12 сотых секунды

Нурса Nolove Миркалиев, 2017

Заносчивый и высокомерный Дим Найт – богатейший человек Бирмингема. Но несмотря на всё своё богатство, он сломлен и несчастен. Предательство сделало из него ядовитого циника, разочаровавшегося в людях. Однако в стене высокомерия, которой Дим себя огородил, виден безмолвный крик о помощи. Он страдает и потому бежит от тех, кто проявляет к нему чувства, потому что так он лишь острее ощущает свое горе. Из этой вязкой меланхолии, в которой он все больше тонет, вряд ли кому-то удастся его спасти…Противоречивый, мрачный и немного грустный роман о том, как, даже потеряв всё, можно найти смысл жить и смысл умереть.

Глава третья

Шесть лет назад.

— Ты уверен, что хочешь этого? Может не нужно торопиться? Все-таки мы еще так молоды, — проговорила Ева.

— Я уверен, родная, на сто процентов. Тебе всего-навсего нужно время. Ты, наверное, немного шокирована происходящим. И я тоже, дурак, не подумал, что это может тебя оттолкнуть. Но точно знаю, что без тебя жизнь мне не мила, — проговорил я, с уверенностью на душе.

— Мм, думаю ты прав. Нам нужно скрепить наш союз чем-то более высоким, нежели просто словом «пара», — улыбнулась она, как мне показалось, немного фальшиво.

Я приподнял ее нежное лицо рукой. Я до сих пор сходил с ума по ее бархатной коже, золотистого цвета.

— Родная, у меня есть все для нашего счастья, все, чтобы беззаботно прожить до конца наших дней, чтобы где-нибудь в Швейцарии в уютном домике растить наших детей. Мы будем самыми счастливыми родителями в мире и никакая беда или печаль нас не разлучит. Она отвернулась, то ли от слез, которые не хотела показывать мне, то ли от сомнения, что таилось у нее в душе.

— Дим, дорогой, любимый, дай мне время все обдумать. Нужно столько всего обсудить с мамой, папой, без их согласия я не могу оставить родительский дом. Они все, что у меня есть в этой жизни. Ты ведь меня понимаешь? — сказав это, она поцеловала меня.

— Да, ты права, об этом я не подумал. Эмоции нахлынули. Прости.

— Не расстраивайся, милый. Я уверена, у нас все получится.

— Я тебе верю. Люблю тебя.

— И я, — прошептала она.

Самое сложное, что мне приходилось делать в жизни, кроме поступления в университет, так это разговор с моим отцом. Отец, который в детстве жил в небольшом потрепанном домике на окраине города, продавал на улице газету. В обед, когда вся газета расходилась на ура, он шел на склады около железной дороги, разгружать вагоны с товаром. Вечером усталый, с забитыми руками, он шел в бар «Чиперфилд» недалеко от дома и там натирал обувь, приходящим гостям. Хозяин этой забегаловки был щепетилен по поводу чистоты и поэтому желал, чтобы все посетители были в аккуратной обуви. Я, выросший в хороших условиях, с кучей прислуги, никогда не пойму человека, который прошел через столько испытаний, чтобы добиться богатства и власти в итоге.

— Здравствуй, отец! — поклонился я, перед тем, как войти в кабинет. Он любил, когда ему оказывали честь.

— Пришел поговорить? Снова о своей любимой Еве? — отец стоял, вглядываясь в окно с пятьдесят шестого этажа небоскреба, принадлежащий его компании. — Сын мой, мы можем хоть раз сесть и поговорить о нас, о компании, о твоем будущем? Ты получил отличное образование, лучшее, которое я мог тебе предоставить. Ты изучал все, что нужно, чтобы стать руководителем нашей компании.

— Но, отец, это все не мое. Я не смогу руководить такой большой империей, и ты это знаешь.

— Заткнись! Никогда не говори мне, что ты не сможешь! — стукнул он по столу кулаком. — Если бы я хоть чуточку был похож на тебя, то сейчас ты бы побирался на улице. И твоей Женевы или как там ее…?

— Евы, папа, — исправил я его спокойным тоном.

— Евы! Ее никогда бы не было в твоей жизни. Думаешь все так просто? Нет честнее и добрее человека, чем твоя мама. У меня не было ничего, когда я встретил ее, и ей было все равно на мои потасканные туфли или мой устаревший костюм. Она была искреннее любой глупой нимфетки, которые были после. И теперь мне приходится нянчиться с тобой, с убийцей моей жены!

Весь красный от гнева, он пронзал мою душу холодным ненавистным взглядом. Каждая мышца его лица дергалась от злости. Я опустил взгляд, не выдержав такого давления.

— Дим. Я. Не хотел… Ты уж прости меня, — начал он поправляться, нервно вытирая руки о брюки. — Я, не это хотел сказать.

— Ничего страшного. Я все равно не знаю, что такое материнская ласка и любовь. И если у меня тогда был бы выбор, я бы возжелал спасти ее и умереть самому. Знаешь почему? Ну же отец, спроси меня почему? — С глаз покатилась предательски слеза.

— Дим, зачем…

— Я сказал, спроси меня! — завопил я, что есть мочи.

Отец, молча, отвернулся.

— Потому что, я тогда еще не знал, какой у меня будет отец — тиран. Я еще не знал, как ты меня будешь ненавидеть. Не знал, что мне придется все это выслушивать каждый божий день. Я просто не знал… — протерев глаза, я направился к выходу.

Отец медленно вытащил сигару. Отрезал конец миниатюрной гильотиной, и поджег лучину, обильно втягивая дым.

— Я завтра улетаю в Брюссель, на переговоры. И думаю, я там задержусь на недельку, другую. Поэтому заранее благословляю тебя и твою Еву. Будь счастлив.

— Нет, отец. Впредь мне твое благословление не нужно. И денег твоих тоже. Мы с Евой всего добьемся сами. Уж мне с моими мозгами нечего бояться. Не так ли? Отец…

Я резко дернул дверь и демонстративно со всей силы захлопнул ее.

Деньги, власть, богатство, золото, репутация, уважение, страх. Все это когда-нибудь погубит отца. Все, что я хочу так это не быть, как он. Быть убийцей, вором, последним гадом на Земле, но только не стать им. Плевать какой путь он прошел, плевать, сколько он сделал для меня, плевать.

Я подошел к автомобилю. Сжал ключи в кулак и с силой бросил их в лобовое стекло.

— Это ведь тоже принадлежит тебе, отец. Подавись! — крикнул я, наперебой бешено орущей сигнализации, из-за удара ключей об стекло.

Я вытащил из кармана бумажник с телефоном и бросил их в сторону аккуратно выстриженных кустов. Я сел на дорожку, выложенную дорогим гранитом. Все вокруг напоминало о шике и блеске моей жизни. В эту минуту я ненавидел каждую частичку своего тела, выращенную в изнеженных условиях комфорта и безотказности единственному ребенку в семье.

Я медленно, но уверенно дошагал до дома своего друга — Дарио. Мы с ним познакомились, когда летали на двухнедельный семинар во Францию. Я благодарен ему безмерно, ведь именно он познакомил меня с Евой. С тех пор мы гуляем в одной компании. Если и есть золотой друг, то это Дарио. Наверное, он будет рад меня увидеть. Позвонить я ему не смогу, тогда сделаю сюрприз. Нужно сегодня оторваться по полной в лучших клубах Бирмингема.

Дарио жил в двухэтажном доме коттеджного городка, в дорогом районе. Перескочив ограду, я поспешил к двери. Я ощущал невообразимую легкость в душе. Будто свобода наполнила меня сверху донизу. Хотелось скорее поведать ему обо всем. И также о свадьбе с Евой. Ротвейлер, сидевший на цепи, вскочил от моего присутствия и быстро запрыгал на месте.

— Я тоже рад тебя видеть, Тайдо, — улыбнулся я, помахав собаке рукой. — Только тихо, я хочу сделать Дарио сюрприз.

Входная дверь была открыта, к моему удивлению. Боевая собака во дворе, конечно, хорошо, но двери все равно нужно закрывать. В доме громко играла музыка.

— Дарио! — крикнул я, уже наплевав на свои мысли о нежданном визите.

Я сам себя не услышал в этом хаосе музыки. В гостиной было пусто, и я решил подняться к нему в комнату. Аккуратно поднимаясь по крутой лестнице, я начал переживать за Дарио. Но вскоре мои волнения растворились. На лестнице повсюду валялась женская одежда, вперемешку с мужской.

— Ай, дамский угодник. Опять кувыркается с очередной моделью.

Мой веселый тон вдруг что-то внутри сбило. Странное чувство посетило меня, и я настороженно продолжил перешагивать через разбросанную одежду. Медленно направляясь в комнату друга, я все четче начал слышать женский возглас. Приоткрыв дверь в спальню, я застыл как вкопанный.

— Ева?! — только и смог выдавить.

Взрыв! Миллионы ядерных ракет падающих на убегающую в страхе мечту. Взрыв гранаты в руке. Взрыв, настолько яростный и невероятный, что обжигал каждый орган внутри. Мозг, словно старый ламповый телевизор, воспламенился и вышел из строя. Выстрел в тело немыслимой силы, будто в меня разрядили Магнум 44 калибра. Последний выстрел в голову, снайперский выстрел в центр лба. Кислород, мчавшийся по дыхательным путям, остановил свой ход. Из-за чего стук сердца замедлился. На секунду, казалось, оно вот-вот остановится. Каждый нейрон, подающий импульс в моем теле, замер в ожидании.

— Дим! — крикнула Ева, спрыгнув с кровати и укрывшись одеялом, побежала ко мне. — Это не то, что ты подумал, мы немного перебрали с выпивкой и…

Дальше я ее уже не слышал. Весь мир вокруг меня замедлил свой ход. Плачущая Ева, обнимала меня и пыталась что-то объяснить. Дарио, прикрываясь подушкой, отодвигался к стенке и, вытянув руки перед собой, видимо кричал слова прощения. Я будто был под действием наркотических средств. Казалось, в этот момент я мог совершить все на свете. Приток адреналина в крови был просто неимоверным.

Я оттолкнул Еву и взял в руки подсвечник, что стоял на прикроватной тумбе. Горячий воск потек прямо на руку, обжигая кожный покров. Но сигналы боли не доходили до моего мозга. Мне было плевать.

Я бил так, как не бил никогда. Замах, удар, замах, удар и так до бесконечности. Я ударял снова и снова, кровь брызгала мне в лицо. Такая теплая и густая. Я продолжал бить, пока Дарио совсем не потерял сознание. Обернувшись, я увидел Еву, которая сидела в углу и рыдала. Непонятные смешанные чувства. Я выходец из богатой семьи, с неким аристократическим воспитанием. Всю жизнь я считал, что человек, не поддающийся агрессии в любых стрессовых ситуациях, остается сильный духом. А тут, я, с ног до головы забрызганный кровью, и еле дергающееся тело подо мной. Дарио сопел и хрипел, еле вдыхая и выдыхая. Я поднялся и отпустил этого «преданного» друга. Отбросив подсвечник, я подошел к рыдающей Еве. Ласково погладил ее по щеке, оставив кровавый след моих пальцев.

— Научись беречь свой океан.

На улице, виляя хвостом, меня ждал Тайдо, игривый и довольный моему появлению. Странно, но животные всегда меня успокаивают, даже одним своим присутствием. Сердце вернулось в нормальный ритм, после чего я сделал глубокий выдох. Тайдо облизывал мои руки, которым я только что до полусмерти избил его хозяина. Я почесал ему за ухом, поглаживая другой рукой по спине.

— Собака лучше человека. Если бы животные умели разговаривать, я бы вообще с людьми не дружил.

С этими словами, я ушел прочь, растворившись в одиночестве темноты. С тех пор меня поглотил мрак…