Жора и груши. Рассказы

Нина Заря-Абрамович

Жора+груши=«Грушевка» Книга улетная! Хихикать будете! Остановку метро проедете, котлеты сгорят! Это говорю вам я, Абрам Цукерман, литературный агент автора. Я сам свою остановку проехал, зачитался.

Бомбейкина

Танцовщица

Клуб коллекционеров, а проще, сходняк холомызеров, проходит в Экспо Центре Киева по субботам. Давно я хотела пристроить в хорошие руки одну картину. Поехала вчера в Экспо Центр. Выбрала себе свободное место среди таких же, жаждущих продать чего — либо. Прислонила картину к стене. Полотно художницы Валентины Бомбейкиной «Танцовщица» имеет свою историю. Как-то Валька предложила мне продать коллекцию ее рисунков. Соцреализм. Героика труда. Донбасс, Днепрогэс.

Знакомый депутат Миша глянул на чумазых шахтеров и скривил козью морду.

— На фига мне эти пролетарии! А вот баб голых я бы купил! Какую — нибудь танцовщицу…

— Эти слова взбодрили Вальку на подвиг. Она вооружилась кистями, маслом. Уложила меня на софу в качестве натурщицы. Потом свою соседку Нэльку. Потом мою дочку Леночку. И через пару дней картина была готова.

— Лицо танцовщицы было сияющим, очаровательным. Копия Леночки. Но меж глаз красотки проходил суровый шов полотна. Валька по своей рассеянности увидела шов поздно. Пришлось лицо стирать, грунтовать холст и писать по-новой. Второй раз лицо получилось уже вымученным. Руки девы оказались маленькими в сравнении с ногами. Руки были от Леночки. Ноги от соседки Нэльки. С ее характерной шишкой у основания большого пальца. Нэлька по молодости носила узкую обувь. Что было от меня я уж утаю…

Признаться, позировать — труд не из легких.

А еще этот коврик жуткий, у ног красавицы! Его Валька срисовывала со своего замызганного половика!

— На фига ты рисуешь этот непотреб? — злилась я, глядя на коврик.

— Не правда! Коврик роскошный, сливового цвета!

— А бубен почему такой? Овальный! В какие передряги он то попал?

— Я так его вижу.

Что тут скажешь!? Что видит творец, простому смертному неведомо!

Короче, депутат Миша от такой красоты отказался напрочь.

Огрехи видели и покупатели, «тертые калачи», наводнившие клуб.

— А чего лицо у нее, как у обезьяны?

— Ой! Не фантазируйте! — защищаюсь я.

— А почему бубен у танцовщицы овальный?

— Таков замысел живописца!

— А у нее, что с ногами? Артрит? Вроде, рановато. Торговались ушлые перекупщики.

— Тут подходит ко мне экс — президент Ющенко с вышитыми рушныками под правой рукой и старинной бандурой под левой. Ющенко в клуб шастает каждую субботу и скупает всякий фольклорный арте — факт.

— А чому вона не в сорочци? Якбы в вышитой сорочци, я б купыв.

И пошел дальше, таща бандуру и разнося медовый дух. Кстати, дешево он за бандуру отдал. Всего — то 1 тысячу гривен! Но мужик, продавший бандуру, все равно был счастлив. И на радостях упросил президента сфотографироваться с ним. И с бандурой. На прощание.

А вскоре, ближе к закрытию клуба, мне удалось пристроить несуразную красотку одному упитанному коту, совсем неискушенному в художественных тонкостях мастера кисточки Бомбейкиной.

— Она такая позитивная! — сказал этот жирный кот и отслюнявил дорогущие доллары.

Когда Валька узнала об этом моем подвиге, она снова воодушевилась. Достала со шкафа банку с норковыми кисточками, отряхнула с них пыль. Готова написать новую голую бабу! А идея Ющенко ей понравилась.

— Только позирует ей пусть кто — то другой. Мне хватило!

Жора и груши

Валька Бомбейкина пригласила на груши.

— Груш тьма! На дереве и под деревом. Приезжай, соберешь, компот сделаешь. Правда, Жора собирался за грушами… Но пока он приедет… Успеешь!

Жора — это угроза! Жора — это выжженное поле. После Жоры груш днем с огнем не найти. Это я уже знаю! Не первый грушевый сезон.

Приезжаю к Вальке. Открываю калитку.

Не успела! Во дворе, на изумрудной траве, сидит Жора. Утрамбовывает в рюкзаки желтые груши. Под грушевым деревом уже ни фига. На дереве тоже.

Пришлось собрать белый налив. На компот.

Зато зимой я натаскаю дров, Валька распалит печку и мы будем пить Жоркину «Грушовку». И говорить о литературе.

Танцы с ведрами

На руках мозоли! И перчатки не спасли.

Вчера я совершала подвиг Геракла в волшебном саду у Вальки Бомбейкиной. 7 соток участка, между прочим! Сгребла тонны листьев, килограммы ржавых гвоздей… — только у Бомбейкиной в саду может быть такое! Так она удобряет землю! И почти Верещагинские кучи костей, которые по всему саду разнесли Бомбейкинские Бобики. Валька сама будет сидеть на овсянке, но песикам своим мяса купит.

Валька поджигала кучи, бросая туда и зажигалки. Все это горело, тлело, взрывалось. А на земле, свободной от жухлых листьев, уже пробились к солнцу зеленые отростки будущих ирисов, ландышей, тюльпанов…

Но, здесь я помолчу. Об этот уже наговорено вдоволь, до оскомины, Пришвиным, Тургеневым и современным писателем А. Ивиным.

Потом мы с Валькой сидели за ее коронным столом, в белых скатертях с петухами, под высоким потолком, с античными ангелочками 17 века, резного дерева, вывезенными еще в советские времена из Костромской губернии. Ангелочков пока пощадила моя спекулятивная прыть, хотя Валька просит и их пристроить. Вслед за «Танцовщицей». За нее, эту красотку, удачно сбагренную минувшей субботой, мы и подняли граненные стаканы. Жоркина «Грушовка» потекла — а-а, обжигая сосуды…

— А ветер щедро разнес огонь по саду, и мы с Бомбейкиной кинулись его тушить. Дымом заклубило все небо. Бобики Валькины лаяли, путаясь под ногами. Соседние дворовые псы неистовствовали.

Окрестные частники вывалили во дворы, смотреть бесплатный цирк. Мы обливали водой друг друга, попадая и на огонь. Танцы с ведрами двух сумасшедших!

Огонь лизнул солому на крыше ветхого сарайчика. Вломился в открытую дверь. Начал хозяйничать внутри, активно общаясь с сухими дровами. Потом грянул мощный взрыв. Привет от запасного газового баллона! А рядом Валькин дом..!

И тут мы вспомнили о шланге с водой, тут же во дворе… Кто — то из частников запоздало вызвал пожарных.

Валькин дом с ангелочками спасен. Сарайчик сгорел. Грабли сломаны. Ведра погнуты. Мы особо не пострадали. Мокрые, в копоти. И лишь мозоли на руках.

Заживут за пару недель!

Королева рассеянных

Моя подруга Валька Бомбейкина могла бы стать Королевой Рассеянных. Если бы за рассеянность давали такой титул.

«Киевенерго» прислало ей квитанцию на сумму аж 6 тыс гр. за электроэнергию.

Валька в ужасе. И в недоумении. Откуда такой долг? Она живет одна. Свет в доме за зря не палит. И вдруг такое! Врут, наверное, поставщики! Мошенничают!

А на днях мы с ней полезли на чердак, елку с игрушками доставать. И я чувствую, что на чердаке уж очень жарко. Смотрю, а посреди чердака стоит обогреватель. И он включен!

— Ой! — всплеснула руками Валька. — А я о нем совсем забыла! Я же еще прошлой зимой включила его, чердак прогреть! Он все лето грел!? А я то думаю, чего так в доме тепло!

— Хорошо, что дом за это время не сгорел!

Сжилась с образом

Валька Бомбейкина на самом деле не Бомбейкина. У нее фамилия У.

И все ее соседи по району знают ее, как У. И в паспорте она, естественно, У.

А не Б.

И только в моих опусах, которые она не читала, подруга носит это вымышленное имя Бомбейкина.

Оно ей подходит. Будто прилипло. И соответствует вызывающе яркой внешности и всегда праздничному настроению.

Из любви к подруге я меняю У. на Б., рассказывая о наших с ней приключениях. Что бы никто ее не узнал.

И вот недавно подруга узнала, что она существует под этим псевдонимом Бомбейкина! Разволновалась и запретила мне так ее называть. По этой фамилией!

— Валя! Ты же не Бомбейкина! Ты же У.! Или ты уже фамилию в паспорте сменила? У. на Бомбейкину!?

— Не пиши Бомбейкина. Пиши просто Б., если уж тебе так хочется.

— Ты себя уже с Бомбейкиной идентифицируешь? Сжилась с образом? Покажи паспорт!

— Не смей Бомбейкиной!

— Короче, теперь из любви к подруге я не буду показывать ей мои новые россказни про Бомбейкину.

Почему Коля остался без сигарет?

Вчера мы с Валькой Бомбейкиной варили варенье из райских яблочек, собранных в ее волшебном саду. А тут на огонек заглянул ее сосед Коля, сигарет стрельнуть.

Николай мужик обычный, земной, работает в СБУ.

Под рюмочку кофе с сигареткой, а, может, от нашего с Валькой женского обаяния, сосед и развязал язык, поведав нам страшную военную тайну.

Перевозили они недавно из Киева в Харьков радиолокационную установку…

Уже на подъезде к Харькову их тормознули двое бравых ГАИшников.

Эти сержанты Петренко потребовали денег за проезд.

— Дак, мы же для страны везем! В стране война! Дак, мы же СБУ! — возражал Коля со своими напарниками.

Гаишникам все их аргументы были нипочем.

— Не пустим и все!

Ничего не оставалось делать силовикам, как скинуться на более веские аргументы. Вывернули карманы и все, до копейки, отдали разбойникам с большой дороги.

Вот почему Коля остался без сигарет.

Может, баночка с вареньем из волшебных яблочек, которую мы Коле дали с собой, будет ему маленьким утешением…

Гнездо канарейки

Была сегодня у Бомбейкиной. Елку ставили. Игрушки старинные, еще с детства ее бабушки, из чердака достали. И на елку все это одели. Но я не про елку, которую наряжали мы аж 3 января! Для Бомбейкиной это так же в порядке вещей, как и георгины сжать в августе.

Я о другой рассеянной. Аллочка. Приятельница Бомбейкиной. Живет через дом. Мы приперлись к Аллочке чисто с прошедшим новым годом поздравить, тортик принесли. Но я не буду о подробностях этих.

Меня поразило вот что. У Аллочки на окне висит клетка с канарейкой. Пока хозяйка разливает чай, вижу картину. Маленькая желтенькая птичка волнуется, чирикает, суетится в клетке. Выстраивает гнездо. Выщипывает перья из своего тельца. Что бы птенцам было тепло. Она не понимает, что птенцов взять не откуда. Самца то нет!

А рассеянным, а, может, просто равнодушным людям плевать на личную жизнь этой пташки.

Мне в рот не лез ни торт, ни чай. На мой вопрос, почему кенаря не купят птичке, Аллочка ответила что-то невразумительное про «некогда и в гору глянуть».

Мы собирались домой, а эта несчастная нетра..тая канарейка, с голым общипанным задиком серого цвета, все еще продолжала прыгать по клетке, выдергивать перья из себя и вить гнездо.

— Вот так и мы, люди. Жертвы инстинкта. Стараемся, выдергиваем перья из ж…ы, ради своих детишечек… Но это уже другая история.

— Завтра пойду в зоомагазин и куплю для Аллочкиной птички бойкого кенаря.

Вот тебе и чернобривцы с георгинами!

Рассеянные люди вызывают различные эмоции. Но мне кажется, что больше все же положительные!

Собрались мы с Валькой Бомбейкиной в «Биллу», за продуктами. Валька выкатила из — за печи тележку-кравчучку, облачилась в новую дубленку, подбитую мехом норки. И мы вышли из ее милого домика в Цимбаловом Яру.

Я учтиво беру в руки тележку и чувствую, что она не только тяжела, словно, набита кирпичом, но и попахивает от нее, отнюдь, не цветами.

— Валя! Тележка полная! Вытащи груз! И что — то там, у тебя не того… — принюхиваюсь я.

— Вечно тебе микробы мерещатся! Не сочиняй! Поехали!

— Ну, поехали! Хозяин — барин!

Мы взбираемся на горку, к троллейбусу. Тележка тяжелая. Я толкаю ее с усилием. Валька меня опережает. И тут я вижу, что подол ее новой дубленки, которую я подарила ей недавно в знак дружбы и симпатии, будто собаки отгрызли. Такой хороший кусок оторван!

— Валя! Что с дубленкой? Какие псы тебя покусали?

— Да, пустяки! Это я из троллейбуса не успела выйти.

В «Билле» я предусмотрительно отдаю пахучую тележку в руки хозяйке. Мы ходим по магазину и Валька, легкомысленно игнорируя магазинную корзинку, складывает товар в свою тележку. Бывают такие люди!

На кассе Валька начала извлекать из своей тележки продукты. Она честно вытащила весь товар. И тут нас задержал бдительный охранник, неотрывно глядящий на нас в оба глаза. Он велел достать из кравчучки все, что там есть.

Я не знала, куда девать свои глаза!

Под общий хохот и хихиканье покупателей, из тележки, Валька вытащила на свет божий увесистый мешок с мусором, фрагменты сломанной табуретки, пакет с мясом, купленным в «Билле» еще две недели назад, судя по чеку, прилипшему к пакету, треснутый горшок с землей с засохшей геранью.

Валька Бомбейкина хороший человек и замечательный художник. Не взирая на вымышленную мной фамилию. Всегда согреет израненную душу. А какой натюрморт намалюет! Или пейзаж! А скульптуру изваяет! Закачаешься.

Но рамы из окон ее милого домика мы вытаскиваем не весной, в начале жары, а ближе к концу лета. Тогда же высаживаем и чернобривцы с георгинами.

Но это не очень мешает нашей дружбе.

Семь серебряных ложечек

Были мы с Валькой Бомбейкиной на крестинах. Под Киевом, в деревне. Там у ее друзей, — назовем их Сидоровы, — внук долгожданный родился. Славик.

Было все, как обычно, в таком таинственном деле: батюшка с крестом, Славик, ревущий на всю церковь, неожиданный его фонтанчик на батюшкину рясу, веселая парочка крестных, праздничный фейерверк. Да и мы с Валькой Бомбейкиной, как не пришей кобыле хвост на этом чужом празднике жизни.

Но, что — то необычное все же было.

Это семеро парней, дружной кучкой стоявших под куполом. Они внимательно наблюдали за действием.

Потом эти семеро парней оказались в доме Сидоровых. Они вполголоса общались с их дочерью Маришей, агукали со Славиком. Каждый по очереди дарил малышу подарки. А родители Мариши как — то очень гостеприимно рассаживали их за стол и как-то очень трогательно заглядывали в глаза каждому из них.

Конечно, я выяснила детали.

Сидоровы были зажиточными, у них имелось два добротных дома, большое хозяйство из пятнистых бычков и дочь Мариша.

Ей стукнуло уже 28 лет. А семьи не было, и, вроде бы, не предвиделось.

А Сидоровым так хотелось наследника! Кому же передать большое хозяйство с бычками?

Маришу мало интересовали патриархальные ценности. И особенно пятнистые бычки. Она, казалось, все время отдавала чтению классической литературы.

А Сидоровы так мечтали о наследнике… Короче, мне уже надоела эта бадяга…

Эти семеро парней были ее очень близкими друзьями. Настолько близкими, что Мариша совершенно не знала, кто отец ее Славика.

Хорошо, что не хрен!

Вчера я купила на блошином рынке портрет… как его… блин… Укроп? Петрушка? Ну, надо же, счас, счас…вспомню! Хрен!? Нет же…

А — а — а! Пас — тер — нак!

Именно так в мучениях, выковыривал из своей памяти имя поэта и писателя Бориса Пастернака один подвыпивший гражданин.

Да, что там гражданин! Я, вот, вроде, к литературе имею хоть какое — то отношение, и то по простоте души думала, что это Булгаков. Он, как-то, больше вяжется с Киевом, чем неожиданный москвич Пастернак.

Автор Нобелевского «Доктора Живаго» был продан мне за рекордно мизерную цену. 100 гривен. Эквивалент двум пузырям водки, да нехитрой закуски веселому гражданину, такому же знатоку Пастернака, как и я. Мы оба остались довольны.

Дома на обороте картины я нашла надписи. «Худ. М. Кириченко. 1 — Жив.»

Холст, подрамник, были стары и, вероятно, соответствовали времени жизни портретируемого. С художником, тоже, кажется, все понятно. Был такой в советской Украине, и даже в членах союза значился. А что такое «1 — Жив.»? Я долго ломала голову. Приходили на ум всякие глупости, типа Цой Жив! Пока не понесла картину своей подруге Вальке Бомбейкиной. Она сама художник. Правда, ее имени никто не найдет в справочных толмудах по той причине, что имя исковеркано мной из любви к подруге.

Оказалось, что художник Кириченко, царствие ему небесное, был дружен не только с Валькой Бомбейкиной, поскольку их мастерские были по соседству, но и с самим Борисом Пастернаком.

Конец ознакомительного фрагмента.