Главный врач

Нина (Лето) Романова, 2018

В книге объединены пять частей серии «Повести в Белых Халатах», в том числе заключительная – «КардиоДрама оптимистки». Целая вереница перемен происходит со старыми друзьями от первой до последней повести, ведь медицина, которой они посвятили жизнь, требует полной самоотдачи и способна превратить самые размеренные будни в насыщенные событиями и даже приключениями дни. Кто-то находит страсть, кто-то открывает в себе новые таланты, кто-то убеждается, что для счастья необходимо совсем немного… Главный вывод, к которому приходят герои: надо оставлять открытым сердце, потому что настоящим врачом, исцеляющим и возрождающим, является Любовь.

Глава 3

А жизнь, между тем, своим чередом…

Мы изменили своё окружение так радикально, что теперь должны изменить себя, чтобы жить в этом новом окружении.

Норберт Винер

Похоронами занимался Тёткин. Для многих смерть Кунцева оказалась шоком. Аркадий Александрович, оберегая жену, не позволял своему лечащему доктору рассказывать ей о диагнозе-приговоре. Но разве возможно скрыть подобное от врача с многолетним опытом! Узнав о болезни мужа и о том, что ничего сделать нельзя — непоправимое может случиться в любую минуту, Люся старалась не показывать свою осведомлённость, чтобы не омрачать последние отведённые им дни вдвоём.

Из-за границы приехала дочь Ляля, и они с матерью проводили часы, разбирая фотографии, перечитывая путевые дневники, которые Аркадий вёл во всех поездках и сидя на даче в отпуске, когда, как он говорил, путешествовала его душа.

Неожиданным оказалось количество телеграмм, венков и представителей, прибывавших на похороны со всех концов страны. Людмила, погружённая в свою работу, никогда не представляла масштаба того, чем занимался муж. Она знала, что Кунцев — успешный конструктор, что все его труды признаны, зарегистрированы и у него есть Имя. Но почему-то никогда не слышала, что им написано несколько учебников, по которым учится плеяда инженеров, не знала, сколько людей, успешных в своей профессиональной деятельности, считают её Аркашу наставником.

Принимая соболезнования, выслушивая речи, отвечая на звонки, Людмила вдруг открыла для себя, что понятия не имела, чем жил её муж. Придя с работы, она торопилась рассказать про свой день, свою клинику, свои заботы и радости. Он был превосходным слушателем и безупречным советчиком. Аркадий тонко чувствовал людей и мог подсказать выход, о котором Людмила сама никогда бы не догадалась. И вдруг оказалось, что она не догадывалась о гораздо большем — она была частью его жизни, может быть, самой важной, но не единственной!

Он жил её заботами, её интересами. А что она? Люся пыталась вспомнить, когда в последний раз спрашивала мужа о работе, о Его работе. В последний? А не в последний? С тех пор как Ляля выросла и уже не нужно было кому-то оставаться с ней дома, Людмила перестала интересоваться расписанием супруга. Иногда, задержавшись в клинике допоздна, по возвращении домой она обнаруживала записку: «Вернусь через пару дней. Ужин в холодильнике. Папа Сверчок».

Папа Сверчок… Сердце больно сжалось, но слёз больше не было — за эти дни выплакала их все. Сначала она рыдала от отчаянья, проклиная недуг, забравший у неё родного человека. Потом отчаянье сменилось обидой на Аркадия за то, что вот сейчас, когда, наконец, можно начать жить для себя, друг для друга, он предал её, оставил одну, лишив такой необходимой ей компании. Позже ушла и обида, в сердце поселился страх от осознания того, что счастье и радость — в прошлом, ничего уже нельзя изменить, а столько бы хотелось пережить заново!

И наконец, когда отступило всё, сердце раскололо чувство вины за то, как мало она ценила его, как мало знала и мало любила. Отсутствие слёз выжигало глаза, а сердце останавливалось от мысли: «Он не был счастлив со мной!»

Эта фраза преследовала её и не давала покоя. После похорон Людмила не хотела выходить на работу, стала избегать людей. Проводив дочь, заперлась дома, снова и снова перебирая каждую тетрадку, каждый листок, исписанный почерком родного человека.

Клиника со всеми проблемами свалилась на Тёткина. Обзаведясь целой командой нянь, он дневал и ночевал в кабинете, пока входил в курс дела, но в конце концов начал осваиваться в роли главного врача, хотя номинально оставался замом.

Труднее всего давалось общение с давно работающими сотрудниками, которые не хотели признавать в нём начальника.

— Мальчишка! — восклицала давно уже пенсионного возраста врач-окулист Нэлли Генриховна, захлопывая за собой дверь в кабинет, где Марку во время бесед с подчинёнными приходилось их не только хвалить.

— Нинуля, мне уже полтинник, а она называет меня мальчишкой! — растерянно глядя на подругу, сокрушался Тёткин.

— Не обращай внимания, — уговаривала его Нина, — это возраст. Мы все там будем.

— Я удивляюсь, — не мог успокоиться Марк, — Людмила Борисовна ведь нас года на три всего старше…

— На шесть, — уточнила Лето.

— Да ты что?! Никогда бы не догадался! — поразился он. — Ну даже если на шесть, как ей удавалось поддерживать свой авторитет с докторами?

— Не забывай, она принимала их на работу, когда открывалась клиника. Многих вытаскивала из районных поликлиник, где они сидели без денег и перспектив, а потому была для всех не просто начальником, а благодетельницей.

— Это так, — соглашался Марк. — Ну и как мне быть?

— Терпи и работай, — улыбнулась Нина. — Нужно что-то сделать для людей, прежде чем ожидать от них уважения. Зарабатывай авторитет потом и кровью, а я принесу тебе перекусить.

Помимо трудностей с врачами у Марка возникли проблемы, о которых он даже не подозревал. С приближением холодов здание нужно было готовить к отопительному сезону, а к вопросам опрессовки труб, проверки котлов и прочей технической неразберихе Тёткин оказался не готов. Не подумав об этом заблаговременно, теперь непросто было найти хороших исполнительных работников, которые бы могли быстро и качественно сделать всё необходимое. Подобные хозяйственные заботы стали для него настолько новым и неизвестным доселе испытанием, что Марк мечтал свалить эту немедицинскую волокиту на кого-то другого.

Антонов заглянул в кабинет, как всегда, без стука.

— Как заведуется? — спросил он, просунув голову в приоткрытую дверь.

Это было ещё одной проблемой: все доктора-ровесники относились к назначению Тёткина несерьёзно, а от того вместо помощи отделывались шутками.

— Юра, у тебя есть хороший водопроводчик? — спросил Марк.

— Есть, но у него деменция, и вряд ли он помнит, как пользоваться разводным ключом.

— Я спрашиваю, есть ли у тебя ХОРОШИЙ! — повторил Тёткин.

— А он хороший, просто уже старый, — смеясь, ответил Антонов.

Марк махнул на приятеля рукой.

— Чего пришёл?

— В следующем месяце интересная конференция намечается, отпустишь? Главный с серьёзным видом посмотрел на товарища:

— Пиши заявление, оставь у секретаря.

— Тёткинсон, кончай бюрократию, скажи — отпустишь или нет?

Тёткин схватился за голову:

— Нет, ты не понимаешь! Это же не мой личный бизнес, не мой карман, Юра! Мне нужно знать, где твоя конференция, во что обойдётся поездка, хочет ли ещё кто-то поехать. Ты даже не представляешь, сколько всяких вопросов надо рассмотреть, прежде чем сказать «да» или «нет».

— Тёткинсон, ты, главное, не переживай, — успокоил его Антонов. — Если тебе так трудно на неделю остаться без меня…

Марк схватил лист бумаги, лежащий перед ним на столе, скомкал и швырнул в сторону друга. Тот, смеясь, захлопнул дверь в кабинет.

Наташа, секретарь главного врача, с интересом наблюдала за происходящим.

— Юрий Евгениевич, я могу вам чем-то помочь? — спросила она.

— Мне нужен бланк-заявление на участие в конференции.

Девушка достала папку, выудила оттуда лист бумаги и протянула доктору.

— Вот, пожалуйста, — сказала она и, поколебавшись, добавила: — У нас до конца года всё расписано, уже принимаются заявки на следующий.

Антонов потёр лоб.

— Я всё-таки напишу, — решил он, — вдруг кто-то не поедет.

— Конечно, — кивнула секретарь.

Включилась селекторная связь, и Тёткин распорядился:

— Наташа, напомните, пожалуйста, всем хозяйственным службам, включая охрану и бухгалтерию, что завтра в десять утра совещание. А также заведующему гаражом скажите приготовить машину к двенадцати для выезда на вакцинацию от гриппа.

— Хорошо, Марк Давыдович, — ответила девушка, делая пометки.

— Да, ещё пригласите ко мне Олимпиаду Петровну, — добавил главный и отключился.

* * *

Нина закончила приём раньше, чем планировала, и решила заглянуть на чаёк к подруге в отдел статистики. Ирина Митрофановна только что вернулась из поездки по Европе и который день зазывала к себе на разговор. Обычно все истории начинались за чаем, но, похоже, сегодня гостью ожидало новое угощение.

— Ты, как всегда, вовремя! — обрадовалась Костина заглядывающей в кабинет подруге. — Заходи!

Нина плюхнулась на кожаный диван, и Ирина незамедлительно подкатила к ней столик на колёсиках. Вместо чайника на нём красовалась супница, из-под крышки которой валил пар, распространяя соблазнительный аромат.

— Это что у тебя? — поинтересовалась узистка и придвинула к себе тарелку с ложкой.

— У меня неделя европейской кухни, — помешивая половником что-то зеленовато-золотистое, ответила Ирина Митрофановна. — Я из поездки привезла кучу всяких рецептов. Сегодня португальский суп-пюре с капустой кале, — провозгласила она тоном конферансье и, налив угощение в тарелки, посыпала сверху рубленой зеленью.

Нина наклонилась и потянула носом воздух.

— Божественно! — прикрыв глаза, заметила она. — Что там?

— Ешь и догадывайся, а я буду соглашаться или нет, — улыбнулась Ирина.

— Ну, раз суп кале, значит — кале, — улыбнулась Нина, сделав попытку разложить блюдо на ингредиенты, и зачерпнула первую ложку.

Костина с удовольствием наблюдала за подругой, которая, похоже, забыла о разборе рецепта и не проронила ни слова до тех пор, пока тарелка не опустела.

— Ну? — терпеливо дождавшись, когда Нина закончит трапезу, спросила Ирина.

— Не распробовала, — заявила Лето, — давай добавку.

Костина рассмеялась и налила ещё порцию, снова бросив щепотку зелени сверху.

— Суп однозначно на бульоне, — медленно, словно прислушиваясь к своим вкусовым ощущениям, комментировала Нина, — скорее всего, на курином.

Ирина кивнула.

— Чеснок и лук, — продолжала гостья, — думаю, картошка тоже есть, судя по густоте…

Костина довольно улыбалась.

— Колбаса какая-то специфическая, копчёная, что ли? — предположила Лето.

— Ага, — подтвердила хозяюшка, — её надо обжарить, чтоб вытопить жир, и потом, порезав на кружочки, кинуть сверху.

— А кале на какой стадии добавляла?

— Сначала мелко порезала, и уже когда всё в пюре перемолотила, положила. Потом надо ещё пятнадцать минут поварить.

— Обалденная вкуснятина! — восхищённо похвалила подругу Нина, закончив с угощением. — Завтра какой суп будем пробовать?

Костина, довольно улыбаясь, махнула рукой.

— Завтра доедаем этот, а послезавтра принесу новый.

— Этот, если что, я могу и сейчас доесть, — предложила Лето.

— Лопнешь, — не поддержала такую инициативу Ирина и убрала со стола пустую тарелку.

Нина притворно вздохнула.

— Ну и как Португалия? — спросила она.

— Мы не так уж много видели, проехались по Лиссабону и добрались до мыса Рока — самой западной точки Европы, там такой ветер — просто сталкивает в океан!

— Как тебе Лиссабон? — продолжила допрос Нина.

— Ты знаешь, особого впечатления не произвёл. Вообще, Португалия небогатая страна, столица какая-то неухоженная. Или такое впечатление создаётся после Испании. Но язык! Очень красивый! — с воодушевлением рассказывала Ирина, которая, будучи филологом по образованию, увлекалась иностранными языками. — Что-то среднее между французским и испанским. В нём столько «шэ»! Маленький город, в котором мы останавливались, называется Кашкаиш, я прямо весь день пела «Кашкаиш, Кашкаиш», как у Никитиных: «Бричмула, Бричмулы…»

Нина рассмеялась:

— Звучит сексуально.

— Васко да Гама, знаешь, как по-португальски звучит?

— Как?

— Башко де Гама! — провозгласила Ирина.

— А ты Коштина?

— Ага, — согласилась та.

— Чего из шувениров прикупила? — не переставая смеяться, поинтересовалась Нина.

— Из Португалии надо везти пробку! — ошарашила ответом Костина.

— Пробку? — переспросила Лето.

— Что меня поразило, — продолжала Ирина, — чего они из неё только не делают! Сумки, ремни, шляпы, обложки для книг, не говоря о стройматериалах, кухонных подставках и прочем…

— Ты чего выбрала? Надеюшь, не штройматериалы? — шепелявила на португальский манер Нина.

— Муж подарил мне сандалии! Просто отпад! Лёгкие! Мягкие! Я в них ходила не снимая!

— Шупер! — одобрила подруга. — Притащи, покажешь, — добавила она, поднимаясь из кресла. — Хорошо с тобой, но пора работать, — со вздохом сказала Лето и вышла из кабинета.

Не успела дверь захлопнуться, как снова приоткрылась, и Нина прошептала:

— Так какой шуп шледующий?

— Гаспаччо. Холодный томатный суп из Испании, — так же шёпотом ответила Костина.

— Muy bien!^[2] — согласилась узистка.

* * *

Подойдя к кабинету главного, пожилая медсестра постучала в дверь.

— Войдите! — отозвался Тёткин.

Старушка зашла и остановилась у порога.

— Входите, Олимпиада Петровна, присаживайтесь, — пригласил её Марк. — Как поживаете? Как внуки?

Женщина работала в клинике много лет. Жизнь её не баловала — после смерти дочери на руках у бабушки осталось трое малолетних детей.

— Да всё ничего, Марк Давыдович.

— Олимпиада Петровна, я заметил, что вы снова берёте ночные дежурства. Мне кажется, вам уже тяжело справляться с таким расписанием.

Старушка опустила глаза и начала теребить рукав халата.

— Но вы же знаете, Марк Давыдович, мою ситуацию…

— Я знаю… — перебил её главный, — а потому у меня к вам деловое предложение.

Пожилая медсестра подняла глаза, полные слёз, готовых в любой момент заструиться по морщинистым щекам, и вопросительно посмотрела на Тёткина.

— У нас большой контракт на вакцинацию против гриппа. В течение следующего месяца делегация от клиники выезжает в разные учреждения для прививки населения. Я предлагаю вам взять на себя организацию бригады медсестёр и контроль всей компании. За месяц вы заработаете сумму, равную всем вашим ночным сменам за год.

Слёзы всё-таки не удержались и одна за другой быстро закапали на стол.

— Спасибо, Марк Давыдович, дай вам Бог здоровья, молиться на вас буду!

— Молиться не надо, — возразил Тёткин, — а работать придётся много, и спрашивать стану строго.

Старушка, не в силах говорить и боясь ещё сильнее расплакаться, поднялась и, кивая, покинула кабинет.

* * *

В ординаторской обсуждался трудный случай. Собрались все врачи, так или иначе соприкасавшиеся с пациенткой. Ждали Тёткина. Он, пока замещал Кунцеву, больных не вёл, но принимал участие в консилиумах.

Когда Марк зашёл, лечащий врач, молодой терапевт Митрошин Константин Викторович, совсем недавно пришедший в клинику из ординатуры, уже начал:

— Женщина двадцати пяти лет обратилась к нам с жалобами на температуру 38–39 градусов, сопровождающуюся ознобом и мышечными болями. Первоначально поставлен диагноз острой респираторной инфекции, проведено симптоматическое лечение, которое результата не дало. Через неделю на фоне лихорадки назначен курс антибиотиков, который, однако, также не оказал эффекта. Для исключения различных видов инфекций было проведено комплексное обследование. На УЗИ органов брюшной полости диагностированы камни желчного пузыря.

Новиков утвердительно кивнул.

— Больная была направлена на консультацию к хирургу и через несколько дней прооперирована, — докладывал лечащий врач. — Однако после операции продолжала температурить, присоединились боли в верхней области живота, объясняемые послеоперационными изменениями. Проведён повторный курс антибиотикотерапии, тоже без результата.

Константин Викторович сделал паузу.

— Как насчёт консультации с инфекционистом? — спросил Марк.

— Вчера получены заключения от инфекциониста и ревматолога. Всё в порядке, — ответил Митрошин.

— Что имеем на сегодня? — продолжал опрос Тёткин.

— На момент осмотра сохраняются слабость, температура, дискомфорт в подложечной области, снижение аппетита, тошнота.

— Ну что, доктора, у кого какое мнение? — поинтересовался главный, когда молодой врач закончил доклад.

— У меня складывается впечатление, — начал Антонов, — что мы находимся в плену первоначальной идеи о наличии инфекционного заболевания, что не подтверждается проведёнными исследованиями и требует расширения круга диагностических гипотез.

— Что скажет функциональная диагностика?

— Развитие клиники указывает на то, что камни желчного пузыря не являлись причиной длительной лихорадки, — заметил Новиков.

— Боль в животе сейчас проще всего списать на послеоперационные осложнения, — высказала мнение Нина, — мне кажется, здесь требуется более детальное обследование. И почему до сих пор её не смотрел гастроэнтеролог?

— Да, почему? — обратился Тёткин к лечащему врачу.

— Так ведь на УЗИ всё спокойно.

— Но УЗИ — не волшебный хрустальный шар, — заметила Лето. — Хотела бы я, чтобы мы могли с помощью ультразвука диагностировать все виды патологии!

— Что скажут гинекологи? — спросил Марк.

— По нашей части всё спокойно, — откликнулся Сирин.

Доктора ещё раз пересмотрели результаты обследований с момента первого посещения клиники пациенткой.

— Я согласен с функциональными диагностами, — заключил Тёткин, — необходимо дообследовать желудочно-кишечный тракт. И направьте её на консультацию к онкологам. Результаты доложите мне, — добавил он.

Консилиум на этом завершился, и большинство докторов покинули ординаторскую.

— Кому кофе? — спросила Нина оставшихся.

Тёткин и Антонов оба подняли руки.

— Приятно видеть такое единодушие, — заметила Нина.

— Так что вы думаете по поводу больной? — спросил Юра товарищей.

— Я не удивлюсь, если вылезет какая-то онкология. Думаю, её возраст несколько сбивает нас, сужая диагностику инфекциями и банальными воспалениями.

— А Кунцевой не рассказывал? — поинтересовалась Лето.

— Нет, я и так звоню ей по поводу и без, начиная с вызова сантехников и заканчивая заказом рентген-аппаратов. Дайте человеку время успокоиться, — ответил Марк.

— А вот здесь я с тобой не согласна! — возразила Нина. — Ты когда Борисовну последний раз видел?

— Месяца три назад, — неуверенно ответил главный, — сразу после похорон.

— Это почти четыре! — ужаснулась узистка.

— Но я с ней по телефону каждый день по пять раз разговариваю! — оправдываясь, заявил Тёткин.

— Я настоятельно рекомендую тебе сходить к ней с визитом, — продолжала Лето, разливая кофе по чашкам.

— Мне чашку побольше, — напомнил Марк.

— Твоя супница у тебя в кабинете, а мы пьём из нормальных стаканов, — уточнила Нина.

— А начальство надо ублажать, — заметил Юра.

— Так я и ублажаю, — улыбнулась Нина, доставая из буфета коробку с печеньем.

— У! — довольно улыбаясь, произнёс Тёткин. — Нинуля знает, как растопить моё сердце!

— На то она и Лето! — усмехнулся Антонов. — Так что насчёт Борисовны?

— Люся совсем плоха, — вздохнула Нина. — Целыми днями сидит взаперти, взялась писать мемуары об Аркадии. Нужно как-то возвращать её к жизни.

— Это похоже на депрессию, — согласился Марк, — хотя по телефону я не заметил ничего особенного. Интереса в голосе нет, это правда: на вопросы отвечает, но безучастно.

— Вот я и думаю — не надо бояться её побеспокоить, этим мы только вредим ей.

Лето отпила кофе и замахала рукой, обжёгшись.

— Если она не готова ещё выйти на работу, нужно придумать ей какое-то дело! Не оберегать её от проблем, а то она совсем раскиснет!

— Мне кажется, у меня есть идея, — задумчиво проговорил Марк.

— Только сделай это как будто непредумышленно, — посоветовала Нина, — а то ведь ты знаешь Люсю, она обидеться может и тогда ещё больше закроется.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Muy bien — очень хорошо (исп.).