т. 81. № 3. С. 749–752].

218

[Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.

219

Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 29.

220

[Вревский А.Б.] Персия // Военно-статистический сборник. СПб.: Военная типография, 1868. Вып. 3. С. 29.

221

Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 4.

222

Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 581. На содержание лошадей персидское правительство также выделяло деньги.

223

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391.

224

Гоков О. А. Создание Персидской казачьей бригады // Актуальні проблеми вітчизняної та всесвітньої історії: Збірник наукових праць. Харків: НМЦ СД, 2003. С. 69; Павлович М.П. Казачья бригада в Персии. (Из истории персидской контрреволюции) // Новый Восток. Кн. 8/9. С. 182; Потапов Г. В. Персидская империя. Иран с древнейших времён до наших дней. М.: Алгоритм, 2013. С. 262; Очерки новой истории Ирана (XIX — начало XX в.). М.: Изд-во восточной лит-ры, 1978. С. 138.

225

О роли русских займов 1900 и 1902 гг. в изменении финансирования ПКБ говорит в своей статье и И. Тер-Оганов [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада: период трансформации (1894–1903 гг.) // Восток. 2010. № 3. С. 78], однако наши выводы были сделаны независимо от него [Гоков О. А. Роль офицеров Генерального штаба в осуществлении внешней политики Российской империи на мусульманском Востоке во второй половине XIX в. Дисс. канд. ист. наук. Харьков, 2004. С. 165].

226

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74.

227

В. А. Косоговский исходил из курса конца 1890-х гг. В 1879 г. 1 туман равнялся примерно 3 рублям, следовательно, указанная сумма исчислялась в 30 000 рублей.

228

Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391. См. также: Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74–75.

229

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 58.

230

В других источниках фигурируют цифры в 400 [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57] и 200 человек [Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж. 1968. № 89. С. 12]. Сам А. И. Домонтович в октябре 1879 г. сообщал о 400, а по прошествии 14 месяцев службы говорил о 300 мухаджирах [Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129; Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132].

231

Колюбакин. Очерк вооружённых сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // СМА. 1883. Вып. 4. С. 61–62.

232

Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 132. Впрочем, мухаджиры не были исключением из правил. Показательный случай из практики русских инструкторов 1880-х гг. сообщал Мисль-Рустем. «Однажды шах вызвал Шахсевенский кавалерийский полк (из племени шахсевен) к себе на смотр в Тегеран и приказал их одеть в серые черкески, что и было исполнено; затем, после смотра, он приказал русским инструкторам недели две немного подучить этот полк строю и нашить им погоны, наподобие сформированной ПКБ. Два дня они являлись для обучения, но на третий русские инструкторы были удивлены, узнавши, что шахсевенцы ушли уже по домам, на свою азиатскую границу, не дождавшись даже выдачи желаемых шахом погонов (погонных денег — О.Г.); они нашли, что в два дня довольно обучились; за это, однако, никто из них не был наказан, как будто так тому и следовало быть» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 135–136].

233

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 74.

234

Младшие офицеры. В персидской армии чины ниже сарханга — полковника.

235

Франкини. Записка о персидской армии генерал-майора Франкини от 20 сентября 1877 г. // СМА. 1883. Вып. 4. С. 8–9.

236

Максимович-Васильковский П. Отчёт о поездке по губернаторствам Западной Персии (Азербайджана и Персидского Курдистана) с приложением описания пройденных путей в зимний период 1900–1901 г.: в 2 ч. Тифлис: Типография канцелярии Главноначальствующего гражданской частью на Кавказе, 1903. Ч. 1. С. 79–80.

237

Колюбакин. Очерк вооружённых сил Персии в 1883 г. и население как источник комплектования персидской армии (Составлен по русским и иностранным источникам) // СМА. 1883. Вып. 4. С. 47–48.

238

Детальнее об особенностях социальных и религиозных отношений в Иране см.: Iran Religion, Politics and Society Collected Essays. London: Routledge, 1983.248 p.

239

Тер-Оганов H.K. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57. В. А. Косоговский указывал иную дату и уточнял место раположения лагеря. «1 июля 1879 г., — писал он, — был разбитпервый казачий лагерь в Давудие, саду Давуд-хана, брата Незам-оль-Молька, контролёра Военного министерства. Недалеко от деревни Зергенде, летней резиденции российской миссии, в полутора фарсахах (парасанг, парасанга, фарсанг, фарсаг, сайг, таш, йигач, персидская миля — путевая мера, обычно расстояние, которое проходит караван до очередного отдыха, привала или, иначе, расстояние, которое можно пройти пешком за час; в Персии = 6210 метров (или 5549 метров), малый фарсах = 5065 метров. 1 фарсах = 12 000 кадамов = 30 стадиям = 150 танабов = % барида) от Тегерана» [Баумгартен. Поездка по восточной Персии Л.-Гв. Волынского полка поручика Баумгартена в 1894 г. (Географическо-торговое исследование) // СМА. 1896. Вып. 63. С. 92; Косоговский В. А. Очерк развития персидской казачьей бригады // Новый Восток. 1923. Кн. 4. С. 391].

240

В рассматриваемое время только «Россия и Англия имели для своих дипломатических миссий… свои участки земли с постройками, т. е. свою территорию, на которою

власть и законы персов не распространялись, но только были охраняемы персидскими сарбазами. Представители же других стран нанимали для себя частные помещения» [Белозерский Е.М. Письма из Персии. М.: Военная типография, 1886. С. 19; Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 3. С. 576–577; Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 168].

241

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 57. Н.К. Тер-Оганов аргументировал эту дату тем, что она фигурировала в дипломатических документах, а также в правке русского посланника в Тегеране Николая Генриховича Гартвига. Согласно её данным, 15 июля 1908 г. состоялся смотр-парад ПКБ в связи с днем ее основания. Тем не менее отдельные авторы приводили в качестве дня основания будущей бригады 1 июля — число, когда было подписано новое соглашение об обучении части персидской кавалерии [Аслан-бек. Персидская казачья бригада // Часовой. 1980. № 623 (1). С. 11; Военный лексикон кубанских казаков: словарь-справочник. Краснодар: Краснодарские известия, 2007. С. 69].

242

Следует помнить, что полк этот был полком по меркам персидской армии, т. е. по численности равнялся фоуджу. В русской армии кавалерийский полк насчитывал около 1000 человек, а казачьи полки до 1883 г. имели шестисотенный состав, за исключением терских, состоявших из четырех сотен. В 1883 г. все кавалерийские полки были переведены на шестисотенный состав [Бескровный Л. Г. Русская армия и флот в XIX веке. Военноэкономический потенциал России. М.: Наука, 1973. С. 52–53].

243

Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129.

244

Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 58.

245

Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 75.

246

Там же.

247

Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 140–141.