Элизиум

Нора Сакавич, 2019

От автора сенсационной трилогии «Все ради игры». Эвелин Нотт вот уже шестнадцать лет привязана к Элизиуму – прибежищу для сверхъестественных существ. Все эти годы она планировала отомстить бывшему мужу Адаму, который забрал ее ребенка сразу после рождения – и оставил Эвелин умирать на пороге Элизиума. Она выжила благодаря особым лей-линиям, к которым теперь привязана навечно. Когда до Эвелин доходят слухи, что Адам вернулся, она решает действовать. Единственная возможность уйти из Элизиума – обратиться к юноше, спящему в подвале прибежища многие годы. Разбудить его значит вновь разжечь кровавую войну, но Эвелин готова на все, лишь бы вернуть дочь.

Глава 2

Каспер медленно ходит кругами вокруг стола, скрестив руки на груди, и изучает спящего мальчика. Время от времени она проходит прямо сквозь меня, отчего перед глазами на миг все размывается, но Каспер, видимо, этого не замечает, а меня подобная бесцеремонность не слишком смущает. Куда важнее мальчик, который лежит передо мной и не подозревает, как пристально мы его рассматриваем. С виду он человек, но человеком быть не может, явно не с пульсом по удару раз в две минуты.

— Разбуди его, — говорит Каспер уже в четвертый-пятый раз.

— Нет, — снова отвечаю я. — Сначала я хочу узнать, что он за существо.

— То есть его биологический вид тебя волнует, а имя — нет?

— Каспер, вспомни, с кем ты разговариваешь, — говорю я, намеренно подчеркнув тоном ее прозвище. Каспер корчит рожицу, но я не обращаю на это внимания. — Даже если бы я знала, как зовут этого парня, по имени его звать я бы все равно не стала. Но вот что он за существо, действительно важно узнать, особенно сегодня. Перебои, которые ты видела, случились из-за того, что на западе пали врата. И я подозреваю, что мальчик как-то к этому причастен. Не конкретно он сам, — уточняю я, когда Каспер остро смотрит на меня, — но кто-то ему подобный. Драконы говорили о том, что некие «они» могли спать вечно. Полагаю, здесь есть связь.

— Ты думаешь, что у этого парня есть приятель и кто-то этого приятеля разбудил, — догадывается Каспер и оценивающе оглядывает мальчика снова. — С виду не скажешь, что наша Спящая красавица способна разрушить врата.

— Спящей красавицей мы его звать не будем.

— Мимо сути, — замечает Каспер.

Я знаю, что она вела не к тому, но не хочу говорить Каспер, что врата на самом деле куда хрупче, чем мы могли полагать. Не хочу говорить, что я видела падение Элизиума, что мой собственный муж его разрушил, и по нему тоже нельзя было сказать, что он на это способен. Вот почему вместо всего этого я отвлекаюсь на задачку попроще: нужно придумать незваному гостю имя. Спящая красавица — слишком длинно, но у нее ведь были и другие имена. Аврора? Дикая Роза? Я снова смотрю на ярко-красные волосы мальчика. Они и впрямь цвета роз. Роз? Да, пожалуй, пока что назовем мальчишку Роз.

— Разбуди его, — настаивает Каспер снова, когда молчание затягивается.

— Не стоит так рисковать, Элизиум и без того на волоске держится, — говорю я ей. — Дай мне сначала разузнать что-нибудь.

— Скука, — ворчит Каспер, но идет обратно к лестнице вслед за мной.

Идти приходится дольше, чем я ожидала, и, когда я наконец вылезаю из люка в гостиной, ноги у меня уже горят огнем. Пока Каспер поднимается следом, я закрываю люк. Теперь, когда крышка на месте, ее очень легко снова упустить из виду. Я провожу ладонью по половицам, ища заветный зазор и опасаясь, что мы лишились единственного шанса разбудить спящего мальчика. Но рычаг все еще работает, так что я оставляю Роза в его гробнице и иду на кухню.

Дернув пару раз за украшенную бусинами веревочку, я отодвигаю жалюзи, закрывающие черный ход. Во дворе и правда до сих пор пожар, если можно назвать настоящим огнем это черно-красное свечение. Я в этом не уверена, потому что стеклянная дверь на ощупь до сих пор холодная, а ветхий заборчик все еще стоит на месте, но выходить на улицу и проверять свою догадку мне не хочется.

Как я понимаю, пожар — следствие событий, произошедших в этот самый день шестнадцать лет назад. Я бы сказала, Элизиум таким образом оплакивает свое былое величие, равно как я оплакиваю Сиару, устраивая вечеринку в честь дня ее рождения, но я не знаю точно, насколько разумно колдовство Элизиума. Он может сам выбирать себе жильцов и решил защитить Бетти от Хранителей, но на мои просьбы и требования никогда не отвечал.

Странно, что Хронос пал в тот же день, что и Элизиум. Мой разум видит в этом совпадение, а сердце просто болит. Я прижимаю ладонь к животу, пытаясь нащупать шрамы сквозь плотную ткань ночнушки. Шестнадцать лет назад в этот вечер Хранители врат вцепились в меня когтями и вывернули наизнанку на этом самом полу. Я все еще помню, как это было, все еще помню хлюпанье разорванных органов и истерзанной плоти.

Только благодаря Элизиуму я смогла выжить. После выходки Адама он извергал магию по всей Огасте, ища якорь, чтобы стабилизироваться, и вслед за Хранителями нашел меня. По некой причине Элизиум решил, что мне хватит сил все восстановить и отстроить, а вместе со мной он прихватил и весь дом, потому что моя кровь к тому времени уже насквозь пропитала половицы. Теперь мы втроем — я, Элизиум и этот дом — повязаны вместе и уже не будем прежними.

Теперь Элизиум-врата могут лишь отправлять странников в другие точки, а не принимать их. Вероятно, потому что изначально врата находились в полумиле к юго-востоку отсюда. Элизиум-дом частично разумен и может выбирать себе жильцов и меняться изнутри, подстраиваясь под их изменчивое число и личные нужды. А я не могу отойти от крыльца дома дальше чем на пять миль. На границе я словно врезаюсь в кирпичную стену, а любое такси на этой отметке просто ломается.

— Ты можешь это прекратить как-нибудь? — спрашивает Каспер.

До меня не сразу доходит, что она говорит про пожар.

— Все само погаснет.

Не закрывая жалюзи, я иду к холодильнику. Чтобы отыскать там мою личную еду, приходится повозиться. Львиную долю пространства занимает пища волков, потому что у них обмен веществ в разы быстрее, чем у нормальных людей. Другому жильцу, вирну, нужно совсем чуть-чуть места для банок с червями, и то только зимой. Летом он сам ловит себе добычу, и я даже перестала испытывать брезгливость по этому поводу, когда поняла, что именно он уничтожает бóльшую часть стрекотливых цикад возле дома.

Бетти питается ни о чем не подозревающими жителями Огасты, как и остальные двое моих жильцов, когда им сходит это с рук. В остальное время они добывают пищу в специальном продовольственном приюте Общества — на ферме, где людей и скот выращивают в качестве корма. Много лет я думала, что это просто легенда. Бетти развеяла мои иллюзии, когда дала мне список всех подобных ферм в континентальной части США. Ближайшая находится в Атенсе, почти в двух часах к западу отсюда.

Сырных тостов мне все еще хочется, но хлеба нет, поэтому приходится взять что-нибудь из полуфабрикатов для микроволновки. Я тянусь к кнопкам, чтобы задать время приготовления, и вдруг замечаю светящиеся цифры на экране. Моя микроволновка утверждает, что уже пол-одиннадцатого, но такого не может быть. Я ведь пришла домой к восьми. Я оборачиваюсь и смотрю на часы над входом в кухню. Они согласны с микроволновкой.

Я бросаюсь к Каспер.

— Сколько времени мы провели в подвале?

— Зашли и вышли, — говорит Каспер, но я уже отмахиваюсь, зная, что ее ответ мне не поможет. У нее последней стоит спрашивать про ход времени. Я снова смотрю на часы и пытаюсь разобраться, что произошло. Каспер следует моему примеру, желая понять, в чем дело. Но цифры передо мной для нее ничего не значат.

— Ты не знаешь, лей-линии не могут искажать время?

— Ты всерьез у меня такое спрашиваешь? — Каспер с некоторой жалостью смотрит на меня. — Я когда-то думала, что на свете нет ничего сверхъестественней доски Уиджи.

— Бред какой-то, — ворчу я, оставляю ужин в микроволновке и иду к дверям. — Пойдем. Я должна вернуться туда и проверить, и ты мне тоже там нужна. Я не знаю, где мой фонарик, так что придется тебе им поработать.

— Вот спасибо, обожаю приносить людям пользу.

Я не обращаю внимания на ее язвительный комментарий и уже ищу почти невидимый люк в гостиной. Я всего несколько минут назад сидела рядом с ним, но отыскать его снова в тысячу раз сложнее, чем по идее должно быть. Я уже хочу привлечь к поискам Каспер, чтобы она опять провалилась сквозь пол, но тут слышу звонок в дверь. Я колеблюсь, отчаянно желая поскорей найти ответы, но все же встаю и прохожу сквозь Каспер, направляясь в прихожую.

— Найди его! — говорю я ей, оглядываясь.

— А волшебное слово? — щебечет Каспер мне вслед.

Я открываю дверь. Элизиум еще на пороге может распознать в каждом госте сверхъестественную природу и дает мне об этом знать особым двухтональным звонком, совсем не похожим на тот, обычный, что звучит, когда приходят люди. Я это ценю, потому что люблю знать заранее, пришел ко мне монстр или агент по продажам. На этот раз звонок сверхъестественный, так что я ожидаю увидеть на пороге какую-нибудь дрянь. Но обнаруживаю всего лишь щуплого человечка ростом немногим выше меня.

Я удивленно застываю, молчание затягивается, и мужчина властно взмахивает рукой.

— Приказом Оливии, герцогини Атлантского Гнезда, я явился сюда за наместницей Александрой. Немедля приведите ее ко мне.

— Пахнешь ты не как вампир, — замечаю я и вижу, что незваный гость оскорбился за своих хозяев, услышав это. Вампиры пахнут очень характерно, пусть и не сказать, что совсем уж неприятно. Как хлеб, который вот-вот тронет плесень. Я нагло усмехаюсь посетителю — той самой ухмылкой, за которую мать давала мне пощечины, — и продолжаю: — А значит, ты всего лишь корм. Как насчет на этот раз попросить повежливей?

— Гнездо ни о чем не просит людей, — отрезает он, будто ходячая вампирская закуска в чем-то превосходит нормальных людей статусом. — Ты обязана исполнить приказ без возражений.

— Я — Элизиум, — поправляю его я. — И ты либо попросишь меня как следует, либо отправишься восвояси.

Я блефую, потому что не могу решать, кому можно и нельзя оставаться в Элизиуме, но очень надеюсь, что посетитель об этом не знает. И не додумается усомниться, потому что мне хочется знать, с чего вдруг Оливии хватило недальновидности прислать сюда своего слугу.

Быть может, сейчас этот мужчина все еще человек, который кормит своих господ и ждет, пока его сочтут достойным и примут в ряды бессмертных, но в нем уже хватает Гнездовьей скверны, чтобы Элизиум счел его сверхъестественным существом. Не знаю, отправил ли Элизиум Хранителям предостережение о незваном госте или же сделает это, лишь если тот попросит здесь убежища. Приходится предположить, что времени у нас мало, а я должна знать, уж не прибежал ли этот парень сюда из самой Атланты как раз потому, что пал Хронос. Здесь просто обязана быть какая-то связь.

— Я жду, — тороплю его я, когда молчание снова затягивается.

Посланник смотрит на меня так, будто я просто жвачка на подошве его недешевых ботинок, и цедит:

— Могу ли я войти и побеседовать с наместницей Александрой?

— Уже лучше, — говорю я и отхожу в сторону.

Мужчина перешагивает порог, и колдовство Элизиума дрожит у меня под кожей. Я смотрю на драконов, ожидая их реакции, но Фалькору и Смергу нет дела до политики Общества, и ненависти Хранителей к вампирам они не разделяют. И зашевелятся, только если посетитель окажется для меня угрозой. Под их зоркими взглядами я закрываю дверь и веду незваного гостя в глубь дома. Каспер опять наполовину увязла в полу, а значит, нашла лестницу. Она с любопытством смотрит на нас.

Я провожаю гостя на кухню и указываю на стационарный телефон. Он переводит взгляд с телефона на меня и обратно, и наконец я объясняю:

— Она сейчас на работе, и нет, я вам не скажу, где мы работаем. Еще не хватало, чтобы Гнездо стало охотиться на моих клиентов. Можете позвонить ей отсюда и сказать все, что требуется. Номер на стикере рядом с телефоном.

Гость, похоже, злится, что я его обманула, но он сейчас не в том положении, чтобы спорить. Я выхожу, якобы чтобы оставить его наедине с телефоном, но прямо у порога приникаю к стене гостиной. Каспер вылезает из-под пола и идет ко мне. Я прижимаю палец к губам, пока она не начала задавать бессмысленные вопросы. Секунду Каспер размышляет над этим, затем пожимает плечами и проходит сквозь стену, чтобы шпионить за гостем было удобнее.

До Бетти вампирский слуга дозванивается очень долго. Формально «Сглаз» сегодня все-таки закрыт, поэтому она не обязана отвечать на звонки. Но автоответчика у нас нет, поэтому телефон будет трезвонить до тех пор, пока кто-нибудь не возьмет трубку. Нормальные люди сдаются через десять-двенадцать гудков и перезванивают через несколько минут. Но этот парень явно из настырных, поэтому он не отступает, пока вечность спустя Бетти наконец не отвечает. Услышав подхалимский тон слуги, я закатываю глаза, но все равно подползаю поближе к порогу, чтобы лучше все слышать.

— Госпожа наместница, покорно прошу простить меня за то, что потревожил вас сегодня. Я Томас Везер и прибыл сюда по указанию Атлантского Гнезда. Герцогиня Оливия не сумела связаться с вами по мобильной связи и потому отправила меня на личную встречу. Да. Да, миледи. Нам это известно, но недавние события требуют вашего внимания и знаний. Мы надеемся, что вы простите нас за подобное вторжение. Мы бы не нарушили договоренности, не будь на то веских причин. — Уже чуть тише он продолжает: — Хронос был побежден в битве. Да, миледи. Есть жертвы, по последним подсчетам — пятеро лиманцзичей.

Он выговаривает слово «лиманцзичи» с куда большей легкостью, чем я. Так называется вид, к которому принадлежат Хранители, и эту сложную комбинацию согласных я давно уже не пытаюсь произнести правильно. Но времени завидовать такому идеальному произношению нет, потому что остальное сказанное в тысячу раз важнее. Я не думала, что Хранители смертны. От вести о смерти этих пятерых по моим опьяневшим венам проносится волна адреналина. Но радость тает мгновенно, когда я слышу:

— У нас есть основания полагать, что это дело рук Нотта.

Я будто проглотила горсть гвоздей: горло рвет на части, а за волной боли следует всепоглощающий жар, который почти сшибает меня с ног. Больше десяти лет никто не произносил имя Адама Нотта в этом доме. Когда-то его шептали как ругательство, и моих жильцов упоминание о нем приводило в ярость — почти так же сильно, как и меня. Я ненавидела его за то, что он предал меня и убил мою дочь, а они знали его как человека, который разрушил Элизиум. Я очень быстро поняла, что не стоит никому говорить свою фамилию по мужу, а остальные еще быстрей усвоили, что произносить эту фамилию под крышей Элизиума крайне нежелательно. Хранители установили в доме особую сигнализацию, и слово «Нотт» призывает их сюда быстрее, чем что-либо иное. Они карают всякого, кто скажет это, и выжить в результате никому еще не удавалось.

И уже совершенно неважно, что Томас явился сюда не просить убежища и что он сомнительным образом связан с Бетти. Его шансы остаться в живых только что свелись к нулю. Я бросаюсь на кухню, зная, что спасти его уже не смогу. Мне просто нужно, чтобы он отказался от своих слов, прежде чем явятся Хранители.

— Ты лжешь! — визжу я.

Томас чуть из кожи не выпрыгивает от неожиданности, но быстро приходит в себя и одаривает меня гневным взглядом. Вместо ответа он напряженно говорит Бетти:

— Мои извинения, миледи. Ваша домовладелица подслушивает чужие разговоры и… да, конечно же, вы можете ее услышать, — быстро отвечает он, переобуваясь на лету, как умеют только лучшие слуги. Томас снова поворачивается ко мне спиной, и я бросаюсь к нему. — Гнездо Солт-Лейк утверждает, что у них под защитой находятся двое свидетелей, и герцогиня Оливия предложила вашу кандидатуру для руководства процессом. А Зола сказала…

Я вырываю у него из руки трубку и швыряю ее на стол.

— Отвечай!

Я не вижу, как Томас замахивается, но определенно чувствую, как его кулак врезается мне в щеку. Я отшатываюсь на пару шагов в сторону и падаю, прихватив с собой стул. Падение больнее, чем удар по лицу, но по крайней мере я могу ухватиться за эту боль, спасаясь от головокружения.

Вот и вторая роковая ошибка. Колдовство Элизиума мгновенно отзывается у меня внутри и рычит на обидчика, в груди становится тесно: дом готовится выдворить его силой. Сквозь звон в ушах я слышу крик Фалькора и Смерга.

— Стойте! — кричу я, но поздно. Мы уже не одни.

Между мной и Томасом стоят двое Хранителей. Я целых шестнадцать лет мучительно наблюдала, как эти твари являются сюда и исчезают когда вздумается, но все равно каждый раз, когда они возникают вот так беззвучно и внезапно, не могу сдержаться, чтобы не отпрянуть. Хранители превосходят статусом всех в Обществе, потому что связаны с вратами, но никто никогда им не рад. Они больше всего отравляют мне жизнь.

Под градусом, вот как сейчас, я могу сравнить их лишь с полярными совами — разве что ростом Хранители под три метра и в десять раз страшнее. Лица у них лишены всяческих черт, ноги скрючены, а все тело покрыто идеально гладкой белой шкурой. Куда деваются их руки, когда они им не нужны, я даже не представляю. Куда ближе я знакома с их когтями, и, как всегда, когда они так близко, у меня начинает болезненно ныть живот.

С тех самых пор, как стабилизировался Элизиум, Хранители являлись сюда только по одному. И я знаю, что сейчас традицию они нарушили не из-за меня, а из-за того, что кто-то ударил их в самое больное место, повредил их драгоценные врата и убил их сородичей. Это не подтверждает слов Томаса, но я все равно тянусь к нему.

— Скажи, что ты лжешь! — кричу я, потому что должна узнать ответ прежде, чем они убьют его.

Томас, похоже, даже меня не слышит. Просто смотрит на Хранителей как на стаю бешеных волков — в равной мере с ужасом и отвращением. Я никогда не видела, чтобы кто-то на них так смотрел. Даже Бетти хватает осторожности их не злить, а ведь на ее стороне сам Элизиум.

«УХОДИ», — говорят Хранители мне, и их голоса омерзительным хором разносятся эхом у меня в черепе.

Я в таком отчаянии, что не обращаю внимания на приказ.

— Скажи мне, что его там не было!

Один из Хранителей оборачивается ко мне, и мои шрамы вмиг накаляются добела. Я хватаюсь за живот, словно пытаясь погасить огонь внутри, но голос Хранителя скребет мой мозг острыми когтями: «УХОДИ СЕЙЧАС ЖЕ».

Он предостерегающе цокает когтями по линолеуму, и мой инстинкт самосохранения сметает прочь все мысли об Адаме. Я вскакиваю и выбегаю из комнаты со всех ног. Шатаясь, взбегаю по ступеням, и древесные духи летят за мной. Дверь в спальню отпирается мгновенно, стоит мне только коснуться ручки, и вместе с духами я прячусь там. Захлопываю дверь за собой и приваливаюсь к ней. На этом ноги наконец отказывают, и я медленно сползаю на пол.

Секунду спустя сквозь меня проносится Каспер. Она нетвердой походкой идет к моей кровати, издает отвратительный гортанный звук и хватается за изножье, чтобы устоять на ногах.

— Эви, — еле выговаривает она, и вид у Каспер такой, будто ее вот-вот стошнит, хоть я и знаю, что теперь это невозможно. — Они его там на части рвут. Но почему они… с чего они?.. Ты даже не попыталась их остановить! Просто бросила его умирать!

— Я бы не смогла его спасти. — Я потираю грудь, пытаясь смягчить боль под ребрами. Толку от этого мало, поэтому я просто прижимаю колени к груди и приникаю к ним щекой. — Он произнес запретное слово, и назад уже ничего не вернешь. Только не повторяй за ним, ладно? Я понимаю, что ты и так уже мертва, но не хотелось бы на горьком опыте выяснять, есть ли у Элизиума какой-нибудь обходной путь, чтобы насовсем тебя прикончить.

— Но что это слово значит, о чем оно? — спрашивает Каспер.

— Не о чем, а о ком. Этот человек разрушил Элизиум. Но он уже много лет как мертв.

— Ты в этом уверена? — спрашивает Каспер и указывает куда-то в сторону кухни. — Этот парень, похоже, считал иначе, да и Хранители как-то слишком уж бурно отреагировали на имя человека, который мертв уже сколько там, двенадцать лет?

— Шестнадцать, — поправляю я. — Он мертв, Каспер.

Она смотрит на меня, ожидая дальнейших объяснений, но сказать правду я не могу. Не могу сказать, что Адам был моим мужем. Что мы с ним сбежали, когда я была на восьмом месяце. Что вместо церкви Адам привел меня сюда, к Элизиуму. Я тогда еще подумала, что этот дом — сюрприз для меня, что здесь Адам хочет создать со мной семью. А он вместо этого направил свое колдовство вглубь земли, схватил лей-линию и дернул ее так сильно, что обрушил врата Элизиума. Никогда не забуду те звуки, то чувство, когда магия врат хлынула в ночь.

И уж точно никогда не забуду, как Адам бросил линию и кинулся на меня с кулаками. Он избил меня так сильно, что я родила Сиару прямо там и тогда, на месяц раньше срока, и с помощью колдовства Адам вырвал ее из моего тела быстрее, чем оно того желало.

Я лишь на две секунды успела увидеть лицо дочери, а в следующий миг Элизиум настиг нас, и мне оставалось лишь смотреть, как они оба испаряются под сверхмощной волной магии. Когда несколько минут спустя Хранители нашли меня, я лежала на полу и кричала. Не найдя поблизости больше никого, они решили наказать за утрату врат меня.

— Я была здесь, когда это случилось, — наконец говорю я, потому что Каспер садится рядом со мной. — И знаю, что я видела.

Я и правда знаю, что видела, но Томас говорил так уверенно и утверждал, что у них есть два свидетеля. Паника клокочет в моих венах, грозя в любой миг вскипеть, поэтому я закрываю глаза и стараюсь дышать ровней.

Несколько минут Каспер молчит, позволяя мне прийти в себя, а затем спрашивает:

— А теперь что делать?

— Ждать Бетти, — отвечаю я. — Мне нужно выяснить правду.

— Ты всерьез считаешь, что она что-то знает?

— Сегодня пал Хронос, и Гнездо Атланты прислало гонца прямо сюда, — говорю я. — Сюда, к вратам, где Гнезду совсем не рады. Только потому, что Бетти выключает телефон на работе. Они отчаянно пытались ее найти. Ты сама слышала: сейчас им нужны знания Бетти. Они хотят, чтобы она отправилась в Юту и все там осмотрела.

— Думаешь, она знает этого парня?

— Знала, — резко поправляю я Каспер. — Он мертв.

— Больно уж близко к сердцу ты это принимаешь.

— Не забудь, что заодно с Элизиумом он разрушил и мою жизнь, — рявкаю я. — А теперь помолчи и дай мне подумать.

Адам мертв. Иначе просто быть не может, потому что я сама это видела, потому что я поверить не могу, что все сотворенное со мной могло сойти ему с рук. И не желаю верить, что он бросил меня умирать и за шестнадцать лет ни разу за мной не вернулся.

Но в пучине всей этой мучительной тревоги и горького гнева зреет безумное и отчаянное «а вдруг». Если Адам в самом деле пережил подобное, могла ли спастись и Сиара тоже? Она была у него на руках, Адам закрывал ее своим телом, и, если колдовство не смогло уничтожить его, может быть…

Идти по этому пути очень опасно. Именно такие догадки могут стать последней каплей, которая меня добьет. Я чувствую это, потому что горло у меня сжимается, а в желудке бурлит тошнота.

Я твержу себе, что Бетти все знает и объяснит, потому что просто с ума сойду, если не поверю в это. Но поверить сложно, учитывая, как долго Бетти живет сама по себе. Вампиры-одиночки, подобные ей, в наше время встречаются редко. Бессмертие вообще дорогое удовольствие, а технологии между тем продолжают развиваться, и живым мертвецам становится все сложнее со временем не привлекать излишнего внимания. Союзники в Обществе могут помочь заручиться рекомендациями и алиби, а Гнездо собирает оброк со всех своих членов и слуг, но скрываться от любопытных глаз все равно сложно.

Бетти считает, что все самое интересное легко не дается, и говорит, что именно поэтому почти двадцать лет назад покинула Мэдтаунское Гнездо в Сан-Франциско. До сегодняшнего дня я полагала, что она лжет и ее выставили насильно, потому что кто в здравом уме покинет самый влиятельный центр Общества в США? Но теперь я знаю, что ошиблась, потому что и Томас, и Каспер назвали ее наместницей. Знания вампирской иерархии у меня хромают на обе ноги, но я в курсе, что этот титул определенно находится в верхах пищевой цепочки. Если бы Бетти изгнали из Мэдтауна, титула ее бы лишили. Она была важной персоной, и связи у нее явно до сих пор есть.

Колдовство Элизиума гудит у меня под кожей, возвещая о возвращении Бетти. Видимо, мне это чудится, потому что бар закроется только через несколько часов, но из шока меня выдергивает вспышка открывающихся врат. Я поднимаюсь на ноги и бросаюсь открывать дверь. Мне ни за что не добежать до главного входа прежде, чем Бетти войдет в призванный портал, поэтому я просто кричу в коридор:

— Подожди!

Но увы. Несколько болезненных секунд мою кожу сильно тянет, а затем колдовство исчезает. И Бетти тоже.

Я стою в коридоре до тех пор, пока меня не находит Каспер.

— Ничего, скоро вернется, — говорит она.

Но сегодня Бетти не вернется точно — просто не сможет. Прыжок происходит почти мгновенно, но неизвестно, как быстро Бетти разгребет бардак с Хроносом. Даже если ей потребуется всего пара минут, чтобы осмотреть место происшествия и каким-то образом не попасться в лапы Хранителям, Элизиум работает только на выход. Возвращаться Бетти придется через другие врата и добираться сюда на своих двоих, как обычному человеку. До рассвета осталось не так много времени, а потому вернуться она не успеет. Я могла бы объяснить все это Каспер, но тогда она спросит, почему нельзя просто подождать с вопросами. Так что я говорю:

— Да пошла ты, — и бросаюсь к себе в комнату, захлопнув дверь. В кои-то веки Каспер хватает ума не идти следом.

Полдня я наговариваю Бетти на мобильный голосовые сообщения, требуя, чтобы она сразу после заката мне позвонила, и еще полдня сижу в кровати, жалея себя. Пробую читать, чтобы отвлечься, но в итоге снова и снова перечитываю одни и те же строки, не понимая смысла.

Мне плевать на все это. Вообще на все плевать. И уж точно мне не хочется идти сегодня на работу и видеть посетителей. Соблазн взять больничный велик, но, кроме нас с Бетти, у Далласа больше никого нет, и после всего, что он для меня сделал, бросить его на произвол судьбы я не могу.

В три часа дня я наконец вылезаю из кровати и начинаю собираться на работу. Включив душ, я жду, что появится Каспер, но ее почему-то нет, и я даже ухитряюсь спокойно одеться. Я твержу себе, что отвлечься мне поможет именно работа, и на четвертый-пятый раз даже начинаю в это верить. А потом открываю дверь спальни, и день катится к чертям.

Смрад смерти кувалдой бьет мне под дых, и я бросаюсь к мусорной корзине у кровати. Стоит мне проблеваться, как в коридоре хлопает дверь. У моей комнаты тяжелые шаги стихают, и дверная рама со скрипом сотрясается от удара кулака. Я сплевываю пару раз, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса тошноты, и оглядываюсь. В дверях стоит Мэрилин, обвязавшая вокруг рта и носа кофту в попытке спастись от вони. Я пытаюсь провернуть тот же трюк с банным полотенцем, но толку от этого мало.

— Проснулась наконец, — рычит она невнятно из-за самодельной маски. — Мы несколько часов пытались тебя разбудить.

На самом деле я не спала с одиннадцати, просто все это время пряталась в комнате, погрязая в собственном горе.

— Ты же прекрасно знаешь, что двери звуконепроницаемые, — отвечаю я, беру из корзины для белья рубашку и вяжу ее поверх полотенца. Смерть я все еще чую, и это зловоние так сильно и отвратительно, что буквально давит мне на язык. У меня внутри все содрогается, и я сглатываю, пытаясь сдержать очередной рвотный позыв. — А еще ты знаешь, что я встаю поздно, потому что работаю по ночам. Вы могли бы сами со всем разобраться, вместо того чтобы дожидаться меня.

— Твой сородич, — говорит Мэрилин. — Твой дом. Твоя забота.

— Формально он уже не человек, — начинаю объяснять я, но Мэрилин не слушает и уходит.

Долгую минуту я смотрю на порог, ища способ спастись от этого кошмара, но идей нет. Я не хочу идти вниз и видеть хаос, который Хранители оставили после себя. От одной только мысли об этом у меня подкашиваются ноги, потому что я знаю: если запах так отвратителен, вид будет еще страшней. Я мысленно припоминаю всех своих жильцов, надеясь уговорить кого-нибудь из них прибраться за меня, но тщетно.

В конце концов выбора не остается — я беру себя в руки и выхожу в коридор. Уже подойдя к лестнице, я понимаю, что придется попотеть. Меня захлестывает мимолетный, но сильный порыв разрыдаться, и я прижимаю самодельную маску к лицу так крепко, что немеет нос.

С Томасом Хранители обошлись неласково. Когда я видела его в последний раз, он стоял у кухонной стойки возле телефона. Теперь же он разбросан по кускам от стойки до моего кабинета, а вдоль коридора валяются его конечности. На ватных ногах я спускаюсь вниз, останавливаюсь на последней ступеньке и смотрю на кисть руки, которая лежит совсем рядом ладонью вверх.

Затем я иду на кухню, и очень зря. Нижняя челюсть Томаса застряла под холодильником, а остальная голова — на ножке стола. При виде того, что Хранители оставили от туловища, я хватаюсь за свой собственный испещренный шрамами живот. Затем мир вокруг подергивается чернотой, и я приваливаюсь к перилам.

— Со мной все нормально, нормально, нормально. — Кажется, это мой голос, но он не похож на мой.

Мне и прежде доводилось прибирать трупы в Элизиуме, но так ужасно все выглядит впервые, и жара тело Томаса тоже не пощадила. Я даже не знаю, с чего начать. В совок человеческую руку не заметешь. Подумав об этом, я начинаю истерически хихикать, пока до меня не доходит, что другой руки недостает. И куска ноги, и приличной доли внутренностей. Нетвердой походкой я обхожу нижние комнаты, не желая делать очевидных выводов, но, когда снова добираюсь до лестницы, правду приходится признать.

Мэрилин и Хоган предпочитают держаться подальше от этой вони, вирн ест только насекомых. Бетти нужна кровь, а не плоть, и вчера она все равно покинула Элизиум. Оставшиеся два жильца, однако, хищные монстры, которые ненавидят людей. А значит, вчера, пока я спала, один из них полакомился останками Томаса. Наверняка это йети. На миг я почти вижу, как она стоит на четвереньках и вгрызается в растерзанную грудь мужчины. Я отступаю назад, трясу головой, чтобы отвратительная картина выветрилась из мыслей, и голой ногой наступаю прямо на левую кисть Томаса.

Она слегка продавливается подо мной, и я понимаю, что больше вынести не смогу. Я мчусь к выходу, распахиваю дверь и выбегаю на тротуар. Сдергиваю рубашку и полотенце с лица и жадно, до боли в груди, глотаю свежий воздух. Но успеваю вздохнуть лишь пару раз: пустой желудок выворачивает наизнанку, я вцепляюсь себе в колени, и меня снова рвет, хотя уже особо и нечем.

Фалькор и Смерг суетятся у меня за спиной, неодобрительно шипят и плюются, а потом один из них довольно похоже пародирует меня в приступе тошноты. Я устало показываю им обоим средний палец и сажусь на тротуар.

Недолго думая, Фалькор покидает свой пост. Он прижимается шершавой мордочкой к моей щеке и втягивает воздух так глубоко, что заодно вдыхает и прядь моих волос. Затем чихает и яростно трясет головой. Я плечом смахиваю со щеки липкие волосы и хмуро смотрю на Фалькора. Он скалится в ответ.

— Она вонять, да-да. Больше, чем обычно, вот уж точно.

Я едва не высказываю ему все, что о нем думаю, но тут на меня снисходит озарение.

— Вы же меня сильно любите, да?

— О, она для нас бесценна, — отвечает Фалькор, но ни капли любви в его голосе не слышно. — Она это знать, да-да, знать. Почему она задавать такой очевидный вопрос?

— Хранители оставили в доме кое-что, от чего мне больно, — говорю я ему. — Уберите это.

Фалькор переминается с лапы на лапу, размышляя.

— Она знать, что мы не ходим в дом!

— Не ходите, — соглашаюсь я. — Но ведь можете, правда? Разве вы не хотите мне помочь?

Фалькор склоняет голову набок и смотрит на своего собрата. Смерг молчит — его куда больше интересует беспрестанный зуд в левом плече, — но тут Фалькор вдруг отворачивается от меня и вразвалку бежит к дверям.

Отчасти я жду, что он вернется к себе на постамент, потому что знает, что Хранители никогда не оставили бы в доме ничего действительно опасного для меня. Но, задержавшись ненадолго на крыльце, Фалькор заходит в дом. Смерг спрыгивает со своего места и следует за ним.

Я стою во дворе пару минут, пока драконы не возвращаются. Немного порезвившись, они вдруг резко успокаиваются и располагаются на постаментах.

— Вы все убрали? — спрашиваю я, когда они усаживаются на места.

— Нам кажется, она нам лгать, — говорит Фалькор. — Но мы ей не лгать, нет-нет. Она наша навечно-вечно-вечно.

Можно было бы просто сказать «да», но и такой ответ сойдет. Меня захлестывает волна облегчения, такого сильного, что я обмякаю и, поддавшись порыву, ложусь на землю. Но лежу так лишь минуту, потому что у меня все-таки есть соседи и им наверняка станет любопытно, с чего это я разлеглась на пешеходной дорожке как ненормальная. По пути к двери я подбираю рубашку и полотенце, но снова соорудить себе маску не пытаюсь. С крыльца я чувствую лишь жар и запах серы. Моему желудку это тоже не на пользу, но еще недавно было куда хуже.

— Спасибо, — говорю я и закрываю за собой дверь.

От тела не осталось ничего. Только обугленные дыры в ковре гостиной и длинные подпалины на полу коридора. Стол разломан, потому что драконы сожгли две ножки, когда доставали голову Томаса. Я знаю, что уже скоро дом сам себя починит, но древесные духи лихорадочно трепещут в углу гостиной.

— Все целы? — спрашиваю я их. Они тревожно пляшут и жмутся друг к другу. — Ничего, все с вами будет хорошо.

Я иду наверх, бросаю полотенце и рубашку в сторону и беру с комода ключи: тот, что поменьше, — от велосипеда. Дверь Элизиума я за собой не запираю. Мой велосипед все там же, где я его оставила два дня назад, — прикован к калитке, ведущей на задний двор. Я обматываю цепь вокруг ручки и отправляюсь в центр. До «Сглаза» я добираюсь легко и быстро, и, пока до открытия еще полчаса, на парковке всего одна машина.

Мой ключ подходит к обеим дверям, но, когда Даллас приезжает на работу раньше меня, захожу я всегда через кухню. Он уже наводит там порядок, пританцовывая под музыку, которая льется из колонок сверху. Причем льется так громко, что нам с Далласом пришлось бы кричать во все горло, чтобы поздороваться, поэтому я просто ему машу. Даллас указывает на кассу, которую уже достал из сейфа. Я тащу кассу к стойке и начинаю все расставлять к работе. Когда Даллас разрешает, я переворачиваю табличку на двери стороной «ОТКРЫТО», и мы опрокидываем по шоту, начиная смену.

Через двадцать минут приходит первая парочка, а дальше посетители начинают течь мерным ручейком. В такое время чаще всего заказывают ранний ужин. Я ношу тарелки от окошка Далласа к столикам, доливаю газировку, время от времени взбалтываю коктейли.

Я часто поглядываю на часы, ожидая заката. Бетти должна сегодня выйти на работу, и Даллас не говорил, что она брала больничный. Это, впрочем, не значит, что она не придумает в последний момент какой-нибудь форс-мажор, но я так отчаялась, что не теряю надежды. Каждый раз, стоит двери открыться, я смотрю, кто пришел, и снова и снова испытываю разочарование.

В пять сорок пять я вижу на пороге незнакомца. Он стоит там почти минуту, медленно оглядывая все вокруг, и наконец замечает меня. Я пытаюсь выдержать его взгляд, но у меня заказывают выпивку, и надолго отвлекаться нельзя.

Как можно скорее я разбираюсь с заказом, обменяв стаканы на кредитку, и, проведя картой по терминалу, снова смотрю на незнакомца. Он стоит у дальнего края стойки. Владелец карты даже не замечает, что я пытаюсь вернуть кредитку ему, потому что и сам таращится на новопришедшего. Я ничуть не возражаю и даже радуюсь возможности тоже на него взглянуть.

Даже и не знаю, на что смотреть сначала — на красные, почти светящиеся глаза или на перевернутый белый кельтский крест, вытатуированный у мужчины на пол-лица. На самом деле это скорее даже юноша: с виду он молод, максимум лет двадцати, с растрепанными черными волосами до плеч. Одет он в белый костюм, который подчеркивает его оливковую кожу. На шее у юноши висит с полдюжины четок разных форм и цветов, и в его наряд это не слишком вписывается. Ощутив, как кредитку вырывают у меня из руки, я подскакиваю, но не нахожу в себе сил извиниться или улыбнуться ее владельцу. Я просто не могу отвести взгляд от странных красных глаз. По идее это должны быть контактные линзы, но мурашки, которые бегут у меня по коже, подсказывают, что нет.

Этот человек из Общества, и он определенно опасен. Но есть в нем что-то… знакомое, только не могу понять, что именно. Все равно что встретить кого-нибудь из посетителей бара в очереди в продуктовом: знаешь, что видела человека где-то, но не понимаешь где. Или учуять запах духов, которые любила в детстве, но с тех пор никогда не встречала.

Я сдерживаюсь, чтобы не вытереть потные ладони о штаны, и иду к нему.

— Добрый вечер, — говорю я так спокойно, что сама собой горжусь. — С чего желаете начать?

— Ты Эвелин из Элизиума, — отвечает он. — И у тебя есть кое-что, что принадлежит мне.