Записки инженера. Шесть вопросов. План жизни с конца. Выращивание себя. Выращивание Родины. Сказки из физики

Номер PD C8083N45J

«Записки инженера» – короткие истории о красоте, о жизни людей в СССР, России, Германии, Иране, Грузии и других странах, о планировании жизни. Каждый текст из «инженерной жизни» содержит какое-нибудь техническое решение. Тексты из «горной жизни» о том, что цель – вернуться.«Сказки из Физики» о реальном мире вне рамок «физической идеализации», о альтернативщиках, разрабатывающих решения фундаментальных вопросов физики, о проблемах с доказательностью математики и слабости мозга. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 3. Записки инженера

33. Отчет. 1976—1996

Великие физики редки и в годы учебы редко проявляются. Коренные преподаватели на физфаке сразу замечают, кто что может от природы, говорят между собой об этом, а дальше путь по удаче и по труду. Дети, молодые люди имеют неразвитый софт в голове, софт развивается под воздействием внешних впечатлений — в результате они идут с кем-то, за кем-то; не логика, а впечатления формируют софт и путь.

Из физики я при распределении ушел. На производство. В смесь металлургии и энергетики. Сразу на 5—10 рублей больше получал, чем однокурсники! Приняли меня с опаской — физику технари плохо знают. Что за птица прилетела? Сказали: не переживай, найди себе что-то — и мы тебя сразу отпустим, не дожидаясь трех лет.

Чтобы не болтался, дали задачку. Которую специальный человек — Геннадий Злацин, лучший от природы и природой специально для расчетов созданный, — почему-то не решил. Это про большие, мощные установки. Может, Геннадий за ерунду задачку посчитал, как задачу о мухе и иные. Не знаю.

Даже слов я таких не знал, какие нужно было знать для решения. Но библиотека в фирме была уникально обширной, а главное — доступной: броди между полок с книгами, ищи, что тебе нужно. Через месяц как-то освоился и принес первое решение. Мудрый начальник сказал: «Так я и знал». Ошибка раз в десять. Или в сто. А допускается в той области ошибка в 1—2 процента.

Поправился. Решил. Нужно было высокотемпературный факел представить как тело с твердой стенкой, которая отталкивает струи, охлаждающие камеру сгорания. Тогда решение получалось. Это было новым. Так бывает у дилетантов, ничего не знающих.

Начальство стало сомневаться в моей полной бесполезности. Так и пошло. Хотя приживался я непросто. Миша Мансуров помог, светлая ему память — внуку Ленина. Он кратко сказал: «Первые шесть месяцев нужно просто перетерпеть, потом начнешь что-то понимать — и начнет нравиться».

Чтобы втянуться, требовалось все книги по технике и теории горения прочесть, по металлургии, по энергетике, теплообмену и т. п. Так я и делал. Смотрел в каждой книге список литературы, на которую автор ссылается; если не знал каких-то книг, то находил и читал. Этому я у академика Джорджио научился. Помните его?

Умение рисовать тоже пригодилось — при вычерчивании машин, установок и цехов.

Фирма была сильной, уникальные люди там работали, тендеры у Москвы и Питера выигрывали. Отец Ильяса там работал у изотопщиков, этажом ниже нас. Мне и сейчас часто это здание и люди снятся. Как счастливое время. Время ясности.

Стал замечать, что родители косовато на меня поглядывают. Единственный сын двух ученых — и даже не кандидат. Стыдно стало. Стал прибиваться к научным берегам. С третьей попытки прибился. Первый раз руководитель умер — Померанцев В. В., гений в теории и практике горения, научная школа и т. д. Потом при поступлении в аспирантуру на экзамене по истории КПСС меня провалили. Это при всех сданных минимумах. Учил я эту историю две недели, первый раз в жизни. Но вышло так, что мой логичный, как казалось, взгляд на съезды и решения недопустимо отклоняется от официального взгляда.

Третий раз меня занесло в тонкие химические технологии. Под этим скрывается «военка». И немного физическая химия, где через квантовые уравнения для атомов к молекулам новых соединений пытаются перейти. Но колючей проволоки больше. Двойное оцепление закрытых заводов — «почтовые ящики» они назывались, — охрана, допуски и т. п. Внутри еще раз так же — вокруг совсем уж закрытых цехов. Поэтому и вырвались у меня в переписке слова «из советской клетки». О ней я имел ясное представление.

Лаборатории закрытых заводов были очень хорошо оснащены, значительно лучше многих институтов. Марина очень мне помогла у себя в Институте материаловедения. В Институте химических технологий мне термографию (ДТА) делали. Между научными работниками все было очень демократично, я предлагал, но денег с меня не брали.

Перестройка не была для нас потрясением. Мы к тому времени давно уже государственную зарплату не получали. Работали по договорам. Что заработаешь, то и будет на столе у детей. Даже лучше стало. Мы могли теперь с любыми заводами работать, не только с цветной металлургией. Появились производственные цеха, которые на нас работали, монтажные бригады.

Как я понял из переписки однокурсников, у многих были тогда трудности с работой, а я постоянно сотрудников искал, не хватало специалистов. Специалисты уезжали: кто в Израиль, кто в Германию, кто в Америку, остальные в Россию. Оставшиеся боялись сложных задач, которые раньше ложились на их старших коллег. Несмотря на это, мы были одной из немногих инженерных фирм, стабильно плативших зарплату, индексируя по ценам на продукты. Вокруг многое разваливалось и разворовывалось. Постоянно менялись налоговые законы, у предприятий не было денег. Все хотели расплатиться продукцией — бартер. Он был уголовно наказуем.

Тогда судьба улыбнулась мне во всю ширь своей физиономии. В аэропорту я встретил Семена — одноклассника, с охраной, защищавшей его могучий научный и деловой мозг. Семен был интегрирован в узбекскую, скажем так, организацию дел. Он «со товарищи» отвечал за первые 10—15 кварталов Чиланзара.

Узбекистан не Россия, у нас на улицах не стреляли — договаривались в чайхане. В этом вековая мудрость узбекского народа. Семен забирал у меня всё: электролампочки, цемент, шифер, минеральную вату, керамику, трубы и т. д. Фурами и вагонами. Продавал все это по рыночным ценам, мне платил по государственным — в два-три раза меньше, но это было счастьем. Инженерные расчеты и торговля не уживаются под одной крышей.

Жизнь была тогда живой, как никогда до этого и почти никогда после. Мы были на своей земле.

34. Проверка

После решения той задачи (см. текст «Отчет») меня решили не сразу выбрасывать в мусор и начали проверять. Делается это так. Мудрый начальник взял меня с собой в командировку в Учалы — это северо-восточный угол Башкирии. Там есть Учалинский ГОК — концентраты меди, цинка, пирита. Проверяют на то, как ты себя ведешь вне стен предприятия. На пристрастия. На баб, на водку, на желание пожрать, на желание ничего вообще не делать.

Тест на желание пожрать я прошел успешно: ем очень быстро, еда меня вообще не интересует, не различаю — нет каких-то рецепторов. Оптимально для меня было бы на заправку заезжать и в себя бензин или дизель заливать. Короче, я закончил есть примерно в тот момент, когда начальник к ложке потянулся. В крестьянской среде так работников выбирают: быстро ест — быстро работает.

Тест на баб тоже состоялся. Была там шикарная женщина, которая проявляла ко мне стойкий интерес. Но до меня все очень долго доходит. Поэтому этот тест я тоже сдал, точнее — провалил.

Тест на водку я прошел успешно по той причине, что водки было мало. Мы стояли ночью в очереди на 30-градусном морозе, чтобы купить по бутылке водки. Вместе с нами стояла почти вся дневная смена — очередь на полтора часа. Так было тогда каждый день. Ту водку, что мы получили — по одной в руки, — нужно было сразу подарить на фабрике мужикам. Другие подарки тогда не рассматривались.

Желания вообще ничего не делать у меня не было. Спичечным коробком я измерил всю сушильную установку длиной в 75 м и нарисовал ее в трех проекциях. Мы эту установку должны были реконструировать. Потом кто-то попросил у меня закурить, и я отдал ему этот коробок. Так исчез эталон измерений и масштаб моих зарисовок. Но мое старание было замечено.

Что ценили тогда на производстве, кроме водки? Простой и очень грубый анекдот.

Мой предельно интеллигентный, мудрый начальник, единственный из известных мне людей прочитавший все книги «Золотой энциклопедии литературы», около ста томов, читавший Томаса Манна «Иосиф и его братья», вдруг преобразился до неузнаваемости. То, что он рассказывал, было не просто грубейшей, заскорузлой пошлятиной. Это были шедевры жанра. Он вообще отличался пониманием людей и умением подстроиться под уровень и понимание публики, когда дело того требовало.

Начальником обогатительной фабрики был тогда Беляев, достойнейший человек, поднявший предприятие с колен. Такой страшный человеческий перегруз не проходит бесследно. К концу подъема он уходил уже в лес и пил там один, чтобы не с подчиненными и чтобы не на глазах. Конец понятен.

Мудрый начальник говорил мне в связи с этим: «Когда пьют молодые — это ладно, проблюются по глупости, и все. Но когда начинают пить в одиночку умные, достойнейшие люди — это страшно». Вы тоже знаете таких людей.

Проверки мои продолжались. Мудрый начальник был из наладчиков, знал оборудование, и у нас все проектировщики «нюхнули пороха» — участвовали в запуске тех установок, которые сами нарисовали. Запускал я и те установки, которые первый раз в глаза видел. «Ебическая сила» помогала. Так наладчики говорят.

Дальше пошла проверка на деньги — на жадность к деньгам и умение общие деньги объективно между людьми разделить. Тут многие отрываются от грешной земли.

Делалось это так. Мы получали деньги по новой технике — специальные такие премии за эконом-эффекты. Все, что мы делали, было новой техникой, поэтому ситуация с разделом бабла была не редкой. Речь не идет о мешке с баблом, умении быстро считать руками, разделить деньги на стопки и надеть на каждую стопку резинку.

Мудрый начальник давал мне список людей, в том числе из смежных КБ, а я должен был проставить проценты — кому сколько. Суть при этом в том, как взвешенно оценить работу других людей. Даже если они почти ничего не сделали, а ты, например, полгода в грязи на оборудовании просидел. Людей нужно не обидеть, так как почти каждый себя милого любит и выделяет среди остальных. Объективности тут быть не может, нужно уметь свое отдавать — как плату за мир и гармонию в отношениях на производстве. Это ведь Союз был. Коммунизм строили. От каждого по способностям, и каждому по потребностям.

В связи с этим уже германская история. Написали мы патент, неглупый в общем-то, но сложно закрученный, 28 или 30 признаков и т. п. Писал я его на немецком в одиночку — специальные гены для этого требуются, которые только у меня были. Потом встал вопрос о долевом участии — например, кому сколько от продажи этого гениального изобретения. Нас там было пять человек. Объективный и кристально честный Стефан Вольбер взял и разделил так: 80% мне, а 20% всем остальным. Это было справедливо, но в корне неправильно.

Мне пришлось вмешаться со словами: «Ты что, меня со всеми поссорить хочешь?» Базируясь на опыте мудрого моего прежнего начальника, разделили так, 28% — мне, остальным — по 18%. Миру — мир.

Тест деньгами — последняя проверка. После этого тебе доверяют.

Однокурсники мои сейчас в переписке уровень американских студентов обсуждают. Тут мне тоже было чему поучиться у мудрого начальника. Мне приходилось проверять, собеседовать с людьми, которых нам, часто по блату, предлагали принять на работу. Этих людей, закончивших вуз, я проверял на знание школьного курса. Просил написать формулу корней квадратного уравнения, или чему равняется синус (а+б), или альтернативное решение теоремы Пифагора предложить, или сумму членов геометрической прогрессии посчитать, или написать закон Ома, Ньютона или любой другой закон на выбор собеседника и т. п., — махровый идиотизм. Ответом было стойкое молчание Вселенной.

Мудрый начальник спрашивал: сколько сантиметров в метре? Позже говорил, выставив меня за дверь: «Вы нам понравились, но, боюсь, вам будет с ним, — тут он косился на дверь, — трудно. Подумайте сами».

35. Полет в космос

В 80-х годах я участвовал в кавказском проекте «запуска человека в космос». Сам не сразу понял. Стартовую установку и систему накопления и запала топлива разрабатывал. Это была единственная установка на Кавказе и единственная в Союзе.

Специальное порошковое топливо — лигносульфонат натрия и калия. Капризное: ниже 105° C происходит конденсация паров — и оно слипается, а выше 130° C начинается самоокисление и разогрев — по сути самостоятельный запал, нерегулируемый. Процесс нужно было вести между этими температурными точками. В разветвленной системе пневмотранспорта этого порошка и происходили такие явления. Установка высокая — более 100 м.

Мы придумали специальную рециркуляцию. Это вызвало термокоагуляцию — рост частиц топлива при кристаллизации в 20—50 раз, что значительно улучшило качество топлива. Сами мы о том, что такое произойдет, не подозревали. Само получилось. Подарок. Потом я разобрался, почему процесс по-новому пошел. Мы подавали в камеру сгорания с газами остатки порошка, который сгорал, а на золе потом в объеме кристаллы росли. Через рециркуляцию вносили затравку в парогазовую фазу и создавали этим центры кристаллизации. Это известный в химии прием.

Большими бригадами ездили на эту установку, много мерили всего — объемная работа. Но конденсацию не могли победить. Тогда я предложил в пневмотранспорт порошка подавать горячие нейтральные газы с температурой 250—300° C. Это и было началом истории полета в космос.

Вопрос был в том, что раньше произойдет: порошок при контакте с газами 250—300° C разогреется выше 130° C, станет окисляться и начнет неуправляемый старт или газы успеют перемешаться с новыми горячими газами добавки и процесс будет стабилен.

Компьютеров у нас не было. Численное моделирование таких процессов мы только в 2014—2015 годах научились делать. Кластер в 2016 году для таких расчетов собирали из 200—250 процессоров. В 80-х до всего этого было далеко.

Нужно было пробовать. До меня простые вещи долго доходят. Вот и тогда я не сообразил, что меня выбрали в космонавты. Мудрый начальник так рассудил: ты придумал — ты и пробуй, здоровья у тебя хватит. Не нужно многими людьми рисковать. Лети один.

Порошок сухого лигносульфоната накапливался в ракете, горячим его нельзя было перевозить. Ракета цилиндрической формы, диаметром 6 м и высотой 80 м. Все просто: цилиндр, конус, переход к космическому аппарату. Космический аппарат — на двух человек, с автоматикой управления — на конце ракеты, где ему и положено быть. Почему «центр управления» должен быть на конце ракеты, кто такое придумал — не знаю.

Космодром был союзного подчинения, но находился на территории Чечено-Ингушетии. Руководство республики решило, что должен быть и чечено-ингушский космонавт, чтобы прославить республику. Тогда в космос летали не так часто. Это было почетно. Так нас стало двое.

Подготовительные операции должны были идти днем, а сам полет — ночью. Запуск в космос ночью — во-первых, это красиво, а во-вторых, если что, не будет лишних «космонавтов» — незапланированных.

Напарник мой был чистокровный ингуш, не бывает чечено-ингушей — они не смешиваются. Много мне всего рассказывал, про бандитов кавказских и другие истории. О том, что мы готовимся в космос, он не знал. В этом гуманность советского строя. По мелочи людей не нервировать. Полетишь, вернешься — медаль героя. Не вернешься — других героев наберем. Эту гуманность я тоже не сразу осознал.

В пусковой работе «космонавтов» есть особенности. Нельзя выходить из аппарата. Все время внутри нужно оставаться. Еды и питья — на трое суток. На 72 часа. Спать нельзя — можешь старт прозевать. К концу топлива под тобой уже много, все емкости заполнены. Хватает на выход за пределы земного притяжения.

Вернулись из «полета» мы тихо. Как мыши. В перестройку в тех местах воевали, развалили этот «космодром». Как ни странно, я и сейчас этим занимаюсь — порошковыми топливами. Надеюсь на полет. Описанную в тексте «ракету» участники событий хорошо помнят.

(Прим. редактора: Меня в этой истории заинтересовало вот что: это был реальный полет в космос? И звезду героя дали? Дело в том, что в 80-е годы всех побывавших в космосе страна знала в лицо и поименно (и я в том числе — сейчас подзабыл, конечно). Или были какие-то тайные полеты, о которых никому не сообщали? Вот это интересно.

Ответ: Гражданский космос — 10% от военного. О котором по «ящику» и в газетах не рассказывают. Тема эта бездонная, нам спокойнее ее не начинать. Текст о производстве взрывоопасных материалов. Почему «центр управления полетом» был выстроен на крыше «ракеты» — громадного силоса, в котором накапливалось сухое взрывчатое вещество, — «загадка без разгадки». )

36. Главный энергетик

Это был очень странный и долгий разговор. Подобного разговора с заказчиком у меня не было ни до, ни после. Речь шла о установке теплогенераторов к установкам БГС при получении двойного суперфосфата. Напротив меня сидел Главный энергетик медеплавильного завода. Особенность была в том, что главный энергетик принимал решение за весь завод — так он был внутренне устроен. Во время разговора он не отвлекался на мелочи. Мы говорили долго, наверное, около пяти часов.

Главный энергетик внутренне симпатизировал технарям, знающим, о чем они рассказывают. После подписи цеха и отдела главного энергетика остальные отделы заводоуправления подписывали договоры практически без обсуждения. Договоры на проектирование, изготовление и оформлялись далее в управлении, как бы автоматически. Просто учитывались в планах на техперевооружение, реконструкцию и соответствующее финансирование. Неважно, сколько еще подписей мне нужно было собрать.

Проблема была в том, что Главному энергетику было небезразлично. Он хотел понять сам, что предлагают суперфосфатному цеху. Понять, какие эксплуатационные трудности могут принести теплогенераторы. Главный энергетик был из тех, кто работает не по приказу, а только по внутреннему собственному убеждению (в серьезных вопросах). Такие люди, с одной стороны, берут всю ответственность на себя, с другой — сопротивляются неправильным (по из убеждению) решениям, идущим сверху. Этим они неудобны. Плохо уживаются в авторитарных условиях. Известно, что металлургия располагает к авторитаризму. Там часто нет времени на «обсуждение», «принятие совместного решения» и прочую демократическую хрень.

В суперфосфатном цехе уже был один «несгибаемый». Это его начальник. Начальник цеха был из Механиков. Механики — конкретные, реальные люди. Под его руководством цех стабильно выполнял план. На мой вопрос «Как?» Начальник говорил: «Один пишем — четыре в уме. Если ты планируешь выполнить план 30-го числа, то ты его не выполнишь. Всегда что-нибудь случается. Мы планируем выполнение плана на 26-е число каждого месяца. Поэтому хоть и с большими трудностями, но выполняем план 30-го». Это я запомнил, но практически не следовал такому ясному указанию-опыту.

Как и Главный энергетик, Начальник обо всем имел свое мнение, не гнулся и не отступал. Разговор частенько переходил на «мерение приборами» с директором: «Ну и иди на х…». — «Ну и пойду». — «Ну и иди». Так Начальник стабильно раз в год или два уходил из суперфосфатного цеха на пост заместителя главного механика медеплавильного завода.

После этого суперфосфатный цех переставал выполнять план. Завод терпел эту ситуацию несколько месяцев. Всем все было ясно. Было ясно, что план и дальше выполняться не будет. Это не сверхъестественное что-то, или специальное, намеренное. Должна быть настоящая, мужская «на все сто» рука. Мужские характеры в металлургии — это реально мужские характеры. Дожидались ухода директора в отпуск или в длительную командировку, когда назначался и. о. Первое, что делал и. о., — восстанавливал Начальника в суперфосфатном цехе, и все вздыхали с облегчением, цех начинал выполнять план.

А пока мы сидели в кабинете Главного энергетика, и я в десятый раз рассказывал, какие хорошие камеры двухступенчатого сгорания мы придумали. Проблема, на которой стопорился мозг Главного энергетика, была в том, что мы использовали горелки мощностью 16 МВт, а установка БГС была на 8—10 МВт. Это означало снижение вдвое диапазона регулирования. Так делать нежелательно. Нужных слов я не находил. При всей симпатии Главного энергетика ко мне разговор раз за разом ходил по кругу. Одной симпатии для принятия серьезных и дорогих решений маловато. Моей уверенности, что все будет работать, тоже было мало. Не было в моей голове каких-то нужных Главному энергетику слов. Не болтовни, а ясного аргумента. Сослаться на то, что такие теплогенераторы уже где-то работают, было нельзя. Говорили об их первой, опытно-промышленной установке.

Вдруг на пятом уже часу разговора нужные слова выскочили из меня сами собой. Я сказал, что двухступенчатую камеру сгорания изобрели-то для мазута. При этом в центральный регистр подают только 60% воздуха на горение, остальной воздух подают в середине камеры сгорания. При работе на газе 60% — это и есть примерно 10 МВт. То есть центральный регистр принципиально на меньший воздух рассчитан, там со стабильностью пламени и регулированием все в порядке будет. Остальной воздух будет как бы воздухом на разбавление продуктов сгорания. Так что диапазон регулирования при работе на газе у нас не уменьшится.

Главному энергетику сразу стало понятно. Он стремился понять — и понял. Так начиналась работа в суперфосфатном цехе, описанная в тексте «Ленин — Сталин — Ельцин — Горбачев».

Работая на ГОКе Эрдэнэт, в Монголии, Главный энергетик размораживал трубопроводы диаметром 700 мм с замерзшим шламом медного рудного концентрата. Как вы это сделаете? Костер по всей длине трубопровода разведете? Например — я не знал.

Главный энергетик предложил обмотать трубопровод спирально кабелем от электросварки. При подключении к сварочному трансформатору в металле трубопровода возникали индукционные токи, как в индукционной печи. Если не хватало, добавляли еще витков. Труба разогревалась, замерзшие шламы оттаивали. Витки кабеля передвигали по трубопроводу. Так восстанавливали поток шлама. Такое в аварийной ситуации мог придумать только Инженер. Настоящий. Думающий сам. Такой способ нигде не описан.

37. Мальчики из спецклассов

У нас в городе были специализированные матклассы. Два на весь город. Новосибирску повезло больше. Там были еще спецклассы по физике и по химии. В них преподавали сотрудники Новосибирской СОАН, преподаватели из Новосибирского университета. Эти люди приносили в спецклассы не только знания, но и дух науки. Кузнецов учился в спецклассе по химии. Он во многом напоминает мне Жириновского. Та же быстрота мыслей и слов, та же скорость принятия решений и эмоциональная активность. Разница в том, что Кузнецов занимался не политикой (к которой также имел большие способности), а крупнотоннажной промышленной химией.

Выпускникам спецклассов есть о чем поговорить между собой. Говорят не о бабах, не о бабле, а о задачках. Например, в задаче о мухе (в другой постановке) физические коллективы СОАН разделялись на непримиримые фракции.

Задача такая: в космосе летит закрытая банка. На дне банки сидит муха. Муха перелетает с дна на крышку банки. Как изменится скорость и положение банки в космосе?

— Смотрите на него, он думает, что банка изменит скорость, — говорили члены одной фракции.

— Вон идет несчастный — из тех, кто думает, что с банкой ничего не произойдет, — говорили члены враждебной фракции, встречаясь в коридорах НИИ.

Задача, кстати, не совсем про муху, ведь и космонавты в МКС также перелетают в станции с места на место. Подобных «детских» задач для недетских реальных вопросов много, не только в физике и математике, но и в химии.

Желание поточнее решить задачу о мухе, перелетающей в закрытой банке, или описать случай, когда к этой банке «пристыкуется» к космосе другая банка, приведет Вас к уравнениям векторной алгебры, разработанной Гамильтоном в 1843 году, введению алгебры для четырёхмерных чисел или кватернионов.

Проверка на «прочность» — реальное желание решить задачу о мухе, начинается с книги Бранец В. Н., Шмыглевский И. П. «Применение кватернионов в задачах ориентации твердого тела». Вы узнаете о себе и о мире много нового. Например, что «точное решение кинематических уравнений в общем случае не может быть выражено в элементарных функциях. На практике используют приближенные методы, численное интегрирование и т. п.».

Подобные задачи «всплывают» позже в «Сказках из Физики», например в тексте «Замораживание мамонтов», где также упомянуты уравнения Эйлера, но их решение для планеты Земля ни кем так и не рассматривалось.

Само по себе утверждение, что «решение кинематических уравнений не может быть выражено в элеметарных функциях» дорогого стоит. Это приведет в конце книги к рассмотрению описательной силы и доказательности математики, как языка.

К поступлению на физфак я готовился по задачнику с прошлыми задачами олимпиад по физике. Там есть разделения по годам. Олимпиады для восьмых, девятых, десятых классов. В моей семье не было ученых-физиков, математиков или химиков. Но бывали и иные семьи, в которых ребенок школьник «стоял на плечах гигантов» — его родителей или родственников, являющихся специалистами в конкретной естественной науке. Эти дети вырастали в окружении спецразговоров и, конечно же, спецбиблиотек. Обычным школьникам было таких не догнать.

Такой мальчик был и в школе, где учился Кузнецов. Мальчик был на год или два моложе. Родители мальчика с обеих сторон были кандидатами или докторами по химии. Умный тот мальчик, будучи в восьмом классе, выигрывал олимпиады за девятый и десятый классы. То есть «опускал» или «унижал» старшеклассников. Что сделаете вы в такой ситуации? Например, я бы тупо закис. Но Кузнецов не был тупым, что проявлялось потом всю его жизнь, в том числе в перестройку. Он брал жизнь в свои руки.

— Даже не думай больше к нам на олимпиады лезть, — говорил Кузнецов Умному мальчику. — Мы объединимся, каждый возьмет себе по одной задаче, потом мы сольем все решения в ответ от одного из наших. Ты проиграешь. Даже не суйся.

Вот так, без мордобоя, можно было решать «проблемы». Умный мальчик все понял.

Позже Кузнецов аналогично разделял зоны технического влияния в техотделе Среднеуральского медеплавильного завода, Волховского алюминиевого завода и других. Также без уголовщины, путем аргументов и переговоров.

Мы встретились после взрыва. Кузнецов, работая от «Оргхима», менял на СУМЗе технологию получения двойного суперфосфата. Как всегда, разделяя площадку на зоны влияния. Нам была отдана установка теплогенераторов, но только до фланца на выходе. «Дальше не лезьте, дальше наше», — под таким лозунгом формулировал Кузнецов техзадание.

При взрыве наше оборудование осталось целым (что-то мы все же соображали), а оборудование «Оргхима» раздуло взрывным внутренним давлением. Так к нам перешла вся топочная часть до аппарата БГС.

Окунувшись в технологию поглубже, я узнал, что жаростойкие трубы, защищающие форсунку, лучше всего получаются из списанных артиллерийских пушечных стволов, что пульпы суперфосфата являются «неньютоновскими жидкостями» (без давления это твердое вещество, а при давлении течет как жидкость, вязкость снижается с повышением давления).

Трубы для газоходов, по которым шли газы с парами плавиковой кислоты, разъедавшей не только сталь, но и стекло, делали гуммированными — с покрытием изнутри слоем резины около 50 мм. Кузнецов предлагал делать эти трубы и все оборудование газоочистки из CFRP — углепластика, из которого делали в то время корпуса крылатых ракет. CFRP наряду с автоматикой на пневматике (из баллистических ракет) — пример перехода достижений ВПК в «цивильную» промышленность.

Устройство барабана гранулятора с внутренними шнеками, передававшими мелкие гранулы на повторное «опыление» пульпой, устройство форсунок и многое другое также осело у меня в голове. Это в книгах не прочитаешь. Этого и у «буржуев» нет.

В металлургических цехах есть громкая аварийная связь. Рябинин сказал оператору, что срочно нужен Кузнецов. «Кузнецов. Срочно явиться в цех КИП», — разнеслось по заводу. Через пять минут к нам вбежал запыхавшийся Кузнецов.

— Суки, — сказал Кузнецов посмотрев на стол. Спирт был уже разлит. Мы ждали приезда Б. Н. Ельцина.

38. Ленин — Сталин — Ельцин — Горбачев

Главный инженер медеплавильного завода Ленсталь Семенович Кашин был сыном особых родителей. Поэтому Ленсталь. Он и в работе стоял на своем как «основоположники» его имени — как стальная стена. Были люди в то время!

Разрешение на начало испытаний он мне быстро подписал. Подпись — как пила на пол-листа. Такое не забывается.

Мы тогда генераторы большие поставили на линии получения двойного суперфосфата, и цех первым из десяти аналогичных вышел на миллионную мощность. Мнение о нас сложилось неплохое, поэтому Ленсталь подписал приказ.

Генераторы 16 МВт работали на природном газе, а испытывать нужно было на мазуте, чтобы государственные испытания пройти на двух топливах. Протянули линии мазута и т.д., и мы были в состоянии боевой готовности.

Одновременно завод и цех двойного суперфосфата готовились к приезду Б. Н. Ельцина — он был тогда первым секретарем свердловского горкома партии. Свердловск — особый город. В нем и в округе много чего делают, потому к Союзу, а сейчас к России прикасаться боялись и боятся. С той земли, которую наши однокурсники позже полюбили.

Когда я вижу по телеку чистые цеха, то думаю, что это в павильонах киностудии «Мосфильм» макеты построили. Сам я не видел таких, где можно в костюме пройти. Часто и горная техника для передвижения пригождалась, и обувь горная. Так было и в цехе двойного суперфосфата. Фосфорную кислоту из апатита экстракцией получают: серная кислота, плавиковая кислота, агрессивные среды, пульпы, высокие температуры и т. п. Не для горкомовских людей в костюмах. Заводские это понимали и в цехе экстракции специальную галерею построили — для прохода Ельцина. И закрыли сразу, чтобы она чистой оставалась.

За сутки до приезда Ельцина подали мазут под давлением 20 бар к нашей установке. Труба от мазутного коллектора оторвалась, и всю стену операционного цеха, начиная с отметки +15 м, залило мазутом. Этот цех с нашими генераторами и хотели показывать. Генераторы красивые, «гляделки» светятся, на факел можно посмотреть. А тут залили весь цех. Мазут не счистить со стены и не закрасить. Нужно все с бетоном отдирать. Сделали что могли, но все равно ужас. Про испытания я уже и не мяукал — молчал как мышь в щели под полом.

Встречи такие нельзя отменить или перенести — это вам не игрушки. Раз в истории завода они происходят. Смена вечерняя кончилась. Все передовики остались после смены, переоделись в праздничные костюмы, надели ордена, ждем черные машины с дорогими гостями. Нам было хорошо — потому что Рябинину Володе, начальнику цеха КИПиА, спирт выдавали для промывки электроники. Электроника могла и подождать, промывали мы себя. Промываем и ждем Ельцина, который в промывке тоже толк знал.

19:00, 20:00, 21:00, 22:00… Сидим, ждем — отбой не объявляют.

В заводоуправлении только одно окно светится — там Ленсталь Кашин сидит, Ельцина ждет. В 23:00 звонит Кашину директор завода — Леонид Александрович Смирнов — и говорит: «Я ему уже здесь все объяснил». Здесь — это в спецпрофилактории, где дорогих гостей промывали.

Л. А. Смирнов редкий был человек. Он единственный из соавторов прочитал наш совместный с заводчанами патент по СКЦ и сделал в нем реально значимые поправки.

Пункты Ленин — Сталин — Ельцин пройдены. С пунктом Горбачев сложнее.

Тут нужно свернуть в Башкирию. Потому что Горбачев ничего бы не сделал без своей жены Раисы Максимовны. Как вы знаете, все преобразования во все времена начинали женщины. Именно они хотели лучшей жизни, лучших шмоток и т. п. То есть красоты.

Красота — это символ любой женщины. Добивались женщины революций и перестроек всегда и во все времена одинаково. Старый проверенный этот метод действует безотказно на примитивные существа — на мужчин.

Раиса Максимовна — очень красивая женщина, она хотела жить в красивой стране, и чтобы страна соответствовала ей. Как внешний фон. Путей к этой новой жизни и цену этой красоте никто тогда не знал. В институте марксизма-ленинизма переход от социализма к капитализму не преподавали. Откуда было знать, что делать? Михаил Сергеевич в меру своих сил и понимания ринулся выполнять желание жены. Вот вам и перестройка.

Будущая жена Горбачева — философ, преподавала в Стерлитамаке в нефтяном техникуме. Стерлитамак стоит на бывшем коралловом острове — атолле, там особая энергетика. Плюс смесь русских, татарских и башкирских генов. Эта смесь рождает красивых и сильных женщин. Раиса Максимовна — мишлинг, смесь, это сразу видно.

Моя жена Светлана тоже из Стерлитамака и является аналогом Раисы Максимовны. Только вот аналогом в одиночку вынесшим перестройку на своей небольшой шкуре, с дочерью на руках и хорошо знающей поэтому реальную цену вещам.

Неслучайно Раиса Максимовна жизнью заплатила за свое стремление к красоте, желание жить во внешне красивой стране. Она ясно понимала со временем, куда съехала страна. Сгорела от этого понимания. Михаил Сергеевич и сейчас жив.

39. Министерство

В Союзе Управление главного энергетика нашего министерства (УГЭ) располагалось на Калининском проспекте. Попасть туда случайным людям было непросто. Пропуск тебе должен был заказать кто-то из работников министерства, а кто закажет, если ты никого не знаешь?

Популярность свалилась на меня в министерстве неожиданно и с неожиданной стороны. Сказал я заму начальника УГЭ, что сам нужные мне от министерства письма напечатаю, только дайте печатную машинку на полчаса. Для молодых справка: тогда еще компьютеров не было, и всё печатали специальные леди — машинистки. Писем было много, все срочные, а «ледей» было мало — это дико повышало их в цене.

После моего предложения замначальника управления схватил меня за руку и силой вытащил из кабинета. Как всегда, я ничего не успел сообразить, предчувствуя недоброе.

— Смотрите на него! — кричал замначальника УГЭ. — Он сам все напечатает, он — профессор, дайте ему машинку!

Мне дали машинку, я владел одним пальцем, так как в доме моих родителей была немецкая «Эрика» и я печатал на ней в детстве всякую ерунду.

Ошалев от значимости места, где нахожусь, высоты моей новой должности, на которую неожиданно взлетел, я все наименования министерств, должности лиц, которые должны были подписывать письма и т. п., печатал большими буквами и выделял жирным шрифтом, если такое было возможно.

Напечатанное я отдал старшей леди на проверку. Она поморщилась, я задрожал, вспомнив о тройках по русскому. Но дело было в другом. Ошибок не было. Было мое выпирающее из всех щелей плебейство — выделение министров и прочего большими буквами. Писал я коленопреклоненно перед Великими Людьми, это было в каждой строчке.

В министерствах шла постоянная борьба за значимость между машинистками и сотрудниками министерств, начальниками отделов, замами министров и т. д. Машинистки выигрывали эту партию не в открытом бою, но по очкам. Меня заставили все перепечатать, убрав большие буквы и выделения. В Союзе все были равны. От машинистки до министра. Но если вам нужно напечатать письмо, то министр вам не напечатает. Такой урок.

Мудрый начальник был мудр на всех уровнях общения — от нищего до короля, то есть до министра. Все решающие фигуры были у нас записаны в патентах на изобретения. Это позволяло им на выплатах за изобретения слегка поднять зарплату по году. Обычная их зарплата не сильно отличалась от зарплаты обычных людей. Выручали такие вот спецвыплаты и спецпайки на питание.

Из-за записей в изобретениях о нас знали наверху, и я порой сидел где-нибудь в уголке большого кабинета Великого Человека и тихонечко что-то свое писал. На столе было много телефонов разного цвета, это вы видели в кино, и это правда. Для каждого телефона у властителя кабинета был свой голос.

Не помню, какого цвета был тот телефон. Телефон зазвонил. Великий Человек вскочил и встал по стойке смирно. Один в пустом кабинете. Перед этим телефоном.

40. Кошачий песок. Звездные войны

Кирилл позвонил мне после Нового, 2020 года. Он переехал в Прибалтику и занялся с тоски вдохновляющей каждого великого человека разработкой наполнителей для кошачьих туалетов из отходов бумаги. Мне предлагают гранулировать, сушить эти наполнители. Такое использование отходов бумаги представляется мне не самым лучшим бизнесом (выгоднее решетки-коробки для куриных яиц делать). Но если заказчик хочет, то сделаю.

Тут прямая отсылка в прошлое, к истории о звездных войнах и обычном песке, которым пользовались раньше, когда не было кошачьих спецнаполнителей. Истории эти частично от Имыча — Ибрагимова, который лазерные пучки рассчитывал, частично от Игоря Николаевича Острецова, очень способного советского физика. Способного на всё.

Вы знаете, что луч от фонарика рассеивается — расширяется. Так должно быть и с лазерным пучком, если не принять специальных мер. Расчеты и практика показывают, что если интенсивность светового потока на фронте лазерного пучка организовать в виде двух пиков с провалом в середине, то при определенных условиях лазерный пучок будет не расширяться, а, наоборот, сужаться. Это одна из основ звездных войн. Лазерные пушки с такими сужающимися пучками, развешанные на спутниках по периметру США, смогут сбивать ракеты, летящие к нашим американским друзьям. Страна оказывается «под зонтиком», защищающим от ракет, то есть неуязвимой.

Все это происходило во времена позднего Рейгана и раннего Горбачева. Американцы расширяли финансирование системы спутниковых защитных лазерных пушек, а наши лихорадочно думали, чем на это можно ответить. Институты-«ящики» усиленно размышляли, хотя мыслительный процесс плохо ускоряется — нужно «созреть».

В одном из институтов был худосочный парень, той национальности, которую принято было считать транспортным средством для перемещения родственников за рубеж. Но парень не мог себе этого позволить, так как имел слишком высокий допуск и был этим заякорен.

У парня была обычная кошка — муромойка. В ее туалет засыпали песок. Спецнаполнителя для туалета у той кошки не было. Если бы у кошки был в туалете спецнаполнитель, то не было бы этой истории. Возможно, сейчас мир был бы иным и звездные войны шли не в кинотеатрах, а наяву. Это история тем хороша, что показывает, как удивительно малое может влиять на очень большое.

Каждый вечер нужно было старый песок из кошачьего туалета выбрасывать, а новый засыпать. Наш герой, в подсознании которого тлела задача, чем ответить на американские планы звездных войн, пошел, как всегда вечером, на улицу выбрасывать старый песок из кошачьего туалета. Он выбросил песок, как обычно, подальше и веером, чтобы локально не воняло. Тут это и произошло. Мозг связал песок, летящий вдаль из кошачьего туалета, со звездными войнами.

Вы, конечно, уже поняли, как можно победить американские спутники. Да или нет?

Утром парень, стесняясь, глаза в пол, рассказал о «дурной мысли» руководителю группы. Руководитель группы рассказал начальнику отдела. Дальше — как в сказке про репку, но по нарастающей. К вечеру «дурная мысль» легла от Министерства обороны на стол Михаилу Сергеевичу Горбачеву.

Еще через день Горбачев выступил по телевизору и как бы между прочим сказал, что «у нас» есть очень эффективное средство против американских боевых лазерных спутников. Очень недорогое, и ему «жаль», что деньги американских трудящихся будут тратиться «попусту», тем более что «мы теперь друзья».

Такие фразочки очень возбуждают «дружественную» американскую военную разведку. Ей в помощь устроили сверхсекретную «утечку» с разъяснением «дурной мысли». Через месяц мистер президент США Рональд Рейган объявил о сворачивании финансирования звездных войн. Естественно, из «дружеского» отношения к Союзу.

Вы все правильно поняли. Лазеры стреляют по ракетам, но не стреляют по песчинкам. Если на орбиту, где висят боевые лазеры, вывести «грузовик» с песком на встречной скорости и взорвать, то песчинки полетят к боевым американским спутникам, будут царапать стекла боевых лазеров, через месяц-два сделают их мутными и к бою непригодными.

Игорь Николаевич Острецов рассказывает эту историю немного по-другому. Он говорит о мелком радиоактивном материале, а не о песке. Это не снижает, однако, роли кошки-муромойки в победе над Америкой.

41. Пионерский лагерь Авиаремонтного завода

Он притягивал удивительные личности. Здесь был изобретатель секретной военной техники — Гоша. Он изобретал ракеты, снаряды и пули, которые будут невидимы, как бомбардировщик «Стелс». Во мне он нашел слушателя, который не перебивал, понимая, что к болезни нужно иметь снисхождение.

Гоша писал в КГБ о своих мыслях. Там устали. Его принял седой полковник и сказал: «Ваши мысли настолько важны для Родины, насколько и секретны. Их нельзя доверять машинисткам, так как вражеские разведки могут по копирке восстановить текст. Вы должны — и подпишите сейчас бумагу, — что будете все писать в шести экземплярах от руки и приносить мне лично». Гоша вдохновился и стал писать. Вдохновение, как вы знаете, обычно пропадает на третьем-четвертом экземпляре. Гоша устал и прекратил. У КГБ он был не первый такой.

Мастер спорта — парашютист, участвовавший в высадке с воздуха на пик Ленина, рассказывал мне, как удачно прошло первое десантирование. Как набрали вторую большую группу. О том, что у земли не было ветра, вверху тоже не было, но на высоте 10—20 метров от земли мощный боковой поток переносил воздух из одной долины в другую.

Всех понесло с парашютами горизонтально на скальные сбросы. Из 16 человек выжил один — испытатель парашютов. Он выстегнулся из парашюта и полетел вниз с 10—15 метров, сломал ноги, но спасся, его спустили с горы.

В тот год мастер-парашютист привез себе в пионерлагерь женщину, устроив ее на складе. Ему не повезло — приехала и жена.

Инженер-механик Ту-154 работал со мной кочегаром котельной. Он рассказывал мне, что творится за закрытой дверью пилотов, как только взлетели и набрали заданную высоту эшелона. Машину переводят на автопилот, и начинается веселье. Веселье заканчивается, только чтобы посадить машину. К этому времени хоть один пилот должен быть вменяемым.

Строгие пионервожатые и воспитатели. Весь белый свет, как на Ноевом ковчеге. Мудрое руководство жило само и давало жить другим. Приличные днем воспитатели и вожатые превращались после отбоя в стаю кошек и мартовских котов.

Все хотели любви. Кто-то поднимался до уровня падишаха и обслуживал целый гарем. Отдыхал душой. Пионерок находили в постелях пионеров старших отрядов или молодых работников кухни. Приехавший на контрольную проверку комсомольский вождь не мог утром найти свои штаны. По лагерному радио объявляли: кто нашел такие-то штаны, срочно принести к начальнику лагеря.

Все искали любви. Но не у всех складывалось. Утром лица недолюбивших несли на себе царапины, синяки и иные следы их ночных приключений.

Там я научился запускать водогрейный котел простейшей конструкции, создавать тягу в дымовой трубе.

42. Камера двухступенчатого сгорания

У меня крепкие и, как говорят женщины, красивые ноги. Шел шестой час беготни и перемещения всех возможных регуляторов. Ноги явно болели. Мозг по-прежнему не мог зацепиться. Явление то появлялось, то не появлялось.

Камеры двухступенчатого горения были новшеством, которое Центральный котлотурбинный институт передрал из японского патента. ЦКТИ много исследовал этот процесс, делал расчеты, изучал аэродинамику на моделях и т. п. Целью было растянуть мазутный факел. Обычно мазут дает очень выраженное по тепловыделению ядро горения — кольцо, которое сжигает обмуровку камеры сгорания. Поэтому хотели сначала газифицировать мазут, потом газ дожечь. Получался длинный красноватый факел. Обычно мазутный факел ослепительно белый, невозможно смотреть глазами.

В ЦКТИ ко мне отнеслись тепло. Как к безобидному очкастому существу, которое почему-то переписывает весь их отчет в свою тетрадку. Пожали плечами, но мешать не стали. Переписывал я несколько дней. С утра до поздней ночи.

Поехал на спиртовый завод, где стоял первый в Союзе котел с камерой двухступенчатого горения. Там ко мне тоже отнеслись тепло. Все были на уборке сахарной свеклы, из которой делают спирт. Котел стоял, и энергетик мне все рассказал и показал. Там делали попеременно этиловый спирт и синюху — метиловый. Переключали не предупреждая. Если шла синюха, то «опять мужики по лесу будут мертвыми валяться», — так говорили на заводе.

Потом мы, передрав идеи ЦКТИ, разработали конструкцию теплогенераторов с двухступенчатой камерой сгорания, и их установили на Среднеуральском МПЗ. Сначала произошла история «Ленин — Сталин…». Через неделю мне разрешили испытания.

Особенность установки БГС, к которой установили генераторы, была в том, что камере сгорания нужно было работать при давлении около плюс 30 мбар, что для энергетики редкость. Обычно минус 0,2—0,5 мбар.

У меня были изготовлены разные зонды, чтобы мерить температурные поля в факеле: точечные открытые спаи ХА-термопар, специальные зонды с охлаждением для измерения давлений, скоростей и направлений газов в крутящемся вокруг оси мазутном факеле. Также были специальные пробоотборники для измерения сажистого углерода в факеле. Тогда я сильно увлекался такими измерениями. Был специальный лючок в конце — по оси камеры сгорания, через который можно было видеть весь факел, его положение, крутку, длину и все такое.

Мерил, менял режимы, смотрел на длину факела. Через какое-то время заметил, что факел иногда резко укорачивается без изменения тепловой мощности. Обычно длина факела показывает время выгорания топлива пропорционально тепловой мощности. Укорачивание факела, тем более значительное, на 30—50%, говорит, что каким-то путем удалось сильно интенсифицировать горение. Этого все хотят, но это не удается без изменения конструкции горелки и камеры сгорания.

Уже часа два бегал вокруг генератора, менял режимы, пытаясь понять, что именно дает короткий факел. Чертовщина какая-то! Факел то укорачивается, то не укорачивается. От чего это зависит, я не мог понять. 16-мегаваттный генератор — это не лабораторный прибор. Установка длиной 20 метров и 4,5 метра в высоту. Чудес на нем без причины не происходит.

Вокруг заколдованной машины я бегал уже четвертый час. Вокруг машины, которую сам разработал. И не мог понять, что происходит. Что-то менял, и это изменяло факел. Изменяло очень резко, почти в два раза. Что именно приводит к изменению, не мог понять. Было странное чувство, что мне сделали подарок, подарили редкое явление, но взамен лишили разума. Решение было у меня перед носом, но мозг не мог ни за что зацепиться.

Это был явный редкий подарок судьбы. Он лежал передо мной, но мозг не дотягивался, и я не мог принять этот подарок. В этом отличие сильного мозга от слабого. Сильный сразу понимает, слабый и через пару сотен повторений не может понять.

Господь бог изощрен, но не злобен. Он сжалился над убогим, и я понял. Теперь нужно понять и вам. Возьмите стакан с чаем, с чаинками и помешайте ложкой. Вы увидите, что при перемешивании посередине уровень воды в стакане понижается, а чаинки собираются вдоль оси стакана.

То же самое происходит и в современных мощных камерах сгорания. Горелка создает сильно закрученный поток воздуха, закрутка передается факелу. В факеле при вращении посередине возникает пониженное давление (как и в стакане). Возникает узкий шнур обратного тока горячих газов, которые, двигаясь к корню факела, поджигают новые порции топлива. Так устроены все турбулентные горелки с круткой.

В горелке борются между собой два явления: обратный осевой зажигающий поток горячих газов и основной поток, который отталкивает зажигающий поток от корня факела. Чем лучшие условия созданы зажигающему обратному потоку, тем интенсивнее происходит горение топлива.

То, что я делал на генераторе, не имело никакого отношения к изменению режима горения. На фронте горелки был маленький лючок, через который я смотрел на факел спереди. На лючке была крышка. Если я забывал закрыть крышку, то факел укорачивался. Если закрывал — факел оставался длинным. Через открытый (по забывчивости) смотровой лючок выходил наружу небольшой поток горячих газов из осевой зоны корня факела. Это малое и слабое воздействие смещало равновесие и помогало зажигающему шнуру горячих газов поближе подобраться к корню факела, куда подавалось свежее топливо.

Увидеть такое на обычной установке, когда в камере сгорания разрежение, невозможно. Через смотровые лючки подсасывается атмосферный воздух. Это не помогает зажигающему шнуру. В нашем случае в камере сгорания было значительное давление, и «стравливание наружу» давления из корня факела резко интенсифицировало выгорание топлива.

Этот способ интенсификации горения применим для всех современных горелок, на любом топливе. Можно и патент написать, если кому-то не лень.

43. Пульсационное горение. Седой капитан

Пульсационное горение — это микровзрывы. Такая организация процесса может его очень сильно интенсифицировать. Это используется в космической технике при ориентировании спутников путем импульсного включения двигателей.

В земных условиях пульсационное горение не используется. По той причине, что возникающие при «микровзрывах» волны давления разрушают оборудование.

Мы «ввели» мощную, 10-мегаваттную установку в пульсационный режим и вернулись из него живыми. Эта история смыкается с первым пробным расчетом, описанным в тексте «Отчет». Рассчитывал я тогда именно такие установки. Установки делали на мощность 1 МВт, 2 МВт, 5 МВт. Считал я только аэродинамику, попросту говоря — аэродинамические сопротивления. О тепловых расчетах, стабильности воспламенения и т. п. речи не было. В реальных установках 1—5 МВт ничего плохого не происходило. Возникла уверенность, что на тех же принципах можно строить установки любой мощности.

Принцип, по-простому, заключался в следующем. Устанавливали небольшие «трубные горелочки» мощностью 0,1—0,2 МВт по концентрическим окружностям. Таким путем набирали нужную мощность: 1 МВт, 2 МВт, 5 МВт. Просто увеличивая число малых горелочек и число концентрических окружностей. Так разработали и генератор на 10 МВт. Такой подход и в Европе распространен — например, при сжигании низкокалорийных топлив, сбросных газов, на газовых турбинах и т. п.

Ведущий конструктор «десятки» был уже седым, а в годы войны он занимался обслуживанием самолетов, авиационных моторов на военных аэродромах. Еще во время истории, описанной в «Отчете», я спросил его, почему так необычно, как ракетное сопло, выполнен рассекатель периферийного воздуха на смешение. Он сказал: «Знаешь, я хотел, чтобы было похоже на ракету». Это ему удалось.

Установка на 10 МВт оказалась «несчастливой». В ночную смену произошел взрыв, громадный вентилятор раздуло и выбросило из цеха, проломив боковую стену примерно до третьего этажа. Оперативность ремонтных служб в черной металлургии была невероятной. К приходу утренней смены вентилятор втащили в цех, а стену цеха снова заложили кирпичом и покрасили. «Ничего не произошло». Поэтому в середине зимы я появился в казахстанских степях.

У меня было с собой «снаряжение». Баллон со спиртом, подкрашенный под компот и закатанный крышкой (забытая сейчас техника консервации), четыре напоромера, куча шлангов для присоединения к точкам отбора, две горсти патрубков для отбора давления, которые я собственноручно выточил на токарном станке, пневмометрическая трубка НИИгаза. Последнее в те времена было редкостью.

Всю установку уже опутали датчиками, прошли период холодной прогонки. Подошли к горячим испытаниям. Нужно было понять, какую часть воздуха можно подать внутрь «горелочек», а какую часть — в периферийный канал.

Мне дали самого лучшего оператора. Это был седой человек в очках, с лицом университетского профессора. Как профессор оказался в рабочей робе, было непонятно. Его задачей было удерживать регулирование, пока я меряю параметры. Но в случае, если он почувствует опасность, он должен был возвращаться на прежний «безопасный» режим. Об этом я его специально предупреждал. Так в программу испытаний были введены «мудрость» и «природное чувство опасности», свойственные опытным людям «с сединой на висках».

Установка была доброжелательна к нам. Перед входом в режим пульсационного горения нарастал внутренний глухой низкочастотный рокот, как будто танки приближаются. Молодежь всегда имеет «безумство храбрых». Это должно быть уравновешено «мудростью седин». Поэтому у штурвала у нас стоял мудрый седой капитан. Рокот нарастал, танки приближались. Вот они и въехали в нашу установку…

Ташкентцам, пережившим землетрясение, может быть примерно понятно, что при этом происходит. Земля начинает подниматься под ногами или дергаться в стороны, дома изгибаются, из стыков железобетонного каркаса вырываются струи пыли — это рвутся связи арматуры с бетоном…

В нашем случае начал изгибаться цех, его стальные перекрытия, с них посыпалась пыль, накопленная годами, стало сумрачно, как при солнечном затмении. Голосовая связь исчезла, утонула в грохоте танковой армии, двигающейся по установке. Передать голосом или знаками «указания» я уже не мог. Оставалась надежда на «мудрость» и «природное чувство опасности», свойственные опытным людям «с сединой на висках».

Седой капитан стоял на мостике и крутил штурвал, открывавший вентиль подачи топливного газа, увеличивающий пульсации. Он мозолистыми руками уверенно вел «корабль» в открытый гроб. В его мозгу не было ни капли сомнений. Все это было как в фильме Apocalypse now. Только без музыки Вагнера.

Факел отрывался от корня, стабилизировался в конце камеры сгорания, накапливалась порция горючей смеси, она поджигалась не с начала, а с конца, происходил взрыв, факел снова отрывало — и далее как описано. «Поршень» взрывного давления ходил по камере сгорания диаметром более двух метров по длине 4—5 метров с частотой в районе низких звуковых волн. Классика!

Устойчивость нервной системы седого капитана была невероятной, или у него полностью отсутствовала нервная система. На мои истерические интеллигентские вопли про «полный пи… ец» он не реагировал. В кино он должен был бы спокойно сказать: «Еще не вечер…» Но он только посмотрел на меня с недоумением.

Даже не помню, как мы вернулись. Видимо, благодаря тому, что фланцевые соединения на установке были из стали толщиной 40 мм. По проекту нужно было 20 мм, но такого листа не нашли и сделали из другого, который не порвался.

На той установке я просидел пару месяцев, что-то чертил, мне это сразу делали в металле, монтировали. Обходить зону пульсаций стало легче. Но почему она возникает и как этого «по-серьезному» избежать, я тогда не понял.

Решение, как стабилизировать такой факел, я увидел в Германии. Немцы делали очень похожие установки для низкокалорийных доменных газов, но делали немного иначе. Это решение — единственное новое, что я узнал в Германии про процессы горения.

Союз был местом многих чудес. Почитайте «Восстание грибов в Воронежской области», «Рыба клюет с головы» Андрея Колесникова. Посмотрите фильм Андрея Лошака «Кыштымский карлик».

44. Молибден для танковой брони

«Сочетание высокой твердости с вязкостью крайне необходимо для броневой стали. Броня первых англо-французских танков, появившихся в 1916 году на полях сражений мировой войны, была выполнена из твердой, но хрупкой марганцевой стали. Увы, этот массивный панцирь толщиной 75 миллиметров снаряды немецкой артиллерии прошивали как масло.

Но стоило добавить к стали лишь 1,5—2% молибдена, как танки оказались неуязвимыми, несмотря на то что толщина броневого листа была уменьшена втрое. Дело в том, что молибден задерживает рост зерна в процессе кристаллизации стали и тем самым придает ей мелкую однородную структуру, обеспечивающую высокие свойства металла. Танк становится неуязвимым.

Конец ознакомительного фрагмента.