Что такое дзен? Прямые ответы на вопросы начинающего

Норман Фишер, 2016

Эта книга – уникальное введение в учение и практику дзен, – написана в форме вопросов и ответов. Авторы вопросов (Сьюзан Мун) и ответов (Норман Фишер) – старые друзья, и каждый из них обладает уникальным талантом выражения мысли, а их дружеская беседа затрагивает не только основы дзен, но и целый ряд вопросов, которые характеризуют дзен в XXI веке.

Введение

Сьюзан Мун

Эта книга — беседа старых друзей по Дхарме, впрочем, их роли разные; беседа состоит из вопросов и ответов. Я задаю вопросы, Норман отвечает. И в этом есть смысл. Мы, конечно, старые друзья по Дхарме, но, кроме того, Норман — мой учитель.

Мы практикуем вместе с давних пор. Я знаю Нормана почти сорок лет, с тех пор, когда он был садовником, а я матерью-одиночкой, которая еле сводила концы с концами, и мы оба практиковали в Центре дзен в Беркли. Также нас связывает мир поэзии и сочинений о буддизме.

У нас был один и тот же первый учитель — Соджун Мел Уэйтсман, основатель и настоятель Центра дзен в Беркли, без чьего твёрдого руководства, вероятно, ни один из нас не стал бы заниматься тем, что мы делаем сейчас. Соджун, а значит и мы с Норманом, принадлежим к линии передачи Сюнрю Судзуки Роси, любимого всеми основателя Центра дзен в Сан-Франциско. Наш стиль сото — простой и безыскусный. Основное в нём — просто сидеть, просто присутствовать и ощущать себя живым. Мы называем его своим «семейным стилем». Даже те из нас, кто не был знаком с Судзуки Роси, вроде меня, чувствуют, что знают его — из многочисленных историй. Люди, которые хорошо знали его лично, ещё с нами. Книги его бесед — «Ум дзен», «Ум новичка», «Не всегда так» — основополагающие учения, в которых звучат основные для него темы. Мы с Норманом глубоко погружены в эти учения.

Впрочем, хотя мы оба практикуем внутри одной семьи дзен примерно одинаковое время, практика воплощается в нашей жизни по-разному. Норман сразу с головой погрузился в дзен и полноценно посвятил себя практике — сначала он жил в Горном центре дзен Тассаджара, затем на ферме Грин Галч. Он женился на женщине, которая практикует, Кэти (теперь она тоже преподаёт дзен), а их дети росли в разных отделениях Центра дзен в Сан-Франциско. Он получил священническое посвящение, передачу Дхармы и был настоятелем Центра дзен в Сан-Франциско. Я присутствовала на церемонии, когда он «взошёл на горное сиденье», чтобы стать настоятелем, и больше всего в тот день мне запомнилось, как, сидя на традиционной платформе, высоко над нами, он заявил: «Я всего лишь еврейский мальчик из Пенсильвании. Никогда не думал, что окажусь здесь!».

Все годы практики Норман писал и публиковал стихи, а позднее стал публиковать эссе и книги о Дхарме. Он волей-неволей стал востребованным учителем, привлекая учеников своими беседами и наставнической деятельностью в Грин Галч. Когда их дети выросли, Норман и Кэти оставили общинную жизнь в Грин Галч, где жили у всех на виду, и переехали в свой дом в Муир-Бич. Несколько лет спустя, в 2000 году, Норман перестал работать в Центре дзен в Сан-Франциско, где делался упор на обучении с проживанием в центре, и основал Everyday Zen, международную сангху без стен, которой он продолжает руководить как главный учитель.

Мой путь был иным. Я всегда жила «в миру». (Странное выражение, словно монастыри и центры для практики — не «в мире». Где ещё им быть?) Когда я стала изучать дзен, я была матерью-одиночкой, воспитывавшей двоих детей, поэтому у меня не было реальной возможности жить и практиковать при центре дзен. Когда я впервые посетила Тассаджару, это место показалось мне прекрасным и экзотичным, однако, наверное, тогда я бы не вписалась в его атмосферу. (К счастью, эта возможность появилась у меня позже.) Я воспитывала детей в шумном, полукоммунальном доме в Беркли, который совсем не походил на дзен-буддийский монастырь. Я преподавала в школе; работала редактором. Я бросала вызов любым авторитетам, о чём возвещала наклейка на моём бампере.

К практике дзен меня привело глубокое стремление понять эту жизнь. Почему я чувствовала себя такой отдельной и одинокой? Как подготовиться к моменту смерти? В моих вопросах звучало отчаяние: «Что здесь вообще происходит?!». Я нашла центр дзен в Беркли и стала подниматься ранним утром ради дзадзен (дзен-буддийской медитации), пока мои дети ещё спали дома и оставались на попечении у соседей. Невзирая на трудности, я проходила сёссины (ретриты). В первое время я участвовала в самых коротких, однодневных медитациях, и даже в этом случае мне удавалось продержаться только до конца утра. Но в конце концов я смогла участвовать в недельных сёссинах. Тишина и слова дзен трогали и удерживали меня — например, Гэндзё-коан Догэна, который уверял меня, что «вся луна и всё небо отражены в каплях росы на траве»^[1]. Возможно, на самом деле я — не отдельное существо. Возможно, я пребываю в единстве со всей вселенной. Путь дзен казался мне правильной дорогой.

И всё же, по своему обыкновению, я колебалась. «Не знаю, подходит ли мне эта религия, — думала я. — Она слишком патриархальна, здесь всё нужно делать только так, а не иначе. Смогу ли я быть верной такой авторитарной традиции?» Однако практику я продолжала. Наконец, через девять лет такой «неопределённой» приверженности практике, мне пришлось признать, что так или иначе я всё-таки храню ей верность. Дзен вошёл в мою плоть и кровь. Поэтому в 1985 г. я получила мирское посвящение: сшила небольшой голубой передник под названием ракусу и поклялась быть верной принципам традиции. Я поклялась спасти всех живых существ.

Я практиковала также и в Тассаджаре, и на ферме Грин Галч. В 2000 г., когда Норман основал Everyday Zen, я сразу же пришла туда, и мой старый друг стал моим новым учителем.

Многие годы я работала редактором журнала Братства мирных буддистов «Поворот колеса» (Turning Wheel) и была благодарна, что эта должность позволяет мне одновременно заниматься буддийской практикой и сохранять преданность «работе в миру». Я не хотела получать посвящение в качестве священнослужителя. Я не хотела проводить различие — посредством особых одеяний и отсутствия волос на голове — между собой и прочими мирянами, которые окружали меня.

Через двадцать лет после того, как я поклялась хранить верность этой традиции, мне захотелось как-то углубить и освежить свою преданность практике дзен, и Норман предложил мне получить мирскую передачу (lay entrustment), это обряд передачи учения, который был незадолго до того разработан старшими учителями линии Судзуки Роси — последняя веха на мирском пути. Я не могу совершать ритуалы, которые проводит священство, а также проводить определённые церемонии. Я не даю посвящения своим ученикам. Но теперь мне «поручили» — это сделал Норман — преподавать дзен в качестве мирянки.

Наши отношения с Норманом — необычные и очень важные для нас. Я его редактор; он мой учитель. С годами становится старше и наша дружба. Поскольку мы ровесники и я знала его задолго до того, как он стал моим учителем дзен, я не ставлю его на пьедестал, что произошло бы, приди я к нему в начале своего изучения этой традиции. Конечно, он замечательный учитель, и я глубоко его уважаю; но также я знаю, что он — обычный человек.

Итак, учитель и ученик, двое друзей, мы предлагаем читателям эту несимметричную беседу. Каждый из нас говорит своим голосом и опирается на собственный опыт.

•

Практика дзен всегда вызывала у меня вопросы. Каков её смысл? Почему нужно продолжать медитировать, даже когда больно? Нормально ли, если во время медитации дзадзен я не получаю трансцендентного опыта просветления? Часть вопросов, которые вы найдёте на этих страницах, я действительно задавала и задаю Норману, некоторые я задавала разным учителям в ранний период своей практики, некоторые задавали мне, а часть вопросов я прежде не решалась озвучить.

Диалог — хороший формат для книги о дзен. Почти все истории, где даются наставления или излагаются коаны, в традиции дзен приводятся в форме диалогов — между монахами, учителем и учеником, пилигримом и хозяйкой чайного магазина, Буддой и его последователями. Существует традиция докусан, личной беседы ученика и учителя. Также существуют публичные диалоги, которые имеют место во время конкретных церемоний, например, церемонии шусо, обряда посвящения, в котором шусо (главный ученик) садится перед дзендо и отвечает на вопросы всех присутствующих по очереди, стуча посохом после окончания беседы. Также есть формальная церемония шосан, во время которой то же самое делает учитель. На страницах этой книги, к счастью, Норман, не обрывает меня ударом посоха о пол, когда заканчивает свой ответ.

В дзенских диалогах спрашивающий и отвечающий нуждаются друг в друге и уважают друг друга. Ни один вопрос не получает окончательного ответа; любой ответ неизбежно оставляет место недосказанности. Иногда вопросы ученику задаёт учитель с целью помочь ему или ей в практике: «Кто это?», «Каковы твои последние открытия в практике?».

На страницах этой книги всё наоборот — ученик спрашивает учителя. Спрашиваете ли вы или вас спрашивают — вопросы пробуждают. Они помогают исследовать реальность за пределами своих предположений. Они пробуждают «незнающий ум». Даже если вы получаете чудесный, вдохновляющий ответ на свой вопрос, вы не можете полностью им удовлетвориться. Всегда можно обнаружить что-то новое.

•

Прежде чем мы приступим к своему диалогу-открытию, стоит сказать несколько слов об историческом контексте.

Традиция, которую мы называем «буддизмом», появилась вместе с Сиддхартхой Гаутамой, который учил в Индии примерно в 500 г. до н. э. За многие века Дхарма распространилась по всей Азии и на восток — в Китай, где развился чань-буддизм, а также в Японию, где чань превратился в дзен. Дзен-буддизм, который практикуем мы с Норманом, пришёл в Соединённые Штаты из Японии. Далее Норман подробнее расскажет о том, как это произошло.

Буддизм менялся в каждой стране, куда проникал, поскольку адаптировался к различным культурам. Изменился он с 1950-х гг. и здесь, в Соединённых Штатах, когда европейцы стали интересоваться дзен не только с интеллектуальной и философской точки зрения и начали всерьёз заниматься самой практикой. (Впервые это стало происходить, в частности, в Центре дзен в Сан-Франциско, под руководством Сюнрю Судзуки.) Возможно, самое важное изменение, на которое я хотела бы обратить здесь внимание, — допуск до практики женщин в качестве равных партнёров. В долгой истории буддизма это стало происходить совсем недавно.

•

Первое поколение наследников Дхармы Судзуки Роси состояло только из мужчин. Теперь появилось много женщин-учителей, возможно, их даже больше, чем мужчин, не только в нашей собственной семье Дхармы, в линии передачи Центра дзен в Сан-Франциско, но также и во всём западном мире. (В восточных школах дзен женщины также идут к обретению такой возможности — учить и получать посвящение в священники.) Многие центры дзен в Соединённых Штатах пересмотрели некоторые выражения из наших песнопений, где прежде не упоминались женщины. Теперь мы перечисляем имена женщин-предшественников вместе с именами мужчин этой линии передачи. Мудрость буддийских учителей-женщин прошлого, как недавнего, так и отдалённого, которая прежде оставалась в тени, теперь обнаруживается и открывается людям.

По моему убеждению, присутствие женщин благотворно влияет на практику, оно помогает делать её более открытой, более гибкой и более доступной для людей, чьи основные обязательства — семья и работа в миру.

В форме нашей практики также происходят изменения, поскольку дзен адаптируется к американской культуре. Такие изменения обычно имеют постепенный, эволюционный характер — этот «зверь», дзен, учится выживать в новой среде обитания. Например, многие песнопения переводятся на английский язык. На последующих страницах мы задаёмся вопросом: в какой мере изменения уместны?

В то же время — и я думаю, что могу говорить также и за Нормана — мы любим практику, которой обучились, и остаёмся верными ей. В своём разговоре мы отдаём дань уважения традиционным формам и церемониям нашего семейного стиля сото-дзен. Некоторые из наших песнопений зачитываются на средневековом японском. Одеяния, которые носят наши священники, не очень практичны; их трудно сшить, и требуется много времени, чтобы научиться правильно их надевать. Да, мы адаптируем многие эти формы к нашей культуре, но адаптировать — не то же самое, что отказываться. Мы используем те же инструменты — разные колокольчики и трещотки, большой барабан и стилизованный деревянный барабан-рыбу под названием мокугио — он используется в Японии сотни лет. Почему мы продолжаем делать эти вещи? Мы затрагиваем, в частности, и этот вопрос.

•

На данный момент существует немало европейских руководств по дзен для начинающих, некоторые из них написаны десятилетия тому назад, другие — недавно, и в них отражены современные нововведения. Наша книга отличается от более ранних классических работ — которые серьёзнейшим образом повлияли на первое поколение европейцев-практикующих, — скажем, от эссе Д. Т. Судзуки о дзен, книги «Три столпа дзен» Филипа Капло, книг «Вступление на путь дзен» и «Ум клевера» Роберта Атикена. Эти работы в большей мере отражали традиционный японский дзен, поскольку писались, когда эта традиция только пришла из Японии и ещё не успела развиться; они продолжают оставаться ценными и важными. Наш диалог в этой книге имеет более личный и, возможно, более откровенный характер, чем современные работы, написанные одним автором; мы говорим собственным голосом, от лица конкретных личностей, живущих в Соединённых Штатах в XXI веке.

Здесь мы также уделяем внимание тому, как дзен соотносится с современными мировыми проблемами. Текущий технологический контекст практики радикально отличается даже от контекста относительно недавнего прошлого, времени Судзуки Роси. Цифровые и коммуникационные технологии влияют на стиль мышления человека. Они меняют наш способ обработки информации. Из-за них людям нередко труднее сохранять внимательность, сосредоточиваться на долгосрочном проекте. Думаю, не только я одна стала более рассеянной. У нас другое чувство времени. Все (в том числе и я) будто постоянно спешат. Такое чувство, что все перегружены. (Опять же, я не исключение.) И всё это влияет на способность человека сидеть в неподвижности и оставаться спокойным. Возможен ли сегодня покой?

Тот социальный и природный контекст, в котором люди практикуют, сегодня отличается от соответствующего контекста времён Будды, и он ставит перед нами новые нравственные вызовы. Буддийские принципы обретают новый смысл в ситуации глобальной экономики. Дзен всегда уделял большое внимание чувству места и заботе об окружающей среде; в этой традиции много убирают, подметают полы и работают граблями. Мирянин Пан, китайский последователь дзен IX в., высказал знаменитую мысль о том, что вся практика дзен состоит в том, чтобы рубить дрова и носить воду. В этой традиции всегда ценилась простая жизнь и то состояние, которое мы теперь называем «экологичностью».

Но практиковать непричинение вреда другим людям и окружающей среде сегодня труднее, чем во времена Будды, когда человек мог знать, кто вырастил его пищу, соткал его одежду и из каких деревьев построен его дом. Как в наше время рубить дрова и носить воду? Как сегодня жить просто и экологично?

Как включить в практику дзен заботу о доме теперь, когда мы понимаем, что целая планета — наш дом?

Как дзен может помочь нам прийти — всем телом и умом — туда, где мы есть, и в этот миг? В саму жизнь, такую, какая она есть?

Примечания

1

Цит. по: Догэн. Луна в капле росы. Пер. с англ. Н. фон Бок. Рязань: Узорочье, 2000.