Вилли

Нина Дашевская, 2015

Детство – это такое время, когда в жизни каждого появляется что-нибудь волшебное. У кого-то – говорящий велосипед, у кого-то – заброшенная великанская деревня, у кого-то – подружка, очень-очень высокая девочка, которая печёт самое вкусное печенье. Вот и у Севки, главного героя повести Нины Дашевской «Вилли», всё это есть. Он, как и все дети, мечтает о настоящей дружбе, верит в чудеса, и они с ним обязательно случаются. То есть, конечно, случаются с ним не только чудеса, но Севка никогда не унывает. Он уверен: в итоге волшебство всегда берёт верх над любыми неурядицами! В повести «Вилли», на первый взгляд, много невероятного, но вообще-то всё как в жизни. Ведь это повесть о самом обычном мальчике, за которого переживаешь и радуешься, как за лучшего друга. Нина Дашевская – музыкант и писатель. Она играет на скрипке в оркестре Детского музыкального театра им. Н. И. Сац, а её книги успели стать любимыми во многих семьях. Нина Дашевская дважды становилась лауреатом Всероссийского конкурса на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» – за повесть «Скрипка неизвестного мастера» (2013) и сборник рассказов «Около музыки» (2014). В 2014 году повесть «Вилли» стала лауреатом премии В. Крапивина. Иллюстрации Евгении Двоскиной.

© Дашевская Н. С., текст, 2015

© ООО «Издательский дом «КомпасГид», 2015

Человек без велосипеда

У меня никогда не было велосипеда. Почему-то у всех был, а у меня нет. Я даже как-то и не хотел. Просто не думал, что у меня может быть велосипед.

— Знаешь, Севка, а давай поедем с тобой к морю, — сказала мама. То есть на самом деле она сказала: — Ешь аккуратно, не кроши.

Но мне неинтересно слушать такие скучные вещи. Поэтому я часто слышу совсем не то, что мне говорят.

— Давай скорее, в школу опоздаешь! — сказала мама.

— Ладно, — пробормотал я, — на море так на море. Я вообще-то не против.

Я совершенно не понимаю, как это — скорее. Я же не сижу просто так! Я ем. Потом — одеваюсь. Потом — иду. Тороплюсь, между прочим. И всегда опаздываю, ровно на одну минуту. Всегда её не хватает, последней! А всё потому, что у меня такие короткие ноги. Вот если бы у меня был велосипед!..

По дороге я иногда натыкаюсь на огромную собаку грязно-белого цвета. Она лает на меня, и я долго жду, пока она перестанет. Но она не перестаёт. Приходится обходить по другой улице, а там путь длиннее.

Так что я опаздываю ещё из-за этой собаки. А достаётся почему-то всё равно мне.

Обычно я пытаюсь проскочить в класс незаметно. Просунуть нос в дверь и, когда Анна Сергеевна отвернётся, проскользнуть по стенке на свою последнюю парту. Но она всегда замечает. Всегда!

— Сколько можно, Воробьёв! — говорит она своим великанским голосом, который достался ей в наследство от дедушки. Потому что сама она маленькая, а голос — ого-го! Думаю, от дедушки; и ещё думаю, что дедушка этот был великан.

— Неужели нельзя выйти из дому раньше? — громыхает она. — Почему я никогда не опаздываю?!

И правда, почему? Может, это тоже в наследство достаётся? Неопаздывание. Например, ей досталось от бабушки. Может, её бабушка работала машинистом поезда. Машинисту нужно быть точным. Хотя… Хотя нет, поезда часто опаздывают. Значит, неопаздывание от дедушки-великана досталось, вместе с голосом. Дедушка, конечно, всегда успевал к этому поезду. Там они с бабушкой и познакомились. Как, интересно, он помещался в вагоне?.. Наверное, сверху ехал. Верхом.

— Воробьёв! Ещё улыбаешься!

…Какое всё-таки это ужасное место — школа. Человеку там улыбаться почему-то запрещено. Улыбнулся — и привет, дневник на стол!

— А вы знаете, — сказал Марк со второй парты, — что одна улыбка продлевает жизнь человеку на четырнадцать минут. В среднем.

И все заулыбались, и Анна Сергеевна тоже. Так что в школе иногда бывает и хорошее.

А потом ко мне подошёл Комарик. И тихонько спросил:

— Севк… У тебя ручки нет запасной?

Ну, я дал ему, конечно, ручку. Маленький Комарик, самый маленький в классе. Ничего в этом не было такого особенного, просто ко мне никто никогда не подходит. А он подошёл.

А потом зато школа кончилась. И я снова стал совершенно свободен, стоял и смотрел на велосипеды, пристёгнутые возле школы. Не думал — вот бы мне такой! — нет. Просто смотрел. И Комарик со мной. У него тоже не было велосипеда.

Вышел Генка, длинный, носатый, со своей противной чёлкой. Лихо сел на велосипед — у него особенный, с миллионом скоростей — и поехал прямо на Комарика. Он, конечно, думал — Комарик отойдёт. А Комарик задумался (он вообще иногда задумывается), и Генка наехал на него, толкнул колесом. Комарик упал.

— Ты что делаешь! — заорал я на него. — Ну-ка извинись, быстро!

— Ещё чего, — хмыкнул Генка. Но моя шпага с шумом рассекла воздух прямо у его острого подбородка.

— Просите прощения, сэр, или вы пожалеете!

Генка скосил глаза на кончик моей шпаги. Потом посмотрел мне в глаза. И понял, что со мной шутки плохи…

На самом деле, конечно, ничего он не понял. Он даже не оглянулся и был уже далеко. Всё потому, что… Если честно, на самом деле я ничего не сказал. И уж конечно, никакой шпаги у меня не было.

Комарик поднялся, как-то беспомощно посмотрел на меня и заковылял, прихрамывая, подальше отсюда. Я хотел за ним пойти… Но почему-то не пошёл.

В общем-то, он сам виноват. Мог бы и отскочить как-нибудь.

Какое-то противное всё же осталось чувство. Из-за Коли этого. На самом деле ведь он Коля, Коля Марченко. Сокращённо как раз и выходит — Ко-Мар. И чего он там стоял? Обидно: уроки закончились, а чувство противное. И я пошёл домой через парк, чтобы отвлечься. Правда, парк не совсем в той стороне, где мой дом, — даже, можно сказать, совсем в противоположной. Но я же не виноват, что парк так неудобно расположен. Зато там каштаны. А по дороге к моему дому каштанов нет.