Скрываясь от гуронов
Для поклонников вестерна – книга «про охотников и индейцев», написанная по дневниковым записям путешественников ХVIII века и на современном материале. Четыре отважных джентльмена вновь отправляются на розыски сокровищ Диего де Альмагро. Теперь шхуна «Архистар» держит курс в Гудзонов залив. Осенью в канадской тайге красиво, но безмерно опасно. Героев преследуют индейцы, а на обратном пути давняя, но незабытая любовь подвергает капитана Линча смертельной угрозе. Потом жестокий шторм уносит шхуну в Саргассово море.
Оглавление
- Глава 1. Дэниз с Тортуги
- Глава 2. Снова вдаль
- Глава 3. В канадской тайге
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Скрываясь от гуронов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2. Снова вдаль
«Архистар» бежала по волнам.
Было пасмурно, и только далеко на горизонте, среди свинцовых туч, ярко светилась длинная щель заката. Где-то на высоте, там, где ветер дул сильно и вольно, хлопал парус. Шхуна скрипела и била корпусом в волну. Доктор Легг и Платон тихо разговаривали о медицине, стоя в стороне на квартердеке3. Мистер Трелони молча слушал их и, особо в разговор не вникая, изредка поглядывал на капитана.
— Привозят к нам недавно пожилую леди, семьдесят один год, — вдруг сказал доктор таким безжизненным голосом, что сквайр невольно прислушался. — Боли в правом подреберье, тошнота, одноразовая рвота, температура тридцать семь и восемь. Заболела двенадцать часов назад, и как она думает, в связи с нарушением диеты… Говорит, что желчнокаменная болезнь мучает её уже лет шесть… Умеренный дефанс в правом подреберье.
— Болезненность? — спросил Платон.
— А как же… В той же области, — ответил доктор и утвердительно склонил голову. — Симптомы Мерфи и Кера.
— А Ортнера? — поинтересовался Платон.
— Слабоположительные… Пузырь не пальпируется, — ответил доктор и угрюмо посмотрел на небо в сторону заката. — Ну, начал консервативное лечение… Никаких улучшений, даже хуже. Еле-еле уговорил леди на операцию.
— Прооперировал? — удивлённо переспросил Платон.
— Угу, — брюзгливо подтвердил доктор и, ухватившись за свой рыжий бакенбард, добавил: — Пошёл правым подрёберным доступом. И под печенью, в спайках, нашёл гангренозный аппендицит. Ещё бы чуть-чуть — и леди финиш.
— Ну и… — переспросил Платон, по тону доктора понимая, что это ещё не конец истории.
— Ну, и потом бабуля неделю меня костыляла по-всякому… Почему я ей не удалил желчный пузырь, — ответил доктор.
Платон захохотал. Доктор Легг угрюмо, исподлобья смотрел на него какое-то время, а потом расхохотался тоже, присев в коленях и хлопнув себя по ляжкам. Так они и стояли, и смеялись всё громче и заливистей.
Мистер Трелони сдержанно улыбнулся и подумал, что координата № 7 (13°22′40″W, 49°59′47″N — север Атлантического океана у берегов Ирландии), которую они сегодня прошли, им тоже ничего не дала. Океан у берегов Ирландии не таил в себе никакой видимости кладов… Ну, если только на дне, как сразу и предупреждал капитан… Так что никто ни на что особо не надеялся, вот только доктор Легг ещё больше помрачнел, но все понимали, что это он скучает по своей больнице и своим больным.
Мистер Трелони пытливо посмотрел на море. Он только сегодня вышел на палубу: первые дни плаванья море было неспокойно, и он предпочитал отлёживаться в своей каюте, опять с непривычки испытывая приступы морской болезни.
Капитан от штурвала покосился на него и спросил:
— Как вы себя чувствуете, сэр?
— Я чувствую себя викингом, плывущим по северной части Атлантического океана, — бодро отрапортовал сквайр.
Доктор и Платон, всё ещё от души улыбаясь и переглядываясь между собой, приблизились к капитану, ожидая его ответа.
— По моему глубокому убеждению, они плавали именно в этих водах и первыми открыли Гренландию, Лабрадор и берег Американского континента, который назвали Винландом, — сказал капитан. — Мы фактически плывём их маршрутом…
— На Винланд, — уточнил доктор.
— Да, джентльмены, — подтвердил капитан. — Но в залив святого Лаврентия через пролив Кабота мы не пойдём. Там очень много французов… Ну, а про Джона Кабота вы, конечно, знаете.
Мистер Трелони и доктор кивнули головами, а Платон сказал:
— Я не знаю.
Мистер Трелони оторвал взгляд от моря и спросил:
— Я расскажу?
Никто не возражал, и сквайр стал рассказывать:
— В мае 1497 года генуэзский капитан Джованни Кабото, на английский манер именуемый Джоном Каботом, был нанят бристольскими купцами для исследования северного пути в Китай… Его корабль назывался «Мэтью». На борту было всего восемнадцать человек экипажа — судно было явно разведывательное. Почти через месяц Кабот достиг Северной оконечности острова Ньюфаундленд…
— То есть, территории современной Новой Франции4, — подсказал доктор Легг и с поклоном протянул руку к сквайру, приглашая его продолжить свой рассказ.
— Кабот высадился на берег и объявил открытую им землю достоянием английской короны, — сказал мистер Трелони, неодобрительно глянув на доктора. — Продолжив свои поиски, он ни золота, ни пряностей не нашёл…
— Открытая земля была сурова и неприветлива, — замогильным голосом произнёс вдруг развеселившийся доктор Легг.
Сквайр опять неодобрительно посмотрел на доктора, потом сделал шаг мимо него, взял Платона за руку, потянул его в сторону и, встав к доктору спиной, стал торопливо рассказывать дальше:
— Но в этой экспедиции и была открыта знаменитая ньюфаундлендская банка — огромная отмель с неисчислимыми запасами рыбы. Проведя около месяца на новых землях, Кабот повернул корабль назад в Англию, куда благополучно и прибыл в начале августа того же года…
Тут доктор Легг поднялся на цыпочки и, потянувшись через мистера Трелони как мог дальше, быстро сказал Платону:
— Но докладывать королю Генриху VII было особо нечего: населения почти не было, никаких китайских сокровищ тоже… Была одна рыба и пушнина. И всё-таки вторая экспедиция Кабота состоялась, правда сам Джон Кабот вскоре умер при туманных обстоятельствах, и командование флотилией перешло к его сыну, Себастьяну Каботу… И эта экспедиция прошла фактически до Флориды и даже вернулась обратно.
Мистер Трелони, уже давно повернувшийся к доктору лицом, стоял и молча сверлил его глазами.
— Мистер Легг, — наконец, тихо выговорил он. — Соблаговолите посмотреть вон в ту сторону.
Сквайр указал на горизонт, где дневное светило почти коснулось края моря.
— А что такое, мой друг? — удивлённо спросил доктор, оглядываясь. — Ну, солнце почти село.
— А то, что я не буду с вами пить сегодня вечерний чай, — проговорил сквайр обиженно и поджал губы.
На лице доктора Легга появилось явное огорчение.
— Да ладно вам, Джордж, — сказал он примиряюще. — Я же пошутил… Ну, что вы, право.
Мистер Трелони с тем же обиженным видом решительно стал спускаться с квартердека. Доктор Легг, постояв мгновение, бросился его догонять.
— Джентльмены! — крикнул им в спину Платон, чёрное лицо которого выражало крайнюю досаду. — Но почему же всё-таки открытые земли теперь называются Новая Франция?
Мистер Трелони и доктор даже не обернулись в его сторону. Платон с возмущением повернулся к капитану, который смеялся, на всё это глядя.
— Давай, Платон, я тебе доскажу эту историю, — сказал капитан и крикнул рулевого Скайнеса себе на смену.
Когда рулевой подбежал к ним, капитан задал ему курс и отошёл с Платоном от штурвала.
— А надо сказать, что в те времена все открытия новых земель были страшной государственной тайной, — стал рассказывать капитан. — Их хранили в секрете от нежелательных конкурентов… Вот почему так мало документальных источников и о плавании Колумба, и об открытиях Каботов. К тому же в Англии, узнав, что открытые земли — это не сказочный Китай, испытали разочарование… Но постепенно это чувство сменилось живейшим интересом, ведь португальцы и испанцы приводили с Карибских островов корабли, гружёные золотом и серебром.
Повторное открытие ньюфаундлендских земель произошло во времена правления французского короля Франциска I. В 1534 году французский мореплаватель Жак Картье воздвиг крест на мысе Гаспе и провозгласил эти земли французскими. Первые французские попытки колонизации этих земель оказались неудачными… Но постепенно французские рыбаки, плавая вдоль северо-восточного побережья североамериканского континента и заплывая в реку Святого Лаврентия, наладили контакты с местными индейцами алгонкинами и монтанье, которые воевали с ирокезами.
В 1608 году французы основали здесь поселение-порт Квебек. Желая приблизить Новую Францию по значимости к английским колониям в Америке, кардинал Ришелье в 1627 году даже создаёт Компанию Новой Франции, но в 1663 году король Людовик XIV упраздняет Компанию и приступает к управлению колонией сам… Историю с «дочерями короля» ты, наверняка, слышал?
Платон заулыбался и кивнул, и капитан продолжил:
— Так вот, вопреки молве, женщины, посланные королём-Солнце для того, чтобы они вышли замуж за французских колонистов, не были ссыльными проститутками… Тех ссылали на Гаити… А «дочери короля» были очень достойные женщины и девушки. Среди них была даже одна дворянка.
Какое-то время капитан и Платон многозначительно улыбались друг другу, потом капитан добавил:
— И всё это время английские колонисты с юга устраивали набеги в долину реки Святого Лаврентия. Так что и сейчас, ты знаешь, там идёт война между нашим государством и Францией, которая неизвестно, когда кончится… В народе её уже прозвали «война короля Георга».
— Ну, а мы? — настороженно спросил Платон.
— А мы действуем по уже утверждённому плану, — ответил капитан. — Идём в Гудзонов залив… Там обосновалось много английских поселенцев. А Гудзонов залив, не гляди, что называется заливом — он в два раза больше Балтийского моря. Сам увидишь. В него выходит множество рек западных земель Новой Франции, не имеющей выхода к морю.
Капитан замолчал, задумчиво погладил подбородок, потом опустил руку и сказал:
— Нам бы, конечно, надо высадится восточнее, где-нибудь у Нью-Йорка, но ты сам понимаешь… Вдруг нас там всё ещё ищут?.. Хотя времени прошло много.
Капитан мрачно улыбнулся и замолчал.
Между тем совсем стемнело. Юнга Роберт Саввинлоу принёс на квартердек зажжённый фонарь, а следом за ним кок Пиррет, доктор Легг и мистер Трелони вынесли на палубу подносы с чаем и поставили их на ступеньках мостика — по сложившейся уже давно традиции вечерний чай был с ромом. Тут как раз подошёл штурман Пендайс, и джентльмены разобрали кружки.
Неожиданно доктор Легг, словно продолжая прерванный разговор, спросил у капитана:
— А если он нас не будет ждать в той бухте?
— Будет, — уверенно ответил капитан. — А если не будет — придумаем что-нибудь… Не волнуйтесь, доктор, всё будет хорошо. Быстро придём на место, быстро посмотрим — и быстро назад… Всё очень легко и просто.
Доктор упрямо переспросил:
— Нет, капитан! А если всё же он нас не будет ждать в той бухте?
— Ах, доктор, не нервничайте, — успокоил его сквайр. — Вы всегда и во всём полагаетесь только на себя и считаете, что всё в этой жизни зависит только от вас.
— Конечно, а как же иначе? — спросил доктор.
— Вы совсем не думаете о Провидении, — ответил сквайр. — Успокойтесь и предоставьте Провидению позаботиться о вашей жизни.
Доктор скептически фыркнул и отвернулся.
****
Капитан стоял на каменном островке у самого гребня огромного водопада.
Прямо у его ног широкая река разделялась на две протоки и гигантским уступом надламывалась в сторону какого-то индейского озера, едва различимого за клубами брызг. Он стоял и смотрел, как река падает в бездну, каждую секунду сбрасывая на дно колоссальные массы воды, как она, достигнув выбитой за миллионы лет каменной чаши, беззвучно беснуется там сумасшедшими пенными водоворотами. Воздух вокруг, словно туманом, был пронизан водяной пылью, и в этом тумане почти перед его лицом висела, вырастая из пропасти, бесконечная разноцветная радуга, и он словно бы плыл в ней, паря над водопадом — его плащ и волосы, и вся его одежда были насквозь мокрыми… «Грохочущая вода5. На индейском наречии эта река называется Грохочущая вода», — подумал он и проснулся.
Капитан встал и пошёл проверить вахтенных. Небо уже посветлело. Открытая Атлантика мерно качала шхуну на своей широкой груди. Бушприт ритмично вздымался и опускался, брызги и клочья пены взлетали до полубака. Ветер был такой, что шхуна несла на себе почти все паруса, но вот ветер стал заходить навстречу «Архистар»… «Надо пойти другим галсом6», — машинально, всё ещё находясь во власти сна, подумал капитан.
Держать ветер и не терять ни одной мили, шхуна должна идти так, чтобы всё время приближаться к своей цели — в этом и заключалось для капитана высочайшее искусство хождения под парусами. Он никогда не медлил в ожидании, что ветер опять поменяется и снова зайдёт с прежних румбов7. Конечно, это означало для команды более частые манёвры парусами, но команда знала, что капитан ведёт их намеченным курсом, а значит, у них обязательно будут заработки: капитан Линч считался у матросов баловнем судьбы.
Вот и сейчас на палубе раздались крики команды и приглушенный топот многочисленных ног. Скоро «Архистар» сменила галс.
Капитан пошёл к себе.
****
…каждый матрос знает, что, когда корабль лежит на курсе, и команде делать особо нечего, боцман всегда найдёт матросам занятие. Черновая отрожка палубы, разделка швов под конопатку, перекрутка и витьё прядей работы, как известно, производятся матросами под руководством опытного корабельного плотника.
Каждый матрос знает: корабельный плотник всегда объяснит ему, что бимсы изготавливаются по шаблонам, а площадки, настилы, рыбины в трюмах, подмостки, подушки на буи, подножные решётки делаются из твёрдых пород древесины и никак не иначе…
Сейчас с самого утра ветер дул неизменный, и боцман Гант выделил корабельному плотнику несколько матросов, чтобы те помогли плотнику сделать ватервейсы и прямые планшири, и матросы строгали и пилили на палубе, причём с большим удовольствием, потому что испокон века работа с деревом у всех без исключения мужчин вызывает особое удовольствие.
За работой матросы пели и рассказывали всякие байки о торговых портах и гаванях всего Мирового океана, о штормах и гигантских морских чудовищах, так что вскоре вокруг них собралась вся незанятая часть вахты. Даже джентльмены, стоя у квартердека, невольно прислушивались к разговорам команды, с интересом поглядывая в ту сторону.
Доктор Легг первым заметил, как разговор от Мирового океана резко вильнул в сторону и перешёл к вопросу, который всегда интересует всех без исключения мужчин — к вопросу о женщинах. Он прислушался и подошёл поближе, увлекая за собой капитана и сквайра: матрос Дик Ривз, высокий и статный малый, балагур и любимец команды, делился со всеми своими впечатлениями о своём последнем свидании.
— Мой дружок уже был в её руке, — говорил матрос Ривз под общий хохот. — Как вдруг…
Мистер Трелони растерянно заулыбался. Доктор нахмурился. Капитан увидел, как юнга Роберт, стоявший в толпе вместе со всеми, поморщился и посмотрел в сторону.
— Дик! — позвал капитан матроса, а когда тот подбежал к нему, сказал тихо: — Совсем не обязательно об этом рассказывать в таком духе. Ведь там, на берегу, в это время с женщиной, тебе было не до смеха? Зачем же ты теперь себя порочишь, рассказывая всякие скабрёзности?.. А теперь позови боцмана.
Матрос, на котором лица не было от смущения, бросился со всех ног за боцманом. Джентльмены молча смотрели на капитана, и тот, отведя взгляд, пояснил неохотно:
— Мне не хотелось бы, чтобы наш юнга испортился раньше времени.
— Корабль — не место для прогулок стыдливых барышень, — напомнил капитану сквайр.
— Согласен, только мальчишка уж больно славный, — ответил капитан, почти оправдываясь. — Пусть таким и останется, как можно дольше.
Юнга Роберт Саввинлоу в этом своём первом плавании нёс тяготы морской службы почти наравне со всеми матросами — боцман Гант ему поблажек не давал, ну, если и давал, то самую малость. Юнга Роберт стоял вахту на руле, был вперёдсмотрящим, учился определять компасный курс и выполнять команды на швартовку и постановку на якорь. Навыки работы с такелажем8 и парусами он осваивал под присмотром Платона, и тот скоро стал говорить капитану, что салага их во время шторма не подведёт. Ещё Платон учил Роберта стрелять из лука, но основная работа юнги была всё-таки вахта на камбузе, где по-прежнему командовал кок Пиррет.
Кок Пиррет в этот рейс собрался с трудом, да и то только потому, что ему был обещан в помощь юнга. Было Пиррету уже лет шестьдесят — немаленький возраст для моряка на парусном судне, и штурман Пендайс не раз напоминал капитану про это. С возрастом кок растерял последние волосы, похудел и осунулся, и уже никто из матросов не называл его Обжорой. Но кормёжкой его команда была по-прежнему довольна.
Штурман Пендайс, правая рука капитана, был всё такой же — коренастый и загорелый, с бритым лицом и двумя серебряными потемневшими серьгами в ушах. Тёмные волосы и брови штурмана уже тронуло сединой, но из-под этих бровей по-прежнему жёстко смотрели серые глаза, а твёрдо очерченный рот так же редко улыбался, и так же упоённо штурман любил разные финансовые, как он говорил, «манипуляции», честные и не очень.
Сейчас штурман стоял у правого борта с юнгой Робертом и рассказывал ему про море Лабрадор, которое они пересекали.
— Море Лабрадор — это часть Атлантического океана, и отделяет оно полуостров Лабрадор от острова Гренландия, — говорил штурман. — И это море открывает путь на север. Сначала через Девисов пролив, а затем через море Баффина можно добраться до самого окраинного моря Северного Ледовитого океана, разрази меня гром.
— А вы там плавали? — спросил Роберт ломким от волнения голосом.
Штурман Пендайс посмотрел в восторженные карие глаза юнги и ответил веско:
— Много раз.
Тут штурман покосился направо и налево, ошарашенно потёр свою массивную нижнюю челюсть, крякнул и продолжил как-то не вполне уверенно:
— Да и климат, что ты скажешь, здесь удобным для навигации не назовёшь… Море Лабрадор покрыто льдом с декабря по июнь, а с Гренландии в море спускаются тысячи айсбергов… И тут уж смотри в оба, чтобы не попасть айсбергу по курсу… Ведь тогда — кричи «палундра»9 морским гадам.
Глаза Роберта расширились, он покраснел от возбуждения и закусил губу.
— Да не дрейфь, юнга, — сказал штурман Пендайс низким голосом и шутливо ткнул Роберта в живот большим пальцем. — Это корабль на дно майнует10, а не экипаж.
Роберт тряхнул головой и спросил:
— А вы с айсбергами сталкивались?
Штурман Пендайс открыл, было, рот и опять глянул в глаза Роберту. Глаза юноши смотрели на него доверчиво, но в то же время так пытливо, словно спрашивали они у собеседника: а ты честный человек?
Штурман решительно закрыл рот и отрицательно покачал головой.
— Нет, мне не приходилось, — проговорил он сдавленно. — Бог миловал.
Какое-то время он молчал, скрёб ногтями свою щетинистую щеку, потом пробормотал вдруг удивлённо себе под нос:
— Вот чума!
Но когда штурман снова заговорил, то голос его уже звучал спокойно и раскованно.
— Но рыбы зато здесь — великое множество, — сказал он. — Лосося, атлантической сельди и трески… В лабрадорских водах тьма-тьмущая тюленей и сейвалов. Ивасёвых китов… Сам увидишь… Их легко узнать по очень высоким спинным плавникам.
— А мы с ними не столкнёмся? — спросил Роберт.
— Нет, куда там, — ответил штурман. — Они к себе не подпускают… За сейвалом измотаешься гоняться. Он мало времени бывает на поверхности, к тому же быстр и изворотлив… Просто скаковой жеребец, а не кит.
Тут раздался голос вперёдсмотрящего, который закричал:
— Киты по левому борту!
— А ну, посмотрим… Сейчас я вынесу трубу, — сказал штурман Пендайс Роберту и враскачку, не держась за рейлинги руками, поспешил к себе в каюту.
Вернулся он к юнге с трубой довольно быстро. Они встали по левому борту, скоро к ним присоединились мистер Трелони и доктор Легг со своими зрительными трубами. Незанятые матросы вахты сгрудились по соседству. Все изучали море. Первым китов обнаружил штурман Пендайс:
— Вон там фонтан, видите? — крикнул он и показал всем рукой направление. — Да это же сейвалы, будь я проклят!
— А не финвалы? — с видом знатока спросил доктор Легг и со значением прищурил кошачий глаз, повернувшись к штурману.
— Никак нет, сэр, — ответил штурман укоризненно. — По фонтану же видно, что сейвалы.
— Ну, если по фонтану, — согласился доктор и опять уставился в море.
И тут штурман Пендайс сказал Роберту, протягивая ему трубу:
— А ну, юнга, дуй на фок-мачту11!.. Из бочки всё лучше видно!
Роберт схватил зрительную трубу, закрыл её, закинул на ремне через плечо и бросился к фоку. Матросы тоже полезли на мачты.
Море сегодня было почти спокойное, небо чистое, и когда сейвалы проплывали рядом со шхуной на поверхности, Роберт видел в трубу все детали их мощного тела — удлинённой формы рыбовидное туловище, сухощавое, поджарое, с тёмно-серой спиной, с изящной и гибкой линией хвоста и заострёнными грудными плавниками. На спине китов ясно виднелся, красиво выделяясь над водой, правильно изогнутый и довольно высокий, — более двух футов, — плавник, который был темнее, чем спина. По спине и бокам сейвалов шли белые и светло-серые пятна. Роберт различил даже, что у одних брюхо было розоватое с белым, а у других — голубое. И они глубоко ныряли — Роберт видел на глубине их большие тела, несущиеся под водой, как стремительные призрачные тени.
— На них охотятся? — спросил он у вперёдсмотрящего.
— Не-а, — ответил матрос, не переставая вглядываться в море впереди по курсу. — Жира у них мало, меньше, чем у других китов, а попасть в них гарпуном труднее… Уж больно быстры.
— Ну и славно, — ответил Роберт, снова вглядываясь в резвящихся сейвалов. — Уж очень они хороши.
И тут вдруг вперёдсмотрящий, оглушив Роберта, изо всей мочи заорал:
— Парусник на горизонте!
— Где? — донёсся до Роберта крик штурмана.
— В трёх румбах по нашей правой скуле! — выгибаясь от натуги, проорал вперёдсмотрящий и указал рукой направление.
Роберт, закрыв трубу, собрался спускаться вниз, но вперёдсмотрящий доверительно остановил его:
— Оставайся… Сейчас мы сменим курс. Лучше нам ни с кем не встречаться.
****
Гудзонов залив, самое обширное внутреннее водное пространство в мире, является, дорогой читатель, частью Северного Ледовитого океана, и он более полугода скован льдами.
Через Гудзонов пролив Гудзонов залив связан с Атлантическим океаном, а на севере, через сложную сеть проливов в Канадском Арктическом архипелаге, Гудзонов залив соединён с открытой частью Арктического бассейна. Эти проливы доступны для судоходства всего в течение трёх месяцев в году. В остальное время года они забиты дрейфующими льдами.
Здесь бывают частые туманы, а бури затрудняют навигацию даже поздним летом. Специалисты говорят, что быстрому замерзанию воды способствует её низкая солёность, и по всему заливу поэтому дрейфуют самые разнообразные льды — льды из самого залива, льды из Северного Ледовитого океана и льды, принесённые сюда из многочисленных окрестных рек.
Залив огромен, но мелок: максимальные глубины протянулись через середину залива с юго-запада на северо-восток. Берега здесь — повсеместно извилистые и низкие, и лишь на северо-западе полуострова Лабрадор находится скальная береговая гряда. Зимой температура воздуха над заливом опускается до — 40°С. Северные берега Гудзонова залива — это бескрайняя арктическая тундра. На юге залива протянулся пояс северных хвойных лесов. Восток залива — это край высоких скалистых утёсов, а на западе Гудзонова залива раскинулись болотистые равнины, по которым с сентября по ноябрь бредут к замерзающим водам залива белые медведи, чтобы охотиться на тюленей…
Приблизительно так о Гудзонове заливе рассказал джентльменам капитан за вечерним чаем недели через две плавания.
— Хорошенький же здесь климат, — подытожил мистер Трелони.
— Да уж не Африка, — подтвердил капитан. — Но эти земли тоже славятся обилием рыбы и диких дверей.
— Значит, будем охотиться, — сказал доктор и довольно потёр ладонью об ладонь.
— Да уж, конечно… На белых медведей, — саркастически хмыкнул мистер Трелони.
— А что? — задорно ответил доктор и вдруг осёкся, увидев суровое лицо капитана. — Ну, хорошо… Пусть не на белых, они очень большие и страшные, а на других медведей другого цвета.
— Да, говорят здесь весьма медвежисто, — хрипло отозвался штурман.
И тут вперёдсмотрящий из бочки крикнул:
— Киты по правому борту!
Джентльмены оглянулись, выхватили свои подзорные трубы, закрутили головами и сначала почти ничего не увидели. Дни в последнее время стояли холодные и туманные, а сейчас к тому же стало темнеть. Вода казалась свинцовой, и по этим свинцовым волнам едва тащилась «Архистар». За ней гнался туман. Он плотной стеной тянулся за шхуной по морю, норовя поглотить её.
Тут вперёдсмотрящий снова крикнул:
— Киты по левому борту!
Джентльмены бросились к левому борту. А потом они увидели или, скорее, поняли, что «Архистар» буквально ввалилась в скопление китов. Киты ходили вокруг шхуны группами по четыре-пять голов в каждой, и были они удивительно спокойны и непугливы, они просто не обращали на шхуну никакого внимания, и было их страшно много на этом небольшом пространстве моря.
— Чёртова задница! — потрясённо воскликнул штурман. — Да этих финвалов голов триста!
Капитан приказал обстенить паруса, и шхуна медленно встала, а когда топот ног команды стих, джентльмены услышали китов. Именно услышали, только это был не рёв и не голос китов, а скорее их могучее фырканье — очень характерный и довольно сильный звук, напоминающий звук выпускаемого под большим давлением пара. Эти звуки окружали шхуну со всех сторон и ясно слышались в густеющем тумане.
— Первый фонтан, который выпускает финвал или, как по-другому его называют, сельдяной кит после длительного погружения — самый мощный, — сказал капитан. — И напоминает он довольно стройную колонну высотой до тридцати футов, расширяющуюся в верхней части. Длится такой выдох до пяти секунд. В спокойном состоянии сельдяной кит выпускает до шести таких выдохов с интервалом до шестнадцати секунд и находится он у поверхности до двух минут.
Тут капитан покосился на явно взволнованного штурмана и сказал:
— Я думаю, мистер Пендайс, этим китам нет до нас никакого дела… Они, скорее всего, кормятся рыбой… Перестаньте беспокоиться… Я уверен, что они нас не потопят.
— Но, сэр, — начал, было, говорить штурман.
— Ну что мы можем сделать? Взлететь? — перебил его капитан. — Они окружили нас и взяли в кольцо… Ну, прикажите принести побольше фонарей на палубу.
— Ах, сэр, в том-то и дело, что ничего не можем сделать, — жалобно проговорил штурман. — Сколько добра в море пропадает… Ведь какая манипуляция, а?
И штурман Пендайс бросился выполнять приказание. Скоро шхуна осветилась так, как никогда, наверное, до этого не освещалась. Зрелище получилось необыкновенное. И вокруг призрачно освещённой шхуны кругами ходили киты — это было видно в наступающих сумерках, когда небольшой ветер разгонял туман. Финвалы ныряли, показывая голову, гладкую круглую спину со спинным плавником, они выгибали всё тело, выгибая хвост, но не вытаскивая из воды его лопастей, и хвостовой стебель медленно исчезал в воде, словно вращаясь. Перед нырянием они делали последний продолжительный вздох, набирая запас воздуха.
Поднимались на поверхность финвалы очень отлого, выставляя напоказ, в одной плоскости, всё своё огромное тело, но ещё раньше, чем появлялась голова, появлялся фонтан воды и воздуха, и только потом показывалась верхняя часть головы с открытыми дыхалами и верхняя часть спины. На поверхности моря, вдохнув свежего воздуха, они двигались плавно, и все их движения были наполнены удивительно естественной грацией, а рядом ныряли, вздыхали, поднимались и исчезали в тумане другие такие же киты.
— Какие удивительные животные, — зачарованно прошептал мистер Трелони.
Ему никто не ответил. И тут со стороны квартердека они услышали хриплый голос штурмана, который напористо говорил кому-то:
— Дурья башка… Да сало кашалота гораздо толще и твёрже, чем сало полосатика.
— Зато финвал крепче на рану, — задорно ответил штурману боцман Бен Гант.
— Да твой финвал сразу тонет после загарпунивания, как отдаст концы, — явно горячась, вскричал штурман.
— Зато из его хвостовых плавников получается отменное заливное, — не сдавался боцман.
— А кашалот, мать твою так! — вскричал штурман Пендайс, он замялся, видимо, не зная, что ещё сказать, наконец, нашёлся с ответом и выпалил: — А кашалот красив, как новая посудина с золотом в трюме.
Боцман на это уже ничего не ответил, видимо, сражённый последним доводом штурмана, а, может быть, спор просто затих, отнесённый ветром.
Смеющийся Платон опять поднял фонарь над головой джентльменов, но уже совсем стемнело, и в море ничего не стало видно.
****
Всё время этого перехода погода была относительно ровной, не смотря на климат, но потом настало утро, когда мистер Трелони проснулся от страшной качки.
Он поспешил вылезти на палубу. До самого горизонта пронизанные пеной мутные волны шипели, пучились и громоздились одна на другую. Ветер срывал и относил в сторону их белые гребни, но волны снова упрямо лезли всё выше и выше, почти загораживая небо, по которому низко, над самой водой, словно норовя зарыться в неё, проносились рваные тучи. И это небо было такое серое, холодное, а море такое сердитое и взлохмаченное, что невольная печаль и робость сковали душу сквайра, чуткого на всякие впечатления. На подгибающихся от качки валких ногах он поспешил взобраться на квартердек.
— Доброе утро, мистер Трелони, — громко приветствовал его капитан.
Платон поклонился сквайру, одной рукой держась за рейлинг. Доктор Легг, который тоже находился на квартердеке, спросил у мистера Трелони почему-то строго:
— Проснулись, сэр?
Тут шхуна, треща и стеная, наискось поднялась на очередную мутную гору, голые мачты и реи её накренились, бушприт повис над бездной и спустя мгновение рухнул вниз. Громада воды обрушилась за кормой. Мистер Трелони едва удержался двумя руками за рейлинг: у него подкосились ноги в коленях.
— Это буря? — спросил он у капитана.
— Слегка болтает, — небрежно ответил тот и успокаивающе улыбнулся.
— Мы дрейфуем? — опять спросил сквайр.
— Стараемся… Совсем не хочется со всего маху налететь на камни островов залива Джеймс, — ответил капитан и добавил, пытаясь перекричать ветер и скрип такелажа: — Но вы бы шли к себе в каюту, сэр… Здесь вам делать точно нечего. Берите доктора и идите… Это приказ.
Мистер Трелони молчал, сжав губы. Доктор Легг ухмыльнулся, протянул к нему руку и сказал:
— Ну, если приказ — значит приказ… Берите меня, мистер Трелони.
Они ушли. На квартердеке остались капитан, Платон и рулевой Скайнес. Скайнес был, как всегда, в своём синем, «морском», платье. Из весёлого, общительного и доброго до простоты парня он за прошедшие годы превратился в весёлого, общительного и доброго до простоты мужчину, который уже больше не напивался до беспамятства. Сейчас Скайнес изо всех своих могучих сил пытался удержать рулевое колесо — ветер всё время менял направление. Иногда ему помогал Платон, и тогда они являли собой гармоничный контраст двух разных типов мужской красоты — высокий, мускулистый, чернокожий Платон и высокий плечистый, но сухой и жилистый рулевой Джон Скайнес.
— Кажется, ветер стихает, — прокричал Платон.
Капитан посмотрел в море. За кормой до самого горизонта по-прежнему катились мутные серые валы, бушприт всё так же резко вздымался вверх, а через несколько секунд уже целился в самое основание вала: волны так же взмётывались горами и обрушивались вниз ревущими водопадами, но теперь облака пены и водяной пыли летели прямо к небу, как при взрыве.
— Да, стихает, — пробормотал капитан и утвердительно покивал в ответ, глядя на Платона.
Скоро ветер стих настолько, что на «Архистар» поставили паруса. Шхуна снова неслась заданным курсом и спустя какое-то время вошла в залив Джеймс, крупный залив в южной части Гудзонова залива…
Залив Джеймс, дорогой читатель, занимает видное место в истории Канады больше благодаря деятельности старейшей торговой корпорации, называемой Компания Гудзонова Залива, штаб-квартира которой и сейчас находится в канадском городе Торонто. В течение нескольких столетий Компания контролировала рынок пушнины в английской части Северной Америки и самостоятельно исследовала земли вокруг Гудзонова залива. Она являлась фактическим правительством на этой обширной территории, известной как Земля Рупперта, названной так в честь принца Рупперта (1619–1682), официального основателя Компании. В 1670 году английский король Карл II предоставил Компании монополию на эксплуатацию всех рек, впадающих в Гудзонов залив. Компании принадлежало более трети всей территории современной Канады и незначительной части США.
Берега залива Джеймса были наиболее пригодны для колонизации, чем все остальные области Гудзонова залива, потому что канадский климат известен холодной зимой и влажным прохладным или умеренным летом с большой продолжительностью дня. На берегу залива Джеймса был основан первый транспортный пост для торговли мехом — Руперт-Хаус, деятельность которого была более чем успешна. Руперт-Хаус стал входными воротами британской колонизации в Северной Америке.
Впервые залив Джеймс привлёк внимание европейцев в 1610 году, когда Генри Гудзон исследовал большой залив, названный в его честь. Сам же залив Джеймс получил своё название по имени английского капитана Томаса Джеймса, который более подробно исследовал этот район в 1631 году. В средней части залива имеется группа островов, из которых самый крупный, — остров Акимиски, — располагается ближе к западному берегу залива…
«Архистар» шла вдоль восточного побережья залива Джеймс. Целыми днями на ней не знали покоя: ставили паруса, делали повороты, брали рифы12, шли галсами. Капитан хватался за каждую возможность продвинуться вперёд, чтобы выиграть тёплые дни у надвигающейся осени. Береговая линия восточного побережья, иногда хорошо видная с палубы в подзорные трубы, была извилистой. Она состояла из многочисленных бухт и бухточек, заросших лесом, в котором высокие силуэты тёмно-зелёных елей резко контрастировали со светлой зеленью редких лиственных деревьев. Тут и там среди леса виднелись серые скалы и россыпи камней.
Сегодня утром доктор Легг и мистер Трелони вышли на палубу на разминку по фехтованию на саблях и теперь отдыхали. Доктор, в который раз, покосился в сторону особо настырной чайки, одиноко летящей и орущей за кормой, и сказал:
— Правительству Новой Франции удивительным образом недоставало дальновидности… Если бы оно не конфисковало меха у Радиссона и Грозейе13, придравшись к отсутствию у них лицензии, те не переметнулись бы к нам… И Компания Гудзонова залива никогда бы не была создана.
— А дальновидность правительства здесь совсем не причём, — ответил ему мистер Трелони, пожимая плечами. — Всё это простая человеческая алчность… Почему не конфисковать меха, если можно конфисковать?
— Смотрите, мистер Трелони, какие тут леса, — заметил доктор через некоторое время. — А севернее были всё камни и пустоши… Охота здесь, наверно, отменная.
— Я вижу, вам не терпится, мой друг, взять в руки мушкет, а к поясному ремню прикрепить рог с порохом, мешочек с пулями, нож и огниво, — отозвался сквайр с улыбкой.
— Мне не терпится опять испробовать этот специфический, ни с чем несравнимый, горьковато-сладкий вкус дичи, запечённой с ягодами в земле, — мечтательно ответил доктор. — И я очень жалею, что сейчас не весна, чтобы пойти на глухарей-петухов на току.
— И охота вам убивать бедных глупых птиц, мясо которых к тому же имеет горький привкус хвои? — насмешливо спросил сквайр.
— А его можно спрыснуть красным сухим вином, — тут же заспорил доктор. — И нашпиговать свиным салом.
— Кто здесь говорит о красном вине? — вдруг раздался весёлый голос капитана: он незаметно подошёл к джентльменам, увлечённым беседой.
Доктор и сквайр обернулись. Доктор, увидев перед собой капитана, опешил от неожиданности.
— О красном вине? — вскричал он и возмущённо поспешил добавить: — Никогда!.. Мы говорили о свином сале!
— Ах, о сале? — переспросил капитан и понимающе глянул на сквайра.
Мистер Трелони с приятной улыбкой ответил ему:
— Насколько мне помнится, капитан, о сале мы тоже говорили.
И тут доктор Легг перешёл в наступление.
— Ах!.. Да какая разница! — беспечно отмахнулся он и спросил: — Вы лучше мне вот что скажите, капитан… А если всё-таки Боб Стамп не будет нас ждать в намеченной бухте?
— Будет, — уверенно ответил ему капитан, сверкнув голубыми глазами. — Я писал ему из Бристоля ещё до наших сборов… Письмо ушло с надёжным человеком на «Лизарде», который благополучно прибыл в порт Нью-Йорка.
— А если Боб Стамп письмо не получил? — не унимался доктор.
— Если не получил, то завтра мы об этом узнаем, — ответил капитан и нахмурился. — Завтра мы прибудем в намеченное место.
На следующий день «Архистар» вошла в условленную бухту на восточном побережье залива Джеймс, и все с нетерпением стали ждать появления на берегу старого проводника. Но Боб Стамп не объявился в заветной бухте ни в этот день, ни через три дня.
И тогда капитан решил высадиться в бухте форта Руперт и наведаться в посёлок в поисках проводника — местного охотника, хорошо знающего окрестные леса.
****
Джентльмены вошли в полутёмную таверну.
Она была пуста, и только на одном столе, едва освещая пространство, одиноко горела лампа. За этим столом сидел один-единственный посетитель, по виду простой охотник. Чувствовалось, что он сидит так давно и намерен сидеть ещё долго. Ничем съестным в таверне не пахло. За стойкой стоял кабатчик и удивлённо пялился на вошедших. За его спиной виднелись тусклые ряды давно и безнадёжно порожних бутылок, видимо выставленных здесь «для красоты».
Джентльмены подошли к стойке. Кабатчик заулыбался и приветственно затряс головой. У него была массивная красная физиономия, изрытая оспой, и рот в табаке. Впрочем, сейчас он жевать табак перестал и смотрел настороженно на вошедших. Симпатии кабатчик не вызывал, но выбирать не приходилось, и капитан, покосившись на ряд развешанных над бутылками оленьих и лосиных рогов, заговорил с ним.
— Здравствуйте, уважаемый хозяин, — произнёс капитан и спросил: — Скажите, почему ваш посёлок так безлюден?.. Что у вас тут случилось?
Кабатчик сплюнул табачную жвачку прямо себе под ноги, утёр рот тыльной стороной ручищи и повторил:
— У нас?.. Случилось?
Тут он почему-то посмотрел мимо и как бы сквозь джентльменов, к ним за спину. Мистер Трелони и доктор резко обернулись. Капитан чуть скосил глаза — одинокий охотник за своим столом повернул к ним голову и, отсмеявшись тихим, беззвучным смехом, резко и громко сказал:
— У нас тут случилась оспа!
Мистер Трелони оторопел. Доктор Легг внимательно присмотрелся к говорящему. Капитан сделал к нему шаг и остановился.
— Да, оспа! — как-то лихо провозгласил охотник и добавил: — Но вы можете уже не бояться — все, кто мог, у нас уже умерли!
Он опять засмеялся, а потом улыбка вдруг застыла на его таком же рябом лице. Так он и сидел с окаменевшей улыбкой на бледных губах и смотрел на джентльменов, и тех от этой улыбки всё больше брала оторопь. Они молчали, не зная, что делать.
— Так оспа у нас была уже давно, — поспешил успокоить всех кабатчик. — А этот у меня теперь каждый день сидит… Да и то сказать — других-то клиентов почти не осталось.
— Как давно была оспа? — быстро спросил доктор Легг и пытливо посмотрел на кабатчика.
Глаза кабатчика остекленели в задумчивости. Потом он разлепил красные губы и пробормотал почти в тревоге:
— С месяц, кажись.
— А когда умер последний больной? — опять спросил доктор Легг, не давая кабатчику опомниться.
— Так с месяц, кажись, — невнятно пробубнил тот.
Доктор Легг отвернулся от кабатчика. Джентльмены опять посмотрели на охотника.
— Да, а я теперь тут сижу каждый день, — громко и по-пьяному вызывающе сказал охотник. — И зовут меня Джо… Джо Смит моё имя.
— Очень приятно, мистер Смит, — ответил капитан, представился сам и добавил не слишком уверенно, чуть помедлив: — Я капитан шхуны «Архистар»… Из Англии.
— Из Англии, — повторил охотник без всякого интереса, не переставая пьяно улыбаться своей страшной улыбкой.
Капитан подошёл и медленно сел за стол напротив охотника.
— Мистер Смит, нам нужен проводник, — сказал капитан и повторил для ясности: — Нам нужен человек, который хорошо знает здешние места.
— Я не могу, — тихо ответил охотник. — Попробуйте спросить у Индейца Корли… Он живёт на ближнем озере.
— А по-английски он говорит, этот индеец? — спросил капитан.
Охотник недоумённо наморщил чистый лоб, как это обычно делают только очень доверчивые, искренние, но недалёкие люди, и какое-то время молча, тяжело соображая, смотрел на капитана. Потом он пьяно заулыбался и пояснил:
— Да, говорит, конечно. Индейцем его прозвали, потому что он был женат на индеанке. Она умерла. А вообще-то он белый… Только живёт на озере, на отшибе… Один.
— Его жена умерла от оспы? — спросил мистер Трелони.
— Не, давно уже, — ответил охотник и посмотрел куда-то в сторону, чувствовалось, что этот разговор начинает ему надоедать.
— Так где, вы говорите, это ближнее озеро? — спросил капитан, вставая.
Охотник неловко приподнялся, держась за стол, и произнёс:
— Пойдёмте, я вам покажу, куда идти.
Он встал, неожиданно оказавшись высокого роста. Махнув приглашающе рукой джентльменам, он направился к выходу.
Как только джентльмены и охотник скрылись за дверью, кабатчик выскочил из-за стойки и лихорадочно заметался по залу, стуча своими грубыми подкованными сапожищами. Чувствовалось, что мысли в его голове не дают ему стоять спокойно, да к тому же он, видимо, не знал, что ему делать и как теперь быть.
Пометавшись так какое-то время, кабатчик застыл на месте, уставившись глазами в одну точку, а потом вдруг сорвал с себя передник, швырнул его на пол, пару раз со злостью втоптал в него каблук, потом забежал за стойку и присел за ней. Выскочил из-за стойки он уже в широкополой потрёпанной шляпе и с мушкетом в руках. И скоро, погасив одинокую лампу на столе, он стал закрывать таверну на массивные запоры, а закрыв, тут же закинул мушкет за спину и пошёл прочь быстрым шагом.
Вернувшийся назад охотник нашёл таверну тёмной и запертой.
Нисколько не удивлённый и даже не огорчённый этим охотник развернулся и побрёл прочь качающейся походкой сильно пьяного человека.
****
Дом Индейца Корли у озера был сработан на века и напоминал, скорее, крепость, чем дом.
Сложенный из огромных брёвен, он имел несколько хозяйственных пристроек и маленькие оконца-бойницы, забранные теперь ставнями. Было пасмурно, к тому же вечерело, и все подумали, что при свете солнца этот дом, конечно, производит не такое угрюмое впечатление.
— Этот дом мне напоминает рубленые русские избы, — сказал доктор Легг. — Такой же мощный.
— Да, тот ещё домище, — отозвался сквайр, отводя взгляд от багров и вывешенных на просушку сетей и снова оглядывая дом. — Построен с размахом. Леса кругом много.
Мистер Трелони и доктор стояли перед домом на едва заметной тропинке, по которой все и пришли сюда, и ждали капитана. Скоро капитан и матросы, обойдя дом кругом, вернулись назад.
— Дверь на замке… Никого нет, — сообщил капитан, подходя к сквайру.
Тут к ним откуда-то выскочил необычный пёсик с забавным коротким хвостиком, похожим на кисточку для бритья. Глубоко сидящие чёрные глаза его дико сверкали, хвост был вертикально поднят, шерсть была короткая, чёрная и густая. Он не издавал ни звука, а просто стоял настороже и смотрел на капитана, который оказался перед ним на тропинке ближе всех. Капитан молча разглядывал собаку и не двигался. Спустя какое-то время пёс завилял своим смешным хвостиком, подошёл к капитану и принюхался. Капитан присел на корточки и потрепал пса по шее и холке.
— Если пёсик такой милый, значит хозяин его неплохой человек, — произнёс мистер Трелони и сделал шаг к собаке, явно намереваясь её погладить.
— Я бы не советовал вам гладить Бумпо, — вдруг сказал кто-то совсем рядом. — Эта собака — для охоты на гризли.
Джентльмены оглянулись на голос и потянулись за оружием. К ним подходил высокий мужчина в обычной одежде канадского поселенца и в индейских мокасинах. Мушкет висел у него за спиной.
Мистер Трелони сразу же передумал гладить пса, а капитан ответил, поднимаясь:
— Красивый пёс… Внешне напоминает помесь лисицы с терьером.
Капитан приветливо улыбнулся мужчине.
— Это индейская собака, — всё так же неторопливо проговорил тот, вглядываясь в капитана и протягивая ему руку для рукопожатия. — У меня была пара, но вторую недавно задрала рысь.
Капитан представился и спросил:
— Вы мистер Корли? Нам нужен проводник.
— Индеец Корли, — поправил капитана мужчина, пожимая руки мистеру Трелони и доктору Леггу, на матросов, стоящих поодаль, он даже не посмотрел. — А вы из фактории?
— Нет, не из фактории, — ответил капитан. — Но нам нужен проводник на озеро Мистассини.
— А кто вам сказал про меня? — спросил Индеец Корли.
— В таверне сказали. Джо Смит… По виду охотник, — ответил капитан.
— Так вы не из фактории? — в голосе Корли послышалось облегчение.
Капитан молча покачал головой и опять улыбнулся.
Индеец Корли произнёс:
— Тогда входите и поужинайте со мной… Здесь новые люди — редкость. За едой и потолкуем.
Капитан бросил взгляд на запад, словно хотел за тучами увидеть солнце.
— Да, скоро стемнеет, — поймав его взгляд, сказал Индеец Корли и добавил: — Я вас провожу потом. Мы с Бумпо вас проводим.
Хозяин подошёл к двери и загремел запорами. Все по одному вошли в двери. Дом внутри оказался разделён на несколько небольших комнат, причём перегородки не доходили до стропил, и потолка в доме не было. Самая большая и первая при входе комната, видимо, служила хозяину и кухней, и столовой, и гостиной. В ней всё было чисто и опрятно. По стенам были развешаны оленьи рога. Самое видное место здесь занимал очаг, сложенный из крупных камней, обмазанных глиной. Джентльмены расселись на предложенные им стулья. Хозяин принёс из соседней комнаты скамью для матросов, потом взял из поленницы дрова, и скоро в очаге разгорелся огонь.
Сразу стало намного уютнее. Корли зажёг от лучины лампу и ушёл с ней куда-то, а воротившись с куском бекона, встал у стола и большим охотничьим ножом принялся строгать бекон прямо на огромную закопчённую сковородку. Стол и вся мебель в комнате была грубая, самой простой и незатейливой работы. Впрочем, на стене висели довольно неплохие настенные ходики, маятник которых исправно качался. Мистер Трелони достал свои часы и сверился с ними — часы хозяина показывали точное время. Скоро по комнате разнёсся запах жареного бекона и яичницы.
— Яйца — утиные… С озера, — сообщил Корли, словно предваряя вопросы гостей.
Доктор Легг заулыбался и почему-то потёр нос, покосившись на свою медицинскую сумку, а Индеец Корли опять вышел из комнаты и спустя совсем короткое время вернулся с довольно объёмистой бутылью.
— Это виски, — сказал он.
И тут капитан, придвигая свой стул к столу, удивительно весело спросил:
— Доктор Легг, а вы захватили свой докторский запас?
— Обязательно, капитан! — подтвердил тот. — Мой запас у меня всегда с собой.
Доктор потянулся, открыл свою сумку, достал оттуда заветную флягу и произнёс довольным голосом:
— А это — ром!
— Медицинский, — саркастически, но с улыбкой, уточнил Трелони со своего места.
Хозяин порезал крупными ломтями хлеб и, разложив на него яичницу, роздал всем. Ром быстро был разлит по стаканам и выпит. Потом пришла очередь виски, потом капитан спросил хозяина:
— Вы давно живёте в этих местах?
— Да, я старожил, — ответил Индеец Корли. — Живу среди индейцев уже давно… И индейцев хорошо знаю.
И хозяин, довольно откинувшись на стуле и не дожидаясь расспросов, стал рассказывать:
— Наверное, кое-кто из наших стариков ещё помнит, как много зерна можно было купить у индейцев, особенно у тех, кто жил южнее, у Великих озёр… Они выращивали кукурузу и разводили свиней… Но пришедшие англичане и французы, чтобы согнать их с земли, уничтожили посевы, сожгли вигвамы и разбили каноэ… От трупов зарезанных ими свиней, говорят, во многих местах начались даже эпидемии. Индейцы пошли на север, в леса, и из землепашцев превратились в зверобоев — добыча мехов стала их основным занятием.
Наверное, вы слышали о детской беспечности индейцев и их природной лени, якобы обрекающей их на вечный упадок… Не верьте… Ещё совсем недавно индейцы были хоть и диким, на наш взгляд, но обеспеченным и счастливым народом… Не было среди них нищих и брошенных на произвол судьбы. Они и сейчас деловиты и стремятся преодолеть трудности, а наследственные вожди — так те ещё и богаты… И никто не слышал о таких преступлениях среди них, как воровство, пьянство, убийство или измена супружескому долгу… Но с приходом нас, белых, этому наступил конец. Теперь индейские вожди сами спаивают своих людей, чтобы быстрее заключить сделку.
— Вы говорите о торговле мехами? — спросил мистер Трелони.
— Да, о торговле мехами… Сейчас всё подмяла под себя Компания, — ответил Корли. — Сейчас всё скупают пришлые скупщики… Торговля мехами, обогатив пушные компании, принесла индейцам одни лишь несчастья. Индейцы большую часть года ведут полуголодную, полную опасности жизнь в зимнем лесу, добывая драгоценные шкурки… И жизнь индейца ценится алчными торгашами из факторий не более, чем жизнь собаки. Управляющие факториями спаивают индейцев, чтобы за бесценок скупить у них меха… Сколько таких несчастных после двух-трёх дней пьяного угара возвращаются в лес обобранные и больные… Без запаса боеприпасов для промысла, а иногда даже в долгу у скупщика.
— Ещё раз хочу заметить, что мы не скупщики из Компании, — быстро сказал капитан, но почему-то вдруг запнулся.
Вместо него доктор Легг воскликнул со своего места:
— Мы сами по себе!
Лицо Индейца Корли посветлело.
— Так вы охотники? — обрадованно спросил он.
— Да, — ответил капитан и бросил предупреждающий взгляд на доктора. — Но мы без лицензии, пока просто присматриваемся… И об этом никто не должен знать… Нам надо попасть на озеро Мистассини и в его окрестности и тихо уйти обратно.
Помолчав, Индеец Корли заметил:
— Тихо уже не получится, если вас видел кабатчик Ромни… Он — человек Компании, об этом все знают.
— Ну, чем меньше людей о нас будет знать, тем лучше, — попросил капитан.
— Хорошо, на том и порешим, — ответил Корли и улыбнулся первый раз за всё это время.
Все невольно залюбовались его лицом. Хозяин дома у озера представлял собой образец мужественной красоты во всём её благородстве. Было ему лет около сорока, и от всей его высокой фигуры веяло исключительной мощью. Широкополую свою шляпу, войдя в дом, он сразу же повесил на гвоздь в стене, и оказалось, что у него тёмные волосы с проседью, соболиные брови с изломом и проницательные серые глаза, небольшие, но красивого разреза. Словно почувствовав, что на него все сейчас смотрят, Индеец Корли потрогал свою двухдневную щетину на подбородке и скривился.
Всё это время пёс Бумпо сидел и пристально смотрел на капитана, потом пёс встал и подошёл к двери. Капитан, неожиданно даже для себя, вдруг тоже поднялся, остановил рукой встрепенувшегося, было, ближайшего матроса, и, не говоря никому ни слова, открыл дверь наружу. Выйдя следом за Бумпо, он сразу закрыл за собой входную дверь: тусклый язык света успел захватить силуэт пса, удалявшегося от дома. Капитан вгляделся во тьму, прошёл за собакой и остановился.
Чёрная вода начиналась прямо у его ног. Тишина стояла полная, только шуршали набегавшие на берег волны, и где-то в стороне, не видные во мраке, мерно постукивали друг о друга привязанные лодки. Когда его глаза привыкли к темноте, он различил справа и слева от себя высокие скалы или холмы, поросшие густым лесом. Рядом негромко и призывно тявкнула собака. Капитан сделал ещё несколько шагов в том же направлении…
И тут он попал в олибу. Он не испытывал это чувство уже давно, но сразу же узнал его, как только в его голове понеслись одна за другою, накатывая и перебивая друг друга, странные для него, такие чуждые ему мысли, и они охватывали его сейчас всё сильнее и сильнее, а его собственные мысли текли как-то параллельно чужим мыслям, не смешиваясь с ними и не мешая им.
Ненавистная, ненавистная… Подлая, мерзкая дыра… Как я устал жить здесь, как же я устал торчать здесь безвылазно и ждать… Но теперь всё будет по-другому, теперь всё будет так, как я хочу… Только бы он заплатил мне обещанное, только бы не обманул. Ведь обманет, обманет, такой страшный человек, нельзя верить ни одному его слову! Но что же делать, что делать? А может быть, он всё же заплатит? Да, да… Он же обещал. Завтра же пошлю к нему индейца!
Дверь дома открылась, и из него опять выполз язык тусклого света. Из дома вышел Индеец Корли, и, ловко прикрыв дверь, быстро шагнул в темноту. Потом он с безошибочной точностью повернул в сторону капитана и, подходя к нему, спросил:
— Вышли проветриться на воздух, капитан?
Чужие мысли в голове у капитана испуганно примолкли, и капитан сказал первое, что придумал сейчас:
— Какое здесь медленное течение времени… Даже не хочется двигаться и громко разговаривать.
— И правильно… Громко разговаривать здесь опасно… А вот быстрее двигаться иногда просто необходимо, — произнёс Корли и пояснил: — И долго не стойте на одном месте или в освещённом проёме. Тогда вы отличная мишень.
— Кто-то может прятаться в темноте? — спросил капитан.
— Так война же… Но сейчас здесь никого нет, — ответил Корли и добавил: — Бумпо почуял бы и дал знать.
— Интересная у вас собака… Смотрит так, словно хочет что-то сказать, — поддержал капитан разговор о собаке.
— Да… И у него отличное чутье на зверей всякого рода, — многозначительно ответил хозяин.
Дверь опять открылась, и из неё один за другим вышли мистер Трелони, доктор Легг и матросы. Корли свистнул Бумпо, и когда пёс подбежал к нему, Корли повёл всех за собой в посёлок по только ему одному видной тропинке. По дороге он и капитан обговаривали подробности их похода.
— Так значит, послезавтра, на рассвете, и приходите ко мне на озеро, — сказал Корли, когда они пришли на берег залива.
— А почему не завтра? — спросил капитан.
— Завтра мне ещё надо кое-что сделать, — ответил Корли. — Да и собраться, опять же… И вам всем, наверняка, тоже.
Джентльмены сердечно простились с Индейцем Корли. Когда они сели в шлюпку и поплыли к «Архистар», доктор Легг спросил у капитана:
— Как вам наш новый проводник? По-моему, отличный мужик.
— Знаем, знаем, доктор! У вас все мужики, с которыми вы выпьете, отличные, — с улыбкой отозвался сквайр и вгляделся в сторону капитана, ожидая ответа.
Капитан вдруг, к немалому удивлению обоих джентльменов, задумчиво произнёс:
— Не знаю. Может и хороший… Там посмотрим.
— Вас что-то смущает в нём? — спросил удивлённый доктор.
Капитан ничего не ответил.
****
Оглавление
- Глава 1. Дэниз с Тортуги
- Глава 2. Снова вдаль
- Глава 3. В канадской тайге
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Скрываясь от гуронов предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
3
Квартердек — помост либо палуба в кормовой части парусного корабля, на один уровень выше шкафута, где обычно находился капитан, а в его отсутствие — вахтенные или караульные офицеры.
6
Галс — движение судна относительно ветра или отрезок пути, который проходит парусное судно от одного поворота до другого при лавировке.
7
Румб — направление из центра видимого горизонта к точкам его окружности. Весь горизонт, таким образом, делится на 32 румба. Румб обозначает также угол между двумя ближайшими целыми румбами. В наше время счёт идёт не на румбы, а на градусы.
8
Такелаж — общее название всех снастей на корабле (или вооружение только отдельной мачты) для крепления рангоута и управления им и парусами. Бывает стоячий (снасти для раскрепления неподвижных элементов рангоута) и бегучий (тросовая оснастка корабля).
9
Палундра, полундра, фалундер (Stand from under) — окрик, которым предупреждают стоящих на палубе людей, чтобы они посторонились от падающего сверху предмета.
