Моя бывшая будущая невеста

Николь Келлер, 2022

– Это что, ребенок? – растерянно бормочет босс, крутя в разные стороны снимок УЗИ семилетней давности. – Твой ребенок, Тея? Вернее…наш?Я на автомате переворачиваю черно-белую картинку правильно, так, чтобы было видно голову, ручки и ножки. Любовно провожу по нему пальцами, чувствуя, как бездна внутри меня разверзается и снова затягивает. Смогу ли я выбраться из этого кошмара вновь?..– Да, – коротко и шепотом, не глядя в сторону Давида. Босс пристально изучает меня. Чувствую, как воздух между нами тяжелеет, и нарастает напряжение. – Ты…ты сделала аборт, Тея?Семь лет назад Давид Хакимов ушел из моей жизни в момент, когда я очень нуждалась в нем. Когда мне остро были необходимы его помощь и поддержка. Он был уверен, что я его предала. И сейчас он вновь ворвался в мою жизнь в намерении снова сделать меня своей. И разобраться в причинах моего предательства. Но прежде ему предстоит узнать мой самый главный секрет…

Глава 6

Давид

Голубки синхронно поворачивают головы в мою сторону. И если Павел Григорьевич выглядит слегка смущенным и испуганным, то наглая стерва кривит губы в ухмылке и довольно скалится. Слегка прикрывает глаза и прикусывает нижнюю губу! Черт! Либидо, заметно упавшее после раздражающего разговора с Леной, вновь взбесилось, как у подростка в пубертатный период!

— Добрый день, Давид Тагирович, — зам подскакивает с места, протягивая мне руку, а я не могу отвести взгляда от Теи. Вот что в сучке такого?! Она по мне катком проехалась, потопталась на моих чувствах и мужской гордости, а я хочу ее, как безумный!

Да у меня просто нормального секса не было…дней пять наверно! Все дело в этом! Надо просто позвонить Лене и поехать к ней на ночь! И завтра я даже не посмотрю в сторону Теи.

— Давид Тагирович? — в голосе Павла Григорьевича слышится волнение, и его рука начинает медленно опадать, но я все же отрываюсь от стервы и пожимаю руку заму.

— Добрый день, Павел Григорьевич. Вы слегка не вовремя, — прохожу на место и опускаюсь в кресло.

На лице зама явно читается растерянность, у Теи — откровенное веселье.

— Но…Вы же сами вчера просили зайти! Я подготовил все документы, а также отчет по расходам за квартал. И есть два важных вопроса, которые нам надо обсудить…

— Хорошо, но позже. Сейчас у меня тоже не менее важное совещание с Теей Валерьевной. Займитесь пока вопросом поставок, позже я вас вызову.

На лице Павла Григорьевича явное неудовольствие, но мне до этого нет никакого дела. Сейчас мне надо поставить на место одну особу, которая, кажется, стала путать некоторые понятия.

Зам выходит, хлопнув дверью сильнее, чем полагается. Я же перевожу взгляд на Тею. Она откидывается в кресле, глядя на меня с вызовом и скрещивая руки под грудью, что слегка приподнимает ее, а торчащие и напряженные соски снова бросаются в глаза. А ведь в кабинете не холодно…Значит, и Тея реагирует на меня не меньше! Только, в отличие от меня, тщательно это скрывает.

Подсознание подкидывает картинку, как на эту шикарную грудь пялятся другие, посторонние мужики, и кровь вскипает во мне. Совсем как раньше. Как гребаных семь лет назад.

— Совещание? У нас, Давид Тагирович? Почему я не в курсе?

— Уже в курсе. Это мини — совещание, обещаю, что оно не отнимет у вас много времени.

— Внимательно слушаю.

— Вопрос касается дресс-кода. Наш офис — приличная компания, в штат которой входит достаточное количество мужчин. Не стоит отвлекать их от рабочего процесса и портить нам деловую репутацию. Впредь прошу не одеваться, как проститутка. Все же это работа, а не бордель. Хотя…Вам наверно не привыкать, да?

Тея вспыхивает, мгновенно краснея с головы до кончиков ногтей, а ее глаза опасно сужаются. А я ликую внутри: мне ее злость нравится больше, чем надменность, наигранная холодность и превосходство. Я питаюсь этими эмоциями, наслаждаюсь. И это моя маленькая месть за весь ад, что я прошел семь лет назад.

— Смею заметить, на мне брюки, а не латексный костюм! И я одета более, чем прилично.

— Я могу с точностью до завитка нарисовать кружево твоего нижнего белья. А твои возбужденные соски не заметит только слепой. Что, Тея, твое тело по-прежнему не может меня забыть?

— Не обольщайтесь, Давид Тагирович, — бормочет, надевая жакет и скрывая свою шикарную грудь. — Я просто в восторге от Павла Григорьевича.

Хочется грязно и громко выматериться, а еще доказать сучке, что это ни хрена не так, но я какого-то черта молчу, переводя все внимание на экран ноутбука. Ладно, Тея, один — один.

На какое-то время мы все же углубляемся в работу. Я даже проверяю присланные отчеты Павла Григорьевича, устраиваю встряску коммерческому отделу и утверждаю график встреч и переговоров на ближайшую неделю.

Но есть один вопрос, который не дает мне покоя с самого начала. И я спешу его прояснить.

— Почему юриспруденция?

— Что? — растерянная Тея поднимает голову и в этот самый момент выглядит, как раньше: нежная, скромная и такая…что хочется защитить.

— Я говорю: почему ты вдруг сменила специализацию? Ты же хотела стать врачом, лечить детишек и все такое.

И морок сразу же спадает с Богини, и она снова надевает на себя маску гордой Снежной королевы.

— Мужчин — юристов очень много, и почти все из них успешны и богаты. Я просто хотела удачно выйти замуж. А среди педиатров не то, что успешного, мужчину-то найти сложно.

Перевожу взгляд на правую руку и не обнаруживаю на безымянном пальце кольца. Растягиваю губы в ухмылке, желчь и злость на прошлое так и рвутся из меня:

— А что, Киреев не женился на тебе? Сочувствую.

Тея буквально испепеляет меня взглядом, прищуривает глаза, стискивает зубы и даже ломает карандаш в руках, но, что странно, опускает голову и молча углубляется в изучение документов.

Мне поступает звонок на мобильный, и я выхожу в коридор, чтобы спокойно поговорить и не мешать Тее работать. Но, когда возвращаюсь в кабинет, на выходе она буквально врезается мне в грудь.

На голых инстинктах мои ладони опускаются ей на талию и с силой стискивают. Вдох, пристальный взгляд в чистые голубые озера, и вот я уже лечу в бездну. И ее тяну за собой.

Моя рука зарывается в волосы на ее затылке, с силой притягиваю ее к себе, не позволяя отстраниться, и буквально набрасываюсь на эти пухлые податливые сладкие губы со вкусом клубники. Целую жадно, голодно, грубо проталкивая язык в ее сладкий горячий ротик.

Тея замирает, роняя сумку на пол и вцепляясь в мои плечи, до боли царапая ноготками, позволяя себя целовать, но не отвечает.

Толкаю Тею вперед, прижимая ее к стене, буквально вдавливаясь в ее хрупкое тело. Не позволяю ей разорвать наш дикий поцелуй. Кусаю ее губы, тут же зализываю место укуса языком, сильно всасываю, и снова сменяю грубость на нежность.

Чувствую, как ее сердце колотится, как сумасшедшее, как все тело подрагивает в моих руках, передавая эту дрожь возбуждения и мне.

Но вот она с силой стискивает мои плечи и робко отвечает, лаская мою нижнюю губу.

Да!

Сука, да, да, да!

Она тоже сходит с ума, тоже плавится в этом безумии, только тщательно это скрывает! Черт, да!

Тея целуется так же, как и семь лет назад: робко, несмело и так нежно. Черт, только что я узнал ее главный секрет: все эти изменения во внешности и характере — это все напускное. Внутри Тея все та же скромный и невинный ангел.

Подаюсь бедрами вперед, упираюсь болезненно пульсирующим членом ей в бедро, показываю всю степень своего желания.

Но что-то идет не так.

Тея напрягается, с силой кусает мою нижнюю губу, прокусывая ее до крови, и отталкивает меня от себя, залепляя мне оглушительную пощечину.

— Еще раз прикоснешься ко мне, — выпаливает, тяжело дыша и сверкая злыми глазками, — и я оторву тебе яйца, Хакимов!

Резко разворачивается на своих умопомрачительных шпильках, подхватывает сумку, демонстрируя мне упругую задницу, и покидает кабинет, оглушительно треснув дверью об косяк.

А я провожу языком по прокушенной губе, слизывая капельки крови, и улыбаюсь, как идиот. Потому что понимаю, что в этом безумии варюсь не я один.