Теория 14-ти кристаллов

Нильс Симеон

1868 год. Молодая Герцогская семья Лешези из Моравии переезжает в Лапландию в «зимний лес» чтобы спасти жизнь новорожденной Брунгильды.1968. В поселке Кайлеено, вблизи «зимнего леса» у бабушки гостит девочка Инге восьми лет. Вскоре из замка «Урсусбергенов», который затерян в лесу Инге получает странную записку. В селе непривычно холодает, и в жизни Инге все становится похожим на страшный сон. Что-то есть в лесу…

Глава 3

Окна по-прежнему дрожали, в дымоходах свистел ветер. В родильной комнате царила тишина. Анна спала на операционном столе. Доктора с профессиональным терпением, молчаливо наблюдали за каждым вздохом и ударом пульса роженицы.

— Начинаем. Откладывать нельзя, — с тяжестью в голосе произнес доктор Янковский. — Фон Берка, прошу вас немедленно подготовиться к кесареву сечению. Доктор Новачек, как вы думаете, можем ли пациенту добавить опиума?

— Думаю, не стоит, доктор — ответил Новачек, — предполагаю, операцию проведем быстро. Мы можем дополнительно применить камфорную мазь для местного обезболивания.

— Благодарю вас! Итак, доктор фон Берка, сделайте хирургическое сечение и извлеките младенца. Доктор Новачек, вас попрошу ассистировать фон Берку, а после того немедленно наложите трехслойный шов на сечение. В этом вам нет равных. Я же буду наблюдать за состоянием пациента и во всем помогать при необходимости. Коллеги, приступаем!

В родильной комнате зашевелились. Три доктора последовательно и в точности выполняли все необходимые действия для спасения двух жизней. На самом деле врачи были сильно взволнованы, так как не имели представления, насколько могла вырасти температура младенца, тем более что в те времена большинство кесаревых сечений заканчивались гибелью матери. Янковского подбадривало лишь сознание того, что рядом с ним находились два лучших ума Центральной Европы с их золотыми руками. Все проходило настолько организованно и бесшумно, что кто-нибудь за дверью запросто мог подумать, что в комнате уснули, а за окном пурга разносит все.

В коридоре дежурили Франтишек, Божена и Ааму.

В дверь комнаты Алекса постучался Станислас. Дверь сразу отворилась, и на пороге появился Алекс.

— Барон! — невольно понизив голос, обратился Станислас, из-за чего Алекс еще больше разволновался.

— Скажи, в чем дело?! — выпалил в ответ Алекс, окончательно запутавшись в своих эмоциях.

— Барон, все в порядке, не волнуйтесь, прямо сейчас проходит операция, и скоро она закончится. Дело в том, что баронессе Анне…

— Что-о?! — вскрикнул Алекс, — что за операция?!

— Барон, все в порядке. Дело в том, что необходимо было выполнить кесарево сечение, и я просто ставлю вас в известность. Поверьте, доктор фон Берка очень опытен в этом деле и…

Алекс сорвался, он уже не контролировал себя.

— Пропустите! — прокричал он, оттолкнув Станисласа в сторону, и рванулся к двери акушерской комнаты.

— Алекс, прошу вас, сейчас нельзя вам находиться там, — попытался остановить его Станислас.

— Алекс, дорогой, послушайте Станисласа, сейчас так лучше для Анны, — попробовала успокоить его стоящая рядом Божена.

Никто не знает, как бы дальше поступил Алекс, если бы не звук, который лишил его и дара речи, и способности действовать в один миг. Алекс повернул дверную ручку акушерской и уже должен был войти, как из родильной комнаты донесся плач новорожденной, показавшейся ему песней. Все замерли. Алекс застыл как вкопанный. Он обеими руками сжал ручку двери и тихо проговорил:

— Мой ребенок, моя жизнь, — он упал на колени, и из глаз покатились слезы.

Родилась крохотная девочка, маленькая прекрасная Брунгильда Лешези. Анна уже подобрала для нее имя. Если должна была родиться девочка, то ее назвали бы Брунгильдой, а если мальчик — Волкан. Однако как только крошечная жизнь начала свое существование, сразу оказалась, на грани конца, и доктора не имели малейшего понятия, что с этим сделать. Как только Брунгильда увидела свет, ее тельце начало еще сильнее нагреваться. Такой физиологической аномалии еще никто никогда не встречал. Маленькое сердце Брунгильды работало с таким ритмом и так быстро перебрасывало кровь в сосуды, что организм начинал перегреваться. Через две минуты после рождения крошечная Брунгильда потеряла сознание, и блестящие умы Европы бессильно наблюдали за последними секундами жизни младенца. Ветер все еще свистел, и окна все еще дрожали. В замке Лешези наступала самая трагическая ночь. Секунды растянулись, переходя в тихую вечность, но внезапно страшный шум крушения стекол всех оторвал от более страшной реальности. Окно родильной выломало пургой, и снежный вихрь наполнил комнату ледяным холодом и снегом. Все лампы погасли, а с новорожденной сорвало покрывало. Голого младенца охватило морозом и снегом. Новачек подбежал к окну, чтобы закрыть его, но в этом не было смысла, все стекла разбились. Янковский пытался нащупать ребенка в темноте, чтобы немедленно унести ее из комнаты.

— Фон Берка, мы должны вынести ребенка и Анну отсюда! — кричал он сквозь шум ветра.

Дверь в родильную комнату распахнулась, и из акушерской будто вломился во тьму свет. На пороге стоял Алекс, он быстро обвел взглядом темную комнату. За ним толпились Станислас, Божена, Ааму и Франтишек. В следующую секунду Алекс уже оказался у изголовья своей дочери, быстро завернул ее в собственный китель и буквально вылетел из комнаты. Ааму с Франтишеком схватили операционный стол и вынесли Анну в акушерскую. Алекс выбежал из акушерской и буквально влетел через коридор в комнату напротив, и наконец-то в первый раз посмотрел на своего ребенка при свете. Маленькая Брунгильда активно шевелила губками, как будто искала грудь. Счастливый Алекс улыбался до ушей. В комнате появились доктор Янковский, Новачек и фон Берка.

— Алекс, ваша девочка… — невнятно пробормотал перепуганный и растерянный Янковский.

— Какая она красивая, какая нежная, — Алекс повернулся к врачам. — Большое вам спасибо! Как Анна?

— Анна? Анна х-хорошо, мы ее перевели в акушерскую. Там тепло. Анна хорошо, — все еще бормотал Янковский.

То, что происходило на его глазах, было чудом. Новорожденная, которая пару минут назад находилась при смерти, теперь вела себя как вполне здоровый ребенок, она махала ручками и издавала нежнейшие звуки. Доктора переглянулись. Сказать было нечего. Янковский быстро пришел в себя и стремительно обернулся к коллегам.

— Дело надо довести до конца. Наложите швы пациенту и выведите из наркоза. Как только закончите, сообщите. Мы должны принести младенца к матери на грудь. А пока я останусь здесь и буду заботиться о состоянии ребенка.

Только доктора вышли из комнаты, Янковский вновь повернулся к Алексу и вдруг увидел его испуганное, растерянное лицо. Алекс смотрел то на ребенка, то на Янковского, словно пытаясь найти ответ.

— Доктор, в чем дело? Посмотрите, быстрее, она как будто не дышит и вся горит.

Янковского самого обдало жаром, а потом облило холодным потом. Он еще ничего не успел осмыслить, как вновь оказался лицом к лицу с главной проблемой, да к тому же один. К счастью, он быстро оценил ситуацию и выбрал единственно возможный вариант.

— Барон Алекс, сейчас вы должны мне поверить. Прошу вас, отдайте мне ребенка, — Барон услышал почти повелительный тон Янковского.

— Отдать ребенка? — ничего не понял и без того обескураженный Алекс.

— Да, точнее, прошу вас довериться мне. Сейчас нет времени объяснять, но если срочно не принять меры, ребенок может погибнуть. Мы не в состоянии контролировать температуру ребенка. Ничего не спрашивайте и просто поверьте. Думаю, я знаю, что нужно делать.

— Да, конечно, прошу вас, сделайте что-нибудь. Я ничего не понял, просто скажите, что мне делать? — уже умолял Алекс.

Обретший уверенность врач взял ребенка. Потом посмотрел на Алекса и с полной серьезностью сказал:

— Барон, прошу вас, выйдете из комнаты и ждите, пока не позову. Вы должны доверять мне.

— Да, да, доктор, конечно, я доверяю вам, — Алекс покорно подчинился Янковскому и вышел из комнаты.

В коридоре остался лишь Ааму. Откуда-то из конца доносился звук всхлипывания, и все еще виднелась спина Франтишека, который провожал Божену к лестнице.

— Ааму, что происходит? Хоть ты скажи, в чем дело? — потерявший голову Алекс вцепился в запястье Ааму и уставился ему в глаза с последней надеждой, что хоть у него он найдет желанный ответ. Ааму взглянул на него прямо и спокойно, и с уверенностью ответил:

— Алекс, ваш отец, находясь в сложном положении, иногда говорил, что пока еще все живы, будем надеяться на лучшее. И вам я скажу то же самое: пока все живы. Лучшие доктора здесь. Так что посмотрим, какой выход они предложат.

Ааму еле успел закончить, как теперь уже из той комнаты, где находились Янковский и маленькая Брунгильда, донесся шум падающих предметов. Это не было звоном ломающегося стекла и грохотом от ворвавшегося ветра, которые совсем недавно раздавались из родильной комнаты, но оттуда слышались отчетливые удары падающих на пол небольших предметов и стук ставень. Алекс мгновенно поспешил обратно к комнате, а за ним и Ааму. Барон распахнул дверь, и от увиденного застыл на месте: оба окна в комнате были открыты, посреди комнаты на столе лежала его маленькая обнаженная дочь, а доктор Янковский, закутанный в теплый плед, спокойно наблюдал, как на Брунгильду дул ледяной воздух. Алекс как ошпаренный подскочил на месте и молнией кинулся «спасать» свою дочь вот уже во второй раз за вечер, но ему преградил путь Янковский.

— Нет, господин Алекс, прошу вас, не трогайте ее! Посмотрите, ей хорошо. Смотрите, как она ожила.

— Алекс, прошу, успокойся, — Ааму подошел сзади и взял барона за руку, — доктор правду говорит. Ты только взгляни на ребенка на секунду.

Алекс посмотрел на Ааму, потом снова на Янковского, затем на свою дочь. Брунгильда спокойно ворковала и нежно улыбалась.

— Барон Алекс, прошу вас, послушайте! — энергично продолжал доктор Янковский, — я знаю, это за рамками всего мыслимого и немыслимого, и пока мне самому сложно в это поверить, но у вашей дочери оказалось редчайшее свойство, которое даже не назовешь болезнью: ее сердце работает неестественно часто, и кровь в ее маленьком теле движется с неслыханной скоростью. Пока малышка зависела от сердечного ритма матери, все было хорошо, но теперь, когда она уже независимый организм, ее тело в постоянной опасности перегрева. Маленькое сердце может не выдержать такую нагрузку. Сейчас в комнате именно та температура, в которой она может нормально существовать. Только так она сможет выжить. Я понимаю, то, что сейчас говорю вам, сложно даже вообразить, но именно так мы сумеем спасти вашу дочь, и вы как отец должны создать ей такую среду, в которой она сможет существовать: в условиях вечного мороза. К сожалению, медицина еще не дошла до того уровня развития, чтобы мы смогли бы каким-либо радикальным путем помочь вашей малышке. Алекс, мне очень жаль, но могу вас утешить лишь тем, что ваша дочь будет жить.

Алекс как будто ничего не слышал. Он не спускал глаз с Брунгильды. Медленно приближался к ней, а из его расширенных глаз снова лились слезы.