Дела стоящие и суета на побегушках. Сборник рассказов

Нина Пронченко

Внуку моему Тимофею с любовью. Чудесное детство твое помню как свою радость и награду. Хочу, чтобы всем детям, кто прочтёт эту книжку, стало весело.

Редактор Тимофей Александрович Пронченко

Иллюстратор Е. Мешков

© Нина Пронченко, 2018

© Е. Мешков, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4493-0477-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пустяки! Дело житейское!

Рассказ

На всей нижней половине дома Филипп был один. Старшие братья—в школе, мама и младшая сестрёнка, четырёхлетняя Юнка, убирали спальни наверху. Из интересного сейчас было только то, что перед дверью заднего крыльца хлопал крыльями и громко квохтался петух. Тощий, на длинных ногах. Бестолковый и презлющий: благодарности ни к кому не чувствовал! Малюсенькая и невзрачная голова его гордо торчала на общипанной длинной шее. Совсем недавно петух клюнул в ногу брата Юру, да так крепко, что когда мама мазала ранку зеленкой, в сердцах обещалась сварить суп из злодея, а себе завести нового. Безмозглая птица не раскаялась и, если открыть дверь, петух сразу полезет на рожон. Филипп подумал и закрыл дверь защелкой. Тут сам собою выключился свет! В узком коридоре между домом и баней, воцарилась тьма кромешная.

Но если приглядеться и найти дверь в кладовку, дальше можно не беспокоиться: там было верхнее окошко! Филипп нащупал ручку, дверь отворилась. Два деревянных шкафа, до отказа набитые добром, которое жалко выбросить, хранили много интересного. Он выбрал полку повыше и потянул к себе узкую коробку, совсем новую, попавшую сюда, скорее всего, по ошибке. Коробка, как карандаши, выдвигалась в оба конца. Внутренности её выскочили из обложки и рассыпались по полу. Это были металлические тюбики с разноцветными головками. Он поднял тот, что был с зеленой, открутил, и из тюбика сама собою полезла зеленая змейка, что-то вроде зубной пасты. Пахло приятно.

Мазнул один палец, потом другой. Открутил оранжевую головку и тоже мазнул.

Краски! Да такие «классные», что им и воды не надо! Они и без воды чудесно красились! Сначала Филипп разрисовал только ладошки, потом дошел до локтей, и, любуясь в никелевый самовар на нижней полке, разрисовался под индейца целиком. Накрасил щеки, а закончив второе ухо, подумал, что если, вдруг, индеец маме не понравится, сам в бане вымоется, даже с мылом, и дело с концом!

А в доме уже слышались звонкие голоса. Старшие братья вернулись из школы. Самое время выскочить. И он выскочил!

— Тили—тили! Трали — вали! — громко пел вылетевший на середину индеец. Ожидая хохота и восторга, размахивал зелеными руками, прихлопывал оранжевые коленки. Но восторга не последовало.

Ахнул только Юрка, и то, как—то невесело ахнул… Совсем не так следует встречать краснокожих!

Филипп остановил индейский танец. Если тебе не рады, чего зря стараться? Хотел присесть на стул, но тут братья взвыли:

— Стой! Стой, где стоишь! Мама тебя видела?

Индеец отвечал словами самого Карлсона:

— Пустяки! Дело житейское! Вымоюсь в бане, если что…

— Филипп! — Володя почему — то заговорил шепотом.

— Какая баня? Краски масляные!

Тебя будут отмачивать в керосиновой бочке!

Мальчишка почуял недоброе: бочка Гвидона просто ерунда в сравнении с той, куда братья собирались засунуть его, Филиппа!

— Хорошо еще, что папа не приехал! — добавил Юрка, округлив глаза.

— Да нет, он еще успеет! — уверенно отвечал Володя.

Радость разом сгинула. Своя прежняя неприметная кожа в одну минуту показалась во сто раз лучше расписной индейской!

А из верхней половины дома спускалась мама.

— Матерь божья! — воскликнула она, увидев младшего сына.

— Пустяки! — повторил Филипп, уже не так уверенно. — Дело житейское!

— Какие там пустяки? Труба твое дело! — Юрка стоял повелителем, скрестив руки на груди.

— Ой, что тебе будет…..!

Придумывать наказания старшие братья были великие охотники. Каждый старался преуспеть. Так как мать, присев на лестничную ступеньку, почему-то молчала, дело у них пошло как по маслу.

— Будет сидеть в бане! — уверенно продолжил Володя. — Даже не знаю, сколько ему придется сидеть? Может быть, целую ночь?

Сидеть в бане, как в темных застенках, старшие братья отправлялись на час — другой за большие грехи. Филиппа в баню еще никто не сажал, только в коридор, соединявший дом, кладовку и баню под общей крышей.

Обычно он колотил в дверь, требовал свободы. Выл громко, чтобы всем слышно. Но потом вой становился тише, тише и плавно переходил в любимую песню. «Сяду я верхом на коня! — пел узник. «Ты неси по полю меня…!» Это означало, что мальчишка отыскал себе подходящее занятие. Везде люди живут!

В предбаннике же, у самой батареи, за гладильной доской, стоял раскрученный и брошенный братом Юркой, электрический утюг. Крути дальше, сколько захочешь! И брызкалка — штука хорошая!

Но что ждало его теперь?

Чувствуя опасность для брата, никем до сих пор не замеченная, верная Юнка, вихрем слетев со ступенек, встала рядом: — Я с тобой пойду! В баню! С тобой!

Мать, уже чему — то улыбаясь, велела старшему сыну принести фотоаппарат: — Встань к окну! — сказала она Филиппу и щелкнула раз, другой, третий… Судьба мгновенно повернулась счастливым боком. Раз мама не сердится, старшие братья тут же развеселились: они — не зануды! Индеец—то был — будь здоров! И они хохотали, повторяя:

— Пустяки! Дело житейское!

— Мам, — вернулся к делу Юрка, — а может его и не надо отмачивать, а?

Пусть засохнет хорошенько, а потом сам и облупится! Может он за недельку уже и облупится?

Теперь великодушие распирало старших. Но Филипп, услыхав новость, похолодел:

— Как это « за недельку»? — повернулся он к матери. По щекам индейца потекли разноцветные слезы.

— Не плачь! — сказала мама. — Сейчас вымою! Это краски гуашевые, не масляные!

И она увела Филиппа в баню: долго терла мочалкой с мылом, поливала из душа. Филипп терпел и даже радовался: куда лучше керосиновой бочки!

Через полчаса, опять белокожий, мальчишка носился по всему двору. Сам себе отдавая команды, гнался за безмозглым петухом. Перепутав прошлую игру с теперешней, которую только что начал Филипп, за ним спешила сестра Юнка. — Ваше Величество! — звала брата Юнка. Она забыла, что вчера, поссорившись с непослушной подданной, король — Филипп, не колеблясь, отрекся от престола, и сегодня за петухом во дворе гнался совсем не король, а простой Карлсон.