Тени скрытого города. Книга первая. Шаг в реальность

Нина Воронгор

Первая часть романа – «Шаг в реальность».24-летняя библиотекарша Таня получает загадочную эсэмэску, которая подталкивает её к решению начать самостоятельную жизнь в незнакомом городке Отоке. Оток с виду обычный. Но почему о нём прежде никто не слышал? И почему Тане угрожает опасность?Таня так хотела, чтобы её жизнь заиграла яркими красками! Но почувствует ли она радость, даже если что-то начнёт происходить? Или реальные перемены начинаются не с чудес, а с поступков, на которые Таня осмелится?

Глава 4

Приезд в Оток

И хотя Таня решила ехать, а время уже — конец августа (если вспомнить, Галина Викторовна планировала оформлять документы во второй половине месяца), тем не менее звонок директору откладывался и откладывался. Честное слово, Таня собиралась позвонить! Просто… Во-первых, отпуск. А во-вторых, о поездке говорилось так давно: может, уже передумали, и выезд переносится? Так она медлила, пока двадцать восьмого вечером не зазвенел телефон, и мама не крикнула Таню. Сердце сжалось, да и вся Таня, только что весело болтавшая с сестрой, как-то сжалась и съёжилась, словно суслик, который засиделся в гостях и боялся ночью возвращаться домой⁵.

— Татьяна? Это Галина Викторовна, — раздался знакомый строгий голос (кажется, недовольный). — Что-то ты не появляешься!

— Я была в отъезде, — сразу стала оправдываться Таня.

— Ехать-то не передумала? Значит так, завтра приходи в кабинет директора с полисом, напишешь заявление об увольнении. Как положено, отработаешь две недели… хотя не совсем, до седьмого. Потом получишь трудовую книжку и расчёт. Понятно? Завтра в 10 часов я тебя жду.

— Хорошо. А завтра я работать ещё не буду? У меня отпуск до 30-ого.

— Значит, не будешь. Ну всё, договорились!

— Угу, значит, 30-ого на работу. А выезд так и остаётся 9 сентября? — спохватилась Таня.

— Конечно! Ты спишь, что ли, Таня? До завтра!

Когда утром Таня ехала в библиотеку, все её мысли крутились вокруг одного и того же: вот войдёт в кабинет, и её начнут ругать, а она ответит то-то и то-то (ответы придумывались грубые и злые, например: «А вы сами-то когда спохватились? Небось, чаи гоняли, а теперь на меня вину сваливаете!») — впрочем, Таня не осознавала, о чём думает.

Но никто не ругал. Она написала заявление, поставив внизу по указанию Ольги Петровны не сегодняшнее, а давно прошедшее число. Потом поднялась со стула и, сильно волнуясь, задала давно заготовленный вопрос:

— Вы не знаете, я смогу выезжать из Отока, например в гости к родителям? А то я слышала, что из Отока так просто не выпускают.

— Откуда ты это слышала? — удивилась Ольга Петровна.

— Глупости! — заявила Галина Викторовна. — С чего ты взяла?

— Мне сказал парень, который там живёт.

— Хм… Ничего подобного мне не говорили! — Галина Викторовна пожала плечами, потом решительно взяла сотовый и, ожидая соединения, пояснила, глядя на Таню:

— Сейчас узнаем… Ало, Ирина Александровна? Это Галина Викторовна, да. Тут девушка, которая поедет к вам… да, Гутова, спрашивает, правда ли, что жителям Отока запрещено выезжать из города? Слышала, что ожидают трудности… парень какой-то, который в Отоке живёт… Вот и я… Конечно!.. Передам… Да, созвонимся… Угу, до свидания!

Галина Викторовна отложила мобильник.

— Нет повода для беспокойства, Таня. Конечно, в Отоке свои правила, отличаются от наших. Но Ирина Александровна, директор университета (точнее, филиала), уверяет, что никто не будет чинить тебе препятствий, если ты захочешь уехать. У них, правда, есть запрет на выезд, но он касается сумасшедших, наркоманов, ну и кто по суду проходит. А ты ведь не относишься ни к тем, ни к другим.

Она улыбнулась, встала и, приобняв Таню за талию, подтолкнула к двери.

— Твой парень, видимо, плохо пошутил. А мы ждём тебя завтра на рабочем месте! Хорошо отдохнула? Вижу, загорела. Не волнуйся, ты молодая, всё будет отлично!

Таня попрощалась и с непонятным двойственным чувством двинулась вниз по лестнице, минуя читальный зал (нет смысла заглядывать: завтра увидятся). Вообще-то она обрадовалась, ведь опасения развеялись. Только смутила фраза по поводу сумасшедших. Вспомнился эпизод из прошлого: тогда Таню всерьёз заподозрили в сумасшествии!

Было так. Она ходила в клуб с длинным названием «Этика поведения человека». Там читались лекции о различных грехах и о том, как их в себе распознавать и преодолевать. Но клуб не был религиозным в привычном понимании этого слова. «Грехи» трактовали по-своему. Членам клуба выдавался длинный список из ста с лишним наименований: упрямство, грубость, обидчивость, лень и т. д. После лекции к каждому посетителю индивидуально подсаживался член клуба — тот, у кого был «открыт доступ к информации», — и они беседовали. Посетитель делился наболевшей проблемой, а член клуба, на миг сжав пальцы в щепотку и сосредоточившись, получал информацию свыше посредством «голоса» в голове. Сначала выяснял, «какой грех привёл к озвученной проблеме» (голос называл номер греха или грехов), а потом — «какой положительный выход из данной ситуации», — в этом случае голос отсылал к определённому месту в Библии, например «Евангелие от Матфея 28:6» (первая цифра — номер главы, вторая — номер абзаца). Цитата предлагалась посетителю для самостоятельной интерпретации. Вероятно, с тех пор Таня и приучилась получать ответы открыванием книги наугад.

Регулярно посещая клуб, Таня очень захотела, чтобы и ей «открыли доступ к информации». Для неё это значило то же, что открытие «третьего глаза». «Всего лишь пройти какую-то несложную процедуру, и стану ясновидящей! Вот здорово!»

Вскоре Тане предложили поехать в Новосибирск — центральное место, где зародился клуб и откуда распространялся в другие города. Ехать надо для обучения, после которого следует «открытие доступа». В лесу рядом с большим водохранилищем, которое называется Обское море, в просторном кирпичном доме, построенном членами клуба, живут ученики и ежедневно в течение недели прослушивают лекции. А по окончании лекций приезжает женщина и проводит с учениками заключительную беседу. Вот тут-то Таня и проявила себя как «сумасшедшая»!

Она горячо спорила о том, что считалось членами клуба аксиомой. Например аксиома, что душа человека живёт вечно и после смерти физического тела попадает в иной мир. Таня кричала: «Нельзя быть в этом уверенным! Может, душа живёт вечно, а может, всё-таки умирает — никому неизвестно! Даже пережившие клиническую смерть не могут знать!»

А ещё Таня с чувством гордости заявила, что УЖЕ «получает информацию»: буквально позавчера мысленно задала вопрос, и в голове сам по себе возник вполне понятный образ-ответ. Таня этому удивилась и обрадовалась, ведь к ней пришла информация без всякого доступа! После такого признания женщина, проводившая заключительную беседу, смотрела на Таню недружелюбно и настороженно. Впрочем, девушку это не смущало: она наслаждалась собственной яркостью, смелостью и «продвинутостью» на фоне других учеников. Женщина сказала, что без доступа получать информацию ни в коем случае нельзя, потому что тогда информация приходит не от Бога, а от дьявола. «Да почему вы так думаете?! — возражала Таня. — Получается, будто только члены клуба могут общаться с Богом. А люди, которые даже не слышали о существовании клуба? Они что же, обречены общаться лишь с дьяволом?»

Танина горячность, обилие собственных мнений, а главное — признание, что получала информацию без доступа, сыграли печальную роль: когда женщина, сложив пальцы в щепотку, «узнавала свыше», кто готов к открытию доступа, а кто нет, Таня оказалась единственной неготовой. Ей велели покинуть комнату, пока над другими учениками совершался таинственный обряд.

Эти ученики ходили потом молчаливые и серьёзные, словно неземные принцы и принцессы. А Таня глотала слёзы и мысленно спорила с каждым из них, без конца придумывая колкие и презрительные фразы: «Думаешь, постиг недоступное мне? Ха! Вылечи сначала свой хронический насморк!» (это в адрес кудрявого паренька, который с самого начала почему-то сильно раздражал Таню), «А ты вообще проста, как лапоть!» (в адрес нескладно сложенной коренастой девушки).

По приезду домой Таня узнала от женщины, с которой подружилась во время посещений клуба, Елены, что ходят слухи о Танином сумасшествии: будто в Новосибирске в Таню вселился бес, глаза горели, она кричала и швыряла вещи и вообще готова была броситься на любого, кто станет ей возражать.

Таня не могла поверить, что взрослые люди всерьёз так думают. Ей казалось, они отлично понимают, что преувеличивают. Но когда её пригласили на беседу к руководителю клуба, и Елена предупредила, чтобы Таня ни в коем случае не спорила, вела себя смирно и всему поддакивала, Таня признала, что её действительно считают сумасшедшей. И ей стало смешно! На беседе с глазу на глаз она старательно изображала тихоню и умницу. Руководительница клуба (девушка с осторожным, мягким голосом) задавала вопросы, присматривалась. Вероятно, всё-таки решила, что Таня — вполне адекватный человек. «Вы можете посещать клуб, и, возможно, через год вас повторно отправят в Новосибирск, и вы получите доступ, — тихо роняла слова руководительница. — А пока воздержитесь от всяких попыток получения информации. Хорошо?» «Да, конечно», — кивала Таня.

Только вскоре у Тани пропал интерес к клубу, тем более из него ушла Елена — единственный человек, с которым было интересно общаться. И Таня перестала туда ездить.

Вот об этом она и вспоминала, возвращаясь из библиотеки домой. «Слишком легко в глазах общества стать сумасшедшей. Вот даже пьеса Грибоедова „Горе от ума“: там Чацкого объявили безумным на пустом месте, и люди всерьёз поверили!»

— Объявят сумасшедшей и не выпустят из города, — словно проверяя судьбу, сказала Таня маме.

Они пили чай на кухне. Таня соскребала кончиком ложки малиновое варенье из тарелки, облизывала, а потом сердито жевала передними зубами мелкие косточки. Чая в кружке почти не осталось. По кухне жужжали осы и мухи, кружили над тазом с вареньем. И почему мама так и не додумалась надеть сетку на форточку?

Мама смотрела перед собой затуманенными глазами, потом промолвила:

— В нашем городе тоже, наверное, есть такой запрет, только мы с ним не сталкивались, поэтому не знаем. Некоторых душевно больных не выпускают из сумасшедшего дома, значит, они и из города выехать не могут. Существуют разные виды сумасшествия. Изолировать или нет, наверное, зависит от диагноза и стадии заболевания. Есть такие сумасшедшие, которые опасны для общества.

— Интересно, каков критерий, по которому определяют эту опасность? Может, я тоже в некотором роде была опасна, когда говорила, что получаю информацию без допуска.

В последнее время Тане снились плохие сны: то заблудилась в двух шагах от дома, то не может выбраться из плена высоких деревьев и домов, которые громоздятся друг на друге и заслоняют всё небо.

На работе в перерывах между обслуживанием Таня составляла список того, что возьмёт в Оток. Кое-какие вещи надо приготовить для пересылки, например: обувь, зимнюю одежду, книги. Хочется ещё, конечно, магнитофон с кассетами, а то скучно, наверное, будет в Отоке одной, к тому же без телевизора.

В выходной незадолго до отъезда Таня ещё раз встретилась с подругой Настей — попрощаться. Шёл дождь, поэтому не гуляли, а сидели в Настиной комнате на кровати. Ели сливы и нарезанные яблоки. Дождь заливал окно.

— Танюсик, у меня для тебя скромный подарок! — сказала подруга.

— На-астя, спасибо!

— Всё-таки уезжаешь. Когда ещё увидимся! Будешь вспоминать меня, глядя на него. Вот! — она протянула оранжево-жёлтую тряпочку, завёрнутую в полиэтиленовый мешочек.

Таня развернула: оказалось, салфетка, в углу которой вышита горящая свеча, а рядом очень мелкими стежками — длинная надпись: «Вам кажется, что видите свечу. Нет-нет, я с Вами спорить не хочу! Свеча свечой, но преданность какая…»

— Это не мои стихи, но мне очень понравились. Свеча свечой, но преданность какая! — продекламировала Настя тоненьким голоском.

Смысл стихотворения остался для Тани тёмен, но она уловила переданное настроение, и глаза увлажнились.

— Настенька! — прижала подругу к груди, поцеловала в щёку.

— А мне почему-то кажется, что мы ещё увидимся и не раз! — вылетело у неё просто так. — Ты приедешь ко мне в Оток! (Как ни странно, Таня окажется права.)

— Конечно! Будет время — будем ездить друг к другу в гости! — согласилась Настя и предложила, оборачиваясь к двери на голос. — Давай позовём Митюшку. Может, он сыграет на гитаре? Митюш!

В комнату заглянул Настин брат — паренёк с угрями на щеках, едва пробившимися усиками и близко посаженными распахнутыми глазами.

— Сыграешь на гитаре? — попросила сестра.

— А чё?

— Ну, сыграй! — она посмотрела на брата снизу вверх, и Таня заметила, что у неё тоже глаза близко посажены.

— Ладно!

Митя сходил за гитарой, сел перед девушками и некоторое время просто перебирал струны. А потом заиграл знакомую мелодию и без стеснения запел. Он пел песню за песней: про «город золотой», где гуляет «огнегривый лев», про снега, которые «лежат на все четыре стороны», про «чистую звезду».⁶ Дождь затих, лишь изредка об карниз стучали холодные капли. Над горизонтом проглянул желтоватый свет. Таня старалась запомнить всё глазами, чтобы унести воспоминания в Оток.

Но очень скоро приятный лирический настрой дал трещину, и из трещины полезли всевозможные страхи. Таня даже не успела доехать от подруги до дома, как вместо «города золотого», ожидающего в будущем, выросло жуткое чудовище. Всё-таки мир вокруг не такой уж милый и доброжелательный! А вот доказательство! Таня просто посмотрела в окно автобуса, и взгляд зацепился за корявую надпись, занимающую половину белого бетонного забора вокруг стройки: «Оставайся русским!». Другие надписи здесь же были замазаны краской, поскольку, наверное, имели более выраженный расистский характер. Но эту — «оставайся русским!» — не замазали. Таня сразу представила, каково это — не быть русской, а родиться, например, азербайджанкой или киргизкой и жить в Томске. Ведь где-то рядом есть люди, готовые тебя убить за одну только национальную принадлежность! И неизвестно ещё, как в Отоке относятся к чужакам. Что, если там на заборах пишут: «Оток — наш город! Бей пришлых!» — и реально побьют?

А это что? Взгляд упёрся в большую квадратную вывеску на здании: «Интересы государства — твои личные интересы!» И — танк! Изображение танка во всю ширину вывески. Как же страшно-то жить на свете!

Восьмого, получив трудовую книжку и деньги, Таня решила прогуляться от библиотеки до дома (это не меньше двух часов ходьбы) — опять же, чтобы попрощаться с родным городом. Быстрым шагом рассекая пространство, скользила взглядом по убегающим линиям проспекта, рекламным щитам, изыскам архитектуры.

Вон вдалеке серо-голубой чешуйчатый купол с часами и российским флагом — это над трёхэтажным угловым зданием. Оно недавно отреставрировано, что ясно по тому, какое оно свежее, яркое и пёстрое: кирпичные стены выкрашены в красно-коричневый цвет, а пестроту придают многочисленные горизонтальные бежевые полоски между арочными окнами.

Таня вышла на главную улицу, миновала вывески музея и двинулась дальше по мелкой тротуарной плитке. Долго спускалась по ступеням мимо гранитного бордюра и гранитных пустых вазонов на бордюре. Молодые парни в потёртых джинсах бренчали на гитаре рок-н-ролл и завывающе пели, подражая группе «Чиж», а улыбающаяся девушка в свободных штанах приставала к прохожим с протянутой панамкой, чтобы туда складывали деньги. Подступилась и к Тане, но Таня отрицательно покачала головой и виновато отвернулась, ускоряя шаг.

А вот через дорогу фонтан на набережной, где встречались с подругой. И современное здание торгового центра с ярко-синей крышей, округлыми фронтонами и шпилем над угловой башней. Здание сплошь в синем стекле, прорезанном светлыми простенками на узкие вытянутые вверх прямоугольники. От обилия стеклянной синевы сооружение похоже на глаз или на отражённое в зеркале небо.

Но красо́ты города интересовали лишь первые двадцать минут прогулки. А потом усилился холод, наверное, потому что скрылось солнце, а у Тани короткие рукава, и волоски на руках встали дыбом. К тому же закололо в правом боку. И машины слишком шумят. Тарахтят и тарахтят! Выстраиваются нескончаемой вереницей и мешают перейти улицу даже на зелёный свет, потому что у всех мигает правая фара, сигналя о повороте. Хватаясь за бок, Таня поскорее дошла до ближайшей остановки и села в маршрутный автобус.

Наступило девятое число. В полшестого утра Танину дрёму развеяла лёгкая мелодия сотового. И хотя девушка давно уже ворочалась и почти не спала, всё же, выключив музыку, собиралась поваляться ещё пятнадцать минут. В комнату заглянула мама:

— Таня, вставай!

Мама поедет вместе с дочерью: посмотрит, где той предстоит жить, поможет устроиться. Но через четыре дня (три — в Отоке и день — на обратный путь) вернётся, чтобы уже завтра сесть на поезд и отправиться к бабе Наташе, живущей на Чёрном море. Туда же приедет из Новокузнецка мамин брат (Танин дядя Вова), так что впервые за много лет соберётся всё семейство. Таня чуть-чуть завидовала маме, так как тоже хотела бы беззаботно отдохнуть на море и повидать родных, вместо того чтобы ехать в Оток, где, как она полагала, её ожидает куча проблем и забот.

В ванной, дверь которой непосредственно соседствовала с комнатой Тани, загорелся свет, зашумела вода. Таня сладко потянулась всем телом, отбросила одеяло. За шторами едва начиналось утро: солнце ещё не взошло, безлюдную тишину оживлял шум проезжающих машин, серый полумрак улицы расцвечивали яркие мутные огни.

Позавтракали пирогом с капустой, разогретым в микроволновке. На кухне — редкий порядок. Даже полы чистые, без мусора и земли, которую обычно привозили с мичуринского, а потом в течение недели разносили и втаптывали тапками. Исчезли куда-то газеты с разложенными на них грязными овощами. Столы сияли в свете люстры и пахли хлоркой.

Когда настала пора выходить из дома, мама принялась искать очки, а затем сумку, в которую хотела сложить продукты. Таня стояла на пороге в обуви и ветровке, а мама бегала по квартире и кричала на папу, куда он дел сумку, а папа кричал на маму, что уже опаздываем, и предлагал Тане идти и не дожидаться «безумную мамашу». Наконец, сумка была найдена, мама затолкала в неё палку колбасы, бананы, картофель, бутылку минералки, сыр, печенье, банку мёда, куски пирога, завёрнутые в мешок. Присаживаться «на дорожку» не стали; папа подхватил Танину клетчатую сумку, и побежали к остановке. В синем небе белела круглая луна.

Папа поймал такси, впихнул сумки в багажник, и все втроём устроились на глубоких сиденьях. Таня едва сдерживала слёзы. Расстроили злобные крики родителей перед выходом (хотя сейчас общались уже мирно). А больше всего расстроило прощание с котом Федей. Кот сидел под шкафчиком в прихожей и жмурился. Таня погладила его и сказала, что уезжает и будет жить далеко отсюда. И тут её кольнула отчаянная жалость к этому бессловесному пушистому созданию: «Бедный кот Федя! Как же ты тут будешь без меня? Ведь это я по утрам и вечерам накладывала еду в твою мисочку! Это я реагировала на каждый твой „мяу“, которым ты оповещал, что пора убирать тазик! И это я подолгу ласкала тебя на коленях. Кто же теперь тебя так приласкает?»

Слёзы всё-таки потекли из глаз, лицо раскраснелось, и скрыть уже было невозможно.

— Ты чего? — обеспокоилась мама.

Таня не сразу смогла ответить, боясь разрыдаться.

— Федю жалко…

— Ну ты даёшь! — удивилась мама.

А мимо окна пробегали знакомые улицы, по которым Таня ходила и на которые часто смотрела из окна маршрутки. Она уедет, а город будет продолжать жить, только Таня уже не увидит, как.

Оказывается, посветлело. Из такси вышли перед Университетом Радиоэлектроники. Таня даже не думала искать белый автомобиль, который должен был ждать здесь. Любуясь утром, она окинула всё задумчивыми глазами. Проснувшееся небо стало голубым, ни единого облачка. Свежий, как роса, солнечный свет заполнял пространство низко над землёй. Лучи падали с непривычной стороны, и по асфальту от столбов и зданий бежали прохладные тени. Бриллиантовое солнце пыхало в окнах.

Вслед за родителями Таня подошла к белому автомобилю. Кроме шофёра, в нём сидела девушка с тонким горбатым носом и светло-жёлтым хвостом на голове. У неё неприветливое сосредоточенное лицо. Папа поцеловал в щёку на прощанье, моргнул красными глазами. Расселись, тронулись. Папа постоял немного, криво улыбнулся на Танино махание и пошёл.

Незнакомая девушка сидела впереди.

— Ты тоже в Оток? — полюбопытствовала Таня, смущаясь от незнания говорить ей «ты» или «Вы».

Девушка повернулась к Тане:

— Да.

— Будешь там жить?

— Я и так там живу.

— Правда?

— Я журналистка, собирала у вас информацию.

— Так ты живёшь в Отоке?! — оживилась Танина мама. — Это очень маленький город? Чем у вас там в основном занимаются?

— Извините, но мне некогда разговаривать. Правда некогда!

Девушка нахмурилась, надела наушники, достала блокнот и так всю дорогу пыталась что-то записывать в трясущейся машине. Шофёр остановился, чтобы заправиться, и посоветовал всем выйти и прогуляться, сходить в туалет, если хочется, потому что потом долго не остановится. На улице Таня спросила незнакомку, что она пишет и почему в наушниках.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

Отсылка к мультфильму про Хому и Суслика «Страшная история».

6

Из песен Бориса Гребенщикова.