Семетей, сын Манаса. Книга 3

Николай Тобош, 2022

Это произведение – продолжение серии из семи книг «Манас», прозаического переложения легендарного одноименного эпоса кыргызов. В завершающей части трилогии о сыне Манаса, богатыре Семетее, герой обороняет родную землю от воинства давнего врага Конурбая. Но самым опасным врагом оказывается тот, о ненависти и зависти которого благородный Семетей даже не подозревает.

© Тобош Н., 2022

© Верстка, дизайн обложки. ИП Бастракова Т. В., 2022

* * *

По варианту великого сказителя — манасчи Саякбая Каралаева

Замыслы врага о войне

Конурбай открыл глаза, когда его несли несколько жайсанов, чтобы положить на обоз для перевозки во дворец в городе Чет-Бейджин. Ему было невыносимо больно.

— Что со мной? — простонал он.

— Вы ранены, — ответил Акыяр, шедший рядом. — Копье пробило грудь ниже правого надплечья.

Конурбай вспомнил, что он сам захотел сразиться на поединке с Семетеем, сыном Манаса, чтобы его заарканить, после того как его уговорили калмыки, которые вели переговоры с кыргызской стороной. Выходит, не получилось заарканить Семетея. А остался живым потому, что, видимо, Семетей посчитал, что Конурбай уже на том свете. Обычно срубали голову у тех, кто не удержался на скакуне после удара копьем.

— Почему меня не убили? — спросил он.

— Сын Манаса поступил очень великодушно, — ответил Акыяр. — В великодушии он превзошел своего отца. Кроме того, он сдержал свое слово.

— Какое слово? — Конурбай очень удивился.

— Когда я с ним говорил об условиях поединка, — ответил Акыяр, — он обещал мне не убивать вас, а слегка поранить.

Конурбай не смог дослушать ответ Акыяра. Ему помешали жайсаны, которые старались положить его на обоз без сотрясений, очень осторожно. «О чем говорит Акыяр? — подумал Конурбай. — Выходит, он спас меня от смерти, договорившись со Семетеем?»

— Теперь ты постарайся, Акыяр, — обратился Конурбай к нему, — чтобы лекари меня поставили на ноги.

— Непременно, таксыр мой, — улыбнулся Акыяр. — Все лекари ждут вас во дворце.

Конурбай вздохнул с облегчением. Боль в правой стороне груди не давала ему шевелиться, даже повернуться в сторону. Обоз двинулся. Конурбай закрыл глаза. Невольно вспомнил он последние слова Акыяра. Тот сказал, что все лекари ждут его во дворце. Какой Акыяр молодец. Проявил он большую заботу о Конурбае. Даже договорился с врагом, чтобы тот оставил его в живых. У Конурбая потеплело в груди. Акыяр казался ему самым близким человеком во всем земном мире. Но удивился Конурбай тому, что именно Акыяр, сын бурутов, оказался самым надежным в его окружении. Он вспомнил, каким образом Акыяр оказался под его покровительством. Его привел покойный Нескара, глава манжуйских калмыков, которые воевали с минсуйскими кыргызами. Акыяр был малолетним юнцом среди аскеров Эштека, сына Чыйыр бия, повелителя енисейских кыргызов, которые приехали на помощь кровным братьям в землях Минсуу. Во время войны он попал в плен к манжуйским калмыкам, которые оставили его в живых, чтобы получить от главарей енисейских кыргызов большой выкуп. Говорили, что Акыяр — сын близкого родственника самого Эштека. Он жил среди манжуйцев несколько лет, пока не прибыл в Чет-Бейджин. Из-за богатырского телосложения Акыяра его намеревались использовать для размножения людей племени сазаншон. Нескара сам так распорядился, он даже не заинтересовался выкупом. Но Акыяр приглянулся Конурбаю, который не позволил использовать его в качестве жениха для алаткак, хотя он жил среди них уже шесть месяцев под наблюдением маалимов. Конурбай взял его охранником для своей ставки. Позволил ему жениться на придворной девочке, чтобы Акыяр почувствовал заботу о нем калмыцких правителей. Действительно, благодаря этому событию Акыяр понял, что нужно служить Конурбаю верой и правдой. Даже тогда, когда прибыл Манас в Чет-Бейджин в качестве спасителя кангайцев, Акыяр счел необходимым продолжить службу у Конурбая. Но всегда распирала его грудь гордость принадлежностью к бурутам. Он много раз принимал участие в состязаниях копейщиков, лучников и силачей-борцов. Слыл непобедимым богатырем среди жайсанов. Он заработал кличку «большой силач» среди борцов всего кангайского народа…

Конурбая привезли во дворец. Его взяли в оборот несколько лекарей со всех сторон. Сначала его обследовал костоправ, который своими тонкими пальцами пощупал и потрогал все кости вокруг раны. Конурбай изнывал от боли, когда пальцы костоправа прикоснулись к опухшим участкам надплечья. После недолгого обследования костоправ сказал, что сломаны два ребра на груди и лопаточная кость пробита в самой середине. Он сказал, что во время обследования успел выправить и установить на свои места все части поврежденных костей. Лекари взялись за рану. Прочистили ее, пока Конурбай визжал от боли, а потом потерял сознание от чрезмерного напряжения. Лекари сумели промыть рану заранее подготовленным раствором, наложить на нее множество разных лекарств из трав и перевязать. Конурбай очнулся только во второй день к вечеру. Боль уменьшилась, но не утихла. Она продолжала держать Конурбая в напряжении, он не мог шевельнуться от болезненных ощущений. Но он несколько успокоился в душе, зная, что в дальнейшем все будет хорошо. Через неделю боли у него исчезли, но осталось боязнь прикоснуться к ране. Лекари позволили ему встать и ходить с перевязанной правой рукой, чтобы не повредить срастающиеся кости и мышцы. Конурбай почувствовал улучшение и старался постоянно двигаться…

Вспоминая, что Семетей угнал всех его лошадей в качестве виры за смерть отца и вдобавок пытался его убить, он приходил в бешенство. Ладно, Семетей выиграл все табуны, выбив его из седла Алгары, был такой уговор. Его бесил великодушный поступок Семетея, что тот не стал отрубать ему голову, как говорил Акыяр. Он усматривал в поступке Семетея некое издевательство над своим достоинством. Хочу — убью, не хочу — не убью. Казалось ему, что Семетей бросил вызов всему кангайскому ханству…

Конурбай чувствовал, что люди смотрят на него с жалостью, будто на побитого ребенка, у которого отобрали силой все его ценности.

«Почему в свое время отец пожалел бурутов?» — удивлялся Конурбай, полагая, что из-за ошибки его отца кыргызы смогли возродиться и возвратить себе все свои земли. Они не только освободили свои земли от врагов, они отбросили их до краев, откуда те пришли в земли Ала-Тоо.

Конурбай вздохнул с глубоким огорчением. Надо было вырезать всех бурутов до последнего, чтобы забыть навсегда о таком народе. «Слава махаяне, что Семетей не стал отрубать мне голову. Теперь я заставлю его сожалеть об этом», — мысленно грозился Конурбай. Он решил исправить ошибку отца Алооке. Он вернет земли Тянь-Шаня назад, прогонит бурутов дальше земель Черного моря и восстановит былую славу кангайского ханства до Оролских гор. Он чувствовал, что, если не исправит ошибку своего отца, ему будет очень стыдно жить побитым ребенком в глазах своего народа. Он решил посоветоваться с верными людьми, Карагулом и Акыяром. Он позвал актаяка и велел пригласить их к себе. Еще один из близких ему людей по имени Чандаяк был занят войском. Поблизости находился Акыяр, который первым заглянул во двор дворца Конурбая.

Он справился о здоровье кагана.

— Как ваше здоровье, о великий каган? — Акыяр встал перед Конурбаем на одно колено.

— Поправляюсь, — ответил Конурбай и очень внимательно посмотрел на Акыяра.

«Вот он, кто спасал меня от смерти», — подумал Конурбай. В душе ему хотелось поблагодарить Акыяра, но что-то внутри не позволило выразить свои чувства. Перед ним стоял енисейский кыргыз, бурут, но верный Конурбаю. Он покачал головой и сильно захотел, чтобы все буруты стояли перед ним как Акыяр, склонив голову, на одном колене.

— Как ты думаешь, Акыяр? — спросил он у него. — Я замыслил уничтожить всех бурутов на земле.

— У вас плохие мысли, таксыр мой, — ответил Акыяр. — Вы, возможно, забыли, что они спасли нас, всех кангайцев, от племени сазаншон.

— Они заботились о себе, — отрезал Конурбай. — Они затеяли великую войну, чтобы спасти себя.

— Они могли ждать войну у себя дома, — не согласился с Конурбаем Акыяр.

— Они пришли, чтобы заработать под видом защиты нашего народа, — сказал Конурбай. — Поэтому я ожидал в стороне, чтобы позже выгнать бурутов из наших земель. Мне это удалось, после того как я ранил Манаса и убил множество их богатырей.

— Семетей решил выполнить свой долг, — вставил Акыяр. — Он приехал отомстить за отца.

— Он не должен был мстить, — сказал Конурбай. — Они тоже убили моих людей и богатырей. Его отец лично убил моего отца — Алооке хана.

— Я не слышал, мой таксыр, — удивился Акыяр, — что Алооке хана убил богатырь Манас.

— Когда Манаса возвели ханом Чет-Бейджина, — объяснил Конурбай, — у моего отца сердце остановилось.

— Но это же не убийство, — не согласился Акыяр.

— Это хуже убийства, — настоял на своем Конурбай. — Он затоптал все святые чувства моего отца.

— Если бы Манас оправился от раны, — продолжил Акыяр, — он бы забыл дорогу к нам.

— Ты что, Акыяр, — начал злиться Конурбай, — оправдываешь Семетея? Может быть, у тебя жалость появилась к родной крови?

— Мне будет стыдно, таксыр мой, перед Семетеем, — оправдывался Акыяр. — По моей просьбе он оставил вас в живых.

Он явно намекал на то, что если бы снес Семетей голову Конурбаю, то такие мысли никому бы другому в голову не пришли.

— Я его не просил, — отрезал Конурбай с недовольным видом.

В это время во дворе появился Карагул.

— Я рад вас видеть живым и здоровым! — Карагул произнес свое приветствие очень торжественно.

— Проходи, — сухо сказал Конурбай.

Он еще был под властью недовольства от слов Акыяра. У Карагула исчезла улыбка с лица. Он посмотрел на Акыяра, будто тот обидел кагана кангайцев.

— Меня Акыяр отговаривает уничтожать бурутов, — Конурбай повернулся к Карагулу.

— Ты что, Акыяр, — Карагул сразу сообразил, что сказать. — Нас бы никто не осмелился беспокоить, кроме бурутов. Только они, как волки, на нас нападают, грабят и угоняют наш скот.

— Значит, ты одобряешь наше выступление против бурутов? — Конурбай обратился к Карагулу.

— Несомненно, — ответил Карагул. — Сколько можно терпеть их выходки! Они еще прибудут за нашим золотом.

— Слышишь, — Конурбай кивнул Акыяру, показывая на Карагула, — что говорят умные люди?

— Слышу, — ответил Акыяр. — Сам не может, а в толпе богатырь.

Конурбай рассмеялся. Акыяр намекал на побег Карагула от Семетея.

— Мне обидно, Акыяр, — сказал Конурбай. — Лучше бы убил меня Семетей. Я не могу показываться своему народу. Скажут, что какой-то бурут ограбил его до нитки, смотрите, а он радуется жизни. Люди будут смеяться надо мной. Я отомщу Семетею за нанесенную мне обиду.

— Воля ваша, таксыр мой, — согласился Акыяр. — Просто я хотел, чтобы оставшуюся часть жизни вы прожили безбедно.

— С обидой в сердце я жить не могу, — сказал Конурбай. — Вы с Карагулом поезжайте до Чандаяка и приведите войско в готовность.

— Когда намерены выступить? — спросил Карагул.

— Когда лекари скажут, — ответил Конурбай, — что я готов ехать верхом в наступление.

* * *

Семетей и его люди с войском прибыли в Талас с множеством табунов. Такой большой добычи в виде табунов лошадей никто раньше в жизни не видывал. Никто не мог сообразить, что они пригнаны из земель Чет-Бейджина в качестве виры за смерть богатыря Манаса без согласия хозяев. Но все же многие люди догадывались…

Семетей велел раздать лошадей всем жителям ханства, каждому тютюну своего народа. Он сам себе не выделил даже лошака. Народ был в радости. Он требовал праздника. А было что праздновать. Люди получили обильный урожай от земли. Скот набрал в летние дни огромный вес на пастбищах. Кроме обыденной радости, произошло невероятное событие. Неожиданная прибавка ко двору нескольких лошадей поднимала настроение у всего народа еще сильнее. Бакай устроил для народа большой семидневный праздник со скачками и состязаниями на играх. В ход пошли игры ордо между аулами за награду в сорок лошадей…

Дней через десять, после праздников, Бакай проснулся рано утром со страшным предчувствием. Он еще тогда, когда Семетей закончил поединок с Конурбаем, поранив его ударом копья, почуял, что произойдет в будущем неладное, оттого что враг оставлен живым. Семетей не стал отрубать голову Конурбая. У Бакая екнуло сердце. В народе говорили, если пожалеешь врага, потом сожалеешь о том, что пожалел. У Бакая возникло предчувствие, что Конурбай оправился от раны и собрался в путь, в Талас, чтобы вернуть себе лошадей. Не только вернуть лошадей, но и уничтожить все кыргызские племена. Он счел необходимым переговорить с аксакалом Жамгырчы, чтобы начать подготовку войсковых частей к встрече с врагами. Бакай оседлал своего верного скакуна Кекчолока и приехал на нем к большому аулу эштеков во главе с аксакалом Жамгырчы. Когда приблизился Бакай к юрте аксакала эштеков Жамгырчы, тот вышел из жилища и пошел навстречу гостю.

— Будь здоров, Жамгырчы! — поздоровался Бакай со своим ровесником.

— Будь здоров, Бакай, — ответил Жамгырчы и спросил: — Тебе что, Бакай, плохой сон приснился?

— Да, Жамгырчы, ты угадал, — ответил Бакай. — С утра довлеет плохое предчувствие.

— Что за предчувствие?

— Будто над нами нависла большая угроза.

— Спешивайся, Бакай, будь моим гостем, — Жамгырчы взялся за поводья Кекчолока.

Бакай согласился продолжить разговор за дасторханом в гостях у Жамгырчы. Он спокойно спешился и подал поводья собеседнику. Жамгырчы привязал коня к столбу. Они зашли в юрту и расположились на олпоках.

— Что это может быть? — спросил Жамгырчы. — Сильные ветра, страшные сели или землетрясение?

— Война, — ответил Бакай. — Я предчувствую войну.

— Кто к нам может прийти с войной?

— Те же, калмыки, манжу и жунгары.

— Они придут за лошадьми, которых вы пригнали?

— Возможно, прибудут за лошадьми, — ответил Бакай. — Но основная цель у них — уничтожение нашего народа.

— У калмыков такое желание всегда было, — согласился Жамгырчы. — Помнишь, как они разогнали детей Орозду хана?

— Да, Жамгырчы, помню, — согласился Бакай. — Не только детей Орозду баатыра они разогнали, они разогнали весь наш народ по разным землям мира. Я родился в Кашгаре, Манас в Алтае. Все мы были разбросаны по всей земле.

— Всех разбросанных кыргызов объединил Манас, — сказал Жамгырчы.

— Да, сам Манас и вера всех кыргызов ему, Манасу, объединили весь народ в один кулак, — добавил Бакай. — Было очень важно, что сам народ захотел объединиться вокруг Манаса.

— Народ соскучился по жизни как при Орозду баатыре, — утвердил Жамгырчы. — Мне о нем рассказывал мой отец Эштек. Тогда кыргызы жили на огромном пространстве от Орола до Тебита.

— Да, правильно говоришь, что народ соскучился, но без Манаса он не посмел бы объединиться, — подытожил Бакай. — Нам теперь надо думать о сегодняшнем дне.

— Я созову войско из числа людей эштеков, — обещал Жамгырчы. — Под началом Шайымбета.

— Хорошо, Жамгырчы, — Бакай собирался уезжать. — Нельзя нам допустить того, что было с нами после смерти Орозду баатыра.

— Правильно говоришь, Бакай, — поддержал его Жамгырчы. — Мы и сейчас должны быть едины перед врагом точно так же, как при Манасе.

— Да, Жамгырчы, народ спасет от любого врага его единство, — поддержал Бакай разговор. — Я должен ехать к Сарыкану и попросить его об одном деле.

— О чем его хочешь попросить? — поинтересовался Жамгырчы.

— Пусть он устроит наблюдение за всеми путями к Таласу, — ответил Бакай. — Чтобы не допустить внезапного вторжения врага в наши земли.

— Правильно, — Жамгырчы понравились мысли Бакая. — Нельзя допустить, чтобы враг напал на нас врасплох.

Бакай встал со своего места и вышел во двор. Жамгырчы привел Кекчолока и помог Бакаю сесть на коня…

* * *

Прошло тридцать дней с того времени, как Конурбая начали лечить от раны, нанесенной неприятелем, и от всех болезней, что обнаружили лекари при его лечении. Рана затянулась, кости восстановились, и исчезли все внутренние болезни. Конурбай отблагодарил своих лекарей. Однако все лекари в один голос заявили: чтобы чувствовать себя вполне здоровым, Конурбаю нужно продолжать лечение еще тридцать дней. Вот тогда, сказали они, поврежденные кости наберут необходимую прочность, чтобы смело принять на них внешние нагрузки. Он согласился продолжить лечение.

В одно прекрасное утро к нему в приемные покои во дворце ворвался его помощник без вызова.

— К вам, таксыр! — завопил он. — Люди пришли!

— Кто они такие?

— Все ханы каганата, таксыр мой, — ответил помощник.

— Пусть войдут.

Конурбай почувствовал, что соскучился по общению со своими людьми. Видимо, они тоже захотели с ним поговорить о том, что ждет всех дальше. Во главе с Карагулом к нему в покои прошли правители разных народов и племен. Сам Карагул сумел уже возглавить многие племена тыргоотов. Ему помогла его служба у Конурбая в качестве главы табунщиков с малых лет. Весь народ его считал самым верным человеком самого Конурбая. Мудрецы тыргоотов единодушно пожелали его увидеть своим правителем. Дожидался его выздоровления Шуйкучу, жайсанбашы десятитуменного войска самого Карыхана, который одобрил замысел Конурбая по уничтожению бурутов во всем земном мире, согретом лучами круглого огня Вечного Синего Неба, и выделил мощное войско для него. Народ манжу представлял Эзкара, последний его правитель после гибели Нескары, сына самого Карыхана, кагана всех ханов и каганов. Приехал глава солоонов Шыйка вместе с Туушангом, сыном Каткалана. Племена шибе возглавлял верный слуга Конурбая, сам Акыяр, который ему помог выжить после поединка с Семетеем. Приехал вместе с ними и богатырь Тагылык, возглавлявший многие племена калмыков. Из числа старых соратников Конурбая по великой войне приехали богатырь Бороончу и богатырка Оронгу, сумевшая сохранить свою воинственную походку. В самом конце гурьбы правителей зашел глава всех войск богатырь Чандаяк. Со всеми богатырями и соратниками Конурбай встретился с большой радостью. Он постарался уделить внимание каждому из них. Говорил ласковые слова. Все были довольны поведением Конурбая, особенно тем, что он чувствовал себя здоровым и был в превосходном настроении. Все они понимали, что судьба каждого из них сложилась так удачно благодаря тому, что живет на земле такой богатырь, как Конурбай.

— Мы рады вас видеть в великолепном здравии, — сказал Карагул, выражая общее мнение от имени всех.

— Спасибо! — ответил Конурбай.

— Вы обещали посадить на трон хана земель Чет-Бейджина, — сказал недовольно Эзкара, — Семетея, если он собьет вас с лошади. Мы недовольны таким решением.

— А где он, Семетей? — огрызнулся Конурбай. — Вы его видели?

— Он угнал всех наших лошадей к себе, в свои земли, — ответил Акыяр.

— Если бы он остался с нами, — сказал Конурбай, — я бы выполнил свое обещание. Он предпочел захватить табуны, чем ханский трон в Чет-Бейджине.

— Вы его хотели оставить на троне, — усмехнулся Шуйкучу, — чтобы спасти лошадей от угона?

— Да, но, как видите, — ответил Конурбай, — не удалось.

— Вы поступали очень предусмотрительно, — похвалил его Шыйка. — Видите, а бурутам нужны были только лошади.

— О чем думаешь, Конурбай? — спросила старуха Оронгу. — Так молча и проглотим обиду от бурутов?

— Я уничтожу всех бурутов, — грозно ответил Конурбай.

— Правильно поступил в свое время хан Алооке, — сказал Бороончу. — Разогнал всех бурутов по разным землям.

— Манас объединил всех бурутов в один целый народ, — сказала Оронгу. — Теперь его нет.

— Ты хочешь сказать, — обратился к ней Бороончу, — нужно осуществить замыслы Алооке хана и Молто хана еще раз?

— Да, — ответила Оронгу. — Но что думает Конурбай, я не знаю.

Конурбай понял, что знатоки народа хотят того же, что и он сам, чтобы на земле не было такого народа, как буруты.

— Я сумею повторить подвиги отца, — сказал Конурбай. — Скоро двинемся на запад, в земли Тянь-Шань, чтобы уничтожить бурутов.

— Сколько жайсанов в войсках? — спросил Бороончу.

— Карыхан прислал войско числом в десять туменов жайсанов, — ответил Конурбай. — И мы сами соберем такое же войско.

— Очень большое войско, — утвердительно сказал Бороончу.

— Всего соберутся двадцать туменов жайсанов, — подтвердил Чандаяк. — Но имеется большое сомнение.

— Какое сомнение? — спросил Конурбай.

— Сомнение, что мы в землях Чет-Бейджина соберем жайсанов числом в десять туменов, — ответил Чандаяк.

— В чем дело? — с удивлением спросил Конурбай. — Почему появилось такое сомнение?

— Дело в том, что у многих джигитов маленькие дети, — ответил Чандаяк.

— Всех детей раздать бездетным негодным к войне людям, — утвердительно сказал Конурбай.

— А что делать с теми, у которых немощные старики, отцы и матери, которые нуждаются в уходе? — спросил Чандаяк.

— Отправить всех немощных стариков на небеса, — отрезал Конурбай. — Тюп-Бейджин нам выделяет войско, а мы что, люди без чести? Мы тоже должны собрать войско с не меньшим числом жайсанов.

— Все верно, — поддержал Конурбая Бороончу. — Если я не смогу служить своему кагану, отправьте меня тоже на небеса.

— Видите, — Конурбай показал на Бороончу. — Наши старцы сами готовы исчезнуть, чтобы не быть помехой нашему делу.

Все ханы радостно зашумели, одобряя слова Конурбая о поступке старого богатыря Бороончу.

— Наш путь займет около двух-трех месяцев, — сказал Конурбай и обратился к Чандаяку: — Подготовь войско к походу так, чтобы мы оказались в землях Тянь-Шаня в середине весны.

— Слушаюсь, мой таксыр, — ответил Чандаяк…

* * *

Простившись с Жамгырчы, Бакай повернул своего Кекчолока к жилищу хана аргынов. Они встретились на полдороге к аулу Сарыкана.

— Будьте здоровы, Бакай ава, — поздоровался Сарыкан с аксакалом.

— Будь здоров, Сарыкан, — ответил Бакай. — Я ехал к тебе.

— Какое-то дело у вас ко мне? — спросил Сарыкан.

— Да, Сарыкан, — ответил Бакай.

Он рассказал ему о своих опасениях, о возможном набеге врага во главе с Конурбаем в земли Таласа.

— Пусть сунется в наши земли, — огрызнулся Сарыкан. — Встретим врага с боевой честью.

Бакай остался доволен ответом Сарыкана.

— Я хотел тебя попросить об одном деле, — Бакай огляделся по сторонам.

— Говорите, Бакай ава, — Сарыкан приготовился слушать просьбу Бакая.

— Необходимо вести постоянное наблюдение на всех подступах к нашим землям, — сказал Бакай. — Вот, решил поручить тебе такое дело.

— Хорошо, Бакай ава, — согласился Сарыкан. — Считайте, теперь мои глаза станут вашими.

— Спасибо, Сарыкан, — сказал Бакай. — Привлеки к своей работе и людей мастера Болекбая тоже…

Сарыкан кивнул. Бакай повернул своего Кекчолока к низовьям земель Торт-Куль, на встречу с Семетеем. Сарыкан задумался, смотря ему вслед…

«Вот он, человек, который постоянно проявляет заботу о единстве кыргызов», — думал он. Сарыкан был наслышан об его стремлениях с малых лет. Когда Бакаю было всего шестнадцать, он отыскал в землях Алтая самого Манаса, встретился с одиннадцатилетним богатырем, чтобы ковать дальнейшую судьбу изгнанного из своих земель народа. Он промчался на коне сотни тысяч чакырымов, чтобы подготовить свой народ к объединению. Сарыкан покачал головой, удивляясь чрезмерным возможностям живой легенды. Это он, Бакай, сотворил Манаса для своего народа. Надо с честью исполнять народную волю, ибо волю Бакая все люди воспринимали как народную…

«Не переживай, Бакай ава», — Сарыкан мысленно дал обещание и почувствовал, что оно исходит изнутри, из сердца. Ему вспомнились годы работы углежогом в лесах Гюль-Токой Кулешена, по воле двоюродного брата Атемира. Приготовление древесного угля, чтобы отправлять его на восьмидесяти верблюдах ежедневно, — даже вспоминание тех времен заставляло его вздрогнуть. Как жадно он ждал взросления Семетея, чтобы открыть ему правду, после того как узнал, что Атемир запретил всем говорить о происхождении внука, в надежде изменить его судьбу. Если бы Семетей не приехал в лесную чащу Гюль-Токой Кулешена, вряд ли Сарытазу удалось бы заменить свое оскорбительное имя на почетное — Сарыкан. Он был готов пожертвовать своей жизнью, только чтобы ни один волос не упал с головы Семетея.

Сарыкан созвал целое войско аргынов, которое должно было вести наблюдение на всех подступах к землям Таласа. Мастер Болекбай тоже со своими людьми — калча присоединился к страже границ Таласа. Всю зиму люди Сарыкана внимательно стерегли все подходы к Таласу, чтобы враг не застал врасплох мирный народ. В дни ранней весны Сарыкан на своем Туучунаке поехал к землям Сары-Озен через перевал Чабдар, что был в горах Асы, в сопровождении трех помощников. После долгой езды по взгорьям решили передохнуть на склоне горы, где земли Сары-Озен были видны будто на ладони. Справившись со скакунами, один из помощников прибежал к Сарыкану.

— Хан ата! — Он показывал плеткой в сторону земель Сары-Озен. — Посмотрите, ата! Вся земля покрыта пылью.

Сарыкан бросил взгляд в сторону, куда показывал помощник. Да, действительно, не земля, а огромный клубок пыли заполнял всю долину. Впереди клубка пыльной завесы шло передовое войско чужеземцев.

«Где же мои люди?» — промелькнуло в голове Сарыкана. Как раз в направлении Сары-Озена стояли люди его сына Калыка. Будто торопясь с ответом, гурьба всадников во главе с Калыком выскочила из-за близкого хребта горы Асы.

— Враги! — крикнул Калык, поглядев на отца. — Нужно сообщить аксакалу Бакаю.

— Кто они? — спросил Сарыкан.

— Кангайцы, во главе с Конурбаем, — ответил Калык.

— А как вы узнали, что враги — кангайцы? — спросил Сарыкан.

— Нам рассказал пленный, — ответил Калык, — которого мы зарубили.

— Сколько жайсанов у них в войске? — спросил Сарыкан.

— Пленный говорил, что у них жайсанов больше, чем нашего народа в Таласе, — ответил Калык. — И так половина войска осталась в Бейджине из-за отсутствия лошадей.

— На чем они приехали?

— На мулах приехали больше половины войска, — уверенно ответил Калык. — Я сам видел.

Сарыкан задумался. Ему казалось, что калмыки, манжу и жунгары приехали в такую даль не только за угнанными лошадьми, но и за головами всех кыргызов. Чтобы не было на земле такого народа, как кыргызы. Нужно срочно сообщить Бакаю.

— Я поеду, сынок, — сказал Сарыкан сыну, — сообщить о враге нашему народу.

— Да, отец, езжайте быстрее, — поторопил его сын.

Сарыкан повернул своего Туучунака в сторону Кен-Кола.

— Постарайся следить за дальнейшим движением врага, сынок, — обратился Сарыкан с напутствием к сыну.

— Хорошо, отец, — согласился Калык. — Они начали спешиваться, отец. Видимо, решили устроить привал в землях Сары-Озена.

«Это нам на руку», — подумал Сарыкан и помчался изо всех сил в ставку Семетея.

* * *

В ставке Семетея было многолюдно. Бакай находился в юрте Каныкей. Сарыкан стремительно откинул дверной полог юрты, чтобы сообщить Бакаю о враге, появившимся вероломно у порога земель кыргызского народа. Однако юрта Каныкей была полна гостями, ногойцами-шыгайцами, которые не смогли ужиться с жедигерцами после смерти Чынкожо. Они, шыгайцы во главе с аксакалом Толобаем, приехали просить, чтобы Семетей принял их в землях Таласа как братьев. Бакай посадил Сарыкана рядом с собой и попросил Каныкей угостить его напитком бозо. Бакай попросил Ормонбека, сидевшего рядом с ним, расселить шыгайцев в землях Кен-Кола. Шыгайцы поблагодарили Бакая и Семетея за радушный прием и вышли из юрты вслед за Ормонбеком, который собрался показывать им земли. Только после того, как вышел из юрты последний шыгаец, Бакай повернулся с улыбкой на лице к прибывшему из разведки Сарыкану.

— Земли Сары-Озен полны врагами! — выпалил Сарыкан, не ожидая вопроса.

— Кто они? — спросил Бакай.

— Как кто? — удивился Сарыкан. — Враг — тот, кого мы всю зиму ожидали.

— У врага большое войско? — спросил Бакай.

— У них в войске жайсанов больше, чем нашего народа в Таласе, — ответил Сарыкан с горечью.

Бакай улыбнулся и посмотрел внимательно в озабоченные глаза Сарыкана.

— Значит, враг боится нас, — утвердил Бакай и спросил: — Известно ли нашим людям, что он натворил в землях Сары-Озена?

— Нет, я не интересовался. Враг стал устраивать привал, — ответил Сарыкан.

— Я так и предполагал, — сказал Бакай.

Спокойствие Бакая начало передаваться и Сарыкану. Рядом с Бакаем ему стало легче. Появилась большая уверенность в мыслях и действиях.

— Как будем встречать врага? — спросил он у Бакая.

— Подтягивай все свои силы к землям Сары-Озена, — ответил тот. — Кроме вас выступит часть эштеков во главе с Шаимбетом. Оба войска должны принять бой с врагом под началом богатыря Кюлчоро, чтобы помешать быстрому его продвижению.

Бакай говорил уверенно, будто прочитал все вражеские мысли. Сарыкан с большим облегчением приступил к исполнению указаний Бакая. Немедля отправил людей к своему войску и войску эштеков, чтобы они выступили под началом Кюлчоро и двинулись на встречу с врагом на землях Сары-Озена. Сам тоже двинулся вслед за войском в сторону врага, чтобы сражаться плечом к плечу с сыном Калыком. В душе он изрядно беспокоился за судьбу ханства…

* * *

В объединенном войске аргынов и эштеков под началом Кюлчоро уже было внушительное количество аскеров по его меркам. Насчитывалось около двух туменов. Калмыки, манжу и жунгары во главе с Конурбаем с удивлением смотрели на малочисленное войско кыргызов, которое оградило все пути, ведущие в Талас.

— Смотрите! — Конурбай показал плеткой на кыргызское войско и рассмеялся. — Они надеются защитить свои земли от нас.

Действительно, войско кыргызов смотрелось жалкой кучкой всадников, которая выступила против натиска мощного селевого потока, на который в точности походило кангайское войско по меркам военных знатоков Конурбая.

— Быстро сотрем с лица земли! — Чандаяк смеялся громче всех.

— Может быть, предложим им сдаться, — подсказал Акыяр Конурбаю.

— Дело говоришь, — быстро согласился Конурбай.

Ему очень хотелось быстрее оказаться в ханской ставке кыргызов. По его мнению, кыргызы должны были сдаться или бежать, видя во много раз превосходящие силы противника. Оглядевшись по сторонам, Конурбай определился с переговорщиками. Это старец Бороончу и богатырша Оронгу, которые были знакомы с некоторыми богатырями кыргызов.

— Ба-ака-ай!!! Ба-ака-ай!!!

Громким криком они звали Бакая и приближались к войску Кюлчоро. Впереди ехал Бороончу с белым платком.

— Посланники от Конурбая, — объяснил Сарыкан молодому богатырю и посоветовал: — Поговори с ними.

По совету Сарыкана Калык и его помощник вынудили посланников спешиться с коней и далее последовать до Кюлчоро пешими.

— Будьте здоровы, богатыри! — Бороончу поздоровался с поклоном, но с веселым видом.

Кюлчоро почувствовал, что посланники решили поиздеваться над кыргызским войском.

— Будьте здоровы! — Кюлчоро ответил на приветствие и спросил: — С чем пришли?

Кюлчоро посадил их рядом перед собой. Сам тоже спешился и подошел к ним поближе.

— Мы хотели поговорить с Бакаем, — сказал Бороончу. — Мы его хорошо знали.

— Он прибудет через несколько дней, — сказал им Кюлчоро. — Говорите вашу просьбу. Если она имеется у вас.

— Конурбай жалеет ваших людей, — сказал Бороончу, широко улыбаясь. — Поэтому предлагает вам сдаться.

— Почему он пожалел вдруг наших людей? — удивился Кюлчоро.

— Ему кажется, что ваши люди будут полностью уничтожены кангайским войском, — сказал Бороончу. — Жалеет, что ваш народ исчезнет с лица земли.

— А вашего народа ему не жалко? — спросил Кюлчоро. — Ведь он тоже будет уничтожен войной.

— Частично, да. Жалеет, конечно, — ответил Бороончу. — Прежде всего, он жалеет о том, что останется и без рабов.

— Вас лично он жалеет или нет? — спросил у них Кюлчоро.

— А что ему нас жалеть? — удивилась старуха Оронгу. — Мы посланники.

— А это мы сами посмотрим, — Кюлчоро одним взмахом сабли Жойкума снес голову посланнику Бороончу.

— Калык! — Кюлчоро обратился к ханзаде. — Передай Конурбаю голову старца через старуху.

Калык насадил голову Бороончу на шест и передал в руки Оронгу. Проводил ее до передних частей вражеского войска.

— Когда-нибудь расскажешь, — сказал в напутствие старухе Калык, — как Конурбай пожалел своего посланника.

Через некоторое время враг пришел в движение. Передовые части крупного войска начали перестраиваться для удара по центру войска Кюлчоро.

— Впере-ед!!!

Кюлчоро рванулся на Суркоене к врагу, чтобы опередить его нападение. За ним одновременно последовали Сарыкан и Калык со своими джигитами. Набег бурутов на войско кангайцев был неожиданным для Конурбая. Не успел он перестроить боевой порядок своего войска для обороны. Кюлчоро направил скакуна вбок, чтобы обогнуть передний строй вражеского войска. Он в одной руке крутил саблю Жойкума, а другой размахивал луновидным топором. Один за другим падали жайсаны от ударов сабли и топора Кюлчоро точно по шее каждого встречного. Следом за ним Калык работал палицей, а Сарыкан колол врагов копьем. Войско кыргызов из числа эштеков и аргынов врезалось во вражеские ряды как нож в масло. Шаимбет пытался повторить действия Кюлчоро точь-в-точь, но по своим возможностям. У него во многом получалось изящнее, чем у Кюлчоро. Всюду были слышны ругань и проклятия. Полилась кровь ручьями из ран аскеров и жайсанов. Падали люди и животные. Кто замертво, а кто — теряя сознание от полученной раны. Кто-то отчаянно кричал от боли, плакал от потери близких людей, а кто-то смотрел на происходящее без участия, обезумевшими глазами. Копились трупы людей и животных, не было возможности ступить ногой на землю. Она была вся покрыта безжизненными телами. Аскеры устали нападать на врага. Их руки уже отказывались поднимать оружие. Кроме того, скакуны под седлами аскеров тоже сбавляли прыть, падала их резвость, замедлялся галоп. Кюлчоро развернул своего скакуна, трубя войску отход в место, откуда был устроен внезапный набег на врага.

Со стороны гор Асы на перевале Чабдар показались вооруженные люди в белых калпаках. Это было еще одно войско из более крупной части эштеков и других мелких родов и племен кыргызов во главе с Бакаем и Канчоро. Возглавлял эштеков сам Жамгырчы. Оно стало примыкать к силам Кюлчоро.

— Ого! — воскликнул Бакай, увидев множество трупов на переднем крае вражеского строя. — Славно поработали наши ребята.

— Наших людей тоже полегло немало, — понурил голову Кюлчоро.

— Всю жизнь воюем с кангайцами, — сказал Бакай. — Никак с ними подружиться не можем.

— Война с кангайцами становится привычным делом для наших людей, — сказал Канчоро. — Аскеры рвутся в бой.

— А что случилось с Семетеем ава? — спросил Кюлчоро. — Почему еще его нет во главе войска?

— Его задержала Чыйырды эне, — ответил Бакай. — Она хочет благословить Семетея перед войной.

— Будут еще войска с нашей стороны? — не удержался от вопроса и Сарыкан.

— Да, еще собираются войска трех ханств, — ответил Бакай. — Войско Текечи хана во главе с Ормонбеком, Шыгай хана во главе с аксакалом Толобаем и войско из всех остальных ногойцев во главе с Байтайлаком. Семетей приедет во главе войск всех указанных трех ханств.

— Кангайцы предали нашу дружбу, нарушили с нами соглашение и вероломно напали на наши земли, — громко сказал Кюлчоро, чтобы услышало много людей. — За нами священные земли отцов и дедов. Лучше умереть, чем отдать врагам наши земли.

— Мы всегда их били! Побьем и сейчас тоже!

Бакай потряс кулаком в сторону врага. Наступали на всех землях сумерки. Аскеры приступили к устройству лагеря для ночлега…