Звездный час

Николай Эдельман, 2020

Июнь 1941 года. Крым, параллельная реальность. Президент Врангель, сверхбомба, шпионы, заговорщики-монархисты, немецкие десантники… И в самом центре этого клубка – киноактриса Лиза Тургенева. Еще утром, отправляясь на пляж, она не подозревала, какие испытания ее ожидают, а сейчас от ее решений зависят судьбы страны и мира. Станут ли эти события ее звездным часом? Или ей суждены позор и гибель?

Глава 5

И хотя это всего лишь расторопный Ахметкин дядя подогнал приведенный в порядок родстер, Лиза все равно была рада, что нашелся повод прервать завтрак. А на улице уже крякал новый гудок — не такой бархатистый и солидный, как у «мерседеса» Левандовского, а повыше тоном, отрывистый и нетерпеливый.

— Просила же не присылать за мной машину! — поморщилась Лиза, моментально входя в роль. — Сама бы как-нибудь добралась! Дуся, пойди скажи там, чтобы подождали, я сейчас соберусь!

Видно, в сыскном отделении Лизу не считали такой уж важной птицей — за ней приехал всего-навсего потрепанный фордик. Да и шофер ей достался какой-то несерьезный: коренастый толстячок в косоворотке, внешностью чем-то смахивавший на дворового кота-бандита. Он поджидал пассажирку, облокотившись на распахнутую дверцу, и, явно не оставшись безразличным к прелестям горничной, охмурял ее своим красноречием, разливаясь соловьем, а та слушала его байки, разинув рот.

–…Вообразите себе, Дарья Тимофеевна, этот прохиндей вдруг как завопит чистым русским языком: «Спасите, убивают!» — трепался посланец из полиции и сам заходился от своих баек свистящим смехом, будто исторгали из себя протяжный звук мехи гармошки.

При появлении Лизы он мигом забыл про Дусю, выплюнул изжеванный чинарик, чуть поклонился, в широком замахе сорвав с круглой, стриженной под бокс головы белый картуз, и воскликнул неожиданно высоким и сиплым голосом, ничуть не вязавшимся с его плотной фигурой:

— А вот и наша звезда! Заждались мы вас трошки, Лизавета Дмитриевна! Ну, попались вы нам как кур в ощип, теперь держитесь! — И он снова засмеялся, но осекся, когда вслед за Лизой на улицу вышел Левандовский.

Летчик с легким презрением окинул взглядом и этого субъекта, и его экипаж и осведомился с каплей барственной лени в голосе:

— Так это вы, любезный, из сыскного отделения? А документ какой у вас имеется?

— Сей момент, ваше благородие! — Развязности у шофера убавилось, услужливости, напротив, сильно прибавилось. — Пожалте, вот он, наш документ! Извольте убедиться, все чин по чину — Тарас Ковбасюк, помощник следственного пристава!

— Так-так… — Левандовский, заглянув в удостоверение, вернул его владельцу. — Вот что, любезный: для госпожи Тургеневой у вас лимузин слишком неказистый, да и неудобно ей в нем будет. Вы вперед езжайте, а я Елизавету Дмитриевну сам повезу — в мою-то машину ей сесть будет не стыдно.

Лиза, ждавшая этого приглашения, все же была задета тем, как по-командирски оно прозвучало. Опять он распоряжается, что ей делать и чего не делать! Но хватило бы одного взгляда на обшарпанный, пыльный фордик и на стремительный «мерседес», блиставший лаком и хромом, чтобы моментально сделать выбор. И посланец, назвавшийся Тарасом, тоже понял это, окончательно стушевался и даже воздержался от протестов, лишь попросив с фамильярным заискиванием:

— Тильки вы уж, ваше благородие, не подкачайте — если я Лизавету Дмитриевну не доставлю в целости и сохранности, с меня бошку снимут!

— Ладно, ладно, — махнул рукой Левандовский, — трогай!

Лиза опустилась на мягкое сиденье родстера, обтянутое скрипучей белой кожей, и утонула в машине так, что верхний край приборного щитка оказался на уровне ее глаз. Левандовский нажал кнопку стартера, мотор мгновенно завелся, коротко рыкнув, как злобный волкодав, и автомобиль плавно покатил вслед за фордиком, пофыркивавшим и испускавшим из выхлопной трубы синеватые струйки дыма.

— Очень мило с вашей стороны, что вы так цените мое общество, — сказала Лиза, — но могли бы сперва и меня спросить, кого я выберу себе в спутники!

— Если вас мой скромный транспорт не устраивает, мы в момент все исправим! — отозвался Левандовский. — А я-то был уверен, что угадал ваше желание!

— Не больно-то удачно это у вас получается, — возразила Лиза. — Слишком недолгим было наше знакомство!

— Надеюсь, у нас будет шанс сделать его долгим. А кроме шуток, думаю, со мной вам будет безопаснее, чем с этим субъектом…

— Ну, это еще неизвестно, с кем мне будет безопаснее… — заметила Лиза, не в силах сдержаться: колкости так и просились ей на язык.

Левандовский резко нажал на тормоз и даже приоткрыл со своей стороны дверь, готовый выйти из машины.

— Елизавета Дмитриевна! Раз вы меня опасаетесь — садитесь за руль, и я окажусь в полной вашей власти!

— Нет-нет, Евгений! — стала отнекиваться Лиза, поспешно вцепившись летчику в руку, чтобы он не вздумал уступать ей место. — Я и машину-то водить почти не умею, а в этом скопище точно кого-нибудь собью! Я вам доверяю, доверяю! — добавила она, желая поскорее ехать дальше, пока вокруг не собралась толпа.

И впрямь, многие засматривались на машину причудливых форм, узнавали летчика, показывали на него друг другу. Курортная суббота вступала в свои права, и выбраться из поселка было непросто. С одной стороны на мостовую вылезли стенды туристских бюро, обклеенные пестрыми открытками, на которых под надписью «С приветом из Крыма» бросали улыбки прохожим либо нафиксатуаренные усатые красавцы, либо завитые ангелоподобные девушки на фоне главных местных достопримечательностей — Воронцовского дворца, мисхорской русалки и прочего; с другой — надрывали голоса зазывалы, приглашая гуляющих испытать счастья у столиков лотереи-аллегри. Фордик Тараса пробирался сквозь столпотворение, временами издавая заливистые гудки, а родстер Левандовского степенно плыл у него в кильватере. Резвые пацанята, бежавшие вслед, казалось, вот-вот ухватятся за бампер машины, повиснув на нем ненужным балластом.

У входа на базар, где было особенно многолюдно, движение и вовсе застопорилось. Дорогу пересекал отряд скаутов-врангелят в белых рубашечках и шортах цвета хаки, видимо направлявшийся на пляж. Ломкие ребячьи голоса, перекрывая крики торгующих мальчишек и полные сладкой патоки голоса Козина и Лемешева из радиол, нестройно, но вдохновенно выводили: «Бейте с неба, самолеты!», а шедший впереди барабанщик задавал темп, так самозабвенно выбивая дробь, что казалось, сейчас вся улица пойдет чеканить шаг, заразившись маршевым ритмом. Колонну замыкал воспитатель средних лет — тоже в белой рубашке и в шортах. «Ага, ему без чулок можно, а мне нельзя!» — подумала Лиза, глядя на его волосатые ноги. А вот пошла бы она в Учительский институт, как хотела тетка, могла бы сейчас так же выгуливать девочек-скаутов, сверкая голыми коленками, не прикрытыми коротенькой юбкой, и никто бы ей и слова не сказал…

— Никогда бы не подумал, что вашему дяде станут строить лабораторию в таком месте… — заметил Левандовский.

Лиза желчно усмехнулась:

— Это Клавдия Петровна так настояла, потому что Аркадию Аристарховичу здешний воздух полезен. Что-то я, правда, не вижу пока от него большой пользы. Впрочем, если с утра до ночи, как дядя, в четырех стенах сидеть, здоровье испортить легче легкого! Здесь надо гулять, в море купаться, развлекаться…

— Это у него от сидения в четырех стенах нарывы? — усомнился Левандовский. — Ваш дядя, случайно, газы на себе не испытывает?

— Какие газы?

— Какие? Обыкновенные — фосген, люизит, хлор-циан…

— С чего бы это? — возразила Лиза, в первый момент испугавшись было при мысли о том, что дядя болен чем-то заразным и теперь, того и гляди, у нее самой начнут выпадать волосы. Но потом вспомнила, что у тетки никаких признаков облысения не заметно, и успокоилась. — Он у нас физик все-таки, а не химик…

— В наши дни между тем и другим разница невелика. Скажем, изотопы радия разделять — для кого задача, для физика или для химика?

— Какие слова вы знаете… — промолвила Лиза. — Если бы я еще понимала, что они означают!

— Неужели вы от дяди ничего не нахватались?

— Что вы, Евгений! Я — темная женщина, в гимназии по физике одни тройки получала, как меня дядя ни пытался натаскать… А вы, я вижу, интересуетесь наукой?

— Я же Императорское московское техническое кончал. Теперь почитываю Naturwissenschaften в свободное время, — признался Левандовский. — Не так уж у меня его много, к сожалению…

— Ну да, вы же и здесь на задании…

— Да, — кивнул Левандовский. — Вообще это секрет, конечно, но от вас у меня тайн нет. Мы на Каче проводим испытания нового сверхтяжелого бомбовоза «Пересвет» конструкции Петлякова. Колоссальная машина, настоящий крылатый линкор. Думаю, удастся устроить, чтобы вам на нем разрешили подняться в воздух. Вот приведу завтра на вашу премьеру коменданта аэродрома, он вам ни в чем не сможет отказать. Если пожелаете, разумеется.

— С удовольствием, я сама вас хотела просить! Меня тут зовут сыграть авиаторшу, вот и надо бы на пилотском месте посидеть, проникнуться ощущениями…

— Авиаторшу, говорите? А не понижение ли это в должности? — пошутил Левандовский. — Помнится, в «Первых на Луне» вы играли звездолетчицу…

— Ах, лучше не вспоминайте! — вздохнула Лиза, считавшая эту картину дурацкой, а свою роль — пустой и мелкой.

— Да почему бы не вспомнить? — возразил Левандовский. — С кем же еще к звездам лететь, как не с вами?

— Вы мне льстите! — улыбнулась Лиза. — И когда же мы летим?

— Боюсь, не скоро. Королёв который год денег не может найти, а Циолковский вовсе в нищете умер…

— Бедняга… — промолвила Лиза. — Я же его знала, — он «Первых на Луне» консультировал. Забавный был дедуля, только глухой как пень.

— Да… — кивнул Левандовский. — Вечная судьба изобретателей в России! Никому они тут не нужны, а между тем фон Браун в Германии строит одну ракету за другой. Но вряд ли это вам интересно…

— Почему же? И мне интересно, а моей героине — и подавно!

— Что же у вас за героиня?

Лиза, уверенная, что и новая роль не принесет ей больших лавров, объяснила с небрежной усмешкой:

— Осипенко, Ганна Рейч и Амелия Эрхардт в одном лице — такая себе амазонка, затеявшая беспосадочный полет вокруг света. Я за всем этим не очень слежу, но ведь никто еще так вроде не летал?

— Эх, Лиза, не травите душу… Это же был мой проект! Мне Туполев уже готовил машину для такого перелета, но сами видите, что в мире творится — куда ни полетишь, всюду пальба. Еще собьют ненароком. Придется ждать, когда они все отвоюются.

— То-то у нашего Бобы на вас такие планы образовались! Мне даже странно было — с чего это вы вдруг решили штурвал на руль променять?

— Одно другому не мешает. Прокатиться с ветерком приятно и в небе, и внизу!

— С ветерком? Вы про шестьсот верст в час? Да это какая-то безумная скорость!

Они были уже на Верхнем шоссе — главной магистрали Южного берега. Длинный капот «мерседеса», по-прежнему следовавшего за Тарасовым «фордом», был нацелен на стену Ай-Петри, в контуре которой отсюда, с западной стороны, при некоторой живости воображения можно было разглядеть силуэт лежащего на спине человека — и не кого-нибудь, а, по уверениям местных жителей, невинноубиенного императора Николая. Казалось, что дорога проходит под самым трехсотсаженным обрывом Яйлы, хотя до него оставалось еще довольно далеко. По правую руку во всю ширь распахнулось море, обволакивая горизонт гигантской чашей в мелкой сетке волн. Этот залитый солнечным светом простор, лазурь небосвода, блеск морских далей, рев мощного мотора — все подхлестывало к стремительному движению. И Левандовский, словно только и ждавший предлога, моментально откликнулся:

— Безумная, говорите? Лиза, если мы собираемся к звездам, так привыкайте к скоростям!

Мотор, негромко урчавший под капотом, басовито загудел, зарычал, взревел во всю мощь восьми цилиндров, и «мерседес» устремился вперед пулей, вырвавшейся из ствола. Лиза, вдавленная ускорением в мягкую подушку, тщетно пыталась вымолвить слово протеста. С легкостью обогнав фордик, неторопливо бежавший по дороге, родстер наддал еще сильнее. Миг — и полицейский автомобиль, за лобовым стеклом которого маячила очумевшая рожа Тараса, остался уже далеко за спиной, а Левандовский будто и не заметил, что впереди только что было препятствие.

— Стойте, стойте, Евгений! — воскликнула с восторженным ужасом Лиза, не услышав саму себя за воем мотора и свистом ветра, и едва не откусила язык — попавшая под колесо выбоина подбросила ее на сиденье, заставив лязгнуть зубами. Машина же после толчка потеряла направление, завиляла, шарахнулась вправо, потом влево — прямо под колеса выскочившей из-за поворота полуторки, шофер которой бешено жал на гудок. Вильнув еще раз, родстер каким-то чудом избежал лобового удара — полуторка левым краем бампера лишь задела машину по переднему обтекателю. Теряя скорость, «мерседес» влетел правым колесом на каменное ограждение, проломив в нем брешь, и повис мордой над крутым склоном. Всего этого Лиза уже не видела: она крепко зажмурилась с того момента, как машину понесло на грузовик.

После удара и скрежета, на смену которым пришла тишина, Лиза все так же сидела, не решаясь открыть глаза. Из оцепенения ее вывел голос Левандовского и его пальцы, схватившие ее за руку.

— Лиза, мы целы.

Она дернулась, как обожженная, и с затравленным «Не трогайте меня!» распахнула правую дверцу, нависавшую над ее плечом. Однако тревожный окрик притормозил ее порыв, на излете которого она лишь выглянула за борт и перестала различать, где верх, где низ, при виде уходящего прямо из-под ног, почти вертикального откоса в добрую сотню аршин высотой, упиравшегося в неровный строй сосен-спичек. Она отпрянула, увидев перед собой в боковом зеркале почти неузнаваемое бескровное лицо — белее креп-жоржета в мелкий цветочек, из которого было сшито ее платье.

Не ощущая тела, она сползла по покосившемуся сиденью и выбралась из машины, избегая поданной ей руки — возможно, чтобы не выдать, как ее трясет. С обеих сторон визжали тормозами автомобили. На противоположной обочине остановился открытый автобус-шарабан с торчащими над бортами раструбами граммофонов, и из него высыпала шумная толпа пассажиров-курортников, отправившихся в горы на пикник с шашлыками, игрой в фанты и менее скромными развлечениями и неожиданно получивших дополнительное зрелище, не входившее в программу. Подкатил и Тарас, с перепуганной физиономией выскочив из своего фордика.

— Елизавета Дмитриевна, Елизавета Дмитриевна! — вопил он в панике. — Вы живы?!

Его голос, так же как все прочие звуки и движения, Лиза лишь смутно воспринимала сквозь окутавшую ее пелену тумана. Сомнамбулически переставляя ноги, она доковыляла до дорожного ограждения и пристроилась на нем. Ее обоняние резанул запах духов — какая-то дама поднесла к ее лицу платок, на который вылила полфлакона брокаровского «Букета императрицы». Вокруг Лизы суетился Тарас — то принимаясь обмахивать ее, то встревоженно заглядывая ей в лицо и все время приговаривая: «Елизавета Дмитриевна, вас в больницу надо! В лице ни кровинки! Разойдитесь, господа, разойдитесь — даме плохо…»

На Левандовского набросился шофер полуторки — молодой парень, яростно тискавший и мявший в руках засаленную кепку.

— Вы бы, сударь, сперва проспались, прежде чем за руль садиться! — орал он, не разбирая выражений. — А то ишь, налил зенки и поехал с барышней кататься! — И он хотел прибавить что-то менее цензурное, но Левандовский прервал его:

— Потише, приятель. Давай-ка глянем, что с машиной случилось…

С этими словами он перемахнул через ограждение и чуть спустился по склону, оказавшись под автомобилем. К чему-то притронулся, что-то пощупал, нахмурился и, присвистнув, негромко произнес:

— Такие вот дела… — Затем обратился к своей спутнице: — Лиза, хотите посмотреть?

Она, начиная догадываться, что не лихачество водителя было виной аварии, но все еще лелея в себе испуг и негодование, нехотя нагнулась, чтобы заглянуть под брюхо «мерседесу», ничего не увидела, и тогда вслед за Левандовским сделала несколько шагов вниз по сыпучему откосу, оказавшемуся не таким уж крутым. Летчик подстраховывал ее, держа запачканной рукой за ладонь, которую Лиза на этот раз не пыталась отнять. Не так уж она была безнадежна в технике: тесное общение с Бобой, с юных лет азартно копавшимся в моторах и при всяком случае пытавшимся силой приобщить к этому занятию и сестру, не совсем прошло даром, и все же сейчас она едва понимала, на что Левандовский указывает в разверстом автомобильном нутре, полном механических кишок, еще дышавших бензиновым жаром: какие-то железки, провода, рычаги… Все грязное, покрытое пылью пополам с маслом.

— Вот в чем дело, — объяснил Левандовский, прикасаясь пальцем к свежему излому на свободно болтавшейся стальной штанге. — Это рулевая тяга. Очевидно, когда колесо попало в выбоину, она переломилась. И знаете почему? Потому что была подпилена!

— Подпилена? — переспросила Лиза, упрямо не улавливая в его словах скрытого смысла. — Кто же ее вам подпилил?

— Кто — не знаю, а где это случилось — догадываюсь. Подпилить ее могли в одном-единственном месте — в гараже у Мустафы.

— Но зачем?! — воскликнула Лиза, возмущенная не то коварством татарина, не то нелепостью этого обвинения, и, пытаясь найти в происходящем логику, предположила: — Может, он националист и ненавидит русских? А ведь как елей источал, когда машину возвращал! Или его Жорж подкупил?

— Разве ваш Жорж похож на человека, способного кого-то подкупить? Нет, дело не в нем, а в ком — я выясню, но за одно могу ручаться: наш Мустафа после таких шуточек еще пожалеет, что на свет родился, — я уж об этом позабочусь!