Английский брат

Нурлан Токсанов

Загадочное убийство владельца нефтяной компании в Астане. Подозреваются многие: совладелец компании, сын Джеймса от первого брака, таинственный олигарх… Оперуполномоченная Малика, свежеиспеченная выпускница академии, приступает к первому в своей жизни серьезному делу… На этом пути ее поджидают большие сюрпризы, поражения, победы и… любовь.

Часть первая

Глава 1

Апрель в Астане, несмотря на тщетное сопротивление свирепой зимы восстановить статус-кво, выдался теплым. Жители столицы с огромным удовольствием расставались с теплыми шубами и пуховиками, меняя их на легкие, почти невесомые после зимней тяжести, курточки и пальто. Очередной финансовый кризис, черным лебедем залетевший в степные просторы, оставил после себя запредельные цифры на обменных пунктах валюты и веселой рысцой продолжил свой полет по офисам левого берега и стареньким квартирам правого.

Впрочем, где немцу смерть, а русскому всего лишь хорошо, там казах закатывает той. Рестораны и кафе работали на полную катушку, Правда, тамады начали добавлять в свой арсенал забытые лет десять тому назад шутки про очередной кризис.

Одну из таких шуток Руслан Дарен, высокий, симпатичный юноша, черноволосый, но с зелеными глазами, во время обеденного перерыва в ресторане с зазывным названием «Әдемі», расположенном напротив «элеватора» — здания «КазМунайГаза», рассказывал своей девушке Альбине Аккожиной. Молодой человек работал финансовым менеджером в крупной компании «Сламбертон», занимающейся продажей программных продуктов для нефтегазовых компаний. Альбина, считавшаяся на курсе одной из первых красавиц, закончила пару лет назад экономический факультет евразийского университета, но нигде не работала, наслаждаясь тусовками и поездками за границу. Их отцы, Джеймс Дарен и Канат Аккожин, являлись давнишними партнерами по бизнесу.

— Новый анекдот услышал, Альбина. Жил-был бай, и у него было две жены: Доллари и Тенгегуль. Доллари и Тенгегуль всегда соперничали между собой. Однажды жены решили окончательно определиться, кто из них самая любимая. Доллари спросила:

— Если бы мы втроем оказались в одной лодке посередине океана, а лодка выдерживает только двоих, кого бы ты оставил?

На что бай ответил:

— Конечно, тебя, Доллари.

Тенгегуль со слезами в глазах взмолилась:

— Почему не меня?

Бай ухмыльнулся:

— Ну ты же плавать умеешь!

Альбина поправила прическу (в этом месяце она была блондинкой, что великолепно шло к ее глазам и белоснежной коже) и улыбнулась:

— У нас в Казахстане нигде вроде океана нету, ты, Русик, зарплату в долларах получаешь, отец твой англичанин. Тебе и вовсе горевать не приходится! Шутки шутками, а неужто время настанет, что и мне работенку искать придется?

— Вряд ли, Альбина, — расхохотался Руслан, — балует тебя папа, не хочет, чтоб его любимая дочка офисным планктоном становилась. Пусть старший брат твой работает, бизнес развивает.

В это время появился вышколенный официант в безукоризненной белой рубашке и черной жилетке, принесший поднос с салатом «Цезарь», откуда выглядывали розово-красные креветки, резко подорожавшие в последнее время с падением тенге, и простым греческим (Руслан в шутку называл его древнегреческим) салатиком из карагандинских парниковых огурцов и помидоров, тоже, впрочем, не отстававший в цене от заморских собратьев благодаря предательски вкравшимся оливкам.

Девушка вяло нанизывала черные масляные бусинки на вилку, поскольку особого аппетита не было. Ее абсолютно не устраивали отношения с Русланом. Тот, как все молодые люди, не спешил расстаться с холостяцким положением, тщательно избегая тяжелых цепей Гименея.

Альбина, в принципе, тоже не особо тяготилась своей свободой, однако существовало одно маленькое, но веское «но». Все ее многочисленные подружки, как сговорившись, одна за другой повыскакивали замуж. Это означало, что их шумные компании, какими они заваливались в ночные клубы и тусовки, изрядно поредели. В телефонных разговорах появились непривычные обороты типа «мы с мужем в следующем месяце поедем на Бали» или «у нас с моим сегодня романтический ужин» или «к нам приехали родители мужа» и прочее, и прочее. Самой же обидной фразой, выслушиваемой от подружек, была такая: «Почему Руслан не делает предложение? Мне Тимка (или Нурик, или Досик) сделал всего после трех месяцев знакомства…» Сердобольные и в то же время жестокие подружки ясно намекали, что молодой человек не слишком любит ее, раз так медлит и лезли со своими советами.

Альбина внезапно почувствовала себя конченой неудачницей, и причиной ее треволнений являлся красивый самодовольный юноша, сидящий на другом конце роскошно сервированного стола с красными розами в изящном фарфоровом кувшине и рассказывающий совершенно несмешные анекдоты.

Опять пришел официант, ведший свою ежедневную скрытую от посторонних глаз борьбу за чаевые. В нехитром, казалось бы, деле требовалось особое искусство. Он не должен выглядеть назойливым, тщательно соблюдать приватность и покой гостей и в то же время обязан улавливать шестым чувством исходящие от них нетерпеливые флюиды, когда срочно требуется присутствие.

Открыта мельхиоровая тарелка-баранчик, и наружу выплыли ароматы семги под ореховой корочкой, приятно ударившие в ноздри. Альбина любила рыбу, поскольку родилась у Каспийского моря еще в те времена, когда черная и красная икра была изобильна и дешево стоила. Руслан же заказал морепродукты с рисом.

— Хотя едят его вместо хлеба больше половины людей нашей планеты, это большинство по весу значительно уступает любителям пшеницы, — щегольнул он своими сельскохозяйственными познаниями.

Альбина скривила красиво очерченные губки в подобие улыбки. Как известно, женщина не мыслит, она замышляет. На этот раз план, составленный ею со своей подружкой Настей Зубаровой, вместе с ней четыре года проучившейся в университете, должен железно сработать. Альбина давно подозревала, что ее парень, не отличающийся твердостью характера, подпал под влияние друга Бориса Ломинского, человека, воспринимавшего брак как стихийное бедствие или наказание. Она лично слышала из уст женоненавистника, ненавистника не женщин, а жен как класса, что «хорошее дело браком не назовут» или «брак — это отношения, где один прав, а другой — муж». Так что ей было ясно, под чью дудочку поет Руслан. Настя же, как и Альбина, пока тоже не вышла замуж, так что в последнее время они инстинктивно тянулись друг к другу, делились тайнами и обсуждали своих более удачливых в матримониальном плане подруг.

Борис Ломинский казался неплохой партией даже для самой Насти, отличавшейся претензиями и имевшей на это полное право. Все подружки в один голос называли ее красавицей и находили, что она вылитая копия голливудской звезды Кэтрин Хейгл. Отца Настя лишилась еще в раннем возрасте, зато мама Вера Ивановна работала главным бухгалтером в головном офисе одной из национальных компаний, так что проблем с оплатой обучения, одеждой и транспортом у нее никогда не было. Сейчас Вера Ивановна устроила ее на должность эксперта в департамент финансов дочерней компании и иногда шутила: «Устроила дочку в компанию-дочку».

Борис же трудился там же, где Руслан, однако в отличие от своего друга-финансиста, работал непосредственно в отделе софта и считался перспективным сотрудником, поскольку умел работать практически во всех программных продуктах компании и отлично знал английский, хотя и не в совершенстве, как Руслан Дарен, сын настоящего уроженца Ливерпуля.

Очередь, наконец, дошла до творожного чиз-кейка с шариками мороженого, покрытого тертым шоколадом, и Альбина решила перейти к выполнению замысла. Дождавшись, когда услужливый официант выхватил из-под ее тарелки слегка смятую салфетку и оставил их наедине, она спросила:

— Кстати, как твой друг Борис, у него так и не появилось новой девушки?

Руслан внимательно посмотрел на подругу, стараясь понять, к чему та клонит.

— Нет, как разорвал с Маринкой, так один и ходит, да и некогда ему сейчас, в офисе дел по горло, а он у нас незаменимый.

Альбина тщательно промокнула губы салфеткой, отпила чая из аккуратной маленькой чашки и произнесла:

— А помнишь мою подружку Настю?

Молодой человек оживился.

— Блонди такая? На актрису из «Голой правды» похожая?

— Да, как думаешь… — Альбина знала: здесь нельзя идти напролом, диктуя свое единоличное мнение, мужчина должен всегда понимать и помнить, что его точка зрения крайне важна, — может, познакомить Бориса с ней?

Руслан задумался. Потом, словно взвесив в голове все за и против, заявил:

— А что, неплохая идея, сегодня же у нас party¹. Мы с тобой пойдем, заодно и ее приведешь. Блондинки — это его тема.

Альбина обрадовалась, но внешне никак не проявила своих чувств.

— Вот и прекрасно.

Руслан щелкнул пальцами, вызывая официанта, но тот уже и так летел к ним на всех парах.

С улыбкой глядя на его взволнованное и тревожное лицо, Альбина тихо сказала:

— Русик, оставь ему побольше чаевых.

***

После обеда Руслан поехал на работу. Офис его располагался неподалеку от Дома министерств, в бизнес-центре «Санкт-Петербург», выстроенном в виде круглой башни. Здесь всегда существовала проблема парковки, поэтому слегка припаздывающий Руслан оставил свой «Лексус» возле «Байтерека», втиснувшись в чудом освободившийся просвет между двух легковушек. На первом этаже бизнес-центра, как всегда, жизнь бурлила. Кто-то отоваривался продуктами в супермаркете, кто-то выписывал пропуск у симпатичных девушек-дежурных, а кое-кто, как Руслан, пройдя через турникет, направлялся к неутомимо снующим лифтам, ведущим на верхние этажи, туда, где располагались многочисленные офисы.

Кабинеты компании «Сламбертон», как и все в этом странном здании, шли кругом, словно следя за солнцем, набиравшем весенние темпы и манившем наружу сотрудников, в большинстве своем, молодых парней и девушек. Прошлый год для «Сламбертона» выдался исключительно удачным, поскольку главная национальная нефтяная компания страны перешла на использование именно ее программных продуктов. Руководство, потирая руки, тут же увеличило штаты и перенесло региональную штаб-квартиру в Астану. Как справедливо заметила Альбина, на персонале, трудившемся здесь, кризис пока отразился не сильно. Зарплату продолжали платить в долларах, хотя количество лицензий, запрашиваемых нефтяным бизнесом, стало заметно уменьшаться. Как бы то ни было, настроение офисных менеджеров не теряло тонуса.

В просторной комнате, выходящей окнами на стройку еще одного бизнес-центра, возводимого под руководством арабских шейхов, в дальнем углу в наушниках сидел Нуржас Рахметов, специалист по программам, обрабатывающим сейсмическую информацию, особо ценную для геологоразведки. Его веселый характер импонировал всем коллегам, а девушек в дополнение к этому привлекали симпатичное лицо и спортивная фигура. Один Руслан знал, что за презентабельной и благонравной наружностью скрывался прожженный Казанова. Раньше Нуржас жил в южной столице, и любимым занятием парня, в котором бушевали гормоны и лютовал интерес первопроходца, было соблазнение красивых невинных девушек. Схема его выглядела простой, но при этом практически не давала сбоев. Нуржас выбирал предмет атаки, ухаживал за ним в течение четко отмеренного времени, а затем делал предложение перейти к физической стороне их отношений, то есть вкусить прелести плотской любви. Для этого он приглашал сопротивляющуюся поначалу пассию в мечеть и заключал мусульманский брак, уверяя, что официально они оформят отношения через пару недель, максимум, месяц. Совратив несчастную девушку, коварный ловелас исчезал, сменив номер телефона и съехав с квартиры, снимаемой, так сказать, для съема. Кончилось, однако все это тем, что братья невинных жертв начали поиски коварного соблазнителя, и Нуржасу пришлось срочно эвакуироваться в Астану, где благодаря своим способностям и знанию Oracle он легко нашел работу в компании «Сламбертон», поскольку как раз в это время прежний сотрудник вслед за женой неожиданно уехал в Санкт-Петербург к ее родственникам.

В настоящее время Нуржас, похоже, остепенился, а его очередная девушка Мира казалось невинной и очаровательной, но впечатления легкой жертвы отнюдь не производила.

Руслан, улыбаясь, подошел к Нуржасу, по-хозяйски снял с его головы наушники и вслушался в мелодию.

— Братан, не знал, что ты фанатик Бьонсе.

Товарищ осклабился:

— Да нет, просто попурри из любимых вещей Миры, хочу немного приобщиться к ее духовному устройству, вот и слушаю. От работы, главное, не отвлекает.

Руслан посмотрел на непонятную для него страницу SQL-кода, разрабатываемого другом и улыбнулся:

— Я что, начальник твой? Слушай, чего твоя душа желает.

Прежде чем водрузить на место громоздкие черные наушники, напомнил:

— Не забыл, сегодня встречаемся в «Вижн»? Кстати, Альбина собирается Бориса со своей подружкой познакомить.

— С Настей? Это тема! — оживился Нуржас, продолжая стучать десятью пальцами по узенькой клавиатуре. — Видел ее, видел, чува абсолютно при всем, и лицо, и фигура, и в голове кое-что имеется.

— Тогда до вечера! — оборвал разглагольствования товарища на излюбленную тему Руслан и отправился к ожидающим его скучным бухгалтерским делам.

Впрочем, молодой человек любил свою работу: для него дебит и кредит не казались пустыми понятиями, и он тщательно вел все финансовые документы, хотя дома слегка подтрунивали над ним за излишнюю педантичность и аккуратность.

Еще раз позвонила Альбина, уточняя время встречи. Вот, собственно, все, на что отвлекся Руслан во второй половине дня.

Попрощавшись с коллегами, не торопившимися покидать офис, завершая свои дела, а кто и просто увлекшись приманками, щедро раскинутыми многоячеистыми сетями Интернета, он быстрым шагом двинулся в сторону «Байтерека», на ходу включая зажигание любимого «Лексуса». Джип отозвался привычным звуком. Руслан легко запрыгнул на сиденье и, огибая зажёгшийся огнями «Байтерек», двинулся в сторону Кургальджинского шоссе, а далее — на тихую улицу Атырау, где в двухэтажном фешенебельном коттедже стоимостью в несколько миллионов долларов жили его отец, мама и он сам.

Больше всего пришлось пережидать пробку на пересечении Кургальджинского шоссе с проспектом Кабанбай батыра. Наконец, рослый полицейский лихо завертел полосатой полочкой, разрешая проезд, и, значит Руслану осталось не больше пяти минут хода до дома.

Он бросил на обочине дороги джип, намереваясь быстро переодеться и отправиться на встречу в «Вижн».

В последнее время Руслан не любил оставаться дома, и на то существовала веская причина: отношения отца и матери портились не по дням, а по часам. А ведь когда-то они друг в друге души не чаяли…

Отец Руслана Джеймс Дарен приехал в Казахстан еще в мутных девяностых, когда Советский Союз мучительно и натужно распадался, превращаясь то в содружество независимых государств, то в существующие параллельно аморфные республики со все еще общей кровеносной системой снабжения товаров и родственных связей. Джеймс Дарен, человек скорый на подъем, шестым чувством почуял запах денег и отправился в независимый Казахстан продавать оборудование. Занятие это оказалось очень непростым, поскольку система социализма рухнула, так и не принеся заветных плодов, а звериный оскал капитализма еще не ощерился во всю свою пасть, поэтому Джеймсу на первых порах приходилось трудно. Но худо-бедно дела начали идти, чему во многом способствовало знакомство американца с преподавательницей иняза Лейлой, будущей мамой Руслана. Она пришла к нему на собеседование по объявлению, гласившему, что солидной английской фирме требуется переводчик на постоянной основе со знанием трех языков. Двадцатитрехлетняя Лейла подходила по всем параметрам. Согласно обычаям, она воспитывалась не у родителей, а у бабушки, до семи лет говорила только по-казахски, затем пошла в школу и выучила русский. Во время учебы способная девочка попутно увлеклась английским языком и после выпускного класса отправилась в столицу, где поступила на факультет иностранных языков.

Ничто не предвещало распада мощной державы, но коллапс произошел. Времена настали сложные, а в педагогическом институте, где Лейла работала ассистентом кафедры, платили скудно, поэтому, разложив на столе свежие газеты с объявлениями, девушка начала выделять красным фломастером подходящие. Можно было давать уроки детям, но, как правило, это требовало выезда на квартиры, что не слишком ее прельщало, да и мало ли, на кого можно там нарваться, поэтому Лейла искала более приемлемое. То самое объявление, хотя и выделенное жирной черной рамкой, она заметила не сразу, но именно оно оказалось судьбоносным в ее еще такой короткой жизни.

В то время Джеймс Дарен снимал коттедж на окраине южной столицы Алматы. Здесь же он проводил собеседования с потенциальными кандидатками на роль переводчицы.

Сухим сентябрьским днем, ближе к вечеру, Лейла вышла из такси, чуть не доехав до особняка Джеймса, поскольку на домах не было табличек и пришлось высадиться в дельта-окрестности пункта назначения, как сказал бы математик. Она пошла по тихой улице вдоль деревянных заборчиков, слабо защищавших щедрые плоды южной природы. Красные налитые яблоки висели в быстро темнеющем воздухе предгорья, напоминая неподвижные планеты. Внезапно слева от нее открылся небольшой дворик, примечательный тем, что его охраняли два огромных алабая. Оба были похожи друг на друга как две капли воды, лохматые, языки навыпуск, с выразительными умными глазами. Девушка с ужасом глядела на них, никак не ожидая встретить свирепых чудовищ, какими они ей показались. Тяжелые черные цепи, удерживающие их, выглядели декоративными шнурочками, готовыми порваться при одном шевелении могучих шей.

На этом доме чудесным образом находилась жестяная табличка с белым номером, и именно сюда Лейле и было необходимо войти. С собаками у нее не складывались отношения. Она помнила, как пару лет назад шла по глухому микрорайону в июльский жгучий полдень, когда все люди и животные предпочитали укрыться в прохладной тени. Небольшая, но плотная собачка с тугими боками внезапно выскочила из потайного лежбища и без объявления войны вцепилась девушке в правую икру. Не ожидавшая собачьего коварства Лейла даже не успела закричать, как ногу пронзила резкая боль от укуса острых клыков. Капроновый чулок быстро окрасился кровью, а разъяренное животное, яростно мотая головой и урча, превращала в лохмотья остатки того, что еще недавно облекало красивую ножку владелицы. Девушка срочно поехала в больницу, откуда сделали звонок в ветлечебницу, и Лейла с дежурной медсестрой отправилась на второе свидание с агрессивной собачкой, поскольку нужно было проверить ее на бешенство. Молоденькая медсестра смело подошла к убежищу собаки, устроенному в густом кустарнике, и тут выяснилась причина ее стремительного нападения. Рядом с ней находились только что родившиеся слепые щенята. Их-то то и защищала мать. Как ни странно, собачка совершенно не испугалась медсестры, словно та воздействовала на нее гипнотическим образом. К счастью, никакого бешенства обнаружено не было, и тот инцидент благополучно забылся. Кроме того, давешняя собачка по сравнению с теперешними монстрами выглядела миниатюрной, бояться которую казалось теперь просто смешно.

Девушка в растерянности остановилась перед открытыми воротами, не зная, что предпринять. В этот момент на высоком крыльце цвета переспелой вишни появился мужчина в белой косоворотке, джинсах и тапочках на босу ногу. Независимый вид и холеное лицо здорового цвета выдавали в нем иностранца. И, действительно, спустившись торопливо по ступенькам, он обратился к девушке, выговаривая фразы на британский манер, мягко и деликатно, словно диктор с магнитной кассеты, вещающий на аудиоуроках для затаивших дыхание студенток иняза.

— Hello! Are you Miss Leila?²

— Hello! Yes, it’s me. Could you take away your dogs, please?³ — пытаясь без акцента и ошибок при первой же встрече, попросила девушка.

Джеймс заверил ее, что псы только внешне грозные, а на самом деле безобидны и неопасны.

Несмотря на горячие заверения, Лейла поспешила юркнуть в дверь особняка, прячась за широкую спину хозяина

Алабаи проводили ее недоуменными взглядами и опять углубились в созерцание пустынной улочки.

Англичанин жил в южном городе на широкую ногу. По его меркам плата за аренду двухэтажного дома казалась мизерной. Республика только-только выходила из затяжного кризиса, связанного с распадом Союза, поэтому спрос на такие коттеджи еще лишь формировался, а предложений было в избытке, что по всем законам экономики вело к снижению цен.

Джеймс хорошо оборудовал свое новое жилье. Здесь было все так, как он привык: модная мягкая мебель, элегантные столики со стульями, огромный телевизор. Кроме того, он всегда шел в ногу со временем, а не путался, так сказать, у него под ногами. Одним из первых освоил компьютер, письма слал электронной почтой через модем, подключенный к телефонной линии и с любой техникой обращался легко и уверенно.

Сказать, что Лейлу очаровал этот изысканный британец со строгими манерами, словно сейчас сошедший со страницы классического романа Диккенса, вообще ничего не сказать. Какую выпускницу иняза не привлекло бы общение с непосредственным носителем изучаемого полтора десятка лет языка, притом владеющего им так виртуозно?

Англичанину тоже понравилось Лейла. Знание ею английского языка вполне удовлетворило его. Недостатки словаря и заметный акцент с лихвой заглаживались обаянием, деликатностью и прямодушной честностью девушки. Так что вопрос трудоустройства решился мгновенно. Затем начались трудовые будни Лейлы в качестве переводчика. Иногда работы было выше крыши, целый день шли переговоры с местными нарождающимися предпринимателями, с чиновниками, общественными деятелями. Иногда же дни проходили праздно. Сам Джеймс сильно утомлялся порой от тяжелых и большей частью безрезультатных встреч, поскольку, как всегда, количество людей, могущих действительно принимать решение, заметно уступало количеству различного рода аферистов, посредников и прочих субъектов, желающих каким-либо образом срубить легкую маржу с доверчивого иностранца.

В такие дни они просто сидели в доме Джеймса и смотрели фильмы на английском языке, каковых у предпринимателя имелось в избытке. Сначала девушка с трудом понимала сленг героев, особенно, когда они говорили быстро и невнятно. Но с каждым разом становилось все легче и легче. Джеймс разъяснял ей различные идиомы родного языка и объяснял тонкости использования мата.

— Конечно, в нашем языке слово из четырех букв заменяет практически все, что нужно сказать мужчине, когда на душе накопилось, но есть и другие ядреные словечки, и их тебе как переводчику тоже следует знать, дабы не попасть впросак. Американцы, кстати, к мату относятся гораздо легче, чем мы, чопорные англичане. Ты и сама могла это понять по фильмам. Старая добрая Англия все еще бережет свои каноны и традиции, не зря мы еще держим нашу матушку королеву. Америка же, как быстро повзрослевший ребенок, пустилась сразу во все тяжкие. Ей надо переболеть, устояться, тогда и речь станет сдержанней и цивилизованней. У нас мат большей частью отдан на откуп низшим слоям общества, и здесь наши английские простолюдины не уступят в виртуозности владения нецензурной бранью заокеанским соперникам, — отдавал должное землякам Джеймс. — Что есть, то есть.

Затем он принимался в качестве примера сыпать различными английскими пословицами и поговорками, по причине табуированности лексики не вошедшими в словари студентов иняза.

В разговорах с соотечественниками Джеймс глотал слова, употреблял незнакомый сленг, так что смысл порой оставался туманным, таким же туманным, как и сам далекий таинственный остров, мистическим образом остающийся могущественной силой даже в современное время.

Лейла привыкла проводить время с забавным иностранцем. Даже, если не было работы, приезжала к нему просто посидеть вместе, попить чаю и поговорить. Иногда она брала на перевод статьи с английского и в случае затруднений тоже немедля обращалась за помощью к боссу, зная, что тот никогда не откажет и разъяснит темное место.

Девушка уже знала, что Джеймс был женат в Англии, у него растет сын Мартин, оставшийся жить с матерью Стеллой в Ливерпуле. Он не распространялся много по поводу бывшей семьи, и сама Лейла тоже не затрагивала щепетильную тему.

А в родной стране дела шли не ахти. Советский рубль почил в бозе, появился тенге, слово, давшее название «деньги», что грело душу, но карман не укрепляло. Тенге быстро обвалился на валютной бирже, и началась великая эпоха челноков, символом которой стали огромные клетчатые сумки, сделанные из прочнейшего материала китайскими умельцами. В них перевозилось все, начиная от пуховиков ужасающего качества и кончая турецкими кожаными куртками, украшающими нуворишей и их детей.

В то время Джеймс неожиданно сделал предложение обаятельной переводчице, и та не смогла ему отказать. Нельзя было сказать, что вокруг нее не вертелось других кандидатов на совместные узы Гименея, но что-то щелкнуло в девичьем мозгу, и она согласилась, несмотря на сопротивление родителей и многочисленных родственников. Особенно переживала мама, воспитанная в патриархальном духе. Мысль, что родная кровинушка выйдет замуж за непонятного иностранца ранее не могла даже прийти ей в голову. Но случилось то, что случилось. Свадьбу сыграли скромную: просто пригласили пару близких родственников и друзей в небольшое кафе, бывшее в прежнее время рабочей столовой, и на этом торжественная часть завершилась.

Через год на свет появился мальчик, и Лейла дала ему имя Руслан. Джеймс не возражал и полюбил своего сына, стараясь научить его тому, что знал сам. Будучи фанатом «Beatles», приучил и Руслана слушать великолепную четверку, так что уже к десяти годам тот знал наизусть весь их репертуар. В летнее время его часто отправляли к бабушке, где он общался только на казахском языке, а в школу ходил русскую. Таким образом получилось так, что Руслан отлично выучил все три языка, что ему очень пригождалось в жизни. Учеба мальчику давалась легко, в равной степени он быстро решал и математические задачи, а также писал эссе на трех языках. К тестированию после окончания школы он практически не готовился, но тем не менее набрал полный балл за вычетом двух-трех ошибок и получил Алтын Белгі — золотую медаль выпускника.

Затем была учеба в Бэйлорском университете в американском штате Техас, где Руслан научился южному говору, но так и не привык к тамошней жаре. К этому времени родители уже переехали в Астану, где Джеймс Дарен планировал продолжить свой бизнес.

Здесь же Лейла нашла отдохновение в одной из столичных баптистских сект, что категорически не одобрял Джеймс. Его родители принадлежали к англиканской церкви, но сам он называл себя агностиком и религиозным себя вовсе не считал.

— Чем я хуже религиозных фанатиков? — рассуждал Джеймс в разговоре с Русланом. — Я отношусь с добротой к людям, участвую в благотворительных делах. Зачем мне церковь? Эти святоши, вымогающие у твоей матери десятину, а то и больше, отстраивают себе шикарные дома, жируют, а вместо этого, как это по-русски, вешают лапшу прихожанам.

Джеймс неплохо научился говорить по-русски, мог объясниться и по-казахски, что эффектно действовало на переговорах и помогало при заключении сделок. Какому казаху не понравится, когда ему, улыбаясь, говорят: «Көп сөз боқ сөз»⁴ или же «Ақпаса, су бұзылады⁵», после чего длительные процедуры обсуждений превращаются в веселое обсуждение, заканчивающееся, как правило, подписанием взаимовыгодных контрактов.

Лейла, продолжавшая преподавать английский язык в экономическом колледже, похоже, перестала находить понимание в родной семье. Как бы ни был хорош Джеймс, он большую часть времени посвящал бизнесу, Руслан находился на учебе в Америке, вот и почувствовала женщина себя всеми оставленной.

Однажды на улице к ней подошла хорошо одетая молодая женщина с каким-то буквально светящимся лицом и сказала следующее:

— Дорогая моя, вы страдаете, я вижу в ваших глазах печаль и горечь.

Лейла опустила глаза. Слова незнакомки попали на хорошо подготовленную почву. Более того, странным оказалось то, что у нее весь день болела грудь в области сердца. Удивительным делом эта боль рассеялась, как туман, после первых же слов странной женщины. Она назвала себя Марией, не произнесла больше ни слова, просто протянула бумажку с адресом и сказала прийти к ним в ближайшую субботу.

С тех пор и началась сектантская эпопея Лейлы с молитвами и песнопениями.

Вот и сейчас Джеймс пенял жене за очередные финансовые впрыскивания в прожорливое тело секты.

— Пойми, эти святоши обманывают тебя, почитай в Интернете, чем обычно кончают их адепты! Лучше бы ты эту десятину отдала в какой-нибудь фонд милосердия! — услышал с порога Руслан гневный голос отца.

— Десятина — совсем другое, Джеймс, — робко отвечала мать.

Как презирал Руслан в ней это пассивное начало, порой проступавшее и в нем самом. Мать часто говорила им обоим, что когда она жертвует деньги Богу, то тот возвращает их сторицей.

— Хватит тупить, Лейла, — раздражался отец. — Лучше бы за сыном присмотрела.

— Ты же сам его не захотел брать к себе на работу! — выходила из себя и мать.

Руслан шумно хлопнул дверью, давая понять, что их единственное дитя уже дома и слышит все их пустопорожние разговоры.

— Отец, я уже взрослый человек, — поневоле заражаясь бациллами родительского спора, резко вступил в полемику Руслан. — Мне уже двадцать три, в Америке я уже два года мог бы алкоголь покупать.

— А здесь в этом возрасте уже пить заканчивают, — ядовито заметил Джеймс, демонстрируя отличное знание местного фольклора.

— Вот именно! — буркнул сын, отправляясь на второй этаж в свою комнату.

Мать позвала его к столу, но Руслан, на ходу надевая куртку, ответил, что поужинает с друзьями, а вернется поздно.

Отец крикнул ему вслед, что сегодня вечером к ним приедет гость, так что это будет для всех небольшим сюрпризом.

Раздосадованный очередной словесной потасовкой, в которую он так не хотел вступать, Руслан громко выругался вслух:

— Fucking home! Fucking guests!⁶

Сев за руль, Руслан слегка успокоился. Двигаться на нервах в напряженном городском трафике тот еще риск. Он включил канал с классической музыкой, поскольку слышал, что это помогает при управлении не делать излишне резких маневров и кульбитов, а, напротив, настраивает водителя на умиротворенную волну.

Помогла или нет прослушанная девятая симфония Генделя, Руслан так и не понял, но тем не менее благополучно доехал до модного в последнее время бара «Вижн». Его популярность имела, как обычно, и негативную сторону: мест для парковки не нашлось, посему он проехал метров сто вдоль дороги, пока, наконец, не вклинился в достаточный для его громоздкой машины просвет.

Пикнув ключом, молодой человек заспешил к развлекательному заведению, откуда доносились крики хмельного веселья разгулявшейся молодежи. Свежий вечерний воздух для Руслана резко сменился теплой атмосферой, где бал правит алкоголь, ароматный кальян и извечный для людей поиск расслабления и наслаждений.

Он знал, что друзья уже сидят на втором этаже, где располагались столики на шесть человек, именно столько должно их было собраться.

Альбина приехала с чуть смущающейся, а потому излишне развязной красавицей Настей. Нуржас, уже захмелевший от пива, стоящего перед ним в высоком бокале с запотевшими стенками, обнимал за плечи элегантную Миру, периодически сбрасывающую нахальную руку. Борис, по всей видимости, скучал и копошился в айфоне. Молодые люди встретили приближение друга криками радости и одобрения. Очередной день с его служебными проблемами, тупыми клиентами, неудачными транзакциями, не сработавшими, как задумывалось, алгоритмами сошел на нет, а теперь можно и повеселиться.

Настя водила машину «Рав4», что уже послужило поводом для шуток юношей. Уютный компактный автомобиль в народе давно прозвали токал-джипом, так что девушка, привыкшая к такого рода подколам, терпеливо их сносила и в этот раз. В честь знакомства с компанией Настя не побоялась пригубить и пива, заявив, что поедет медленно и ничего с ней не случится. Такое заявление восхитило Нуржаса, тут же поднявшего очередной тост за смелых и прекрасных дам. Даже Борис и тот, наконец, оторвался от своих гаджетов и внимательно глянул на воинственную водительницу.

— Пей, пей, Настенька, — возбужденно кричал Нуржас, — замуж выйдешь, не до того будет! Муж уже не позволит по кабакам да барам шататься.

— Это смотря какой муж! — не согласилась та. — Мой будет делать то, что я захочу. А нет, тогда до свидания.

Глядя на мрачного Руслана и унылого Бориса, Нуржас решил поднять настроение девушек:

— Короче, ситуация! Посреди степи на дороге стоит «Мерс SLK», кабриолет последней модели. Капот поднят. Возле него в темных очках, платке ходит такая гламурная казашка. В руках «Верту», пытается куда-то дозвониться, но сигнала нет… Тут на горизонте появляется одинокий всадник. Девушка замечает его и начинает махать рукой и звать его:

— Джигит! Джигит! Помоги мне, джигит!

Парень на коне приближается, окидывает взглядом картину и молча проезжает мимо. Девушка кричит ему вслед:

— Куда ж ты, джигит? Неужели не поможешь мне?

Парень едет дальше и под нос себе бурчит:

— Ага, блин, как в степи, так джигит, а как в городе, так мамбет.

Разгоряченных алкоголем, да и тех, кто даже если не пил, но поневоле вошел в общий для компании градус, много не надо, чтобы рассмешить.

Темы разговоров менялись, как стеклышки калейдоскопа в руках у любопытного малыша.

На поверхность беседы, как пузырек из воды, всплыл вопрос женитьбы и замужества.

— Я считаю, что самое лучшее — гражданский брак, — уверенно начала Настя, найдя взглядом глаза Бориса, принявшегося за шашлык и отключившегося наконец от группы в «Вотсапе», где один из товарищей не давал скучать, присылая одно за другим фривольные видео.

— Обоснуй, — заявил Нуржас, размахивая вилкой с нанизанным на ней скользким белым грибом, вокруг которого трепыхалось белое колечко репчатого лука.

— Да запросто, — выпалила девушка. — Представь, ты вышла замуж, белое свадебное платье, чудовищные расходы на ресторан, тамаду, разные подарки и приданое. И что? Пожила с ним пару месяцев, и понимаешь, что с этим человеком у вас нет абсолютно ничего общего! Как тогда быть? Нет, уж лучше все продумать, проверить, обкататься, а потом, в случае успеха, оформляй, пожалуйста, отношения.

— Убедительно, — поддержал точку зрения Борис, — золотая вы, оказывается, девушка…

— Да, — согласился внезапно притихший Нуржас, — да ведь только невинность уже не вернешь.

— Ну да, — взвился Руслан, до этого молчащий, — ты в этом деле дока, хорошо преуспел.

— Не понял, — встрепенулся товарищ. — Ты что, Рус, недоволен чем-то? Какая муха тебя укусила?

Практически никто не знал о похождениях ораклиста в южной столице, поэтому Нуржас страшно боялся, что его репутации нанесут удар, и от ближайшего друга он не ожидал такого подвоха.

Руслан не стал распространяться на больную для товарища тему. Волна возбуждения и гнева, возникшая в нем после разговора с родителями, плавно сошла на нет. Он встал и сообщил друзьям, что к нему прибывает гость, а посему надо отлучиться. Поймав недоуменный взгляд Альбины, Руслан поспешил добавить, что, возможно, еще вернется. Все будет зависеть от обстоятельств.

Ребята проводили его веселыми шуточками, и Руслан быстро спустился вниз, открыл тяжелую дверь и с наслаждением вдохнул свежий воздух.

Глянул вверх, надеясь найти знакомые созвездия, но куда там: в мощном освещении фонарей и окон многоэтажек само небо потерялось где-то в высших сферах. Юноша подумал, что бесследно для психики горожан не проходит такая слабая связь с природой, теряется чувство причастности, взрастает некий особый тип, который трудно даже назвать «Гомо Сапиенсом», скорее это «Гомо Ситикус».

Садясь в джип, Руслан добавил про себя, а еще «Гомо Автоматикус».

Вокруг него двигались и другие «Гомо Автоматикусы», спеша по своим делам, кто домой, кто на работу, а кто — в ресторан, бар или караоке.

Руслан догадывался, что за гостя ожидал сегодня его отец. В этот вечер из Ливерпуля прибывал сын Джеймса Дарена от первого брака Мартин. Отец собирался лично поехать в аэропорт встречать, зная, что у остальной части его маленькой семьи отношение к британцу более, чем сдержанное. Во-первых, сам отец семейства виноват в том, что совместная дружба не заладилась, поскольку резко порвал с первой женой, оставшейся в одиночку воспитывать сына. Джеймс виделся с первенцем редко, навещал его от случая к случаю во время командировок на берега Туманного Альбиона. Тот же постоянно искал своего отца, наконец, списался с ним, и после долгих переговоров по телефону, скайпу, электронной почте и прочим удобным приспособлениям для облегчения коммуникаций, договорился о своем приезде в Астану. Во-вторых, Руслан лично не переваривал своего единокровного брата. Причиной тому давнишняя встреча в Англии, когда отец взял его с собой в Лондон, куда приехал и двадцатилетний Мартин. Руслану тогда было всего четырнадцать лет, и ему очень не понравился заносчивый англичанин. Теперь-то Руслан понимал, из-за чего тот так сердится. Кому понравится делить своего отца с совершенно посторонним человеком из далекой азиатской страны, отнявшем, грубо говоря, у него детство. Но что вышло, то вышло. С огромным чувством облегчения покидал Англию Руслан, несмотря на все тамошние красоты и достопримечательности в виде изысканного Букингемского дворца и стойкого Биг Бена.

И вот теперь Мартин снова здесь. Сколько ему сейчас? По подсчетам выходит двадцать девять лет. Помнится, он учился на врача. Вечный такой студент, но, может, в последнее время уже начал практиковать.

Руслан припарковал джип, и, чуть постояв на улице, нехотя поднялся по ступенькам в дом.

Из кухни слышался радостный голос отца, усталый — матери, и какой-то приглушенный, невнятный тенорок новоприбывшего родственника.

Мартин не изменился с тех пор. Такой же невысокий парень с рыжеватыми волосами, голубыми глазами и в очках с безнадежными диоптриями. За эти шесть лет успел нарастить брюшко. Впрочем, он отнюдь не был лишен определенного шарма.

Родители и Мартин уже поужинали, отведав фирменного блюда Джеймса — бухарского плова.

Мать предложила ему присаживаться к столу. Руслан решительно отказался. Затея отца собрать членов семьи за одним дастарханом выглядела сейчас отвратительным фарсом и какой-то провокацией. Никогда он не сойдется с этим парнем.

Он развернулся и двинулся в сторону выхода.

— Эй, парень, куда ты? — прозвучал мягкий голос отца.

— Я там у ребят ненадолго отпросился, мол, брат приедет, сказал, что вернусь, — нехотя буркнул в ответ Руслан.

Джеймс явно размяк от встречи с Мартином, перед ним стояла бутылка шотландского виски, которую он пил, похоже, один.

— Слушай, сын, возьми с собой тогда и брата. Пусть развеется, познакомится с твоими друзьями.

— Да он устал с дороги, папа. Пусть отдохнет, нагуляется еще, — пробовал было отказаться Руслан, но Джеймс был настойчив.

— Какие его годы! Отоспится еще. Как говорил Чехов, самое лучшее в мире — это роскошь человеческого общения, так или нет?

Руслан знал, что отец не отстанет. За внешней мягкостью Джеймса скрывался жесткий характер предпринимателя, умеющего добиваться целей во всем: как в бизнесе, так и в семье. Впрочем, за исключением одного пункта, — горько подумал юноша, — мать никак не может отвадить от этих долбанных сектантов…

— Ok, Martin, let’s go⁷.

— Я готов, — неожиданно по-русски ответил тот. Видно, ради поездки в Азию, он даже выучил язык.

— Дайынсың ба?⁸ — оживился Руслан, но этих слов англичанин уже не понял и поднял брови домиком.

Джеймс засмеялся.

— Are you ready, son? It is in Kazakh.⁹

— Дайте время, выучу и казахский, — улыбнулся дипломатический брат. — Там в Англии русских много, а казахов не так.

И обращаясь к Руслану, спросил:

— Поможешь?

Тот ничего не ответил, только махнул рукой: иди, мол, за мной.

Возле ресторана все свободные места оказались, конечно, забиты, поэтому, оставив машину на обочине, он знаком велел Мартину двигаться за ним. Друзей за столиком они не нашли, однако, причина этого была ясна и прозрачна. Громко гремела шальная музыка, и, наверняка, все они бросились в самую гущу весело и бурно движущейся толпы.

Некий Жандос заказал в честь дня рождения своей девушки Маржан хит последнего времени Мария-Магдалена и теперь в шумном кругу празднующих двадцатилетний юбилей юной красавицы радостно плясали, напевая:

— Маржаным-Магдалена, о-хо-хо! Талайдың арманы едің, о-хо-хо!

Под эту музыку плясал весь зал, а где-то ближе к круглой сцене, где находился сам ди-джей, они нашли пятерку друзей.

Руслан решил пока не представлять своего брата, из-за шума все равно ничего не было слышно. Так что он вяло присоединился к общему веселью. Мартин же почувствовал себя в своей стихии: словно в разгульном ливерпульском кабачке в окружении напившихся эля англичан, ошибочно считающихся чопорными.

Британец ловко подобрался к Альбине и начал виться вокруг нее, неуклюже изгибаясь грузным телом, затем взял ее за руку и, встав на одно колено, заставил кружиться уже вокруг себя. Руслану не слишком понравился такой разворот застенчивого, на первый только взгляд, гостя, однако ему показалось негостеприимным одернуть зловредного братца.

Воздух пропитали запахи женских и мужских духов, пахло здоровыми молодыми телами, сексуальная энергия словно царила над всем этим залом. Не зря Бернард Шоу заметил как-то: «Танец — вертикальное выражение горизонтальных желаний».

Наконец, песенная Мария Магдалена перестала каяться, и шумная группа друзей поторопилась за свой столик промочить сухие горла. Тут же Руслан и представил своего британского брата.

Появление чистокровного англичанина внесло ароматную перчинку в атмосферу ужина. Каждый старался продемонстрировать свои познания в английском. У всех, кроме Нуржаса и Насти, получалось вовсе неплохо. Нуржас в совершенстве знал только технический английский, а Насте мешал неистребимый, похоже, акцент. Впрочем, Мартин предпочитал говорить по-русски, стараясь использовать каждую возможность для своей практики.

— Вот скажи мне, Мартин, — обратилась к англичанину Настя, — у вас в Англии едят, например, чеснок?

— Garlic? Вообще я стараюсь меньше употреблять, а то нехорошо пахнет от него. А так — да, по-моему, едят, если только немного, в салатах там или еще где.

— Так вот, — продолжала девушка. — У меня подружка на новой работе совершенно не выносит запах чеснока. Представляете? — она торжественным взглядом обвела всю компанию, находившуюся уже в таком градусе, что любая тема казалась ей лишь предлогом для бурного смеха.

Нуржас тут же пустился в рассуждения, что некоторые блюда без чеснока абсолютно нельзя приготовить, тот же плов, например.

Настя подняла руку, призывая его заткнуться и дать ей возможность закончить маленький спич.

— Так вот, хочу рассказать, как маленькая прихоть или не знаю, как сказать, отвращение к чесноку может разрушить личную жизнь. Ее парень, наподобие тебя, Нуржасик, жить не мог без чеснока. Он сам рассказывал, что в детстве начитался рассказов про лагеря, где заключенные спасались только луком и чесноком от цинги. Возможно, это так впечатлило его, что он постепенно пристрастился к нему, словно к наркотику. Обязательно раз в день должен заглотнуть целиком зубчик, а то и два, ядреного овоща. Ну и потом без зазрения совести шел на свидание к моей подружке. Первый раз она промолчала, поскольку парень больно симпатичным ей показался, второй раз пыталась сделать какие-то намеки… Бесполезно! На третий раз, когда он пришел под чесночным перегаром, она не выдержала и закричала: «Как ты можешь! От тебя же воняет! Воняет!» Парень обиделся и больше с ней не встречался.

Борис с интересом выслушавший душещипательную историю, поинтересовался:

— Ну а что с девушкой потом случилось?

Настя улыбнулась:

— Все нормально, нашла человека, как она, ненавидящего и лук, и чеснок, сейчас живут не нарадуются…

— И от цинги лечатся, — съязвил Нуржас, но на него никто не обратил внимания.

— Господа, — встал из-за стола Мартин, — предлагаю этот тост за всех прекрасных дам, находящихся за нашим столом!

— Ура! — воскликнула Альбина. — Мартин, да ты настоящий джентльмен!

— Нет-нет, — засмеялся тот. — Я простой парень, а вот Руслан, мой любимый брат, он да. Я безумно рад, что у него есть такая прекрасная девушка, как вы, Альбина.

Руслан криво улыбнулся и слегка пригубил пиво губами.

Первой заторопилась домой Настя. Она вытащила из сумочки ключи от машины и нажала кнопку, но сигнал не прошел. Встала из-за стола и вопросительно глянула на Альбину.

— Ты еще останешься?

Та вместо ответа глянула на Руслана.

— Я подвезу тебя, Альбина.

Внезапно выяснилось, что Борис без машины и явно не против, чтобы Настя подвезла его до «Самала».

Нуржас с Мирой отправились домой своим маршрутом, так что за столом остались два брата и Альбина.

Официантка унесла счет с щедрыми чаевыми, и троица отправилась на выход, оставляя за собой шумную толпу отдыхающей молодежи.

Вечер закончился совершенно не так, как хотелось бы Альбине. Часть плана, касающаяся знакомства Бориса с Настей, удалась на ура, а вот остальное еще ждало своего часа. Братья подвезли ее до ЖК «Парижский квартал», где та жила в своей квартире, а Руслан с Мартином отправились домой.

Глава 2

Офис компании «Moon-Ай» занимал третий и четвертый этажи гостиницы «Мильтон» на проспекте Туран. Здание, выполненное в черных тонах, привлекало взоры прохожих и проезжих скульптурной композицией вереницы трудолюбивых муравьев, устремившихся к некой цели по тропинке, ведущей от подножья до крыши.

Метрдотель распахнул перед отцом и сыном тяжеловесные высокие двери, и они подошли к лифту. Холл гостиницы пустовал в этот ранний час, да и вообще изобилие отелей в столице плохо влияло на бюджет элитного заведения, державшегося на плаву за счет сдачи в аренду целых этажей. Сотрудники же компании приходили на работу к девяти часам.

Джеймс Дарен и Канат Ержанович Аккожин образовывали странный, но крайне эффективный симбиоз. Их парному дуэту удавалось обходить внутренние казахстанские препоны благодаря Канату, зато в зарубежных делах пальма первенства принадлежала уже исключительно Джеймсу.

На заре своего бизнеса в Казахстане Джеймс перепробовал множество отраслей и дел. Сначала просто занимался продажей компьютеров в девяностые годы, когда развалилась неповоротливая советская империя, обсчитывающая свои громоздкие планы и бухгалтерские счета на громоздких «БЭСМ-6» и «ЕС-1020». Затем пришло время персональных компьютеров, занимающих маленькую часть письменного стола в отличие от объемных агрегатов. На слуху у всех мелькали названия «ХТ-286», «ХТ — 386», потом появились «Пентиумы» и прочие технические новинки западного мира. Джеймс мгновенно усвоил вброшенные на рынок юрким и худым тогда еще Биллом Гейтсом программные продукты, научившись работе в «Windows 3.1», затем в «Windows 95», стараясь угнаться за энергичным миллиардером. Операционные системы начали сменять одна другую чаще, чем перчатки модная дама, но к этому времени Джеймс Дарен уже бросил интеллектуальный бизнес и перешел к более земным делам. Наступила кратковременная, но достаточно длинная для деловых людей эпоха дорогой нефти, и большинство денег, крутящихся на казахстанском рынке, мгновенно хлынуло на запад страны, туда, где добывали черное золото. Впрочем, руководство главной национальной компании предпочитало управлять делами из комфортной Астаны, где занимался бизнесом и сам Дарен. Он основал нефтяную фирму, назвав ее броско «Moon-Ай». Название нравилось ему из-за игры слов. «Moon» по-английски и «Ай» по-казахски означают Луну. Вместе же они дают другое казахское слово «мұнай», то есть нефть. Интернациональное название фирмы, действительно, пришлось по душе партнерам и коллегам по бизнесу.

В то время он и познакомился с Канатом Аккожиным, уроженцем Атырау, места, где в стране начали добывать первую нефть уже более сотни лет тому назад. Регион славится нефтяными династиями, к одной из которых принадлежал и сам Канат, поначалу не пошедший по стопам родителей, а закончивший юридический институт. Однако внезапно для нефтянки наступили благодатные времена, и Аккожин начал применять свой диплом в этой сфере. Он немного проработал в «КазМунайГазе», но, не удовлетворяясь стабильным окладом, перешел на вольные хлеба. Ему претила перспектива работать под чьим-то надзором. Временные рамки с девяти до семи, а иногда и больше бесили его. Впрочем, когда Канат стал работать сам на себя, он посвящал работе не меньше времени, но зато согревала мысль, что работает не на дядю, а на семью.

Предпринимательская деятельность, впрочем, сильно повлияла на размеры тела. Аккожин раздобрел, лицо приобрело одутловатые очертания, но, тем не менее, это не помешало обзавестись ему, кроме жены и двоих детей, красивой любовницей по имени Сания. Лимит времени обусловил и то, что отыскал Канат ее в том же офисе, где работал сам. Сания являлась главным бухгалтером их совместной компании.

Джеймс и Мартин поднялись на четвертый этаж и не спеша направились к кабинету, где размещались оба руководителя: слева — Джеймс, а справа — Канат. Посередине же находилась, как положено, приемная, где хозяйничала миловидная секретарша по имени Гуля. На этом месте переработало много таких девушек, и только Гуля Пайдалова своей исполнительностью, кипучей энергией и дипломатичностью сумела ужиться с такими своеобразными людьми, как ее боссы. Кроме того, Гуля умела общаться на трех базовых для страны языках плюс владела еще и китайским, поскольку закончила факультет восточных языков университета. Джеймс и Канат, не сговариваясь, через день ее работы пришли к общей мысли увеличить ее оклад до таких высот, чтоб у девушки не возникло желания бросить компанию «Moon-Ай».

— Good morning, James¹⁰, — ласково поздоровалась Гуля с боссом, а тот, отвечая на приветствие, представил ей сына.

— Мартин будет работать и помогать нам. Только что из Англии, поэтому первое время надо будет его опекать. Поможете, Гуля?

На столе у секретарши, всегда старавшейся приходить раньше боссов, царил идеальный порядок. Та извлекла остро отточенный карандаш из письменного набора и что-то быстро пометила в ежедневнике.

Новоиспеченный гость с восхищением уставился на стройную девушку с красиво изогнутыми черными ресницами и неброским гримом. Все в ее фигуре казалось идеальным, а во взгляде читались решительность и знание того, что нужно делать в любой момент времени.

Мартин невольно подумал: на такой скромной должности девушка долго не просидит, несмотря на все финансовые приманки, расставленные отцом и компаньоном. Не того полета птица…

— Канат на работе? — поинтересовался Джеймс, прежде чем открыть массивную, покрытую коричневым лаком дверь с табличкой «Джеймс Дарен, учредитель компании «Moon-Ай» и посмотрел на противоположную дверь, где на такой же табличке красовалась фамилия партнера по бизнесу с идентичной должностью.

— Нет, — ответила Гуля. — Чуть попозже подъедет, сами знаете, не любит Канат Ержанович в пробках стоять. Как рассосется, приедет.

— Рассосется? — удивился Мартин, — what does it mean, dad?¹¹

— Машин меньше будет, — пояснил отец, пропуская вперед сына. — Ты еще многому здесь научишься, но главное, правильно понять менталитет этих людей. Странностей будет много.

— Каких, например? — поинтересовался сын, разглядывая просторный кабинет отца с широкими окнами, прикрытыми по бокам темно-красными шторами. На проспекте Кабанбай Батыра, действительно, создалась тягучая пробка, созданная автомобилями, управляемыми чиновниками, бизнесменами, учителями, студентами, торопящимися к началу работы, занятий или спешащими по другим хлопотливым делам.

Джеймс подошел к сыну и сказал:

— Сам увидишь, но причина их кроется в одном. Ты, Мартин, приехал из страны первого мира в страну третьего. Ничего обидного для аборигенов этим сказать не хочу. Всё предельно объяснимо. В нашей доброй старой Англии ее правители уже насосали свои бочки крови, разбогатели, насытились и подтащили остальное большинство к приемлемому уровню существования. В этой же стране всё в самом разгаре. Пауки еще ждут в своей паутине, тигры затаились в засаде, львицы только окружают стадо буйволов. Поэтому здесь так интересно жить и работать. Всё каждый день новое и неизвестное. Однако есть одно маленькое «но». Никогда третий мир не станет первым. Ему не дадут. Поэтому на этом лежит оттиск некоей вселенской печали.

Мартин задумался над словами отца, медитативно уставился на нескончаемый поток машин, плывущих по проспекту сквозь косые полосы дождя и заметил:

— А как же Китай с его небоскрёбами и достижениями? Ему-то еще дают волю.

— Вот именно, что ещё, — прицепился к слову Джеймс. — Ну ладно, всего понемногу. Он нажал на кнопку громкой связи и произнес в микрофон:

— Гуленька, принеси, пожалуйста, нам кофе.

***

Между тем, Канат Аккожин отнюдь не пережидал час пик, как думала всегда всё знающая секретарша.

В это время он уже сидел в кабинете главного бухгалтера, а по совместительству, любовницы Сании Акперовой.

Она единолично занимала просторную комнату и обставила ее по собственному изощренному вкусу, заказав приличествующую по штату итальянскую мебель, выдержанную в бежевых тонах. По стенам развесила картины, купленные в дорогих художественных бутиках. Одна картина особенно нравилась и самому Канату. Мужественный казах держал за луку красавца-коня, а на другой руке восседал мощный беркут с колпачком на голове. Вся сцена была выписана на фоне высоких заснеженных гор и цветущей степи, что придавало дополнительный колорит и рождало в нем ностальгические воспоминания о детстве, когда и он с друзьями мчался также на конях, разгоняя встречных сурков и полевых мышей.

Сания жила одна с двумя сыновьями, ревниво относившимися к матери и, тем самым, не дающими устроить бедной женщине личную жизнь. Поэтому встречи с Канатом проходили втайне ото всех.

По этой причине существующий порядок вещей, как нельзя, устраивал обоих.

В этот раз Сания сама попросила прийти пораньше Каната, поскольку раньше всех узнала о намерениях Джеймса взять на работу своего английского сына.

— Не нравится мне всё это, Кана, — мягко втолковывала она свою точку зрения. — Теперь он его в соучредители потащит, так ты можешь в меньшинстве остаться. Твоим планам может это очень повредить.

Она знала о тайной мечте Каната вложить деньги в перспективный участок в Восточном Казахстане.

— Представляешь, Сания, — разворачивал он перед ней свой бизнес-план, — возьмем контракт, отыщем нефть. Очень быстро сможем потом бабки отбить! Уже и инвестор есть!

Сания одобряла его идеи, но в то же время понимала, почему Джеймс всячески противится этому.

Англичанин был сугубо прагматичным человеком и ни в коем случае не хотел идти на неоправданные риски. Кроме того, он не без основания полагал, что в случае удачного развертывания производства может тут же попасть под точечный удар рейдерского захвата.

Канат тоже опасался подобного развития событий, но в нем жил дух степного авантюризма, и он любил повторять поговорку: «Кто не рискует, тот не пьет Дон Периньон из больших бокалов!»

На эти громкие сентенции у Джеймса имелся обычный ответ:

— Лучше пить молоко из маленького стакана, чем остаться на бобах.

— Удивляюсь тебе, Джеймс! Ты представитель когда-то огромной империи, а рассуждаешь, как отсталый абориген. Поэтому, наверное, вы и потеряли все былое величие.

Он грустно махал рукой, и на этом дебаты завершались.

Обо всех долгоиграющих разногласиях Сания прекрасно знала и понимала, что приезд Мартина не внесет дополнительной гармонии в и так не слишком простые взаимоотношения двух владельцев компании.

— Ладно, Кана, не грусти, что-нибудь сделаем с Мартином. Я думала, что только у казахов кумовство сильно развито, а эти британцы тоже не далеко от нас ушли.

Аккожин рассмеялся.

— Да везде все одинаково, Сания! Не знала, что ли? Просто по-разному и не в таких формах. Всё равно мы будем расширяться, хоть с Джеймсом, хоть без него!

Он пожал руку любовницы и покинул гостеприимный кабинет.

Длинный темно-зеленый с золотистыми полосками ковер в ширину всего коридора собирал на себе целые мешки пыли, поэтому уборщица тетя Фая каждый раз приступала к процедуре очистки, неодобрительно поджав губы. Отличалась она веселым нравом, помогавшем ей противостоять трудностям жизни и воспитывать красавицу-дочь, ее гордость и надежду.

Вся в кропотливой работе по собиранию волосков, крохотных частиц пыли и вездесущих скрепок, вылетевших из папок хлопотливых сотрудниц, она еле глянула на Аккожина, буркнула приветствие и продолжила борьбу с молчаливым мохнатым чудовищем.

Канат Ержанович хмыкнул:

— Доброе утро, тетя Фая, как жизнь, как дочка?

— У нас все нормально, да только за инфляцией никак не поспеваем. Угнаться не можем, а так-то все хорошо.

— Всем сейчас трудно, — вздохнул Аккожин. — Никто в молочных речках с кисельными берегами не купается.

— Так-то оно так, — нехотя согласилась тетя Рая, — да мне от этого не легче.

Аккожин поторопился забежать в свой кабинет. Он всегда избегал разговоров с людьми, стоящими, как говорится, ниже его по социальному положению, искренне считал, что нынешняя жизнь устроена ох как несправедливо и, по-своему, жалел обездоленную массу, с трудом влачащую жалкое существование. Про себя решил поговорить с Джеймсом и повысить зарплату уборщицам и водителям.

— Сәлеметсіз бе¹², Қанат Ержанович, — приветствовала секретарша, отрываясь от компьютера, где она готовила презентацию для будущей встречи с инвестором. Это задание он дал ей втайне от Джеймса, поэтому попросил зайти в свой кабинет и обсудить расположение слайдов.

— Гуля, опять вы превысили лимит! Слайдов должно быть максимум десять, максимум! Иначе человек устанет, внимание рассеется, а эффекта не будет. Он для того, понимаешь, и богател, чтоб его лишней информацией не грузили, а мы тут на него выливаем целый ворох данных! Зачем, кому это надо? Слайд один — наше героическое прошлое, слайд два — важные результаты и победы, пара-тройка слайдов о наших планах и контрольный выстрел в голову — ожидаемая прибыль. Всё! Усекла?

Девушка, закусив губу, выслушала реприманд сурового начальника и быстро сделала у себя пометки. Заметив, что та расстроилась, Аккожин похлопал ее по плечу:

— Ты не виновата, со спонсорами мало общалась. А я столько литров алкоголя с этими толстопузиками выпил, что тебе и не снилось. Ладно, давай. Сколько тебе времени надо, чтоб завершить? Два часа хватит?

— Двадцать минут, — смело заявила Гуля и, не теряя времени, покинула кабинет.

Бумажки правят нашим миром. Они могут принимать самую разную форму: от ассигнаций с водяными знаками до листовок с призывами свергнуть законно избранную власть. Есть еще линованные бумаги формата А4, на которых печатаются развернутые заявления на вспомоществование от щедрых спонсоров в виде презентации, подготавливаемой трудолюбивой Гулей. Распечатанные на цветном принтере в двух экземплярах, заботливо прихваченные тоненькими пружинками, они лежали на столе Аккожина и ждали своего часа.

Канат Ержанович еще раз внимательно просмотрел содержимое и остался доволен. Похлопал себя по полному животику, сокрушенно подумав, что ежегодный абонемент на поход в фитнес-зал лежит девственно чистым, не знавшим рук инструктора. Да и ладно. Спорт не для него.

Перебросившись парой дежурных фраз с Джеймсом и хмуро пожав руку нежданно-негаданно появившемуся Мартину, Канат отправился в престижный ресторан «Керубино» на проспекте Туран. Там на втором этаже его ожидал предполагаемый спонсор-инвестор Аманжол Жаксыбаев. Дверь в просторный холл предупредительно открыл помпезный швейцар в мундире с золотыми галунами. Аккожин подумал, дать ли ему чаевых, и, помедлив, не дал. Кто знает, какие все-таки у них порядки. У нас тут не Англия, понимаешь.

Сдав приветливой гардеробщице кожаное ручной работы пальто, купленное им в Эмиратах, куда они недавно ездили с женой и причесав перед зеркалом лысеющую шевелюру, он, несмотря на полноту, легко взбежал по мраморной лестнице на верхний этаж.

В отдельном кабинете, где расположился Жаксыбаев, хлопотали два официанта. На столике, покрытом белоснежной скатертью, теснились тарелки со всевозможной закуской: разнообразные грибочки, маринованные огурцы, салаты, разносолы. Инвестор, не встав из-за стола, кивнул Аккожину, приглашая сесть на выдвинутый официантом стул и нехотя пожал протянутую гостем руку.

Аманжол Жаксыбаев являлся очень известной фигурой в бизнес-мире. Правда, вокруг него всегда ходили дурно пахнущие слухи: то он отжал у кого-то бизнес, то куда-то пропали бывшие его партнеры. Однако Канат Аккожин решился иметь с ним дела по одной простой, но веской причине: Аманжол был его земляком, их родители вообще жили в одном ауле, а поэтому он и делал на это ставку.

«Все-таки рискую сильно», — вдруг заволновался Канат, словно в непосредственной близости от мощного, уверенного в себе бизнесмена уловил враждебные флюиды.

Его земляк занимался в молодости вольной борьбой, наградившей своего адепта здоровенными плечами, поломанными ушами и привычкой коротко стричься.

Властным движением руки Жаксыбаев велел официанту налить водки гостю, и тот стремглав бросился исполнять высочайшее указание.

Молча выпили.

Аманжол сосредоточенно настиг вилкой всё ускользавший от него

жёлтый груздь и смачно проглотил его.

Дождавшись, когда благодатное тепло разойдется по мощному тренированному телу, буркнул, наконец:

— Показывай, что там у тебя.

Канат торопливо вытащил из тоненькой папки подготовленную презентацию и положил перед хмурым хозяином стола.

Жаксыбаев вяло перелистал страницы, затем промолвил.

— Меня уговаривать не надо. Знаю про эту бодягу получше тебя. Тема годная. Когда договор подпишем?

— Абеке, я-то хоть сейчас. Компаньон у меня ни в какую не хочет, а без его подписи ничего не решится.

— Это мои проблемы?

— Нет, конечно, — захлопотал униженно Канат. — Я с ним еще поговорю, к нему подход надо.

Инвестор подождал, когда официант поставит перед ним и Канатом вкусно пахнущий шашлык и вилкой выгрузит нанизанные на шампур кусочки мяса и потемневшие колечки лука, жестом велел угощаться и помолчать.

Еще раз подняли стаканчики и снова выпили уже под шашлычок.

Аманжол ел старательно и с наслаждением. Официант глядел поверх стола, стараясь ненароком не помешать величественному процессу поглощения пищи.

Наконец, последний кусочек отправился в ненасытное брюхо бизнесмена и тот выдавил из себя.

— Сколько времени на тебя потратил, а толку? Это хуже, чем угроза, Канат, это обида. А обид я прощать не умею. Понял? Сам разбирайся со своим англичанином, а как решишь проблемы, тогда и приходи. Или мне самому с ним говорить?

Канат похолодел. То, что такой разговор ни к чему хорошему не приведёт, было ясно как день.

Он отрицательно покачал головой.

Хозяин стола махнул рукой: мол, свободен.

Аккожин медленно поднялся со стола, забрал папочку и тихо покинул зал.

Канат Ержанович молча сунул купюру швейцару, дожидавшемуся его всё время разговора с суровым спонсором и сошел со ступенек ресторана в состоянии, близком к ступору.

То, что инвестор безоговорочно принял его идею и оказался в курсе задуманного Канатом, радовало. Однако угрозы, исходящие из уст земляка, звучали конкретно, а Жаксыбаев вовсе не тот человек, который разбрасывается словами впустую. Не того полета птица. Не соловей, не стервятник, а тот самый беркут на руке воинственного предка. Отличие только в том, что на такую птицу никто не наденет смиряющего колпачка. Этот хищник сам на кого хочешь колпачок напялит и летать заставит.

В состоянии, близком к трансу, доехал он до своего офиса, чисто на автопилоте управляя джипом. Начался ливень, из-под колес выметывались пузырящиеся лужи брызг, обдавая несчастных прохожих, в поисках убежища оккупировавших соседние магазины и кафе. «Да, не продумали с ливневкой», — в сотый раз посетовал про себя Канат, но сейчас ему было не до этого. Натянув на голову пальто, он постарался как можно быстрее заскочить в бизнес-центр.

Холодный дождь нисколько не остудил Каната, все еще взбудораженного разговором с потенциальным инвестором.

Раздраженно хлопнув дверью, он вбежал в приемную, где, памятуя об указании Джеймса, Гуля вводила в курс дела британского гостя.

— У нас, здороваясь, говорят Сәлеметсіз бе, а ровеснику можно сказать Сәлем, ну типа Hello или Hi.

Оба молодых человека с изумлением проводили взглядом врывающегося в кабинет Джеймса его компаньона в мокром пальто, сочащегося каплями весеннего дождя.

Гуля насторожилась, а Мартин продолжал пытать ее своими расспросами. Видно, что тот всерьез хочет обогатить свой лингвистический багаж языком номадов. Любознательные люди всегда встречаются в нашей жизни. Попади такой человек в Китай, через месяц он будет знать больше иероглифов, чем среднестатистический житель Поднебесной, да еще сыпать хлесткими цитатами из Конфуция и Лао-Цзы.

— А как сказать «спасибо»? — донимал лингвист девушку.

Но та не успела ответить на вопрос. Из кабинета, где беседовали боссы, донеслись воинственные крики. Видно, что перепалка достигла высокого градуса, причем проходила она на разных языках. Не найдя аргументов, собеседники перешли на самый низкий уровень общения, прибегнув к обсценным лексическим идиомам, как к последнему средству. Причем, что интересно, Аккожин ругался по-английски, видимо, чтоб было доходчивее для оппонента, а Джеймс перешел на казахский для усиления эффекта.

— Что такое акен аузын? — в очередной раз переспрашивал удивленный Мартин, но Гуля, тревожно вслушиваясь в отголоски скандала, внезапно схватила за руку и велела быстро двигаться внутрь кабинета.

И оказалась права. Распахнув дверь нараспашку, они увидели, что партнеры по бизнесу начали обмениваться хлесткими ударами. Все это выглядело бы скорее комично, поскольку Джеймс был на голову выше Каната, поджар, даже худ, а его визави, напротив, представлял собой полного коротышку. Однако кровь, текшая из носа Аккожина, не показалась выглядящей комично ни Мартину, ни его учительнице языка.

Они бросились разнимать дерущихся, чем Джеймс поспешно и воспользовался, а Канат еще рвался, жаждая отмщения, но тщетно. Мартин крепко удерживал его сзади за локти, а Гуля увещевала словами.

Наконец, утомившийся бесплодными усилиями вырваться на волю, Аккожин глухо произнес: «Пусти!»

По тону голоса Мартин понял, что тот, действительно, успокоился и ослабил хватку. Ни на кого не глядя, драчун смачно выругался, одернул плащ и широкими шагами вышел из кабинета.

— Гуля, прошу прощения за некрасивый скандал, — произнес Джеймс, заметно потрясенный произошедшим. — Никогда такого не было раньше. Что за муха его укусила?

— Не знаю, — дипломатично отвечала та. — Думаю, остынет, и всё нормализуется.

— Надеюсь, — задумчиво протянул Джеймс, потирая ушибленную от удара руку.

Больше всех скандал поразил Мартина, так и не понявшему, то ли смеяться над произошедшим, а то ли переживать…

Глава 3

Сегодня у Лейлы до обеда не было занятий, и в тысячный раз она возблагодарила судьбу за выбранную профессию преподавателя, при определенных больших минусах имевшую еще и замечательные бонусы в виде более-менее свободного графика жизни. Джеймс бранил ее, требовал бросить работу и сидеть дома, но преподавание помогало ощущать себя нужным человеком, а не бесцельным прожигателем жизни. В нем она порой даже видела смысл своего существования. Будучи женой богатого бизнесмена, Лейла выглядела белой вороной среди коллег. Взятки ей предлагать оказалось бесполезно, что поначалу вызывало шок у студентов. Потом они уже привыкли к богатой эксцентричной «англичанке». Единственным минусом было то, что лекции и семинары занимали много времени, поскольку Лейла Сабитовна работала на полную ставку. Как там говорил Ницше? Если человек не может потратить на себя две трети своего времени, его следует считать рабом. Входят ли в эти две трети сон, задумалась женщина и решила, что нет. Впрочем, сам великий философ провел остаток жизни в психиатрической больнице, так что в отличие от горних вершин мыслей в обыденной практике он вряд ли авторитет. Как бы то ни было, свое свободное нерабское время Лейла решила посвятить визиту к пастору Марку, в чьей церкви она состояла уже третий год. Она ощущала себя дочкой советских шпионов Пейдж из сериала «Американцы». Бедная девочка, узнав, чем занимаются ее любимые родители, пришла в священный патриотический ужас и тут же побежала к своему пастору за советом, как жить дальше. Так и Лейла. В церкви она нашла своё отдохновение, там скрывался её источник сил, терпения и мужества.

Она доехала до торгового центра «Сарыарка» на автобусе. У нее имелись права, но женщина не любила водить машину. В свое время Джеймс предоставил ей в распоряжение «БМВ Х6», но Лейла выезжала на нем не часто, предпочитая общественный транспорт или же ходьбу пешком. После того же, как получила психологический стресс, стукнув ехавшую впереди машину на перекрестке, и вовсе оставила железного коня на приколе в гараже…

Вдалеке виднелся грандиозный «Хан Шатыр», сверкающий на солнце светлым полимерным покрытием, левее виднелась белоснежная «Астана Опера», откуда взирала величественная сакская царица Томирис, управляющая квадригой. Церкви «Жаңа Жол» принадлежал двухэтажный особняк на проспекте Туран, чуть в стороне от вереницы ресторанов «Багратиони», «Портофино», «Алаша» и других. Он представлял собой аккуратный дом в американском стиле, обнесенный высокой железной оградой, а за ней можно было увидеть чинно выстроившиеся деревья и кусты, понемножку выпускавшие набухшие почки навстречу набирающему силу солнцу.

Зайдя в дом молитвы, Лейла увидела в прихожей пастора. Тот разбирал пухлую пачку корреспонденции, по всей видимости, только что доставленную посыльным.

Пастор Марк выглядел как типичный американец, со здоровым цветом лица, аккуратно постриженной бородкой и всегда улыбающимися карими глазами. «Откуда у них такой аппетитный цвет лица?» — всегда задумывалась Лейла. То ли природа у них благоприятствующая, то ли витамины поглощают в невероятном количестве. Тем не менее, она безошибочно могла угадать американца, в какую бы одежду тот не маскировался.

Сейчас Марк надел демократичную темно-зеленую футболку с надписью «shine, Jesus, shine», размашисто вьющуюся по кувшину с вином. Очки в тонкой оправе, надеваемые им во время чтения, делали взгляд по-детски удивлённым и наивным.

Они поздоровались, и пастор пригласил её жестом подняться по лестнице наверх, в свой кабинет.

Там царила идеальная чистота. Все бумаги на столе находились в порядке, на углу компьютерного стола красовались два флажка: американский и казахский. У стены стоял сделанный по заказу огромный, во всю длину стены, книжный шкаф с многочисленными книгами, журналами и брошюрами.

Говорили они по-английски, хотя Марк мог прекрасно изъясняться и по-русски, и по-казахски, что делало его еще более привлекательным для прихожан церкви «Жаңа Жол», «Новый Путь» или «New Way».

Лейла не знала, с чего начать, и, внимательно взглянув на её грустный вид, Марк сразу понял, в чём дело. Каждый день приходилось ему разбираться с семейными проблемами прихожан, поскольку их тяга к религии, к Христу в его трактовке, зачастую встречала непонимание у домочадцев. Пастор знал о нелюбви мужа Лейлы к религии вообще и к его церкви, в частности.

— Снова Джеймс? — мягко спросил он женщину. Та кивнула головой.

— Считает, что я кидаю деньги на ветер. Мол, лучше бы отдала какой-нибудь благотворительной организации, чем продавцам воздуха, как он вас называет.

Вместо ответа пастор предложил дать ей обе руки. Лейла тут же закрыла глаза, и даже до того, как тот начал читать слова молитвы, впала в легкое забытьё, как всегда случалось с ней во время песнопений и молитв.

В голове её сначала шумело, баритон Марка проникал через какую-то невидимую завесу, упорядочивал сознание… Так продолжалось несколько минут. Она почти не вслушивалась в слова молитвы, но осознавала их правильность и справедливость, безгранично вверив себя учителю и наставнику. Наконец, Марк отнял руки, и женщина медленно открыла глаза.

— Так лучше? — с нежной улыбкой спросил он прихожанку. Лейла благодарно улыбнулась.

Почему-то сразу показались мелкими мысли и чувства, обуревавшие ею до того, как она пришла к пастору. Совместная молитва придала внезапно силы и уверенность. Женщине стало казаться, что теперь мгновенно справится со всеми своими семейными трудностями, даже стало стыдно за временные слабость и уныние.

А ведь пастор Марк очень занятой человек. Столько сил тратит на дела благотворительности. Буквально в прошлом месяце на собранные от прихожан и спонсоров деньги церковь построила детский дом и теперь взяла опеку над его воспитанниками. Иногда к ним приходят посторонние люди и просят о помощи: этим нужны деньги на лечение, тем — на пропитание, кто-то прогорел с ипотекой и остался без крова. Никому не отказывает Марк, находит и средства, и время, чтоб пообщаться с бедолагами и хоть как-то помочь.

Что говорить о прихожанах! У каждого в запасе есть своя история о том, как мудрое слово пастора придало сил и вдохнуло в страдающего новую жизнь. Мария, ее знакомая по церкви, рассказала, что в своё время она много страдала от тирана мужа. Нет, тот не бил её, но как-то сделал жизнь её невыносимой, третируя постоянными насмешками, издеваясь над религиозностью и тягой к молитвам. Стоило ей недосолить блюдо или сделать не по вкусу, как град насмешек буквально сыпался на её голову. Мягкий характер Марии не позволял вступать в словесную перепалку, она начала молча страдать, потом заболело от переживаний сердце.

Долго не решалась Мария рассказать о семейных проблемах Марку, не хотела выносить сор из избы, но после очередной ссоры всё-таки не выдержала и поведала мудрому учителю о своих бедах.

Тот ей сказал только одно слово: «Улыбайся!» Одно только слово и отправил домой. Сначала Мария думала, что учитель пошутил, но решила последовать странному совету. Кто знает, может после их совместной молитвы он сумел как-то мысленно повлиять на её семейного тирана, но она сначала действительно нацепила дежурную улыбку, как приказал Марк, а потом уже ей не захотелось с ней расставаться. И чудо произошло. Постепенно насмешки сошли на нет, во что Мария сначала никак не могла поверить, но, когда однажды муж принёс ей цветы, она расплакалась и почувствовала, что действительно случилось чудо.

Поэтому и Лейла, памятуя об этом случае, верила в целительную силу совместной с Марком молитвы…

Она вышла из церкви в приподнятом настроении и двинулась обратно в сторону проспекта Туран. Ей казалось, все теперь будет у нее получаться. Огромный «Хан Шатыр», всегда казавшийся ей иноземной тарелкой с антенной-шпилем, загадочно мерцал в отдалении. Косые солнечные лучи ласкали праздно идущих прохожих. В ужасе она внезапно различила среди них двух людей с натянутыми на лицо грабительскими масками с прорезями для глаз и носа, но затем сообразила, что это просто сотрудники службы «Тазалық», занимающиеся чисткой территории.

Мимо неё медленно прошелестели шины черного джипа, и внезапно машина остановилась. Водитель, опустив стекло со стороны пассажира, обратился к ней с каким-то вопросом. Лейла не расслышала и подошла ближе.

— Девушка, не подскажете, где здесь ближайший цветочный магазин?

Лейла была польщена таким комплементарным обращением к ней, но затем пришла в тупик: вроде по близости никакими бутиками, специализирующимися на флористике, в буквальном смысле не пахло. Потом вспомнила, что цветы можно купить в «Хан Шатыре» или в «Азия Парке» и предложила отправиться туда.

— Большой рахмет, — тягучим приятным басом ответил тот, а затем неожиданно предложил подвезти.

— Да нет, что вы, — засмущалась Лейла.

Водитель не настаивал, но держал дверцу приоткрытой. Внезапно, сама не до конца осознавая, что делает, Лейла легко вспрыгнула на подножку и замерла в волнении. Чувство казалось новым, необычным, но ей хотелось содрать паутину рутинности со своей жизни, и она поняла, почему так быстро согласилась на поездку с незнакомцем.

Лейла была словно в опьянении, езда в огромной машине подействовала на неё странным образом. Давно уже она никуда не ездила с Джеймсом, поэтому так новы оказались для неё эти ощущения поездки рядом с выглядящим брутально мужчиной. Вечером вспоминала, как рассказала новому знакомому Жоламану о своих печалях и горестях, а тот внимательно слушал и предлагал плюнуть на всё и повеселиться. Затем уже, прощаясь, он предложил ей встретиться снова, и она согласилась…

***

В субботу и воскресенье Джеймс Дарен старался не работать. Всегда повторял сотрудникам и неугомонному Канату Аккожину: если вы не успеваете закончить всё в положенное время, значит, элементарно не умеете планировать.

В такие минуты подчинённые хорошо понимали выражение «английская чопорность», а Лейле хотелось взять поварёшку и приложиться по аккуратному пробору педантичного мужа.

Интимная жизнь с супругом закончилась у них, наверное, года два тому назад. Лейла винила в произошедшем исключительно себя, наверное, как и все женщины. Ей казалось, что она себя слишком запустила, перестала удивлять мужа новизной. Подруги успокаивали ее словами, мол, дело не в тебе, просто кобелю свеженького мяса захотелось.

Лейла догадывалась, что у мужа завелась молоденькая пассия. Вот и сейчас благоверный, чисто побрившись и надушившись, отправлялся в «гольф-клуб» покатать мячи.

«Знаем, какие шарики ты собираешься катать», — хмурилась гневно жена, но ничего не могла предпринять. Уж так себя поставил в семье Джеймс Дарен, что джентльмен всегда прав, и за ним остаётся последнее слово в любом споре.

Странно, думала женщина: когда выходила за него замуж, надеялась, что любовь будет жить вечно, да видно и она имеет свой запас прочности и зарядки, как та батарейка. У одних заряда хватает на большой срок, у других поменьше, но общее между ними всеми то, что они иссякают.

— We all live in a yellow submarine, yellow submarine, — мелодично и негромко напевал себе под нос любитель «Битлов».

Затем Джеймс подошел к жене, холодно поцеловал её в лоб и отправился… подзаряжаться от другой сети, как хмуро подумала про себя покинутая жена.

Общий сын Руслан, пожалуй, единственное, что удерживало женщину с ним. Тот одинаково любил и отца, и мать. Жизнь сейчас и так не простая, а поэтому Лейле не хотелось ухудшать её семейными раздорами и дрязгами.

Что ж, два года она жила подобно чистой овечке с картины средневековых живописцев, но теперь пришла пора действовать. Всё меняется в этом лучшем из миров.

Надо менять и саму себя. Женщина обычно начинает это с причёски, так сказать, с самого верха.

Беда в том, что в хорошие салоны в очередь записываются за неделю вперёд. Лейла быстро залезла в Интернет и нашла парикмахерскую на улице Московской, где таких бюрократических церемоний не подразумевалось. Смущала только цена — семьсот тенге. Но ей показалось, что это опечатка. Скорее всего, семь тысяч.

Она заказала такси, мгновенно приехавшее. Что что, а с такси в этом городе практически нет проблем. Не нравятся официальные службы, выходи на улицу, голосуй и начинай считать автомашины. Максимум на пятой остановится «мерседес» или «мазда» прошловекового года выпуска и езжай, куда тебе заблагорассудится.

В субботу пробок было на какие-то проценты меньше, хотя всё равно движение протекало медленно.

По означенному в объявлении адресу нашлось двухэтажное желтое здание, с фасадной стороны которого шли кулинарные запахи от кафе под названием «Тюльпан», а сама парикмахерская приютилась в торце здания и имела отдельный вход, снабжённый узенькой лестницей. На втором этаже располагалась малюсенькая комната, совершенно в китайском стиле, если верить репортажам журналистов из Поднебесной.

Кресло для клиента, раковина для мытья волос, старенькое потемневшее, но довольно крупное овальное зеркало, пара стульев для ожидающих — вот и вся обстановка.

Цена, указанная в объявлении, оказалась не ошибочной. Всё удовольствие стоило действительно семьсот тенге.

Парикмахерша, за какие-то полчаса коротко постригши двух залётных студентов со скидкой по причине их финансовой несостоятельности, принялась за Лейлу.

Когда женщина с ужасом открыла глаза, вообразив, что с ней сотворили нечто ужасное и чудовищное, то внезапно приятно удивилась. В зеркале на неё смотрела симпатичная молодая дама тридцати пяти лет, не больше того, с кокетливым взглядом из-под чёлки.

Она протянула тысячу тенге мастеру и сдачу брать не стала, заявив, что этакую красоту не сделают для неё в элитном салоне и за десять тысяч.

Пообещав, что теперь всегда будет посещать только её, радостная Лейла покинула непрезентабельный салон.

Тут же, не отходя, так сказать, от кассы, она набрала телефонный номер Жоламана и игриво договорилась с ним встретиться вечером в «Астана Опере», о чём настаивал тот на прошлом свидании.

Мысль, что её могут увидеть с посторонним мужчиной, была отброшена Лейлой со скоростью пинг-понгового мяча чемпионом мира по этому легковесному спорту.

— Мстить так мстить. Это еще далеко не конец, — вслух произнесла женщина…

К «Астане Опере» съезжались автомобили со всех сторон, благо позволяли условия парковки. Кто-то подъезжал со стороны проспекта Туран, кто-то приютился у отеля «Хилтон».

Жоламан и Лейла прошли мимо неоклассических высоченных колонн, и мужчина галантно пропустил даму вперед себя. Их приветствовали богатырского телосложения юноши в роскошных расписанных золотом халатах и высоких шапках. Народу собиралось много и работали три контролерши. Жоламан купил билеты по Интернету, поэтому они были напечатаны на простом листе стандартного формата. Девушка провела по шифрованной части ручным сканером и пропустила парочку вовнутрь.

Взгляду Лейлы предстала праздничная картина. Белый мрамор стен, блистательная огромная люстра, свисающая с не менее красочного потолка. Зрители были под стать великолепию внутреннего убранства. В первую очередь в глаза бросались нарядные женщины в шикарных вечерних платьях, бриллиантах и золоте. Они словно сошли с картинок модных гламурных журналов. В воздухе разливался тонкий запах дорогого парфюма. Несколько гардеробов не успевали обслужить всех посетителей, и они вдвоём поспешили в глубь зала, там, где им показалось, меньше ажиотажа, и сдали свои пальто. По обе стороны располагались буфеты, где продавали соки, минеральную воду и бутерброды с рыбой, икрой и сыром. На подносах высились горы аппетитно выглядящих пирожных, трубочек с заварным кремом и бисквитным печеньем.

Красивая девушка в нарядном костюме негромко пригласила в зал, поскольку уже прозвучал сигнал.

Их места, согласно билетам, располагались в партере, в десятом ряду, прямо по центру зала. Отсюда Лейла хорошо видела музыкантов оркестра, настраивающих инструменты.

К счастью, ни одного знакомого ей лица пока не встретилось, хотя, в такой многочисленной аудитории это было не мудрено.

Давали «Лебединое озеро». Она хорошо знала знаменитый балет Чайковского, а вот её спутник, подсвечивая мобильником, увлеченно читал либретто. Видно, что классическая музыка для него в диковинку.

Лейла любила те моменты, когда на сцену выпархивал чёрный лебедь. Его появление сопровождалось тревожной, волнующей музыкой, в которой звучал сам рок.

Вспомнила, как Джеймс долгое время читал модную книжку «Black swan»: там чёрные лебеди тоже символизировались с наступлением роковых и неожиданных событий. «Тоже мне открыл Америку», — презрительно фыркала она, а Джеймсу нет, ему нравилось читать этот пухлый трактат, набитый чужими цитатами и общими местами. Впрочем, она осознавала, что не является ни бизнесменом, ни статистиком для этаких безапелляционных суждений.

Ротбарт выскочил на сцену под грозные звуки, олицетворяющие мощь и силу. Взглянув на Жоламана, который в начале представления еще интересовался происходящим и сочувственно наблюдал за прыжками Одетты, Лейла поняла, что тот элементарно спит, поэтому финальную сцену, где главных героев поглощает разбушевавшаяся стихия, она досмотрела в одиночестве.

Бурные овации пробудили Жоламана, и тот, виновато озираясь, тоже встал вместе с остальной публикой и попросил прощения у Лейлы:

— Вторую неделю не высыпаюсь, работы много, а ведь так хотел хоть раз в жизни «Лебединое озеро» досмотреть.

Лейле стало жаль его, действительно, видно было, что тот не досыпает: глаза покраснели, щеки землистого цвета, движения вяловатые, на автопилоте.

Жоламан отвёз её домой, договорившись созвониться на следующей неделе. В воскресенье тот собирался хорошо выспаться, надеясь отквитаться за недосыпанные, как он пошутил, дни и ночи.

Лейле не хотелось заходить в коттедж. На небе мерцали привычные звёзды, просеиваемые вереницей облаков. Лёгкий теплый ветер ласкал ей лицо и шею. Чёрный джип Жоламана мигнул габаритами и скрылся за поворотом. Женщина вздохнула, ещё раз посмотрела на ночное небо и тронула ручку входной двери…

***

На воскресный обед Джеймс решил собрать всех разнокровных и разноязычных членов семейства, стараясь по-своему сблизить и наладить родственные отношения.

Кровь — это сок особенного свойства, как говорил старик Гёте. Сам Джеймс имел смешанный состав данного сока: туда судьба намешала и англичан, и шотландцев, и датчан. В генеалогию, тщательно прослеженную дотошным британцем, мистическим образом вкралась даже испанка. Не иначе твой предок прельстился чарами чернобровой Кармен, шутила раньше Лейла. Вы же, в прошлом, те ещё имперцы. Наверняка, если покопаться поглубже, то и казахская кровь в тебе есть, только тогда она называлась по-другому.

Руслана веселили обычно такие разговоры. Он с раннего возраста приучился приспосабливаться к тому, на каком языке разговаривать. С отцом он беседовал на английском, с бабушкой автоматически переходил на казахский, а в школе на русский. Ему казался огромным плюсом интернациональный замес его сложного семейства, и он явно видел выгоды своего трёхъязычия.

На обед отец собственноручно готовил бухарский плов, по рецепту, привезенному из Узбекистана. По этой причине он вооружил обоих сыновей отточенными ножами и заставил чистить морковь.

— Самое главное в плове даже не мясо, — поучал Джеймс молодёжь, — а, как раз, сочная морковь. Она даёт нужный аромат и вкус блюду.

Руслан, не особо любивший возиться с корнеплодами, встрепенулся и заметил:

— Папа, ты же раньше всё время твердил, что вкус даёт зира.

— И это правильно, — соглашался отец, — но без морковки плов не плов.

Мартин потрогал большим пальцем лезвие инструмента и, не удовлетворившись остротой, умело и быстро подточил его на кайраке — точиле, доставшемся Лейле по наследству от дедушки. Кайрак в форме небезукоризненного параллелепипеда потемнел от времени, в некоторых местах имел внушительные щербинки, но тем не менее служил исправно.

Руслан удивился тому, с какой лёгкостью его брат управился с ножом. Современная городская молодёжь быстро утратила навыки кочевников. Мир номадов вообще подвергся сокрушающим ударам так называемой цивилизации. Оказалось, за два поколения можно отучить людей от родного языка — это каких-то тридцать-сорок лет, а отвадить от обычаев и традиций — и того быстрее.

Пока сыновья чистили и стругали морковку именно таким образом, как ещё раз продемонстрировал отец, Лейла готовила салаты и расставляла приборы на большом обеденном столе. Джеймс извлёк с балкона огромный чугунный казан, не заменимый для приготовления плова и нарезал чеснок и лук. На его глаза наворачивались слёзы, но он мужественно продолжал резку, словно без этого слёзоприношения плов получится не таким вкусным и ароматным, как обычно.

Однако все компоненты благополучным образом соединились вместе, и через пару часов Джеймс собственноручно выкладывал на большое круглое блюдо изумительный по вкусу плов.

Сейчас он, довольный собой, сидел во главе стола и разливал шотландский виски себе и домочадцам — по чуть-чуть, чисто символически, для поднятия настроения.

На секунду Лейле показалось вся сцена идиллической, повеяло чем-то родным, домашним, она расслабилась, даже романтическое приключение с Жоламаном начало выглядеть необязательным, ненужным. Но вот семейный круг начал распадаться. Первым покинул стол Руслан, заторопившийся на свидание с Альбиной, а тут и из спальни громко зазвенела мелодия одной из песен Сиары — рингтон на телефоне Лейлы. Она, извинившись, вышла из-за стола и побежала наверх. Звонил Жоламан и опять требовал встречи. Лейла сначала отнекивалась, но потом обещала подумать и перезвонить.

Спускаясь вниз, она услышала, как Джеймс с Мартином говорят о чём-то наедине.

Молодой человек с жаром доказывал отцу, что тот ведёт бизнес не совсем правильно, укоряя за излишнюю осторожность.

Похоже, подвыпившему Джеймсу нравился напор сына.

— I am in debt to you¹³, — повторял он, улыбаясь, и трепля его за шею. — Если б ты знал, как я скучал по тебе. Может, когда ты будешь со мною рядом, я не буду так осмотрителен. Я знаю, твоя мать до сих пор сердится на меня за то, что я бросил тебя и её, но тогда мне казалось, что так было надо. Тебе только-только исполнилось пять, а я сбежал, всё оставив…

Мартин, понуро свесив голову, слушал давно знакомую ему историю.

— Ты отнял у меня детство, отец. Мать вышла замуж за Питера, педантичного клерка. Он ставил меня в угол, даже бил…

Глаза у Джеймса сентиментально увлажнились.

Он снова повторил:

— I am in debt to you…

Глава 4

Два раза в неделю по вечерам Руслан обязательно посещал фитнес-центр по годовому абонементу. Раньше он не придавал большое значение бодибилдингу, увлекаясь баскетболом, что было достаточно для поддержания формы. Но однажды Наби, брат Альбины Аккожиной, затащил его в спортзал и занятия с железом вошли в кровь настолько, что тело, как будто само, без импульсов руководящего мозга, заставляло собирать сумку, закидывать туда автоматически футболку, шорты, кроссовки, носки, эластичные бинты, тальк да привычный банный набор из сланцев, полотенца, шампуня, мочалки да мыла.

Фитнес-центр, расположенный на проспекте Туран, воздвигли недавно, окупить себя он ещё не успел, поэтому и стоимость абонента могли позволить себе немногие.

Руслан раньше с удовольствием думал, что он явно принадлежит к кругу избранных, и это придавало особый смак занятиям, да и отношение обслуживающего персонала и тренеров отличалось доброжелательностью и готовностью помочь.

Сначала Наби показал ему то, чему научился сам, а потом молодой человек начал пользоваться услугами тренера, невысокого, но очень мускулистого парня по имени Ринат, по-прежнему профессионально занимающегося боевыми видами и участвующего в соревнованиях по кикбоксингу, самбо и қазақша күрес.

Тот написал на бумажке примерную программу, затем обучил алгоритму, как быстро увеличить «грудак» и размеры бицепсов. Словом, тренер оказался прекрасным практиком, прошедшим «от и до» школу укрощения железа.

Через месяц-другой Руслан любовался своим отражением в зеркале и спокойно жал лёжа от груди сто двадцать килограммов, что, конечно, не было пределом. Он с изумлением видел, как такие же ребята, как он, без всяких усилий тягали и сто пятьдесят. Впрочем, сам Руслан не собирался штурмовать рекордные веса, предпочитая развивать мускулы гармонично.

В тот же тренажёрный зал внезапно для Руслана зашел тот самый брат Альбины, Наби. Это был симпатичный молодой человек двадцати пяти лет, с рельефной мускулатурой — очевидный плод многолетних тренировок по выверенной программе. Руслан никак не ожидал встретить его здесь, поскольку знал, что тот не изменяет своему фитнес-залу, а сам молодой человек после ссоры с ним оттуда ушел.

Когда-то, всего пару лет назад, они являлись закадычными друзьями, как говорится, не разлей вода. Дружбу усиливало ещё и то, что отцы вели совместный бизнес, и никто из них не мог посетовать на дурное влияние товарищей.

Они вместе ходили в кинотеатр, в кафе, а позже, когда Руслану приглянулась Альбина, посещали все мероприятия парами. Наби встречался тогда с красивой девушкой по имени Эльмира, студенткой экономического факультета евразийского университета.

Познакомил их Руслан, который и сам нравился девушке, но его сердце уже принадлежало Альбине. Тогда молодой человек решил «сплавить» страдающую Эльмиру другу. Они встретились в кофейне на первом этаже «Керуена» и, глядя на шумную толпу посетителей заведения, начали разговор. Обсудили прошедший бой «Трипл Джи», порадовавшись за земляка и посмаковав особые моменты стремительного боя грозного майкудукца. Затем, отпив вкусно пахнущий сладкий кофе и заев фирменным печеньем, тающим во рту, Руслан обратился к деликатной теме.

Наби два раза предлагать не пришлось. Оказалось, тот и сам давно положил глаз на красотку, но та была для него запретной темой.

Однако при этом проявил неожиданную для друга щепетильность.

— Надо как-то обставить твое расставание помягче, сам понимаешь, в одном городе все-таки живем, а это не Нью-Йорк, тут каждый день друг друга встречаешь.

На это Руслан ответил:

— Осадок-то все равно останется, не будем рубить по частям хвост кошке, как сердобольный хозяин.

Наби укоризненно глянул на собеседника.

— Вот поэтому-то мужиков и считают козлами. Ты же не хочешь, чтоб Эльмира тебя возненавидела? А если нет, то вот тебе на выбор несколько методов. Я в свое время литературу по этому вопросу, словно к экзамену какому готовился, проштудировал. Я буду тебе давать варианты, а ты выбирай, какой тебе больше подходит.

Руслан хмыкнул, но согласился выслушать, поскольку расставание с Эльмирой тоже его тревожило.

Наби устроился поудобнее в кресле, заказал еще одну чашку кофе, теперь уже латте, где больше молока, чем драгоценного напитка, и принялся просвещать неотесанного в отношении расставания с девушками товарища.

Напротив кофейной источал конкурирующие запахи парфюмерный магазин. Казалось, пройди через него, и ты надолго впитаешь в себя дивные запахи французских и итальянских духов, действующих прямо на подкорку мужчин и женщин.

Наби же обучал друга противоестественной природе животных технике. В животном мире самцы не стараются отпугнуть самок, а, наоборот, стремятся овладеть как можно большим им количеством. В мире же людей с женщинами такой фокус не проходит. Те ведут свою собственную охоту, и не дай Бог, увидят тебя с другой. Следов на шкуре, может быть, не оставят, но испорченное настроение гарантировано. Руслан же старался хоть как-то сгладить конфликтную ситуацию, поэтому, несмотря на всю браваду, внимательно принялся слушать своего «наставника».

— Ныть, завидовать друзьям, экономить деньги — это для тебя явно не подходит, — менторски рассуждал Наби. — Не такой у тебя характер.

— Зачем же мне ныть? — удивился Руслан, смахивая с уголка рта прилепившиеся крошки.

— А чтоб девушку отвадить, — пояснил, ухмыляясь, Наби. — Они, знаешь, как не любят жадных? Но у тебя не получится. Ты всегда был расточительным и щедрым. Эльмирка тут же заподозрит неладное.

— Давай другой тогда способ, — Руслану уже начала нравиться тема разговора. Людям всегда приятно, когда есть кто-то, с легкостью, хотя бы на словах, решающий возникшие проблемы. Для друга же, похоже, не было никаких сложностей.

— Тогда вот что, — Наби заглянул в хитроумную шпаргалку, — дай ей свободу! Поощряй и инициируй ее походы в людные места с подружками. Вполне возможно, что там она найдет принца… Нет, это не подойдет, — решительно оборвал он себя же. — Принца, то есть, меня, она уже как бы нашла, прости мою нескромность.

Тут он заметил, что в лице Руслана что-то изменилось.

— Вот всегда так! — озабоченно воскликнул Наби. — Как только у девушки появляется другой, так тут же возникает дух соперничества. Угадал? Что, уже раздумал с ней прощаться?

Руслан рассмеялся.

— Да нет же, нет! Только глянь, вон Эльмира собственной персоной в парфюмерный заходит, причем одна, без подруг! Давай-ка так сделаем, Набик, мы вместе зайдем в этот благоухающий интимностью салон, я оставлю тебя наедине с девушкой, а потом испарюсь так же быстро, как духи «Версаче», или как их там.

— Идет, — мгновенно согласился товарищ, и они, расплатившись за кофе, поднялись из удобных кресел и направились в парфюмерный бутик на рандеву с красавицей, однако с совершенно противоположными целями.

Высокий охранник лениво сопроводил их взглядом, а к приятелям тут же подбежала менеджер по продажам с ворохом узеньких бумажных полосок, куда намеревалась наносить по очереди ароматы изысканного парфюма.

— Слушай сюда! — заговорщически шепнул другу Руслан. — Эльмира — фанатка итальянских новомодных духов «Гуччи». Так что, Набик, играем номер первый из твоего списка.

Тот хотел что-то переспросить, но они уже подходили к стройной, красивой девушке, увлеченно прикладывающей к носу тоненькие полоски.

Руслан подошел и поцеловал ее в щеку. Та с интересом глянула на спутника.

— Познакомься, Эльмира, это — Наби.

— Очень приятно! — тот сделал вид, что в первый раз увидел ее, хотя не было дня, когда бы он не просматривал ее фотографии из Телеграма, доступные для общего просмотра.

Девушка смотрелась элегантно в белой кофточке и темно-синих в обтяжку джинсах. В одной руке она держала легкую кожаную курточку, которую, по всей видимости, только что сняла, войдя во вкус опробования ароматов.

Жизнерадостная продавщица начала очередное сладкое песнопение относительно восточного микса цветов и сочных фруктов, с нотами сирени, розового перца, персиков и мандаринов, приправленных чувственной, представьте себе, базой из пачули и амбры.

Но клиентка и без этого оказалась во власти пленительного запаха, и, сделав выбор, направилась к кассе уплатить за восхитительный итальянский флакон. За нею воспоследовали и друзья. Все трое смотрели на доброжелательную кассиршу, казалось, витавшую в запахах духов и туалетной воды. Наконец, та провела упаковкой по сканеру и озвучила цифру.

Эльмира потянулась к своему портмоне, при этом оглядываясь на Руслана, как будто чего-то ожидая от него.

— Вот он, тот миг, — подумал тот про себя и внезапно воскликнул. — Боже мой, Эльмира, да ты одно разорение! Еще двухсотмиллиграммовую взяла!

Он раздраженно тряхнул головой и быстрыми шагами направился вон из дорогого бутика.

О том, что было дальше, рассказал ему уже позже довольно похохатывающий Наби.

Эльмира, ошарашенная выкриками всегда такого щедрого Руслана, пришла в бешенство и тоже выбежала из бутика. «Мне осталось только уплатить за упаковку, добавить туда еще какой-то косметической мелочи и догнать ее, расстроенную и униженную», — подытожил радостный Наби.

— И ты знаешь, то ли духи «Гуччи» такие всемогущие, то ли ты не слишком-то ей был и нужен, но теперь уже все. Она такое про тебя мне рассказала, что если бы я тебя не знал, то мог бы и поверить. Но это уже пройденный этап. Как там говорится в моей инструкции: «Своим решением ты дал ей и себе шанс найти свою настоящую половинку!»

Руслан только вздохнул.

Все произошло быстро и спонтанно. Но лучше, как говорится, ужасный конец, чем ужас без конца.

На общих вечеринках, походах в кинотеатр он перебрасывался с Эльмирой обыденными, не значащими фразами, но в глазах ее ничего прочитать не мог. Девушка, похоже, всерьез полюбила Наби, а Руслана рассматривала как нечто случайное и проходное.

Вовсе не из-за этого, а точнее, не только из-за этого поссорились они с Наби. Как всегда, причиной послужила совершенно мелочная ситуация. Но и великие реки начинаются с маленького ручейка. Таким ручейком оказался древний автомобиль Наби, доставшийся ему от дедушки — ветерана войны. Тогда в советское время «Запорожец» являлся чудом автопрома, таким, как сейчас какой-нибудь «БМВ» или «Лексус».

Ушастый оранжевый «ЗАЗ» обладал, несмотря на престарелый возраст, доступными ему от рождения не феноменальными, однако же, какими никакими ходовыми качествами. У Наби по отношению к предметам роскоши оказалась своя философия. «На дворе кризис, люди бедствуют, а я тут понимаешь, на последней модели разъезжаю, — объяснял он своим знакомым, в том числе и Руслану. — Пару дней назад на «стошку» загнал, мотор от девятки поставить. К мастеру, Витек его зовут, на здоровенных джипах приезжают, ремонт просят. А Витек говорит: «Времени нет» и на мой «Запорожец» показывает. Те в непонятках уезжают, брови домиком сделав. А я его лаком еще покрою, да на заднее стекло надпись приклею: «Хай живе вiльна Украiна!»

Руслан кипятился. Не то, чтобы он так сильно любил колотить понты, но поговорка «казах без понтов — беспонтовый казах» не зря появилась на свет. Сам он для покупки «Лексуса» последней марки взял деньги у отца, а тот недолго думая записал автомобиль на свое имя. Чтобы сын, так сказать, не расслаблялся. Оформил семейную ссуду, хотя и без процентов. Джип, таким образом, должен был перейти в окончательную собственность Руслана, после того, как он полностью рассчитается с отцом. Наби и укорял его за это.

— Что за дешевые понты, Русик? Я и на своем «ушастике», куда надо доеду, и по фигу мне, что люди обо мне подумают.

— И твоя любительница духов тоже? — зло съехидничал друг.

— На Эльмирку намекаешь? Так она девушка с понятиями, из скромной семьи, за нуворишами не бегает.

— Это я, что ли, нувориш? Ты на кого бочку катишь? — вспыхнул Руслан.

— Да ты самый нувориш и есть. Понты одни любишь колотить, — не выдержал и товарищ. Гордому Наби явно не понравилось, что начали обсуждать его девушку.

Слово за слово, вцепились друг в друга, за вороты рубашек подержались так, что пуговицы, с мясом вырванные, полетели, да и разошлись, все ж таки друзьями были. Но с того времени парами не встречались и не перезванивались, как раньше. Альбина в их отношения не лезла, поскольку не хотела портить отношений ни с Русланом, ни со своим братом…

…Так что, когда Руслан увидел входящего в тренажерный зал бывшего товарища, он испытал смешанные чувства. Даже подумал, поздороваться или нет.

Наби первый подошел к нему и протянул руку. Через плечо у него висело большое махровое полотенце, которое обычно стелилось на тренажер, чтобы не оставить следов пота. Одет он был в короткие черные спортивные трусы и красную майку с надписью Arm-wrestling, а под ней находилось изображение двух мощных рук, застывших в схватке не на жизнь, а на смерть.

— Не знал, что ты тоже сюда ходишь, — пробормотал Руслан.

— На ремонт временно закрыли там, а я без нагрузок вяну, вот и пришлось сюда записаться, — ответил Наби.

Он подошел к турнику и, аккуратно повесив полотенце на брусья, медленно, привычно прокачивая мышцы, подтянулся двадцать раз.

Затем, вонзив штыри в самые нижние отверстия, взялся за закрепленные с двух сторон квадратные петли, отягощенные грузами, и энергично с десяток раз сдвинул их к груди.

Руслан искоса наблюдал за ним. Сейчас он поднимал штангу, лежа на спине. Доведя массу блинов до ста килограммов, он встал и направился в раздевалку за бутылкой воды. Из игрового зала доносились звуки мяча и возгласы спортсменов. Там азартно рубились в баскетбол. «Неплохая игра, — подумалось Руслану, — если хочешь быстро пропотеть, самое то! На втором месте по физическим затратам футбол, а потом уже волейбол. Хоккей тоже быстро выматывает…»

Размышляя о достоинствах разных вида спорта, он вернулся в тренажерный зал и вдруг увидел, что на его штанге висят два синих блина по двадцать разминочных килограммов, а под ней лежит его бывший друг-товарищ Наби и ритмично тягает ее вверх-вниз. Для него этот стартовый вес явно был пушинкой.

Знал за собой Руслан такую черту характера, как вспыльчивость. Еще мгновение назад он рассуждал о футболе-волейболе, и ничто не предвещало, так сказать. А сейчас видя, как Наби, не спросив хоть и временного, но хозяина снаряда, мастерится под грифом, в голову выстрелило изо всех залповых орудий, имеющихся там.

Едва дождавшись, когда Наби закончит упражнение и поднимется со скамейки, он подскочил к нему и яростно зашипел:

— Я тут, между прочим, занимаюсь, если ты заметил!

Наби удивился.

— Ты чё, Рус, давай по очереди!

Руслан не унимался.

— Не хочу я по очереди с тобой. А ну вали отсюда.

Он принялся нахлобучивать на штангу тяжелые неподатливые блины, мертво лежащие на полу, устеленному ковроланом.

Наби с усмешкой взглянул на него.

— Ты, похоже, вообще оборзел, Русик. Совсем, как твой папаша. Собака на сене, сам не ешь и другим не даешь. У моего отца с ним одни проблемы. Да ты не в курсе, только о себе всегда думаешь. Что и говорить, маменькин сынок!

— Сам ты собака на сене! — огрызнулся Руслан и поспешно начал поднимать штангу.

Наби вздохнул и вышел из тренажерного зала.

Руслану тоже стало не по себе. Он огляделся по сторонам. Свидетелей их ссоры оказалось немного. В дальнем углу бравый старичок-боровичок пенсионного возраста приседал с десятикилограммовым зеленым блином. В центре зала тягал французским жимом штангу молодой парень. Да еще пара ребят у стойки со штангой давали друг другу советы, как лучше делать становую.

«Что он там наплел про отца? — подумал Руслан. Неужели у него на работе какие-то проблемы? Может, прав Наби, и я, действительно, такой эгоист. Сам по себе живу. А что с отцом и матерью творится, меня мало интересует…»

Несмотря на испорченное настроение, он все-таки направился по привычке в беговой зал, где стояли тренажеры на любой вкус и выбор. Тут находились и «лыжи», и «ступеньки», и «велосипеды». Руслан привычно забрался на беговой тренажер, поставил скорость на «12» и в мрачных мыслях пробежал пять километров…

…Бег, хотя бы и на тренажере, а не в хвойном сосновом лесу, наполненном целебными флюидами, взбодрил и привел в чувство. Образовавшиеся от пробежки эндоморфины разнеслись по всему телу, подарив чувство легкой эйфории. Смыв водой из душа, сначала ледяной, потом горячей, а затем снова холодной, капельки пота и растерев до красноты большим махровым полотенцем утомленное тренировкой тело, Руслан окончательно пришел в себя и, насвистывая, подобно отцу, битловскую песенку «When I wake up early in the morning», покинул гостеприимный спортзал, где он пролил не один литр соленого пота.

Домой решил идти пешком, желая в конец себя утомить. Бросив джип на парковке, он с удовольствием вдохнул весенний воздух, уже наполнявшийся ароматами распускающихся деревьев. По проспекту Туран весело передвигались разномастные автомашины, умело и хищно сжигая остатки кислорода. Хорошо хоть, Астана расположена на степных просторах, и вездесущие ветра безжалостно уносят отходы цивилизации, а то хилым горожанам, и так не отличающимся крепким здоровьем, и вовсе бы пришел каюк.

Об этом приблизительно думал молодой человек, быстрым шагом передвигаясь по тротуару. Сферу небосвода затопила приятная глазу синева, и лишь на западной окраине лежал ровный белый слой облаков с черной каймой у горизонта. Белоснежным куском праздничного торта высился Театр оперы и балета, возле «КазМунайГаза» молчаливо дожидались хозяев железные кони.

Проходя мимо торгово-развлекательного центра «Сарыарка» Руслан вдруг с удивлением увидел знакомый силуэт. Маму свою он мог бы узнать из тысячи женщин, даже если бы они были одинаково одеты.

Не было роднее человека в жизни для него. Хоть и перерезали соединявшую с ней пуповину, а незримая телепатическая связь все равно оставалась. Тем неожиданней оказалось для него увидеть ее в обществе неизвестного, импозантного мужчины, галантно открывшего дверь черного «Гранд-Чероки» и усаживающего маму на переднее сиденье. Руслан остолбенел при виде неожиданной сцены. Уж слишком выглядело все как свидание. Да нет, не может быть, успокоил он сам себя. Просто деловая встреча, ничего особенного.

Ни о чем не думая, таким же быстрым шагом, почти бегом, добрался Руслан до дома. Отомкнув ключом входную дверь, он вошел в просторную прихожую, бросил на трюмо сумку с принадлежностями, и только сейчас услышал, как со второго этажа коттеджа раздается негромкая музыка.

Все никак не мог привыкнуть Руслан к присутствию в доме постороннего человека, правда, чужим Мартина назвать было нельзя, все-таки брат, хотя и разные у них матери.

Там в Туманном Альбионе вопросам родства тоже придают большое внимание. «Все, как у нас, — подумал Руслан. — Такая же бодяга и непотизм».

Это у британцев издавна с имперских времен повелось. Вспомнил, как мама читала автобиографическую книгу Уинстона Черчилля. Со смехом та рассказала ему, что молодой Уинстон попал в полк, сражавшийся при Омдурмане, благодаря протекции своей матери. А иначе, кто знает, как бы сложилась его дальнейшая жизнь. В каждой империи есть этот горделивый дух Золотой Орды, когда воинственность страны подогревает тщеславие каждого жителя, и доблестью считается завоевать как можно больше территорий и пленить как можно больше людей, будь то кара-кидани или бедные суданские дервиши, которых с удовольствием кромсал шашкой и стрелял из пистолета будущий премьер-министр Англии.

Единокровный брат в длинных клетчатых шортах и легкомысленной желтой майке с узенькими лямочками по-хозяйски расположился на диване. Напротив него на огромном плоском экране телевизора безумствовала в новом клипе модная казахстанская группа, а сам зритель одновременно читал еще и книгу в коричневой обложке. Оказалось, что это «Ситуативный казахский», приобретенный Мартином лично в «Меломане».

— Лежишь? — иронично спросил Руслан. — Языки изучаешь, музыку слушаешь?

— Hi, Captain Obvious¹⁴, — лениво ответил брат и уже по-русски продолжал. — И языки изучаю, и клипы смотрю. Кстати, тут музыкальная индустрия довольно неплохая стала. На уровне.

— Ты по-русски чешешь уже, как на родном! — невольно отметил Руслан, отдавая должное способностям братца.

Тот довольно хохотнул.

— Видно, у нас, у Даренов, есть природная склонность к языкам, — говоря «у нас» он как бы приглашал и брата в узкий семейный круг избранных, что не совсем тому понравилось.

Руслан подошел к журнальному столику, где стоял запотевший графин со свежевыжатым яблочным соком и пара стаканов. Один из них уже использовался сибаритствующим Мартином, но второй оставался чистым. В него налил себе прохладный напиток снова почувствовавший жажду Руслан.

На экране красивая девушка подставляла чувственное лицо каплям дождя, и песня под стать природе тосковала, но в то же время сквозь грустные нотки пробивалась жажда любви, жизни, веселья.

— На работе-то как, обвыкся? — щедро отпив живительного сока, поинтересовался Руслан.

— Нормально все, только к менталитету местному надо привыкнуть, и тогда дела пойдут, — оживился тот. — Думаю, отцу непросто здесь работать. Хоть и хорохорится, да все равно британское воспитание дает о себе знать. Экспаты здесь делятся на два типа: одни принимают правила игры и становятся как все, а другие лезут в чужой монастырь со своим уставом и прогорают. Слышал, как выжили Крисмана из Нацкомпании? А ведь крыша у него ого-го какая была, да с народом не сработался, как у вас говорят, понты начал колотить, агашек на знание физики проверял. Ты представляешь, генерала передовой компании по добыче нефти какой-то закон, то ли Дарси, то ли Фарси, спрашивал! Отец мне рассказал. Как будто для управления коллективом без него не обойтись. Здесь психологию надо знать, да подмазать нужных людей. Вот тебе и весь Фарси.

Мартин даже привстал с удобного дивана, воодушевившись своей же речью.

— Ничего, ничего, я папу обучу современным методам работы в условиях непотизма и коррупции. Он еще список Форбса тут возглавит.

Руслан только хмыкнул. Самоуверенный тон братца все больше начинал его нервировать.

Желая сменить тему разговора, он спросил Мартина, что дома собираются готовить на ужин.

— Дома-то? — чуть остывая от своей филиппики, переспросил тот и замолчал, словно обдумывая что-то про себя. — Похоже, твоей мамаше не до семьи сейчас.

Руслан понял, что тот специально употребил это резкое слово «мамаша», вполне, британская рожа, усвоил язык, чтобы щеголять и уменьшительными, и уничижительными словцами. И почувствовал: «что-то назревает». И эта угроза идет от пресыщенного, наглого родственничка, оккупировавшего диван, где Руслан и сам всегда не прочь был поваляться.

Не задался день, одно стало ясно. В спортзале Наби, дома — Мартин. Похоже, что сама вселенная перегруппировалась таким образом, что на долю бедного Руслана сегодня пришлись одни шипы, а вовсе не розы. До этого ситуация тоже не выглядела идиллической, но приезд розовощекого бастарда, как называл он брата, сгустил и так насыщенную электричеством атмосферу до предела.

Стараясь сдерживаться, он ровным тоном спросил:

— Что ты имеешь в виду, Мартин?

Единокровный брат, опять углубившийся в свой учебник, в пандан тексту из него, ответил:

— Ештеңе емес, әншейін¹⁵.

— Әншейін?!¹⁶ Нет, ты уже договаривай, если начал.

Тот оторвался, наконец, от чтения и нехотя бросил:

— Таскается тут с одним, я уж это знаю.

Словно боек ударил по капсюле! Так же стремительно пронеслась вспышка ярости в мозгу Руслана. Не помня себя, он подскочил к лежащему обидчику матери и рванул его за лямку, стаскивая с дивана. Та с противным треском разорвалась. Тот выглядел комично, но атаковавшему брату было явно не до смеха.

Руслан поначалу хотел избить до полусмерти обидчика, но внезапно ему самому стало противно гладкое жирное тело, и он выпустил брата из своих невольных объятий, как будто дотронувшись до скользкой отвратительной змеи.

Настроение оказалось вконец испорченным. Он поднялся в свою комнату и набрал телефоны друзей: сначала Нуржаса, а потом Бориса.

Чисто инстинктивно набрал, кто, кроме друзей, может утешить человека в трудный час? Однако оказалось, что Нуржас с Мирой уехали на пару дней в Бурабай. Вот те на, неожиданно как получилось, решили подышать свежим воздухом, отдохнув от столичной пыли и суеты. Оно и понятно. Город всем хорош, только дышать в нем сложно. А сельская идиллия не для всех. Кто раз попал в круговерть городской жизни, тот просто так из нее уже не вырвется. А вот природа все равно тянет к себе, зазывает водой чистой да сладеньким озоном без примесей выхлопных газов да прочих химических приправ.

Оставался лишь один человек, с которым можно перетереть за жизнь текущую, а именно, Борис Ломинский.

Но и тот оказался, как выяснилось, в достаточно нетривиальной ситуации. Они встретились возле фонтана напротив «Керуена» на Водно-зеленом бульваре. Солнце грело все щедрей, словно отдав команду своим заряжающим не жалеть лучей, палящих по земному шарику. Скульпторы и инсталляторы тут же воспользовались теплыми деньками и быстренько пристроили на свободном пространстве между клумбами, фонтанами и давно укоренившимися скульптурами из потемневшей бронзы свои произведения искусства.

Друзья потрогали руками валяющиеся на плитках чугунные шары, количеством тридцать две штуки, олицетворяющие собой «Әженің көзі» — «Бабушкино ожерелье». На листе бумаги давалось объяснение замыслу художника. Обычно, мол, ожерелье делается из драгоценных камней, жемчуга там или чего еще, и зритель, увидев нестыковку сверкающих бриллиантов с почерневшей сажей двух сваренных вместе казанов, должен войти в состояние катарсиса.

— Вошел? — весело спросил Бориса Руслан.

Тому, однако, было не до смеха.

— Помнишь, я в тот вечер с Настей на ее «Рав4» уехал? — спросил тот.

Руслан оторвался от созерцания «ожерелья», и они двинулись дальше в сторону «Байтерека», чей золотистый шар эффектно смотрелся в лучах заходящего солнца. Справа загадочно, словно инопланетным кораблем, громоздилось овальное яйцо Архива.

— Конечно, помню. Клевая девушка. По секрету скажу, это Альбинкин план познакомить вас.

Борис грустным движением поправил прическу. Высокий, худой, сейчас он выглядел и вовсе доходягой. Казалось, что даже сигарета, которую тот курил, вытягивала из него последние остатки жизненных сил.

Товарищ молча вглядывался в желтые здания «Самурык-Казына», прозываемые в народе ведрами, словно собирался внутри них найти ответ на мучающий его вопрос, но тщетно.

— Плохо дело с Настей, — наконец, проговорил он.

Руслан поднял брови. Цветущая и пышущая здоровьем девушка не давала повода для беспокойств, если только не случилось чего с ней. Да нет, тогда бы товарищ сразу поведал об этом. Тут что-то другое. Он не стал задавать лишних вопросов, только кивнул головой, мол, говори, тебя внимательно слушают.

Они добрались до новой композиции, пирамиды-юрты, выложенной из бутылок, заполненных жидкостью разных цветов.

Борис жестом пригласил зайти внутрь Руслана. Тот молча повиновался.

— Где-то читал, — произнес Борис, — что пирамиды обладают целительным воздействием и мозги прочищают. Правда, что ли?

— Вполне возможно, — осторожно ответил Руслан. — Но что там с Настей?

Товарищ медлил с ответом, словно уже и сам был не рад, что затеял разговор. Потом вытащил еще одну сигарету, но скомкал ее в кулаке, понюхал размолоченный в порошок табак вперемешку с бумагой и с видом пловца, бросающегося в холодную воду, начал повествование.

— Во-первых, хочу сказать, что Настя — просто прекрасная девушка, красавица, трудолюбивая, любит свою маму больше жизни, для близких людей готова пожертвовать всем. Сама при этом глубоко несчастна. Никто, даже Альбина и другие подружки, не знают ее тайны. Доверилась только мне, а я вот рассказываю тебе. Я не сплетник, мне надо у тебя совета попросить, поэтому и делюсь.

Руслан заверил: сказанное останется между ними. Товарищ, вздохнув, продолжил.

— Даже не знаю, как начать. Короче говоря, все дело в яйцеклетках.

— В чем? — думая, что ослышался, переспросил Руслан.

— В обычных яйцеклетках, — меланхолично продолжал друг. — Для того, чтобы получился ребенок, нужно, чтобы семя в результате известного тебе хорошо процесса встретилось с женской яйцеклеткой. Тогда при благоприятных условиях образуется плод.

Руслана польстило это «хорошо известно», хотя себя он никогда поручиком Ржевским не ощущал, но ничего не сказал, не желая прерывать вяло текущий монолог. Сам он в этой пирамиде ощущал себя неким священником, выслушивающим сбивчивую исповедь нагрешившего прихожанина.

— Так вот, у Насти, несмотря на юный возраст, врачи обнаружили страшное. У нее скоро яйцеклетки перестанут появляться, осталось два-три месяца и все. После этого она станет полностью бесплодна. Не знаю, что повлияло на это, скорее всего экология и стрессы. Она постоянно работает допоздна, на выходные еще тоже, не от хорошей жизни недостаток-то проявляется. Поэтому и про преимущества гражданского брака тогда говорила. Я-то дурак сразу не понял, а дело вот в чем. Торопиться ей надо. А с каждым встречным-поперечным в постель ложиться тоже противно.

— Ну так что? — подбодрил друга оживившийся Руслан. — Тебе и карты в руки! Порадуй девушку, проблем-то!

Борис нахмурился и сухо проговорил.

— Если бы все было так просто, я бы не утруждал тебя своими рассказами.

— Тебе не нравится Настя? Тогда так и скажи, а не верти вола за хвост.

Товарищ внезапно вспылил.

— В том-то и дело, что нравится. Да не только в ней дело, а еще в мамаше моей! Ей видите ли, надо, чтоб у нее было минимум три внука, два мальчика и одна девочка. А у меня при таком раскладе, только один ребенок получится, да и то в лучшем случае, если звезды правильно сойдутся.

Руслан задумался. Он-то хотел вылить на друга свои горестные эмоции и проблемы, а у того самого проблем, как оказалось, выше крыши.

— Не знаю, что и сказать. Вот что, Борька, ты делай так, как душа тебя велит, а Насте скажи, пусть меньше врачей слушает. Кто знает, сколько еще у нее яйцеклеток этих.

Несчастный влюбленный только усмехнулся.

Они вышли из пирамиды, полюбовались небом, где проплывали величественные белые облака. Борис пожал руку другу и отправился восвояси, решать свои проблемы. Руслану тоже надо было двигаться домой.

Он не торопясь пошел через бульвар, опять мимо инсталляций и скульптур, но на этот раз не рассматривал их внимательно, а просто переводил взгляд с одной на другую. Его джип по-прежнему томился возле фитнес-центра, поскольку на Водно-зеленый бульвар он приехал вместе с Борисом, легким на подъем. Сзади оставался синий купол Ак Орды, а он направлялся в сторону длинного, идущего полукругом, здания «КазМунайГаза». Руслан знал, что сейчас там шла трансформация, в результате которой на позиции управляющих назначили иностранцев: американцев, британцев и россиян. Отец его вместе с компаньоном Канатом Аккожиным, тоже имел с ними дела, представляя различные консультационные услуги, и надеялся, что с западными руководителями они сумеют быстрее найти общий язык. Все проезжие дороги к зданию были уставлены громоздкими джипами, иномарками представительского класса, однако сиротливо ютились и простенькие машины, как видно, сотрудников похилее рангом и не имевших богатеньких родственников.

Руслан прошел через высокую арку, вырезанную посередине, и глазам его предстал белый наклонный шпиль Хан Шатыра. Издалека он выглядел колокольчиком, брошенным невидимым ребенком великанов на землю во время шаловливой прогулки. Впереди по аллее прогуливалась нарядная публика: парочки, напоминающие стоящий тут же у входа небольшой памятник двум влюбленным, усталые, но бесконечно счастливые мамы с колясками, катающие грудничков, рабочие «Тазалык», очищающие территорию от налетевшего или набросанного вороватыми руками праздношатающихся мусора.

Перед остановкой на проспекте Туран, спрятав полосатый жезл за спиной, терпеливо выжидал «гаишник». Пока никто не нарушал правил движения, и в глазах его пряталась тоска. Но вот внезапно палка вырвалась из своего заточения, во рту в мгновение ока оказался свисток, и торжествующий лейтенант уже властным жестом приказывал несчастному водителю притулиться на обочине.

«Если не строить туалетов, то отдыхающие будут писать в море. Также и Гаи, — вспомнил он старую шутку Жванецкого, прочитанную в каком-то блоге. — Поговаривают, что скоро у них отберут жезлы, будут, как американцы, рассекать на патрульных машинах, ловя нарушителей. Как же им без жезлов тогда, бедненьким?»

Проливая крокодиловы слезы по гаишникам, он с наслаждением вдыхал терпкий вечерний воздух, пропитанный окраинным степным ароматом, все еще неистребимым, несмотря на наступление тяжеловесных бетонных громад и ядовитых четырехколесных коней.

Верный автомобиль ждал на том же самом месте, зажатый такими же громоздкими джипами с двух сторон.

Руслан осторожно открыл тяжелую дверь и аккуратно втиснулся на водительское сиденье, стараясь не поцарапать беспечного соседа слева. Привычным движением накинул на себя перевязь ремня безопасности и включил музыку, записанную на флэшку.

Сюда он хаотически перенес со своего компьютера самые разные записи: любимые мамой казахские песни, битлов, фанатиком которых был его отец, современную музыку, близкую уже ему самому. Каким-то образом в этот микс залетела песня Муслима Магомаева «Благодарю».

«Благодарю тебя за песенность города,

И откровенного, и тайного,

Благодарю тебя, что всем было холодно,

А ты растаяла, растаяла…»

Маме нравился этот певец. Свою любовь к нему она привила и сыну. В каждой песне Магомаев старался найти изюминку, придававшую особый колорит. Не зря говорится, что в песню надо вкладывать душу. Вот и в этом хите семидесятых-восьмидесятых Магомаев по-разному пел припев:

«За шепот и за крик, за вечность и за миг, за обгоревшую зарю,

За смех и за печаль, за тихое «прощай»!», за все тебя благодарю!»

Слово «прощай!» он в первый раз спел тихо, а вот во второй раз намеренно форсировал голос, что на контрасте со значением слова «тихий» давало особенный эффект. Не зря, не зря после одного концерта баритона номер один Советского Союза вместе с автомобилем унесли на своих плечах благодарные женщины. Они понимают толк в настоящих мужчинах, не понаслышке знающих о любви и страсти.

Руслан подъехал к дому и припарковал машину в подземном гараже особняка.

Хотя ожидаемая встреча с друзьями состоялась не так, как он хотел, а Нуржаса и вовсе не оказалось в городе, все ж таки он чувствовал некое облегчение, словно печальная история, рассказанная Борисом, заставившая сопереживать, утихомирила тайные волнующие флюиды, глухо поднимавшиеся в глубине души последнее время. Зайдя же в дом, Руслан сразу же понял, что о спокойствии думать рано.

В зале находилась вся семья. Отец, вальяжно расположившийся в большом вольтеровском кресле, специально выписанным им в свое время из Англии, ругал жену, понося ее последними словами. Единокровный братец, стоя у раскрытой стеклянной двери книжного шкафа, читал один из томов Энциклопедии Брокгауза и прятал блудливую улыбку. Однако видно было, что происходящее доставляет ему массу удовольствия. Он поменял порванную Русланом хлипкую майку на пеструю клетчатую рубашку красно-желтых оттенков.

Из резкого обмена репликами он выяснил следующее. Мартин, пакостный братец, настучал их общему отцу, что мама, уже не общая, а одного Руслана, гуляет где-то с каким-то мерзавцем.

Джеймс, будучи собственником, как большинство мужчин, наделил себя полным правом на измену, но за своей супругой такого права категорически не признавал. Видно, есть в мужской природе такое собственническое начало. Дарен представлял собой импозантного человека, какого всегда обхаживают официанты и продавцы магазинов, а на улице всегда объяснят, как лучше пройти в нужную точку, да еще и сами пройдут и собственноручно покажут. Сейчас же его лицо, искаженное яростью, ничем не напоминало прежнее — интеллигентное и законопослушное. Приняв по телефону донос сына, он тут же бросил покои своей любовницы. Квартиру для нее он сам снимал на Бейбитшилик, недалеко от вокзала. Это раньше в тихое дорыночное время все между собой были знакомы. Теперь же все так стремительно меняется, особенно соседи по дому, что никто друг друга толком не знает. С этой Мадиной он познакомился в одном из бутиков «Хан Шатыра». Та продавала изысканные сорта китайского черного и зеленого чая, любителем которого был Джеймс. В отличие от англичан и казахов, кстати, он пил чай, не добавляя молока, предпочитая естественный аромат просушенных на солнце трав. Что-то привлекло его в юной девушке, показалась она ему беззащитной и нежной. Слово за слово, встреча за встречей, и девушка поддалась обаянию представительного иностранца. Мадина не добрала баллов для гранта на обучение, поэтому решила учиться заочно, и работала на дальнюю родственницу, нещадно эксплуатирующую покорное создание. Так что Джеймс в те редкие моменты, когда в нем заговаривало чувство матримониального долга, а также начинали сверлить мысли о дальнейшей судьбе бедной девушки, успокаивал себя мыслью, что он спасает ее от превратностей жизни. Вот и квартиру ей предоставил, и, даже, может на следующий год оплатит обучение в колледже.

Мартин позвонил внезапно, когда Джеймс только-только расположился в зале у своей любовницы. Та приготовила в мультиварке вкусный творожный пирог, а Джеймс принес с собой бутылку дорогого итальянского вина, то есть обстановка и еда предрасполагали к изысканному и приятному времяпровождению.

Бросив все, он стремительно выехал домой.

Напустив на себя сконфуженный вид, навстречу ему спустился Мартин и сказал, что по его прикидкам, сейчас коварная твоя, отец, супруга должна быть доставлена неизвестным ухажером.

— Тебя не учили, сын, что доносить и ябедничать не хорошо? — тихим голосом произнес Джеймс, но не стал углублять тему, а занял выжидающую позицию у окна, откуда просматривался вид на улицу, где должен был вот-вот, по словам сына, и проехать экипаж с изменницей.

Мартин, не ожидавший, что отец приедет так быстро, пытался сгладить обстановку.

— Отец, может мне примерещилось, кто знает, вдруг это просто друзья по работе?

— Какие еще друзья по работе? — поморщился Джеймс. — Помнишь у Шекспира пьесу «Отелло»? Я тот самый Мавр и есть, подло обманутый. А вот и они, смотри, смотри, сын, как топчут честь твоего отца.

На обочине улицы, впритирку с бордюром остановился черный «Гранд-Чероки». Открылась водительская дверь, и из нее вышел представительный мужчина. Не торопясь подошел к пассажирскому месту и галантно подал руку Лейле, поспешно спрыгивающей на асфальт. Лицо Джеймса исказилось. Он буквально впился в лицо предполагаемого любовника жены.

— И не постеснялась же прямо к дому подъехать! — раздраженно бросил через плечо Джеймс сыну, тоже воровато прильнувшему к окну и во все глаза наблюдающего сцену.

— А, может, потому и не постеснялась, что скрывать нечего? — все пытался смикшировать свое недостойное великобританского подданного поведение Мартин, но ослепленный ревностью отец не внимал голосу разума.

Послышался шум открываемой двери, и в зале показалась Лейла. Она была одета в коротенький белый плащ, эффектно оттеняющий мягкие красные туфельки, на шее виднелся элегантный платочек, а волосы перехватывала широкая повязка с японским орнаментом. Ее, помнится, привез сам Джеймс из поездки в Осаку. Лицо женщины раскраснелось, зеленые глаза смотрели уверенно и, что самое обидное для Джеймса, нисколько не виновато.

Супруг внимательно изучал ее лицо, словно ожидая оправданий и извинений, но Лейла и не думала ничего объяснять. Только она хотела отправиться на верх, в свою комнату, как муж грубо схватил за руку.

— Не хотим объяснить, с кем это мы приезжаем домой? — холодно осведомился он.

Лейле особенно неудобно было выяснять отношения при враждебно настроенном к ней Мартине, поэтому она бросила:

— Нечего объяснять, просто знакомый, подвез меня. Тебя что-то не устраивает? — ответила в тон ему жена, самим тоном давая понять: не тебе меня судить, у самого-то рыльце ого-го в каком пушку!

Однако Джеймс и не думал сворачивать тему, желая проучить супругу. Как так, серая мышка взбунтовалась и дает ему отпор?! Не бывать такому.

— Я прекрасно знаю этого опасного человека, Лейла, и впредь запрещаю тебе встречаться с ним, поняла?

Та засмеялась, медленно снимая с себя плащ.

— Да кто ты такой, Джеймс, чтоб мне запрещать? Сам гуляешь налево-направо, а мне, что, элементарно на улицу выйти нельзя?

Она снова попыталась пройти на лестницу, ведущую вверх, но Джеймс на этот раз грубо толкнул ее на софу.

Лейла ударилась головой о стену, и даже заплакала, но не от боли, а от обиды. В ней вскипало чувство ярости и гнева на человека, дороже которого когда-то для нее не было.

Как раз в этот момент появился и Руслан, с негодованием взирающий на безобразную сцену.

Женщина села на софу, выпрямила спину и, стараясь произносить слова сдержанно и четко, произнесла:

— Тогда, Джеймс, нам надо разводиться.

Далее случилось нечто неожиданное как для нее, так и для Руслана с Мартином. Англичанин взвизгнул, какой-то вихляющей походкой подбежал к ней и дал пощечину. Голова Лейлы откинулась, Джеймс, не помня себя продолжал давать ей пощечины.

На него накинулись сзади сыновья и с трудом оторвали от несопротивляющейся жертвы, громко рыдающей и проклинающей взбесившегося мужа. Освободившись из объятий, раньше казавшихся такими сладкими и волнующими, а теперь несущими боль и обиду, она быстрыми шагами ушла наверх.

Руслан в ярости бросил отца на ту же софу, куда он минутами раньше толкнул его мать.

Тот вскочил и бросился уже на сына. Мартин, сегодня примиряющий всех и вся, встал между ними стеной и развел в разные стороны.

— Отец, ну успокойся ты, наконец! Говорю тебе, что может это и не любовник. Мне так кажется, Лейла правду говорит. Не стоит из-за этого так переживать.

Джеймс, словно шарик, из которого выпустили воздух, стал каким-то маленьким, притихшим. Он бросил потерянный взгляд на двух своих сыновей и, не говоря ни слова, покинул дом.

Мартин, как ни в чем не бывало, опять вернулся к чтению увесистой книги. Руслану захотелось треснуть открытой тяжелой стеклянной дверцей по ухмыляющемуся лицу доносчика и интригана так, чтобы из разбитого носа брызнула подленькая кровь, но он сдержал себя и направился в комнату матери.

Взбежав по мягкой ковровой дорожке быстро наверх, он постучался в обитую дорогой кожей дверь и легонько приоткрыл ее. Как он и ожидал, мать лежала ничком на кровати, повернувшись лицом к стене, как была, в плаще, легкий шелковый платок свисает с покрывала на пол.

В комнате все было по-прежнему: мохнатые тяжелые шторы сейчас оказались приоткрыты, и сквозь них виднелось свинцово-темное небо с переливами перистых облаков; объемистый, почти во всю длину комнаты платяной шкаф бежевого цвета, не хуже какого компьютера хранящий воспоминания о былых сладких свиданьях, строгих деловых встречах и званых обедах. Сын нутром чуял, как тяжело сейчас матери, но ничего поделать не мог.

— Руслан, — не оборачиваясь, произнесла вдруг мать, и тот вздрогнул от неожиданности, впрочем, кто как не любящий сын первым придет в трудную минуту.

— Не знаю, что на него напало, — извиняющимся за отца тоном сказал сын. И впрямь, никогда еще не видел он Джеймса, всегда старающегося поддерживать имидж британского джентльмена, даже под пулями не теряющего благородства духа и хладнокровия. — Может, бури сегодня магнитные, кто его знает. В природе все, говорят, связано. Вдруг вспышка от солнца поразила его прямо в темечко, и взбесился…

— Дурь его поразила, — отозвалась мать, и Руслана порадовало, что голос ее слегка оживился, словно оскорбительное слово привело в действие механизм саморегуляции, отбросивший в сторону апатию.

Лейла села на кровать, подняла с пола безжизненно валявшийся платок, так радостно трепыхавшийся у нее на шее весь день.

— Мартин, братец твой на него повлиял, вот что. Будь с ним осторожнее, сынок, это очень скользкий тип. Свое что-нибудь затеять у него тяму, сам видишь, не хватает, а вот чужое урвать мастер. Налетит, как волк на овечку, одни рожки да ножки останутся. К отцу в доверие вошел, тот на него чуть ли не молится. Твоя, между прочим, вина, сынок, — Лейла с легкой укоризной взглянула на сына. — Не сумел заставить его в свою компанию взять, а у того в крови семейные традиции бизнеса. Мол, то, что дед начал, сын должен продолжить, а внук закрепить. Мартин хорошо понимает, что отец вину перед ним чувствует, вот и ластится к нему. Слышал, какие планы у него глобальные? Говорил уже тебе, что в список Форбс якобы отца хочет поднять, да не отца имеет в виду, а себя. Пока лохи-казахи жвачку жуют, он на их спинах хочет подняться и богатство нажить.

— Да брось, мама! — уверенно произнес Руслан. — Наговорила ты лишнего. Отец никогда не позволит себя отодвинуть от бизнеса, тут Мартину ничего не перепадет.

Лейла усмехнулась.

— Мыслишки отца твоего не о бизнесе сейчас, а о мясе свежем женском. Никак не угомонится. О душе бы пора призадуматься, а он все туда же.

— Да, может, и нет у него никого! Вот Мартин на тебя напраслину навел, а ведь это все неправда. Не уподобляйся отцу, мама. Увидишь, все образуется.

Голос Руслана, произносящий ободряющие слова, звучал совсем неуверенно. Мать вдруг улыбнулась и взрыхлила ласковой рукой волосы сына, так, как делала это, когда тот был мальчиком…

Глава 5

Темное, с белой оторочкой облако зависло над зданием Национальной библиотеки, словно хотело рассказать что-то ее читателям. Из окна своего офиса как на ладони лежал весь город, который еще не достиг размеров южной столицы, но, вонзив пирамидальный ствол «Байтерека», окончательно утвердил свое превосходство.

Работа не клеилась, мысли хаотически двигались, как тараканы в пустой банке. Точнее, как скорпионы, поскольку Руслан был зол и взбудоражен одновременно. С одной стороны, отец съехал с катушек и пустился во все тяжкие, подобно бывшему преподавателю химии из одноименного сериала. Надоедал и Мартин, белесое лицо которого ужасно бесило Руслана, и даже кровные узы не смягчали эту ненависть. Беспокоила и мама, чья безысходная покорность и пугала, и настораживала.

Даже отношения с Альбиной отошли на второй план, а ведь раньше одна мысль о ней будоражила все его существо. Словно потушили фитиль, когда-то ярко горевший, но уже исчерпавший свой масляный заряд. Он задумался о том, что не будь девушка дочкой Каната Аккожина, компаньона отца, то, может быть, никогда и не посмотрел на нее. У знакомства без элемента случайности абсолютно нет флера романтики.

«Вот и она, легка на помине», — подумал он. Впрочем, Альбина часто приходила к нему в обеденное время, и обычно они вместе отправлялись в один из многочисленных ресторанов неподалеку, переводящих немудреные сельскохозяйственные продукты в блюда с экзотическими названиями.

В этот раз они решили пообедать в ресторане под мостом, ведущим на правый берег. Поднявшись на второй этаж, Альбина быстро выбрала удобное местечко и нашла свободный столик в ресторанчике. Девушка напоминала собой львицу, загоняющую жертву в тупик, откуда ему уже не выбраться. В конце концов, у нее тоже есть гордость. Сколько можно просто ходить, гулять и не делать предложения. Уже все подруги отсмеялись на эту тему. Отсмеялись, потому что не до этого им сейчас: замуж повыскакивали да детей нарожали. Сейчас сидят по уши в детских какашках да волосы каждый день пучками теряют из-за нехватки витаминов, но все равно довольные, как сто макак. А я? Ухоженная, здоровая, красивая, высыпаюсь, сколько надо, а вот все равно ощущения счастья не хватает. Проклятая природа-матушка! Заставляет женщин на все идти, чтоб познать радость материнства. Я-то на все пойду, — думала Альбина, — да толку-то? Когда объект ее притязаний как будто охладел, и думает о совершенно посторонних вещах.

Поджав губы, она закончила листать длиннющее меню, подозвала официанта с табличкой, на которой вычурно рисовалось остро-режущее имя Санжар, и тот высокомерно, как ей показалось, приготовился выслушать заказ.

— Где же ваша записная книжка? — спросила девушка, увидев, что тот и не подумал извлечь из кармашка традиционный элемент ресторанного общения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Вечеринка. (англ.)

2

Привет! Вы мисс Лейла? (англ.)

3

Привет! Да, это я. Не могли бы вы убрать ваших собак? (англ.)

4

Больше дела, меньше слов. (каз.)

5

Стоячая вода портится. (каз.)

6

Проклятый дом! Проклятые гости! (англ.)

7

Ок, Мартин, пойдем. (англ.)

8

Ты готов? (каз.)

9

Ты готов, сын? Это по-казахски. (англ.)

10

Доброе утро, Джеймс. (англ.)

11

Что это значит, папа?

12

Здравствуйте. (каз.)

13

Я в долгу перед тобой. (англ.)

14

Привет, Капитан Очевидность. (англ.)

15

Ничего, так просто. (каз.)

16

Просто? (каз.)