На волжских рубежах. Сталин и Сталинград

Николай Фёдорович Шахмагонов, 2023

Роман посвящён великой победе в Сталинградской битве, открывшей путь Красной армии на Берлин. События разворачиваются с трагедии под Харьковом, когда в результате предательства Хрущёва, на поводу у которого пошел Тимошенко, была окружена крупная группировка наших войск. И в этот тяжелейший момент только стойкость 62-й армии генерала Чуйкова остановила немцев в сотнях метров от Волги, только неимоверные усилия и организаторский талант командующего фронтом генерала Ерёменко позволили уже с сентября 1942 года начать подготовку к контрнаступлению, только воля и полководческий гений Сталина помогли собрать под Сталинградом лучшие силы и разгромить 6-ю армию фельдмаршала Паулюса.

Радист командирского танка

— Товарищ капитан, сержант Маломуж, разрешите обратиться?

— Обращайся, коль не шутишь, — отозвался своей любимой присказкой командир танкового батальона.

— Прибыл к вам на пополнение…

— Это хорошо. Из госпиталя?

— Нет, — возразил сержант с некоторым оживлением и с гордостью сообщил: — Из авиации. Стрелком-радистом на «пешке».

Он назвал привычное уже на фронте наименование пикирующего бомбардировщика Пе-2.

— И с чего вдруг к нам? Сам попросился?

Комбат был в хорошем настроении и разговорился с новым своим подчинённым.

— Зачем проситься? Я об авиации мечтал, даже в штурманское училище поступил, да вот война… Ну и попал на «пешку».

— И что же?

— Так вышло… — «Пешка» наша — машина хорошая. Давали врагу прикурить. Моя задача — защита от истребителей. Два пулемёта: вверху — турельный, на 360 градусов бьёт, внизу второй, чтоб враг к брюху не подобрался. Вот так трижды на задания и слетали. Успешно. Сбить никого не сбил, но и не дал «жерикам», истребителям ихним, к нам подобраться. Вроде уже и опыт какой-никакой приобрёл. И вдруг прислали к нам лейтенантов молодых, только из училища, да и решил командир полка вроде как обкатать их — послать на задание вместо стрелков. Машин-то в полку не хватало. Зря так решил. Нехорошо командира осуждать, тем паче погибшего, но зря. И комэска так считал. Словом, не вернулась наша «пешка» с задания. Сбили её «жерики». Именно «жерики», а не зенитки. Кто знает, что там случилось, только ведь, может, просто опыта у лейтенанта не хватило, не смог «жериков» отогнать. Ну а дальше уже не знаю, кто решил, только собрали нас, стрелков-радистов, оставшихся безлошадными, и сюда, к вам.

— Ну что ж, у меня как раз радист вышел из строя. Будешь радистом моего командирского КВ. Знаешь, что это за машина?

— Слышал!

— Ну так осваивайся. Скоро в наступление пойдём. Смекаешь?

На календаре было 10 мая 1942 года.

— Ну пошли, покажу нашу махину.

Подошли к танку. Один вид его впечатлял. Комбат сказал:

— Вот сейчас покажу тебе твоё рабочее место. Ну и потренируешься, как быстро его занимать и как танк покидать, если что.

Танк стоял в зелёном оазисе. Над головой черёмуховый цвет — рано и споро пришла в сорок втором весна в те края.

Весь следующий день сержант Маломуж осваивал свою новую боевую специальность под руководством опытных танкистов. Вечером комбат задал несколько вопросов. Как что усвоил? А потом объявил:

— Ужин сегодня раньше будет. В двадцать ноль-ноль всем отбой.

— Ну что, стрелок, освоился? — спросил механик-водитель, весёлый вихрастый паренёк. — Да ты не дрейфь, от нашего танка немецкие снаряды отскакивают.

— Что дрейфить? На «пешке» небось опаснее. Там и «жерики» атакуют, и зенитки лупят. А как на боевом курсе, так и отвернуть нельзя. Иначе мимо бомбы пойдут.

Наконец поужинали и улеглись спать. Подняли тогда, когда уж и сам не поспишь. Загрохотало всё вокруг.

— Артподготовка! — сказал кто-то из танкистов. — Так что скоро и мы в дело вступим.

Быстро поднялись. Позавтракали не спеша. После завтрака небольшая передышка, затем постановка боевой задачи. Собственно, боевой приказ для командиров. Сержантам и красноармейцам кратко… Танковый батальон придан стрелковому полку. Задача — поддержка атаки пехоты.

— По машинам!

Голос командира батальона ворвался в шлемофон.

— Радист… Связь с ротными есть?

— Есть!

— Со штабом полка?

— Устанавливаю…

И ко всем сразу по танковому переговорному устройству (ТПУ):

— Веселей, ребята… Погоним наконец немцев. Вон как гудит!

Действительно, артподготовка была в самом разгаре. Ну а после неё… Известно, что. Атака.

Командир стоял, по пояс высунувшись из люка. Ждал.

Ракета… Она взвилась в небо ровно в 7.30. Комбат юркнул в башню и скомандовал:

— В атаку, вперёд!

Теперь всё внимание сержанта на поддержание связи комбата с командирами рот и со штабом полка.

Глянул в триплекс. Впереди в боевой линии танковые роты. За ними стрелковые цепи. Командирский танк за боевыми порядками.

Красиво пошли, как на учениях. Ровные ряды танков, ровные стрелковые цепи. Ещё немного, и с криком «ура» ворвутся в переднюю траншею противника.

Перед боевой линией танков выросла стена разрывов. Два танка сразу задымили. Потом ещё один, ещё…

Маломуж не имел времени наблюдать за полем боя, но всё же посматривал в триплекс.

— Тополь, я — Тополь первый, — услышал Маломуж голос командира первой танковой роты. — Сильный огонь со стороны рощи. Два танка горят.

— Что там?

— Противотанковая батарея.

— Не вижу её.

По пехоте открыли огонь пулемёты, стали рваться мины.

Цепи залегли. Да что толку-то на открытом поле. Град осколков. Нужно броском вперёд.

— «Тополь»! Я — Донец! Подавить миномётную батарею в балке, — и уточнение координат.

Маломуж только успевал соединять комбата то с командирами рот, то со штабом полка.

Красивая боевая линия, красивые цепи — всё смешалось, всё было в дыму.

Он видел, как над залёгшим впереди батальоном встал во весь рост командир. Петлиц не видно. Далеко. Лишь маячит фигурка над полем, почти голым, лишь изредка зеленеющим рощицами.

Командир что-то кричал, размахивая пистолетом.

Поднялись возле него, затем подальше. А он уже бежал вперёд. И за ним весь батальон. Да только спустя минуты закрыло его пылью от разрыва. Но батальон уже было не остановить. Солдаты бежали вслед за танками второй роты. Отважный командир показался снова. Он звал вперёд, за собой. Он звал за танками, которые уже приближались к первой траншее.

Мелькнула нелепая мысль: «Добежит, значит, и мы прорвёмся!»

Командирский танк позади. А это не менее, это более опасно, ведь враг понимает, что это танк командирский.

А в шлемофоне музыка боя. На учениях такая музыка ласкает слух. В бою она порой горька.

— Тополь, я — Тополь второй. Подбит танк командира роты. Принял командование ротой.

Радист пока не знал по голосам командиров, но комбат знал. Он подтвердил:

— Командуй!

Удар сотряс танк. Маломуж едва успел инстинктивно прикрыть лицо. Справа броня стала красной, полетела окалина.

— Рикошет! — сказал в ТПУ комбат. — Чёрта лысова… Кишка тонка… Но «тридцатьчетвёрки»! Что такое?! Горят!

Ни комбат, ни сержант Маломуж, да и никто в батальоне не знал, что немцы к весне сорок второго приняли на вооружение новую противотанковую пушку, способную более эффективно бороться с нашими «тридцатьчетвёрками».

Комбат лишь процедил с досадой:

— И где же внезапность? Немцы ждали нашей атаки…

Маломуж глядел в триплекс на горящие «тридцатьчетвёрки». Неудачной была атака полка. И всё-таки взяли первую траншею. Это Маломуж понял из докладов командиров рот, да и в триплекс было видно, как добивают наши красноармейцы немцев, не успевших отойти.

Сопротивление врага было сильным уже на переднем крае. Но оно стало во много раз сильнее, когда прорвались в глубину. Словно враг, заранее ожидая атаки, предусмотрел и это.

Стрелковые цепи снова залегли. Танковые роты попятились, оставив пылающие «тридцатьчетвёрки», потому что пехота залегла под сильным огнём врага.

Штаб стрелкового полка требовал:

— Вперёд!

Но куда же вперёд без пехоты?

Снова поднялась пехота. И поднял её тот же командир. Он что-то кричал, указывая на танки, которые приближались к ощетинившейся огнём высоте.

По обрывкам фраз Маломуж понял, что продвижение идёт медленно, слишком медленно по сравнению с расчётным.

А в эфире… В эфире треск, шум, через который прорываются чёткие команды и доносятся горячие словечки оттуда, с самого передка.

Понял он, что продвинулись до полудня примерно на два километра. Кто-то чего-то требовал. Кто-то докладывал о потерях. Маломуж выбирал главное, предназначенное для его комбата.

А тот по-прежнему нет-нет да повторял с досадой:

— Нас ждали. Точно ждали… Ну как же так?!

Действительно, при той секретности, которая сопровождает каждую войсковую операцию, было обидно сознавать, что где-то, на каком-то уровне произошла утечка. Вот ведь. Даже тем, кому идти в бой, приказ объявили только утром, перед атакой. А враг уже знал, всё знал.

Но поле боя — не место для размышления. Здесь надо сделать всё, чтобы вырвать победу из лап врага.

Сержанту сложно понять, какую роль играет в данных боевых действиях его подразделение. Какие задачи решает? Естественно, основные цели операции держатся в секрете на всём протяжении боевых действий.

Не всё известно и комбату. Но комбат уже на таком уровне, что может знать больше того, что ему знать положено, если умеет анализировать и делать выводы.