Семья на заказ

Нора Робертс, 2013

После посещения очередного места преступления лейтенант полиции Ева Даллас верит – найти убийцу и доказать его причастность к делу будет как никогда просто. Улик, подтверждающих вину сынка-неудачника, который убил своих родителей, предостаточно. Но Ева даже не догадывается, что через пару дней в деле появится новая жертва… Сумеет ли лучший коп Нью-Йорка остановить череду кровавых убийств?

5

Фитц Равински положил на тарелку кусок яблочного пирога с тонким, как бумага, кусочком ярко-желтого сыра. К пирогу прилагалась ложечка модного немолочного продукта цвета ядерного киви.

— Мятный тофу-йогурт, — объяснил он, качая головой. — Кому это по вкусу?

— Только не мне, — отозвалась Ева.

— О вкусах не спорят. — Он отправил пирог и чашечку черного-пречерного кофе в раздаточное отверстие и пощелкал пальцами по клавиатуре.

— Обеденный час пик уже прошел, но к нам весь день приходят полакомиться тортами и пирогами.

— Вижу. — Ева оглянулась на зал. Там могло набиться в нью-йоркском стиле, как сельди в бочку, человек сто, но сейчас сидела всего пара десятков, включая мужчину, занятого своим наладонником с наушниками и при этом поглощавшего пирог с мятным тофу-йогуртом. Сам вид этого продукта вызывал у Евы тошноту.

— Не уделите нам минут пять?

— Охотно. Эй, Сел, замени меня! — Фитц вытер ладони о белый фартук — похоже, он делал это далеко не в первый раз за день. Приложившись к большой черной бутылке, он кивком головы поманил Еву и Пибоди за свободный столик. — Обязательно попробуйте наш фирменный пирог. В мою смену копы угощаются бесплатно. У меня служат в полиции два кузена.

— Здесь, в Нью-Йорке?

— В Бронксе. Пирог — объедение! Его делают моя мать и сестры.

— Так у вас семейное дело!

— Восемнадцать лет по этому адресу. — Он ткнул толстым пальцем в столик. — Жаловаться не приходится.

— Спасибо за предложение, но у нас времени в обрез. — Еве показалось, что желудок Пибоди издал тоскливое бульканье. — Мы хотим спросить вас про Джеральда Рейнхолда.

— Я выгнал его вон пару месяцев назад. Вечно он опаздывал на работу и уходил раньше времени, не мог справиться с доставкой. А доставка — это, считай, треть нашего оборота. Безответственный субъект! Плевать он хотел на работу.

Равински подался вперед и опять воткнул палец в столик.

— Если он вздумает на меня донести, я найду документы, чтобы оправдаться.

— Как он воспринял увольнение? — спросила Ева.

— Послал меня к такой-то матери и, уходя, сбросил с прилавка блюдце с пирогом под банановыми сливками. Не ушел, а сбежал! — Равински усмехнулся. — Пирог еще не долетел до полу, а этого труса уже след простыл. Сдрейфил, что я за ним погонюсь.

— А вы погнались?

— Еще чего! Пирога не жалко — хотя он чудо как хорош! — чтобы избавиться от этого ленивого лоботряса. Был бы порасторопнее — до сих пор бы здесь вкалывал. Тогда я впервые увидел, что он может быть шустрым.

— Понятно. У вас были к нему конкретные претензии? Жалобы коллег, клиентов?

— Хотите, чтобы я перечислил? — Равински глотнул еще воды из бутылки, двигая вверх-вниз кадыком. — Например, моя сестра Фран засекла его на заднем дворике курящим. Надо было сразу его уволить, но я дал ему еще один шанс, понимая, что он еще молод и глуп.

— Он делал что-нибудь противозаконное?

— Кажется, нет. После того случая я за ним приглядывал, но больше ни на чем не ловил. Лень и неорганизованность — вот его проблемы. Клиенты жаловались, что получают заказы поврежденными или остывшими, а разносчик — это был Джерри — им грубит.

— Вы видели его с тех пор, как уволили?

— Кажется, нет. На прошлой неделе я видел его подружку — теперь уже бывшую, это доказывает, что у нее есть голова на плечах.

— Лори Нуссио?

— Она самая. Лори тоже у меня работала, уже года три прошло с тех пор. Хорошая официантка, симпатичная и неленивая. Протрубила здесь пару лет, а потом нашла работу в одном шикарном месте, там и платят больше, и чаевые щедрее. Ну и молодец. Этого лоботряса я взял по ее просьбе. Когда я его выгнал, она пришла просить прощения. Мол, это она виновата. Лори — славная девочка. По-моему, расставшись с ним, она стала счастливее.

— Он ладил с кем-нибудь из вашего персонала?

— Какое там ладил! Всегда был чужим. Ни с кем не дружил, хотя и врагов не наделал. Так, отбывал повинность, да и то с грехом пополам.

— Хорошо. Спасибо, что уделили нам время.

— Это вам спасибо, дали передохнуть. Не намекнете, почему вас занимает Джерри?

Если пресса еще не раструбила имена жертв и обстоятельства их гибели, то это скоро произойдет.

— Мы хотим побеседовать с ним про убийство его родителей.

— Про что?! — Он неожиданности Равински чуть не выронил свою черную бутыль. — Его родители убиты? Оба? Боже, когда? Как это случилось? — Он задохнулся. — Это что же, сам Джерри? Хотите сказать, Джерри укокошил собственных родителей?

— Мы должны его найти. Найти и поговорить. У меня впечатление, что вы понятия не имеете, куда он мог податься?

— Он тут и трех месяцев не пробыл. Не счесть, сколько раз он пропускал работу, сказавшись больным или еще по какому-нибудь выдуманному поводу. — Равински почесал в голове. Волосы у него были такие прямые и жесткие, что Ева удивилась, что он не расцарапал себе ладонь до крови. — Пару раз к нему заглядывали приятели. Проклятье, как же их звали? Мэл — одного звали Мэл. Этот выглядел неплохим парнем. Зато другой — не вспомню его имя — никуда не годился.

— Эти сведения нам уже известны. Вспомните что-то еще — обязательно сообщите.

— Моя мать говорила, что он обязательно натворит дел.

— Простите?

— Моя мать. Она воображает, что у нее сверхъестественное чутье. — Он махнул рукой. — Ее пращуры были сицилийцами. Вот она мне и говорит: «Помяни мое слово, Фитц, от этого парня кому-нибудь не поздоровится. В нем есть червоточина». — Он покачал головой. — Значит ли это, что он способен на убийство, я не знаю, но вообще-то в чутье моей матушке не откажешь.

На улице Пибоди сказала Еве с надутым видом:

— Кое-кто был бы не прочь полакомиться пирогом.

— Дождись Дня благодарения — наешься до отвала. Сейчас твоя задача — побеседовать с его бывшими боссами и сослуживцами. Это может принести пользу.

— Он должен торопиться. Это его единственная тактика.

— Он в бегах с пятницы. Делай, что тебе велено. На обратном пути заглянешь к его бывшей подружке. А я посижу у себя и подумаю, как нам быть дальше.

— Как насчет Миры?

— Закажу консультацию на завтрашнее утро. Он сумел скрыться из виду. При больших деньгах он, вероятно, считает себя всесильным. Вряд ли он забился в какую-то вонючую дыру. Сегодня вечером он устроит себе королевское пиршество. Может, даже полакомится пирогом.

— Вот гад! — Пибоди завистливо оглянулась на удаляющееся заведение с пирогами и шагнула к машине.

У Пибоди выдался длинный день. С утра она даже не догадывалась, как он затянется. Даллас учила ее: никогда не считай дело практически раскрытым — даже когда, как в этот раз, знаешь с самого начала, кто, почему, как и когда.

— Пока что ему везет, — пожаловалась она.

Непревзойденный электронщик Йен Макнаб, шедший вместе к ней к дому Лори Нуссио, отвесил ей игривый шлепок.

— Везение редко затягивается. Кроме нашего, конечно.

С ним она только и делала, что хихикала. С ее точки зрения, это добавляло ему очков. Как и подтянутый вид, умные зеленые глаза, неистощимый на выдумки ум и невероятная энергия и творчество в постели.

— Поднимемся наверх пешком, — предупредила она.

— Чего ради?

— У меня не выходит из головы пирог с йогуртом. От одних этих мыслей тяжелеет попа! По пути домой надо будет купить все необходимое, чтобы я могла испечь такой же.

— Ты будешь печь пирог?

— Вишневый, по бабушкиному рецепту, если мы найдем то, что для него требуется, и поделим пополам расходы.

— Я сам за все заплачу, лишь бы поставить тебя к плите! — Он стал приплясывать на ходу с широкой улыбкой на худом лице, размахивая стянутыми в хвост светлыми волосами и звеня сразу всеми сережками в левом ухе. — Моя лучшая на свете девочка испечет мне пирожок!

Она стала подниматься по лестнице первой, он пыхтел позади нее. Внезапно поймав ее руку, он сказал:

— Люблю уходить с работы вместе с тобой.

— Я тоже. Еще лучше было бы схватить этого мерзавца еще до конца рабочего дня.

— Поймаете, никуда не денется. Дома можешь посвятить меня в подробности. Мы с тобой покумекаем вместе, сдвинув лбы. И, возможно, другие части тела.

Она прыснула, останавливаясь на этаже у Лори.

— Вот ее дверь. — Пибоди решительно постучала.

— Говоришь, она взяла отгул и встретилась с подругой? Раз так, она вряд ли торопится домой: ужин, пробежка по клубам.

— Наверное. Мне просто надо… — Пибоди оглянулась на звук другой открывающейся двери. — Мисс Кребтри?

— Да, это я.

Пибоди первым делом предъявила жетон.

— Вы говорили сегодня с моей напарницей, лейтенантом Даллас. Я — детектив Пибоди, это детектив Макнаб.

— Лори еще нет дома. Я начинаю беспокоиться.

— Для нее необычно так долго отсутствовать?

— Нет, но для ее бывшего парня необычно убивать своих родителей. Час назад, придя домой, я услышала об этом в новостях. Я выходила ненадолго, по мелким делам, и оставила на двери Лори записку на случай, если она вернется, пока меня не будет. Записка так и осталась на месте. Теперь я проявляю осторожность.

— И правильно делаете. Будем вам признательны, если вы попросите мисс Нуссио связаться с нами, когда она вернется.

— Странный день она выбрала для того, чтобы обзавестись новым коммуникатором и новым номером. Хотя раз она недоступна для меня, значит, и этому сукину сыну ее не найти. Но мне бы полегчало, если бы она переночевала дома. Буду ее ждать.

Пибоди побрела вниз в невеселом настроении.

— Теперь и у меня душа не на месте. Мы не знаем, с кем она проводит время, поэтому нам не с кем связаться.

— Может, попробуем выяснить? С кем она работает? Девушки — стайные животные. Сначала опознаем членов стаи, потом будем действовать методом исключения. Займет кое-какое время, но принесет результат.

— Стайные животные?

— Не сердись. Правда ведь, вы даже в туалет ходите вместе.

— Что верно, то верно. Дельное предложение. Хлопотно, конечно, но ничего другого не остается.

— Будем составлять список, но сначала купим все необходимое для пирога. За тобой пирог, за мной обработка списка.

Войдя в дом, она взяла его за руку.

— А потом мы с тобой упремся лбами. И другими частями тела.

— Блестящий план.

Они разминулись с Лори на двадцать минут.

Она добралась до дома, когда уже зажглись уличные фонари. Она собиралась натянуть недавно купленное выходное платье и прошвырнуться вместе с Кейси по клубам. Но как раз когда подходил к концу их дневной забег — магазины/прическа/маникюр/паста с баклажанами (паста — на двоих, чтобы сократить расходы и калории), — Кейси получила сообщение от их общей подруги Дрю.

Лори не поверила в это сообщение. Не захотела верить. Но Дрю не унималась, а потом на новых коммуникаторах Лори и Кейси появился видеорепортаж.

Джерри, человек, с которым она жила вместе, которого даже любила, пусть недолго, разыскивался полицией. По подозрению в убийстве собственных родителей.

Боже, родители Джерри убиты! Она очень их любила, и вот их не стало. Никто из ее знакомых раньше не погибал, и ни с кем она раньше не проводила так много времени, как с родителями Джерри, — разве что с ним самим.

В глубине души она верила, что все это — ужасная ошибка. Джерри мог вспылить и, однажды ее ударив, доказал, что у него есть черная сторона, которую она не могла полюбить и с которой не могла ужиться. Но несколько тумаков, как они ни ужасны, — это все-таки не УБИЙСТВО.

Она хотела было с ним связаться, но Кейси категорически запретила ей это делать. И даже настояла, чтобы они поехали домой на такси. Не пешком, не на метро. Лори пришлось попотеть, чтобы убедить Кейси, что той нет нужды оставаться вместе с ней в квартире.

Ей хотелось просто вернуться домой, побыть одной и спокойно поразмыслить о случившемся.

И, если честно, пустить слезу. Может, и пореветь. Оплакать мистера и миссис Рейнхолд, да и Джерри вместе с ними. Окончательно расстаться со своими мечтами.

Нагруженная покупками, уже не представлявшими для нее интереса, она вошла в дом. Ей хотелось побыстрее попасть внутрь, к тому же она за день вконец оттоптала себе ноги, поэтому воспользовалась лифтом. Лифт с кряхтением отвез ее наверх.

Прежде чем Лори добралась до своей двери, перед ней предстала мисс Кребтри.

— Вот и ты! Я места себе не находила!

— Я задержалась в магазинах.

Мисс Кребтри прищурилась.

— Слыхала про Джерри?

— Только что. Надеюсь, это ошибка.

— Милая, здесь уже побывала полиция. Дважды. Искали тебя.

— Меня? Зачем?

— Потолковать с тобой о нем. Зайди-ка ко мне, я напою тебя чаем. Хотя нет, чай не годится, лучше я налью тебе винца. У меня есть славная бутылочка, я припасла ее со своего дня рождения.

— Спасибо, но я хочу домой, хочу покоя.

— Как знаешь, милая. — Кребтри погладила Лори по гладким каштановым волосам. — До чего же ты хорошенькая!

— Мы побывали в салоне.

— Мне нравится этот новый цвет. Новизна — это вообще хорошо. Вот карточка сотрудницы полиции, приходившей первой. Она просила тебя связаться с ней как можно скорее. Думаю, это нужно тебе самой. Вот увидишь, тебе полегчает.

Лори еще никогда не приходилось беседовать с полицейскими, во всяком случае, официально, и от одной мысли об этом ей стало нехорошо.

— Но я ничего не знаю!

— Нам только кажется, что мы ничего не знаем. — Мисс Кребри ободряюще улыбнулась. — Эта сотрудница показалась мне неглупой. Так что не медли, звони. Если передумаешь насчет винца и моего общества, просто постучи. В любое время, даже в самое позднее.

— Хорошо. — Лори посмотрела на карточку: «Лейтенант Ева Даллас». — А-а, так она связана с «Айкоув». С Рорком!

— Вот оно что! — Кребтри почесала себе затылок. — То-то я гляжу, знакомое имя! Никак не могла сообразить, откуда я ее знаю. Говорю же, нам самим невдомек, что мы знаем.

— Что верно, то верно. Спасибо, мисс Кребтри.

— Я всегда рядом, — напомнила ей соседка и с облегчением вернулась к себе.

Лора тоже заперла за собой дверь, не забыв про задвижку и про цепочку.

Содержимое пакетов ее больше не интересовало, хуже того, ей было стыдно, что она весь день занималась ерундой. Теперь она чувствовала себя виноватой. Пока она скупала ненужное барахло, тратила время на маникюр и макияж, мистер и миссис Рейнхолд отправились на тот свет.

Ей захотелось поговорить с матерью. И с отцом. Но сначала она сделает то, что вытекало из полученного от родителей воспитания.

Не откладывать важных дел!

Убрать барахло с глаз долой и позвонить в полицию.

Она двинулась по своему маленькому, но красочному гнездышку в сторону спального алькова. От гостиной его отделял ярко-синий импровизированный диван (подушки в ящиках), стеллажи и ярко-красные, как губная помада, шторы из длинной бахромы.

Возможно, рациональнее было бы купить раздвижной диван, но она была против того, чтобы спать в гостиной.

Через год она мечтала переехать в квартиру с настоящей спальней в этом же доме. Такой была ее следующая цель — до тех пор, пока Джерри все не испортил, забрав и проиграв в Вегасе ее арендные деньги и накопления от чаевых. Теперь нужно копить снова. А тут еще сегодняшний забег по магазинам.

Ей было просто необходимо вырваться на волю, хотя бы на один день ощутить свободу. У нее как будто получилось, она почувствовала облегчение. Кейси права: хватит кукситься из-за своей Великой Ошибки по имени Джерри.

Ее внимание привлек приобретенный на распродаже бирюзовый свитер, и она вытащила его из пакета.

Кейси права: ей полезно больше думать о своей удаче. Если Джерри совершил то, в чем его подозревают, — она, правда, все еще не могла в это поверить, — то ей очень повезло, что она вовремя с ним рассталась. Он, конечно, украл у нее много времени, причинил головную боль, два раза ударил и обчистил.

Легко отделалась! Могло быть еще хуже.

Она не слышала, как он появился у нее за спиной. Удар битой по голове — и она опрокинулась на кровать, оттуда сползла на пол.

Стоя над ней, Джерри ухмыльнулся, постукивая битой по ее бедру. Удар был несильный, не сравнится с тем, который он нанес своему папаше. Убивать ее он не собирался — пока что. Сначала им нужно кое-что обсудить.

Он, правда, помнил, какая хреновая звукоизоляции в этой ее конуре, так что обсуждение должно быть тихим.

— Тупая стерва. — Он сильнее ударил ее битой по бедру. — Думала, скажешь «убирайся!» — и дело с концом? Трудно мне было, что ли, сделать дубликаты ключей? Где ты провела весь день, черт бы тебя побрал? Я устал ждать.

Увидев набитые пакеты, он оскалился. Он тоже кое-что купил за последние два дня. Пора пустить купленное в ход.

Он включил музыку — не слишком громко, иначе соседи станут жаловаться. Принес свой пакет с покупками из ванной, где спрятался, услышав лязг лифта, и откуда слушал разговор Лори с болтливой старой каргой. Жаль, что болтливая карга не пришла сюда вместе с Лори. Он бы завалил сразу обеих — вот было бы здорово!

Ладно, пока что он займется Лори, а там видно будет.

Он затащил безжизненное тело на кровать и только сейчас заметил, что она перекрасилась. Не иначе готовится соблазнить другого придурка. С ним, Джерри, она просто трахалась.

А теперь он сам ее изнасилует.

Не в сексуальном смысле, одернул он себя, — от одной мысли об этом его затошнило. Но он все равно ее раздел — чтобы унизить и запугать. Он все хорошо обдумал.

Он связал ей руки и ноги — как можно крепче, так, чтобы веревка врезалась в тело. Пусть помучается от боли, она это заслужила. Пришлось заклеить рот — вот это жаль, хорошо бы насладиться ее воплями.

Подпевая музыке, он усадил ее, подперев подушками, дважды обмотал веревкой, пропустив ее под кроватью.

— Так ты не сможешь ерзать.

Потом достал из пакета капсулу нашатыря и сунул ей под нос.

Она заморгала, закрутила головой, что-то забубнила из-под клейкой ленты. Она силилась понять, что происходит. Он оседлал ее и ударил кулаком в живот.

— Привет, Лори!

И тут он увидел то, чего не видел в глазах родителей: не просто шок, не просто боль.

Страх.

От этого он испытал нечто такое, с чем еще не был знаком. Его наполнил восторг.

Он ухмыльнулся, радуясь, что она выгибается, шарит глазами по своей паршивой квартирке, издает глухие звуки под залепившей рот лентой.

— Не беспокойся, насиловать тебя я не стану. Это не насилие — смотреть, как ты тут бьешься. Плевать я на тебя хотел. Полюбуйся, ты голая, беспомощная, я у меня совершенно не стоит. Так что выбрось это из головы.

Он ущипнул ее за сосок и засмеялся, когда она дернулась.

— Вообще-то я могу сделать так, что ты меня захочешь. Не возражаешь? В последние недели, которые мы были вместе, спать с тобой было мучением. Лучше не вспоминать! Вот тебе дельный совет: хочешь, чтобы парню было с тобой хорошо, — не пили его день-деньской, не пускай лживую слезу, вот как сейчас. А главное, не смей его учить, что ему делать! Ты мне не мать, сучка. Ты же слышала, что с ними стало. Скажи мне спасибо!

Он слез с кровати и, разглядывая ее, удивлялся, что его могло в ней привлекать.

— Мне надо кое-что тебе сказать. Хотя бы разок заткнись и послушай. Поняла?

До него дошло, что он чувствует себя сейчас не просто счастливым, а сильным и значительным.

— Думала, меня можно выгнать, вытолкать взашей просто потому, что мне немного не повезло? Цепляться к любой мелочи и скулить, жалеть себя, когда плохо было мне? Думаешь, такие унижения сойдут тебе с рук? Тебя занимала только ты сама. Какая же ты эгоистичная сучка! Ну, двинул тебе пару раз — разве это преступление? Ты заслужила больше. Погляди на себя. Тебя найдут вот такой — голой, беспомощной, УНИЖЕННОЙ. Как ты себя чувствуешь?

Крупные слезы, бежавшие по ее лицу, только усиливали его восторг.

Он пнул ногой ее пакеты с покупками.

— Думаешь, одна ты делала сегодня покупки? Гляди, что у меня есть. — Он достал из кармана складной нож. — Нажимаешь эту кнопочку — и бах! — Из рукоятки выскочило изогнутое зазубренное лезвие противозаконной длины. Видя, как она таращит глаза, как бьется, как пытается крикнуть, но не может из-за пленки, он улыбался до ушей.

— Не дрейфь, это не для тебя. Мать я резал кухонным ножом, он входил в нее, как в подушку. Кровищи, правда, было — с ума сойти! Не хочу забрызгать твоей поганой кровью свою новую одежку. Классная, да?

Он закрутился перед ней.

— Я испортил сразу два комплекта старой одежды — сначала со старухой, потом со стариком. Его я завалил своей старой бейсбольной битой, всю кровь выпустил и мозги вышиб.

Он со смехом проверил механизм ножа еще раз.

— Ты отправила меня прямиком в ад. Знаешь, что значит с ними жить? Сплошные придирки, только и талдычили, как мне быть, как будто главные — они. Ну, кто главный теперь?

Она так натянула веревки у себя на запястьях, что прорвала кожу. «Неплохо», — подумал он и убрал нож в карман.

— Ну, что ты купила сегодня? — Он вывалил содержимое ее пакетов на пол, опять достал нож и стал резать лезвием раскиданную одежду. Она захлебнулась рыданием.

— Туфельки? В самый раз для шлюхи. Давай примерим. — Он надел ей на ноги дерзкие туфли на высоких каблуках.

— Неплохо! — Он опять вскарабкался на нее. — Натворила ты бед, Лори! Не надо было меня выгонять. Теперь у меня есть деньги. Куча денег! Я могу делать все, что захочу. И с тобой сделаю что захочу, ты не сможешь мне помешать. Думала, я тебя тогда побил? Двинул пару раз — велика важность! Так, щекотка.

Он стал со всей силы, наотмашь, отвешивать ей пощечины. Ее голова моталась из стороны в сторону, щеки побагровели.

— Это тоже щекотка, сучка. Сейчас я проучу тебя по-настоящему.

Последовал удар со всей силы кулаком. У нее затрепетали веки, из-под пленки потекла кровь из рассеченной губы.

— Знаешь, а у меня может встать! Скажи, что хочешь этого. Скажи, что хочешь меня. Ах, не можешь? — Он положил палец на ее заклеенный рот. — Кивни. Это будет знак, что ты хочешь, чтобы я тебя поимел. Кивни, иначе пожалеешь!

Она через силу мотнула головой, но снова получила удар кулаком.

— Медленно! — крикнул он, наблюдая, как у нее заплывает глаз. — Кивай быстрее, сучка!

Она, рыдая, затрясла головой.

— Хочешь, да? Хочешь? — Он схватил ее, потом нанес ей новый удар. — Все равно не получишь!

Он в задумчивости достал нож. Тараща уцелевший глаз, она билась всем телом.

— Лежи смирно, а то попробуешь моего ножика. — Он отрезал ей локон. — Мне не нравится новый цвет. Ничего, сейчас мы это исправим.

Он резал, пилил, кромсал до тех пор, пока не оставил от ее глянцевых каштановых волос короткие уродливые вихры.

— Так-то лучше. Такой тебя и найдут: голой, наполовину лысой, страшной. Поделом тебе! Ты пыталась превратить меня в свою собачонку. Теперь собачонка — ты. Лай! Гавкай!

Он поднес нож к ее горлу.

— Кому сказано лаять?

Они стала издавать жалкие звуки, умоляюще ловя уцелевшим глазом его взгляд.

— Хорошая собачка! Теперь ты знаешь, кто главный.

Он зажал ей пальцами нос, и она выгнулась дугой.

— Глупая сучка, в сексе ты всегда была вялой. Никуда не годной, скажу я тебе.

Когда он убрал руку, она отчаянно задышала носом, грудь судорожно вздымалась и опадала, ее сотрясали рыдания, заглушаемые клейкой лентой.

— Что такое? — Он издевательски подставил ухо. — Ни хрена не слышно! Хочешь что-то мне сказать? Хочешь сказать, что ты, отвратительная лысая шавка, просишь у меня прощения? Хочешь оправдаться, сучка? Давно пора.

Он оторвал от ее щеки край клейкой ленты.

— Совсем забыл! — Он приставили ей к горлу острие ножа. — Заорешь — перережу тебе глотку. Поняла?

Она кивнула.

— Хорошая собачка. — Он опять взялся за край ленты, наклонился к ней. — Совсем забыл. Видишь ли, — он вытянул из заднего кармана веревку. — Что бы ты ни сказала, мне наплевать.

Он обмотал ей шею веревкой и стал тянуть. Глядя, как у нее вылезают из орбит глаза, как веревка режет в кровь белую кожу, как ее тело бьется под ним в судорогах, слушая бульканье, он чувствовал растущее наслаждение.

Чем сильнее он тянул веревку, тем сильнее, тем горячее становилось наслаждение. Ее связанные ноги заколотили по кровати в конвульсии, окровавленные руки по-старушечьи затряслись. Он дергал веревку, кряхтя от удовольствия и подпрыгивая на месте. Им завладело неподвластное ему, рвущееся наружу сладостное ощущение.

Когда ее взгляд застыл, его сотрясло наслаждение. Такого с ним еще ни разу не бывало.

Он с трудом подавил собственный крик, захлебнулся и долго ловил ртом воздух, пока сам не перестал содрогаться. Он рухнул с ней рядом, удовлетворенный, оглушенный, впервые в жизни полностью насытившийся.

— Вот это да! Где ты была всю мою жизнь! — Он похлопал ее по бедру. — Спасибо!

Теперь — в душ, потом на поиски ее припрятанных чаевых и всего ценного, что могло найтись в этой паршивой клетушке. Но первым делом — проверить, чем можно подкрепиться у нее на кухне.

После убийства, как после хорошего «косяка», он чувствовал лютый голод.