Запоздалый дневник. Воспоминания

Нина Александровна Узикова

Простое и щемящее сердце повествование о «Семейном Дереве», растущем сквозь тернии тяжелых времен, с момента рождения и до наших дней, в «Запоздалом дневнике» замечательной, любимой мамы и бабушки «бабы Нины», «тёти Нины» – Нины Александровны Узиковой, представлено в этой книге.

ЗАПОЗДАЛЫЙ ДНЕВНИК

12 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

«Можно увезти парнишку из деревни.

Но вытащить нельзя деревню из него…»

Виктор Костров

Ну, что-же, приступаю к восстановлению кое-каких эпизодов из моих детских и юношеских лет деревенской жизни. Это действительно могут быть только очень короткие эпизоды, которые с годами всплывают в моей памяти все чаще и чаще.

Воистину «Можно увезти парнишку из деревни. Но вытащить нельзя деревню из него…» Прав поэт Виктор Костров. Это в равной степени относится и к девчушкам. Мне уже 75 лет, я уже 53 года не живу в деревне, но не помню, чтобы хоть один год я не была в Усть-Икинске, в моем родном селе на севере Башкирии. Жаль несколько дней из отпуска, но я приезжала домой, пока живыми были родители, и потом приезжала уже к младшей сестре — Вале.

В минуты грусти мне всегда вспоминаются наши милые «горы» — холмы, в окружении которых лежит наше село, на берегу рек Ик и Ай. Поразительно, восхитительно красива природа вокруг села! Леса чистые березовые, практически без подлесков, захламляющих их. Леса, полные вкусной, сытной травы для скота.

А сколько скота было в деревне! Как минимум, два стада, или как их у нас тогда звали — табуна, на улицу. Сейчас — осколок — одно на три улицы…

По берегам Ика такие свечки сосновых боров стоят, что в солнечный день, кажется, горят, действительно, как свечи — так тепло, уютно в таком лесу.

Ранней весной из окон нашей избы были видны Средняя и Поповская «горы», все как бы в бледно-сиреневом облаке расклеивающихся почек берез. Этот «туман» более всего мне помнится, как чувство новой радостной жизни. Это было в юности, а сейчас это чувство грусти, того, что все это уже прошло…

Теперь о моих предках. О них я помню из редких, каких-то обрывков разговоров отца и матери, других родственников. Как жаль, что ни в школе, ни, тем более, дома дети не были нацелены на то, чтобы узнать о своих дедах и бабушках, прадедах и прабабушках. Сейчас уже никого не осталось, чтобы спросить. Архив может сказать только год жизни, венчания, смерти.

Итак — моя мама. Ярушина Екатерина Федоровна, родилась 21 ноября 1909 года, умерла 23 марта 1985 года. Родилась в деревне Бобино, что в семи километрах от Больше Усть-Икинска, в семье крестьянина Ярушина Федора Матвеевича. Она была третьей дочерью — Анна, Дарья, Екатерина. Судя по всему, Анна родилась до ухода деда на службу, так как она умерла в 1919 или 1920 году от тифа. У неё уже был сын, который умер в возрасте 6—7 лет.

Бабушка — Жильцова Степанида Максимовна родом из нашего села Больше Усть-Икинское, или, как его тогда называли, Шигили, по ручью, протекающему по центру села — Шигиля. Название башкирское, так как всего несколько, три-четыре деревни, были русскими поселениями в окружении татаро-башкирских аулов. Пахотные земли принадлежали башкирам, русские крестьяне арендовали их. Помню, мама всегда вспоминала Ахтарку (так звали ее башкира), который сдавал землю бабушке и жил у них как бы в работниках при хозяйстве после смерти деда Федора.

А история смерти деда такая. Он служил в царской армии в коннице. И однажды, во время выездки, конь ударил его задним копытом в ногу. Случилась у него гангрена. Ногу пришлось отнять, и по этой причине деда демобилизовали. Раз мама была с 1909 года, то получается, что случилось это дело раньше, до этого года. А когда маме было около года от роду (может быть больше), дед умер. Случилось это так. Дед ехал с возом снопов, лошадь «растряслась» (стала неуправляемой, понесла, распряглась), и оглоблей ударило деда в ту же отнятую ногу. Вновь занялась гангрена и его уже в этот раз не смогли спасти, он умер.

Бабушка Степанида осталась тридцати лет, с тремя девочками на руках. Жил с ними отец деда — Матвей. Мама называла его старый тятя (или батя), так как отца она не знала и не помнила. Правда, Матвей, по воспоминаниям мамы, был добрым, но строгим. За столом, когда вся семья сидела за общим блюдом, никогда не разрешалось искать в супе что-то повкусней, а только у своего края. Мясо нужно было вынимать ложкой только после деда. Если залезешь раньше — то точно получишь ложкой по лбу. И получали!

Русские крестьяне появились в наших краях где-то в конце 18-го века из Кунгурского уезда, Пермской губернии. Жильцовых в Усть-Икинске было много. Все они были в родственных отношениях в той или иной степени. Я знала одну сестру моей бабушки — Марфу и еще брата Васю. Мы его звали дядя Вася, он был выслан из деревни, как брат эсера. Брат его Иван пришел с фронта Первой Мировой Войны и поддерживал эсеров. Они же, эсеры, были в те годы крестьянской партией. Ну и мужики (а они, всяко было, порой сводили личные счеты), решили избавиться от излишне активного Василия, сторонника артельной жизни крестьян.

Дядя Вася был выслан с двумя детьми на новостройку пятилетки — Моторного Завода в Уфе без права переписки. И много лет родные, в том числе бабушка, как-то глухо и не охотно вспоминали о Василии. И только после смерти Сталина дядя Вася приехал в свое село.

А ближе я с ним познакомилась уже после окончания Ленинградской Высшей Партийной Школы, когда мы с Юрием Узиковым приехали работать в Уфу. В это же время дядя Вася жил с тетей Тоней в своем домике под Уфой на станции Шакша.

Уже после рождения сына Миши, мы почти каждое воскресение ездили летом к дяде Васе и тете Тоне. Мы даже жили у них пока не получили угол в Уфе.

Дядя Вася никогда не говорил что-либо о несправедливости, что он был сослан. Изредка говорил об этих мужиках, по оговору которых попал в переселение. Был он строг к нарушителям любых порядков, особенно в торговле. При выходе на пенсию его избрали народным контролером в торговле. Тетя Тоня ворчала на него, что хоть бы использовал свое положение и покупал продукты. А с продуктами было нелегко в 60—70 годы. Дядя Вася часто повторял: «Ах, какие, ребята, вам даны возможности для учебы, для честной работы! Только учись! Работай! Добивайся!»

Умер дядя Вася, когда мы уже переехали в Свердловск, в 1984 году. Вот так он долго жил… А был он участник Первой Мировой Войны и был свидетелем Октябрьской Революции в Петрограде в 1917 году.

14 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: «Иди сюда,

Оставь свой край, глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих отмою,

Из сердца выну черный стыд,

Я новым именем покрою

Боль поражений и обид».

Анна Ахматова

Что же, продолжаю.

Совсем мало я знаю о дедушке Михаиле. Тятя (так мы звали отца), как-то говорил, что его отдали в работники к богатому мужику в 10 лет после гибели деда, то есть в 1919 году. А как погиб дед я узнала совсем недавно. Схожая история с дедом Федором — его стукнула раскрученная ручка веялки по виску. Его даже не успели довезти до дома — он умер. Бабушка Аксинья осталась с четырьмя сыновьями. Никифор, Александр (мой отец), Иван, и грудной Филипп. Никто не может вспомнить отчество деда Михаила. У него был брат Федор, который тоже был выслан, видимо в 30-е годы. Работал и жил где-то в Сибири и приехал домой в конце 50-х годов. Их изба была рядом с нашей, чуть выше, на Угоре. Я хорошо помню тетю Марфу, жену Федора, которая жила с семьей сына — Иваном, дядей Ваней. Жена его Мария была очень живой, болтливой, но доброй. На улице ее звали Манька, такая уж привычка была. Отца звали Санька, иногда добавляя Булатов, а маму — Катя, баба Саньки Булатова. Естественно, так могли называть друг друга только сверстники. По отчеству никогда не называли, просто по имени — Александр, Иван, Филипп и т. д.

Бабушку Аксинью Павловну Булатову мы внуки звали мамонька. Так ее звали снохи, когда выходили замуж за ее сыновей. У старшего Никифора было пятеро детей. Рая (1925г.р.), Николай (1930г.р.), Зоя (1933г.р.), Александр (1937г.р.), Валя (1940г.р.). Рая умерла в больнице в 1942 году. Помню, как мы с Зоей ходили к ней в больницу. Это был фельдшерский пункт в одном из самых, наверное, больших деревянных старых домов. Вышла к нам сине-бледная девушка с мукой в глазах. Это я помню. А как ее хоронили, не помню. Умерла она от водянки, после сильной простуды.

Мамонька как-то больше выделяла внуков сына Никифора. Или это так казалось. Но Татьяна, старшая моя сестра, подтверждает это. Видимо, нелюбовь ко второй снохе (маме), каким-то образом переложилась и на нас. Нет, открыто это никогда не было, но даже детские сердца это чувствовали. Тетка Василиса, старшая сноха, жена Никифора, была спокойной, доброй, покладистой. Это относилось ко всем, кто с ней встречался, сталкивался в жизни. Мама же была резкой, порывистой, но справедливой. Конечно, свекрови это не нравилось.

Мамонька Аксинья была из рода Коробкиных. А Коробкиных на селе было много. У ней были сестры, братья. Я знала только тетку Марфу, мать дяди Вани, Ивана Сергеевича Перевышина.

Она умерла позже мамоньки. В конце жизни она сошла с ума. Не знаю — это был старческий маразм или шизофрения… Но она ходила по улицам, никого не узнавала, неприбранная, что-то бормочущая…

Был еще дядя Михаил Коробкин. Наверное, он был старший в семье. Его помню всегда с окладистой бородой. Дети у него были Климент, Александр, Аркадий, Василий и дочь Анна. Аркадий и Климент погибли во Второй Мировой Войне.

До войны Александр был директором школы. Оба красавцы! Аркадий, пройдя всю войну, погиб от пули, когда офицеры части отмечали день Победы 9-го мая. Какой-то офицер нарочно или случайно в него выстрелил и убил. Офицера расстреляли.

Анна тоже тяжело умерла в период запрета абортов после войны. Сделала аборт сама и умерла от кровотечения. Была замужем за украинцем по имени Василий Щербак. Их дом был рядом с домом их отца Михаила Коробкина по улице Октябрьской у спуска к Шигиле. Работала она учительницей начальных классов. Александр погиб в Свердловске от полученного ушиба виска при выходе их трамвая после войны.

Была еще одна сестра мамоньки — Мария, с внуком, которым — Юрием мы учились вместе до 6-7-го класса. Потом отец его увез в какой-то город.

И впрямь в Усть-Икинске раньше у нас много было родни и все друг друга знали. Сейчас этой родни мало.

ДВОЮРОДНЫЕ СЕСТРЫ И БРАТЬЯ

С маминой стороны: дети тетки Дарьи и Ильи. Кстати дядя Илья женился на тетке Дарье и вошел в дом примаком и взял фамилию жены — Ярушин. А он Бобин. И говорят, что его дед Бобин основал деревню Бобино, Верхнее Бобино. А женился Илья на нижнебобинской девушке Дарье.

У них было трое детей, моих двоих двоюродных братьев и сестре.

— Борис Ярушин, (1930—1994) в последствие большой специалист сельского хозяйства, директор Мясягутовского совхоза, очень успешного, богатого; депутат Верховного совета Башкирской АССР. Сейчас в новые капиталистические времена совхоз погиб, тысячи гектар земли заросли, знаменитых ферм не стало. Весь многолетний труд брата попал псу под хвост. Он был бессеребренник, не имел даже своего дома. Когда он умер от инфаркта в 1994 году, его жене дали маленькую квартирку в Больше Усть-Икинске. Детей у них не было.

— Евгений — 1933 года рождения. Всю жизнь шоферил, до тех пор, пока случайно не узнали, что он видит одним глазом. Потерял глаз из-за катаракты и тут же узнал, что у него диабет 2 типа, очень высокий. А работал он водителем в районной больнице. Вот так. Сапожник без сапог. Евгений ярый спорщик. Все услышанное, увиденное по радио и телевидению подвергает сомнению и осмеянию, говорит очень громко, как будто разговаривает с глухим. Но очень сентиментальный, чувствительный и даже плаксивый.

Тетка Дарья и дядя Илья доживали у него в семье и умерли у него. Его жена Галя — библиотекарь — спокойная, доброжелательная. Вырастили они двух сыновей — Юру и Валеру.

— Зоя — (1936 г.р.) Живет теперь в Свердловске — Екатеринбурге. Была замужем за Василием Крючковым. У них четверо детей — Люда, Таня, Надя — двойняшки и Юра. Василий уже умер лет 10 назад. Дети очень дружные, работящие, все нашли себя, все семейные. У Зои четыре внука и уже правнучка. Они жили и работали много лет в городе Рудном (Казахстан) на горно-обогатительном комбинате. По льготной сетке раньше вышли на пенсию и переехали на Урал.

По отцовской линии у Никифора и Василисы было 5 детей: Рая умерла, Николай, ровесник сестры Татьяны. Оба родились в одном доме у мамоньки. Дом стоял, и перестроенный стоит напротив нашей избы, нынешнего Володиного большого дома. В войну Николая, двенадцатилетнего парнишку, забирали учиться в ФЗУ в город Белорецк. Надо себе представить какие там были условия, если 12—13 лет парень сбежал зимой из ФЗУ и несколько сот километров шел, пробирался тайком домой.

Из всех двоюродных со стороны отца Николай более всех был привязан к отцу.

15 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым тебя пронесем,

И внукам дадим, и от плена спасем

Навеки.

Анна Ахматова

Да, Николай больше всех был привязан к отцу, благодарен ему за помощь и советы. Видимо, он заменил ему отца, дядю Никифора. Младшие дети просто плохо помнили своего отца. Николай хлебнул в войну больше всех остальных детей. Когда он женился, решили строить ему дом рядом с родовым отцовским домом. Тятя здесь был главным строителем и советчиком. И вообще всем своим племянникам он помогал при ремонтах и строительстве домов. Николай работал на местном радиоузле, хотя ничего не кончал. Много лет работал электриком, пока сильно не запил.

К сожалению, Николай пил. Его брат Шура, младшая сестра Валя в конце концов тоже стали алкоголиками и все умерли от этого «зеленого змия». Особенно сильно пил Александр. Он и характером был странным — замкнутым, угрюмым, неразговорчивым.

Если Николай всегда приходил к нам, к отцу, сидели, разговаривали, вместе молчали, но всегда чувствовалась обоюдная доброжелательность, то Шура практически никогда не приходил просто так, по-родственному в дом дяди.

К несчастью, дети — сыновья их тоже стали алкоголиками, особенно сын Валентины — Валера.

— Зоя — (1933 года рождения) — заканчивала Башкирский Педагогический институт, факультет физики и математики и более 40 лет проработала в нашей школе учителем математики и физики. У них с Борисом Цапаловым (моим одноклассником) двое детей — Юра и Тома (Тамара). Оба врачи. Юра хирург, живет и работает в городе Ивделе. Тома — терапевт, живет и работает в городе Стерлитамаке, Башкирия. У Юры двое детей — Сергей и Оля. У Томы — сын Борис, который пострадал от непрофессиональных действий медицинского персонала при рождении, и теперь инвалид. Мозг правой стороны головы получил гематому при сжатии головки акушером.

Зоя из этой большой семьи осталась одна теперь.

У дяди Ивана родился сын Юрий, уже после того, как дядю Ивана забрали на фронт. Ни он сына не видел, ни Юра — отца. В июле 2011 года ему исполнилось 70 лет. У него двое сыновей. Один — ровесник Алеши Терентьева. Юра одно время после армии работал в Уфе в автоколонне и часто бывал у нас. Мы тогда жили в семейном общежитии. Женившись, он обосновался в Усть-Икинске. Работал тоже с машинами. К сожалению, и он тоже не избежал встреч с «зеленым змием», но пролечившись, завязал. Сейчас, после операции рака вообще ведет спокойный и добрый образ жизни со своей женой Ниной. Сыновья живут и работают на Севере, в Сургуте.

У дяди Филиппа (1919—1973) — трое детей — Нина, Володя, Лиза. Все уже пенсионеры.

Нина живет в Усть-Икинске, дохаживает мать тетю Шуру, которой уже 90 лет (1921г.р.).

Володя, после окончания Московского Плехановского института народного хозяйства так и остался в Москве. Два года работал в ГДР, у него сын Сергей, который тоже закончил этот же институт. У него двое детей.

У Нины одна дочь — Лена. Живет и работает в Москве. Специальность — бухгалтер, работает в системе ФСБ, как и ее муж.

Лиза со своим мужем Юрой, медиком по профессии, уроженцем села Малоусть-Икинское, живет и работает в Уфе. У них двое сыновей — Александр и Семен. Александр умер (повесился) от передозировки наркотиками. Парень попал в самое страшное время в институт в 90-е годы безвременья, без морали, без цели. Увлекся наркотиками и родители ничего не смогли сделать. Даже после окончания института у него не пробудился интерес к жизни, к работе.

Зато Семен сейчас наверстывает за себя и за брата. После института сразу женился. Жена (башкирка) работает в банке. Они строят большой дом. Родители довольны, что есть уже внучка.

Дядя Филипп перед войной служил в действующей армии на западной границе и почти сразу попал в плен. Всю войну он был в плену, вернулся где-то в 1947 году. Очень не любил рассказывать об этом. Один год работал военруком в школе, но по доносу, как бывшего военнопленного, сняли с работы.

МОИ РОДНЫЕ СЕСТРЫ

Татьяна (19 января 1930г). Окончила 10 классов нашей Устьикинской школы в 1948 году. Она старшая и естественно ей в войну досталось больше всего, так как она была помощницей мамы по дому, по хозяйству. Их уже детей этого возраста и старше использовали наравне со взрослыми на сельхоз работах в колхозе. Учеба в школе начиналась не 1 сентября, а 1-го октября. Все были в поле. Таня училась хорошо, поведение у нее было прекрасное на уроках и вообще. Мне всегда приводили ее в пример, так как я была вертушка, дерзила, не выполняла часто уроки. Это было до 7-го класса, до вступления в комсомол. Тут меня как будто подменили. Но об этом попозже. В 1949 году, по-моему, в марте, Татьяна вышла замуж за Копытова Николая Степановича, родом из Малоусть-Икинска. С августа 1941 по 1947 или 1948 год он был на фронте и дослуживал в армии. Но об этом времени писать не буду. Помню только, как Николай приехал из Свердловска, где он работал в Аэрофлоте, (во время войны служил в авиации) сватать Татьяну. В форме летной, разговорчивый, бойкий, один, без родителей договариваться о свадьбе. Я училась в шестом классе.

Свадьбу сыграли. Свадьба, конечно, была бедной. Ведь только полтора года, как отменили талоны, а сельхозные налоги еще не были отменены.

У них трое детей.

Юра (2 мая, 1950г.р.). Окончил Рижский институт гражданской авиации. До 1992 года работал в НПО Автоматики, которое было архи закрытым предприятием, связанным с ракетостроением, связью. У него две дочери — Ира и Лена.

Сергей (1952—1992гг). Наиболее коммуникабельный, дерзкий, любитель компаний, анекдотов — одним словом — веселый человек. Это, видимо, и подружило его с «зеленым змием». Он несколько раз лечился. И в итоге после очередного запоя в ноябре 1992 года скончался. Он закончил вначале Омское радиотехническое училище, затем заочно Киевский институт гражданской авиации. Работал в Свердловском аэропорту инженером в службе связи.

У них с Леной, женой, двое детей — Света и Женя. У которых уже свои дети.

Ольга (1956г.р.) — любимая дочь и моя любимая племянница. Светлая, нежная, заботливая, внимательная. Она закончила Пермский Фармацевтический институт, и все время работает в аптеках, в основном заведующей. У них с Сергеем Бондаревым, мужем, сын Павел. Закончил УПИ по специальности новые технологии связи.

Юра и Сергей, начиная самых малых лет, жили в деревне каждое лето почти до окончания школы. Так же было и с Мишей. Любили они свободную, пусть бедную, но добрую атмосферу дедушко-бабушкиного дома.

16 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

Не искал, где живётся получше,

Не молился чужим парусам:

За морями телушка — полушка,

Да не весело русским глазам!

Может быть, и в живых я остался,

И беда не накрыла волной

Оттого, что упрямо хватался

За соломинку с крыши родной.

Алексей Решетов

Валентина (1938г.р. 2 октября)

Когда началась Великая Отечественная Война, Вале не было и трех лет. Судя по каким-то отрывочным эпизодам первых лет войны, мы с Валей были устроены в детский сад, который был расположен в довольно большом доме, состоящем из трех смежных комнат и маленькой кухни. Всплывает такая сцена. Перевышинская (Октябрьская) улица — я бегу за своими подружками, тащу за ручонку Валю, она плачет на крик, я ее дергаю, она еще громче кричит, я отстала от подружек. Мне шесть с половиной лет, ей три с половиной, и Таня на работе. Вообще-то она была плаксой, довольно толстенькой девочкой. Это видно на фото. Правда, оно 1939 или 1940 года.

Отца провожали на Финскую войну. К счастью, он не успел побывать. На этом фото пальтишко от соседской подруги Раи. Своего не было или я из него выросла, мое пальто надели на Валю. Это видно на фото.

Училась она в школе хорошо, почти без троек. Но после окончания 10 классов никуда не стала поступать, пошла работать в пошивочный цех артели, училась на швею. В это время, то есть в 1956—57 годах, все еще работал цех по изготовлению перламутровых пуговиц из раковин, которые летом и ранней осенью вылавливали в реках Ик и Ай. В войну это делали ребятишки. Мы не выходили из воды. Для цеха сырье, для нас еда, полноценный белок. Так вот Валя, будучи ученицей в артельной швейной мастерской, естественно участвовала в ловле ракушек, простыла и получила хронический бронхит, перешедший в астму. Астма, которая уже развивалась по своим аллергическим законам. Болела она много лет с обострениями осенью и весной, не спала на пуховых подушках. На пух была аллергия. Мама часто сетовала, что я не посодействовала освобождению Вали от этой работы в осенней воде. Я тогда работала в Районном Комитете ВЛКСМ заведующим школьным отделом. Но я ни тогда, никогда потом в жизни не могла воспользоваться своим маленьким или большим влиянием, чтобы что-то получить для себя или родных. Совесть не позволяла.

В 1957 году Валя вышла замуж за Виктора Терентьева. Он был моим одноклассником до 7-го класса. Отслужил в армии и после службы сразу женился. Семья у Терентьевых-Киселевых была сложной, раскулаченной. Им принадлежал самый большой двухэтажный дом на Почтовой улице. Потом в нем много лет была почта-телефон-телеграф. Но когда Валя вышла замуж, они жили в маленькой избе, на том же месте, где сейчас дом, причем расширенный вдвое с помощью отца. В этой избе лежала уже более 15 лет парализованная бабушка Виктора.

В мае 1958 года у них родился сын Владимир. В этот год я уехала учиться в Ленинград.

Рос Володя своеобразным букой. Летом на каникулах, в отпуске, мы приезжали к родителям. Дорога на речку пролегала мимо их дома. Смотрим — идет Володя (5—6 лет) на речку и даже не смотрит на бабушкин дом — ни вперед, ни назад. Мама всегда говорила, что такой упрямый мальчишка, каких не видывала. Это упрямство осталось с ним. После окончания школы он поступил в Уфимский Медицинский Институт и все 6 лет жил у нас, то есть с 1975 по 1981 год. В этом же году мы разошлись с Узиковым. Миша и Володя спали в маленькой комнате, он на раскладушке, Миша на подростковом диванчике. После окончания института Володя получил направление в Мечетлинскую Санитарно Эпидемиологическую Станцию (СЭС), то есть в Усть-Икинск. Вначале рядовым врачем, потом много лет работает уже главным санинспектром района. Вскоре женился на очень бойкой татарочке, которая работала здесь же в СЭС. Зовут ее Рузана. У них двое детей. О трагикомедии, драме их семейной жизни можно было написать роман. Володя умер от рака прямой кишки в 2014 году.

Дети уже выросли. Саша закончил Башкирский Государственный Университет, отслужил в армии, сейчас работает в Якутии. Ярослава — Славина, закончила 2 курса Сельскохозяйственной Академии, перешла на заочное отделение по другой специальности. Саша перед армией женился, а через 2 дня молодые разошлись. Гражданский брак, когда они учились, не помог узнать характеры друг друга.

Ольга — любимая дочка Вали. Закончила тоже Пермский Фармацевтический Институт. И назвали ее в честь Ольги старшей, Копытовой. Работать приехала опять-таки домой, в районную аптеку. Вышла замуж за Крючкова Александра, сына моего одноклассника до 7-го класса.

У них родились Алеша, 1986 года, Катя — 1991 года. К несчастью, после рождения Кати, Ольга заболела послеродовой дипрессии, которая закончилась трагически — 2 февраля 1992 года Оля покончила жизнь самоубийством через повешение. Представить горе Вали, когда дочь днем в ее доме повесилась — невозможно.

Сейчас ребята выросли. Саша женился на очень хорошей доброй женщине, которая по-настоящему заменила им мать. Я вижу, как Катя к ней относится, могу подтвердить, что это искренняя глубокая любовь.

Алеша — младший сын Вали. Закончил Уфимский Сельскохозяйственный институт, агрономический факультет. Учился по направлению колхоза «Серп и Молот», когда тот был преуспевающим, крепким хозяйством. Вернулся в колхоз и работал бригадным агрономом. Еще студентом женился на Розе (башкирке) — студентке Уфимского Педогагического института, факультета иностранных языков (французский). К сожалению, ей в нашей школе часов не досталось, и она работала во вновь построенной школе в отдаленном микрорайоне села. (Так село разрослось!) Сейчас она работает в ПТУ завучем.

Алеша до последнего оставался в колхозе или сельхозкооперативе пока еще теплилась жизнь. Сейчас, прежде богатый колхоз, погиб, земли запущены, заростают кустарником, большие фермы разрушены, скота нет. А было более тысячи голов коров, не считая тысячи свиней. Сейчас Алеша работает диллером пивной компании.

У них с Розой растут две дочери — Анастасия и Ксения. Настя учится и работает в туриндустрии. Ксения в десятом классе.

Валя осталась одна 17 июля 2009 года после страшной автомобильной катострофы, где погибло сразу три человека, в том числе и Виктор. Потом через три месяца умер водитель, по вине которого и случилась авария — Иван Жильцов. Валя отделалась небольшими переломами и ушибами при такой катастрофе.

Мы, то есть я, Миша, Стеша, Егор приехали к ним в гости вечером в пятницу 16 июля, а утром 17 июля это случилось по дороге на пасеку. В их «жигуленок» на полном ходу въехала фура «Камаз».

Вот такая скудная, сухая история о моих самых близких родных.

21 ЯНВАРЯ 2011 ГОДА

В горнице моей светло.

Это от ночной звезды.

Матушка возьмет ведро,

Молча принесет воды…

Красные цветы мои

В садике завяли все.

Лодка на речной мели

Скоро догниет совсем.

Дремлет на стене моей

Ивы кружевная тень,

Завтра у меня под ней

Будет кропотливый день!

Буду поливать цветы,

Думать о своей судьбе,

Буду до ночной звезды

Лодку мастерить себе…

Николай Рубцов

Теперь о доме, как строении.

Изба наша, как говорили родители, это бывший амбар, срубленный на месте из сосен, росших здесь. Ни Таня, ни, тем более, я не помним, когда амбар переделали в избу. Таня только помнит, что печь стояла сразу вправо от дверей, окна в огород не было, как не было ни одной перегородки — одно помещение. 35—40 квадратных метров. Крыши тоже не было. Отца забрали на действительную службу где-то в 31-32-ом году. Мама с Таней жили в этой недостроенной избе. И только, когда отец пришел со службы в 1933—34 годах, покрыли дом плитами. Плитами в деревне было покрыто многое. Плитняк добывали на Школьной горе. Тратуары в центре тоже были уложены такими плитами. Из плитняка в виде больших кирпичей были сделаны и изгороди на огородах. В старых домах и сейчас еще эти изгороди стоят. Плитняком у нас было покрыта и баня и двор. В детстве у всех у нас была привычка лазить на крышу бани и в солнечный день греться на плитах.

С приходом отца из армии появились и перегородки в синий цвет. Так он и простоял до слома дома где-то до конца 80-х годов двадцатого века.

Уже после войны в 40-х годах отец перекрыл крышу тесом, а в 70-х годах железом. Баню тоже перекрыли тесом.

Во дворе стояли для скота хлев, куда в зимнюю стужу загоняли овец и корову, и кур. Холодный двор был пригоден только в относительно теплое время.

До сороковых годов хлев и двор были покрыты соломой, потом тесом, а затем железом. На сеновале хранили сено. Я любила спать на сеновале, и эта привычка у меня сохранялась долго, вплоть до конца 80-х годов, когда уже не было дома и гостила у сестры Вали. Однажды во время метания сена на сеновал, я оступилась с лестницы и упала с трех метровой высоты на плиты. Счастливое падение — не на голову, а на бедро.

Во дворе (ограде) стояла амбарушка, строение над погребом. Мы летом любили спать на полу амбарушки. Вспоминаю, что мы нисколько не боялись спать вдали от взрослых, в сплошной темноте.

Еще до войны, видимо, даже до Финской, печь перенесли к стене, примыкающей к огороду. Было прорублено и окно на кухне.

Голландка (круглая печь) стояла в центре избы, как бы деля ее на две половины. В доме была одна деревянная, самодельная кровать для родителей. Мы все спали на полу. Когда отца не было дома (например, во время войны) я, Валя спали с мамой на кровати…

Как-то появилась в доме железная кровать, по-моему, кем-то из соседей по ненадобности выброшенная. Она досталась Тане. Я помню, что я спала на полу почти до окончания школы.

В прихожей стоял у окна обеденный стол, лавка, в стену вбиты гвозди для одежды, два-три самодельных стула.

В новой (как называли вторую комнату) стоял в углу шкаф самодельный для посуды, которой практически не было. Нижнюю часть шкафа приспособили под тряпки-одежду. Рядом стоял сундук, практически пустой, кое-какая праздничная одежда в нем хранилась, полотенца еще от родительской свадьбы, скатерть, обувь на выход.

Украшали комнату три больших растения — медвежья лапа, фикус, китайская роза, цветения которой ждали с нетерпением. На окнах цветов не помню. Стены не были оштукатурены, просто белились известью. Пол из широких половиц — крашеный желтым кроном (естественный краситель на льняном масле).

Конец ознакомительного фрагмента.