Жизнь и Смерть Владимира Ульянова-Ленина. Том 1

Николай Степанович Семёнов-Мерьский

Роман-исследование «Жизнь и смерть Владимира Ульянова-Ленина» посвящён 150-летию со дня рождения Ленина. Задача автора заключалась в изложении событий жизни Ленина без идеологического фимиама и восхищения. Дана трактовка событий на основе общеизвестного материала, не принятого официальной «Ленинианой».Читателю предоставляется право самому делать выводы о событиях в жизни Ленина и общества. Том 1 даёт события из жизни Ленина с 22 апреля 1870 года до начала гражданской войны 1918 года.

Глава 4

Завершение Самарского период. Переезд в С.-Петербург. Ссылка в Шушенское

Российская интеллигенция, дабы не попасть в разряд «неблагонадежных», всегда старалась сочетать самую бурную общественную деятельность с казенной службой. После получения университетского диплома эту проблему надо было решать и Владимиру Ульянову.

В свое время, получив «генеральский чин», действительного статского советника, Илья Николаевич сшил для надлежащих визитов фрак. Подобных визитов оказалось немного, и после его смерти этот, почти новенький фрак, висел в шкафу. Теперь его извлекли оттуда, примерили, хотя отец был фигурой помельче сына Володи, фрак Владимиру Ульянову пришелся впору. Теперь, направляясь в Окружной суд для выступлений, в качестве помощника присяжного поверенного, он каждый раз облачался в сию одежду отца. Но это была частная практика, казённой службы Владимир Ульянов так и не получил, был в списке лиц, запрещённых к приёму на государственную службу.

3 часа 30 минут пополудни 5 марта 1892 года, Владимир Ульянов впервые занимает место за адвокатским столиком.

В 1892 году Владимир Ульянов организует первый в Самаре кружок по изучению Марксизма. В него вошли 6 человек, включая самого учителя, Скляренко, Семёнов, Кузнецов, Лебедева, Беляков. Изучали произведения Маркса, «Капитал», Энгельса, «Анти-Дюринг», «Положение рабочего класса в Англии», работы Плеханова и других марксистов, что можно было достать в Самаре. Кроме изучения работ Маркса, Энгельса и Плеханова, все члены кружка стали заниматься пропагандой марксизма.

В апреле 1893 года Владимиру Ульянову исполнилось уже 23 года. В это время, весной, свои анализы по статистике крестьянского хозяйства и выводы, Владимир Ульянов изложил в статье «Новые хозяйственные движения в крестьянской жизни». Это была первая из сохранившихся работ Владимира Ульянова по марксизму. В этой статье он проанализировал материал работы Постникова, «Южное-русское крестьянское хозяйство». Ульянов критикует автора за непоследовательность и методологические ошибки, даёт марксистскую характеристику положения русской деревни, разбивает народнический миф, об особом, неизменном укладе крестьянского хозяйства. Пытаясь опубликовать статью в журнале «Русская Мысль», Владимир Ульянов получил отказ. В декабре 1892 года за аналогичную статью Павла Скворцова, закрыли достаточно умеренный журнал «Юридический вестник», и редакторы журналов были начеку. Вукол Лавров, редактор журнала «Русская мысль», писал Чехову: «Теперь, когда цензура насторожилась и смотрит на нас взором аспида и василиска, я опасаюсь, как бы не вышла какая-нибудь пакость». Поэтому, видимо, когда Владимир Ульянов послал в «Русскую мысль» свою статью о книге Постникова, он получил вежливый отказ. Эта статья Владимира Ульянова, была опубликована впервые в 1923 году, в Советской России.

И мысль о том, что время неумолимо идет вперед и используется оно отнюдь не лучшим образом, видимо, не раз приходила в голову Владимиру Ульянову. Хардин, внимательно следивший за работой своего помощника, считал, что со временем из Ульянова выйдет отличный «цивилист», адвокат, специализирующийся на гражданском праве. А пока, пусть занимается мелкими уголовными делами, которые дадут ему и судебный опыт, и интереснейшие жизненные наблюдения. Дела мелкие кражи, семейные конфликты. Ульянов добивался наказания по минимуму. Чтобы стать полноценным адвокатом, присяжным поверенным, надо было отработать в должности помощника, не менее 5 лет.

Впрочем, все образовалось как бы, само собой. В июне 1893 года, младший брат Дмитрий успешно сдал гимназические экзамены, и решено было, что поступать Дмитрий будет в Московский университет. А стало быть, и семье надо перебираться на жительство в Москву. Исключение из этого составил лишь Владимир.

Он не захотел основаться в Москве, куда направилась вся его семья, вместе с поступающим в Московский университет младшим братом Дмитрием. Москву, жители С.-Петербурга называли большой деревней, в ней было много провинциального, а Владимиру Ульянову был нужен промышленный центр. Он решил поселиться в более живом, умственном и революционном С.-Петербурге. Чтобы взяться вплотную за революционную работу, необходимо было поселиться самостоятельно, не в семье, членов которой он скомпрометировал бы.

24 апреля и 12 мая Владимир последний раз выступил в суде и уехал в Алакаевку. 23 июля был составлен договор о продаже за 8 тысяч рублей хутора и мельницы их соседу, помещику Данненбергу. Но эта сделка сорвалась, и Алакаевку перекупил местный купец Данилин. 12 августа Ульянов вернулся в Самару и через четыре дня подал прошение председателю Самарского окружного суда, в котором он просил выдать ему справку о том, что он состоял в аналогичной должности в Самаре, намереваясь причислиться в помощники присяжного поверенного в округе С.-Петербургской судебной палаты.

Возвращаясь в С. — Петербург, Владимир Ульянов сделал остановку в Нижнем. Здесь, в мансарде дешевой гостиницы, которую называли «У Никанорыча», в августе 1893 года и произошла первая его встреча с Павлом Скворцовым. В Казани, в 1887—1889 годах, они так и не встретились. В 1889 году Павел Скворцов перебрался в Нижний Новгород, опять работал в земстве статистиком, по-прежнему писал в «Волжский вестник» и столичные журналы. Вокруг него и здесь сложился марксистский кружок, через который прошли Ванеев, Сильвин, Мицкевич, Леонид и Герман Красины, Владимирский, Гольденберг-Мешковский, многие из тех, с кем позднее придется сотрудничать Владимиру Ульянову.

В этой маленькой мансарде, насквозь прокуренной, вспоминал Михаил Григорьев, участвовавшего в данной встрече, у них с Владимиром Ульяновым, разговоры шли в течение шести часов.

Михаил Григорьев, один из первых руководителей марксистских кружков в Нижнем Новгороде.

В первых своих работах, написанных еще в Самаре, Ульянов формулирует идею экспроприации помещичьего землевладения и национализации земли, которые создали бы демократическую почву для расцвета «фермерских отношений» и подъема благосостояния всего населения.

Когда Ульянов высказал эти свои идеи Скворцову, Павел Николаевич взорвался и назвал его «ревизионистом», ибо он твердо знал, в последней главе первого тома «Капитала» говорится нечто прямо противоположное тому, что утверждал этот лобастый юноша.

Много лет спустя, в 1929 году, Павел Николаевич Скворцов, в беседе с историком Бешкиным сказал, что спор шел у него с Владимиром Ульяновым главным образом о «развитии русского капитализма». Ссылаясь на Энгельса, Скворцов утверждал, что разложение общины и «освобождение» крестьян от земли является единственным реально существующим вариантом дальнейшего развития. Этот путь прошли европейские цивилизованные страны, и иного, как бы это ни было прискорбно, не дано. Плеханов так же был достаточно близок к этой позиции. «Социал-демократы», писал он в 1892 году, «не должны думать, что им легко будет предупредить предсказываемую Энгельсом экспроприацию крестьянства от земли. Всего вернее, что это им не удастся. Но ответственность падет за это не на них, а последствия этого послужат опять-таки им на пользу». Важно отметить, что если Плеханов считал все-таки возможным для социал-демократов стремление «предупредить экспроприацию крестьянства», то Павел Скворцов любую попытку препятствовать данному процессу, оценивал, как реакционную.

От своего учителя, профессора Зибера, Павел Николаевич унаследовал и некоторую однобокость восприятия марксистской теории. Народник Березин писал, что Скворцов в разговоре с ним заявил, что его интересует больше теоретическое решение вопроса, а не практика революционного движения, и производил впечатление «человека не от мира сего.

Обвинение в «ревизионизме» привело Ульянова к еще одному весьма существенному выводу, который он также сформулировал в своих работах, теория Маркса, дает лишь общие руководящие положения, которые применяются в частности к Англии иначе, чем к Франции, к Франции иначе, чем к Германии, к Германии иначе, чем к России.

Владимир старался расширить круг общения. Он переписывался с Федосеевым и, в частности, передал ему во Владимирскую тюрьму свою рукопись, с подробным разбором книги Николая Францевича Даниельсона, «Очерки нашего пореформенного общественного хозяйства», вышедшей в начале 1893 года. Даниельсон русский экономист, публицист-народник, издатель, переводчик «Капитала» Карла Маркса на русский язык и автор первого завершённого перевода трёх томов «Капитала», один из идеологов и теоретиков либерального народничества.

Петру Маслову, одному из руководителей выступления студентов Казанского университета в 1887 году, Владимир послал в Уйский поселок, в Оренбургском крае, свою рукопись, с обстоятельным анализом работ Воронцова, «О развитии капитализма в России». Но более всего он стремился получить выход на страницы прессы.

После Нижнего Новгорода, Владимир Ульянов сделал остановку в городе Владимире, для свидания с Федосеевым.

Встречу со связным Владимир Ульянов ожидал у стойки буфета железнодорожного вокзала. Пришёл за ним на вокзал, член Федосеевского кружка Николай Львович Сергиевский. Николай Сергиевский, встречавший Ульянова на вокзале, вспоминал,«в назначенный час я пришел на вокзал и, окинув взором почти пустой буфет тут же заметил около условленного столика маленького человека со всеми приметами Владимира Ульянова. Немедленно подошел к нему, сказал пароль. В. И. ответил, быстро взял свой саквояж и без дальних слов направился за мной. Первое время мы шли почти молча. Я с любопытством наблюдал его. Маленький, щупленький, скромный, аккуратно и, что называется, прилично, но без претензий одетый человек, ничем не обращающий на себя внимание среди обывателей. Этот защитный цвет мне понравился. Все та же, что и теперь, рыжеватая бородка клинышком, усы по тому времени не стриженные, татарский разрез глаз и примечательный череп, тогда еще покрытый, хотя и крайне небогатой растительностью. Того лукавого выражения лица, которое потом уже, после ссылки, обратило на себя мое внимание, тогда я не заметил. Вероятно, в тот период оно еще отсутствовало. Осторожный, пытливо озирающийся, наблюдательный, сдержанный, при всей своей, мне уже известной по письмам, темпераментности, В. И. представлял собой полнейшую противоположность Н. Е. Федосееву. Ого, думал я, если пламенный, отчаянный Н. Е. сложит свою буйную голову, то этот сложит голову общего врага».

Сергиевский отвёл Ульянова на Ново-Конную площадь, ныне улица 10 Октября. Здесь в одноэтажном деревянном домике с мезонином, где Мария Гопфенгауз сняла квартиру для Федосеева, Владимир Ульянов ждал его несколько часов. Вернувшаяся Мария Германовна, безуспешно хлопотавшая о выходе из тюрьмы Федосеева, хотя бы на несколько часов, сообщила, что жандармы освобождения Федосееву не дали. Откладывать отъезд до следующего дня Ленину было нельзя и, прекрасно запомнив дорогу, благо идти было рядом, Владимир Ульянов один ушел на вокзал и уехал в Москву.

В Москву из Самары, с 1891 года переехала и поселилась семья Ульяновых в связи с поступлением в Московский Университет Дмитрия Ульянова. Будучи в Москве, Владимир Ульянов работал в читальном зале библиотеки Румянцевского музея и встречался с местными марксистами, Винокуровым, Мицкевичем, Рязановым, Лядовым, Прокофьевым.

Но С.-Петербург был лабораторией революционных идей, центром жизни, движения, деятельности, и Владимир Ульянов, желавший посвятить себя революции, стремился в С.-Петербург.

Основания для самых радужных надежд у Владимира были. Еще в 1891 году, когда он весной и осенью приезжал в столицу для сдачи экзаменов в университете, по рекомендации Аполлона Шухта, Ульянов познакомился с преподавателем аналитической химии Технологического института Людвигом Юльевичем Явейном, и заведующим химической лабораторией Александровского чугунолитейного завода при Николаевской железной дороге Альбертом Эдуардовичем Тилло.

Оба они, еще с начала 80-х годов, лично знали Фридриха Энгельса, Вильгельма Либкнехта. И это уже само по себе, должно было произвести огромное впечатление на молодого марксиста. Мало того, еще в Казани Владимир мечтал прочесть книгу Энгельса «Анти-Дюринг», в которой, как ему говорили, «поставлены все принципиальные вопросы марксистского мировоззрения». Но ни в Казани, ни в Самаре книги не было. А здесь, в С.-Петербурге, ее просто взяли с полки домашней библиотеки и вместе с новейшими номерами немецких социал-демократических журналов дали для прочтения и конспектирования

Именно в это время С.-Петербург все более выдвигался как центр нарождавшегося массового пролетарского движения, которое, по убеждению марксистов, должно было освободить Россию от царизма. Именно тогда, в начале 1891 года, во время забастовки судостроителей завода «Новое адмиралтейство», социал-демократическая группа Бруснева, имевшая достаточно широкие связи со столичными рабочими, установила контакт и со стачечниками. Владимир был в это время в Самаре. Но 12 апреля 1891 года, когда умер писатель-шестидесятник Николай Васильевич Шелгунов, Владимир Ульянов находился в С.-Петербурге.

Статьи Шелгунова по рабочему вопросу имели большой резонанс, и его похороны превратились в политическую демонстрацию. На демонстрации преобладали студенты, курсистки, пришли гимназисты и реалисты. Присутствовал сам Михайловский и другие знаменитости. Но самым неожиданным стало появление нескольких десятков рабочих. И среди множества венков был и их металлический венок с темно-зелеными дубовыми листьями и лентой с надписью, «Указателю пути к свободе и братству».

31 августа 1893 года Владимир Ульянов приезжает в С.-Петербург. Через два дня, он был зачислен помощником присяжного поверенного, по ходатайству присяжного поверенного Волькенштейна, с 3 сентября 1983 года. Судебными делами Ульянов практически не занимался, всё своё время и все свои силы он посвящал революционной работе. Вскоре он вступил в марксистский кружок, состоящий из студентов Технологического института, Радченко, Кржижановского, Старкова, Леонида Красина, Ванеева, Запорожца и других.

в Петербурге Владимир Ульянов не порывал и с адвокатской практикой, готовил защитительные досье для Волькенштейна, своего патрона, человека яркого, свежего таланта, нередко выступавшего по делам политического обвинения, принимал его клиентов, устраивал консультации по вопросам права для рабочих, бывал на шумных многоречивых собраниях молодых петербургских адвокатов, что регулярно проходили в канцелярии съезда мировых судей, выступал в судах с защитами.

Итак, Владимир Ульянов, почти четыре года за адвокатским столиком.

В ночь на 9 декабря 1895 года, помощник присяжного поверенного округа Санкт-Петербургской судебной палаты Владимир Ульянов, был арестован, по делу за активное участие в антигосударственной организации «Союз борьбы за освобождение рабочего класса».

За эти 14 месяцев, что он находился в тюрьме, шло расследование, осужден он ещё не был, находился в статусе задержанного, поэтому тюремного режима ему не досталось. В камеру ему приносили хлеб, молоко, минеральную щелочную воду, как больному с хроническим гастритом, о справках и облегчении режима позаботилась мама Мария.

Мать, Мария Александровна, родилась и воспитывалась в протестантской среде немцев, где культивировались немецкие традиции. С детства в семье у Ульяновых, строгий распорядок дня, в том числе и питания. Завтрак в будни, в 8 часов утра. В праздники, в 12. Обед в будни, в 14 часов, в праздники, в 16. Ужин ежедневно в 20 — 21 час.

Еда русско-немецкая. Супы молочные, растительные, крупяные, но редко, русские кислые щи, считавшиеся «тяжелыми» и «грубыми». Редко, сравнительно с волжскими возможностями, и русская уха, иногда летом. Вообще супы не доминировали, интеллигентность не допускала следовать столь «вульгарному» блюду. Это относилось и к хлебу. Черный хлеб употреблялся лишь в будни, к обеду. К чаю, ужину полагался белый. В воскресные дни и праздники на столе появлялся ситный. А ведь именно в ситном и в черном хлебе содержатся редкие витамины группы «В» и «Е», необходимые для активной жизнедеятельности. Их Владимир Ульянов практически не получал, поэтому и вырос он щуплым и низкорослым.

Мощными, огромными и несокрушимыми, его стали изображать статуи, которые делались советскими скульпторами согласно принципам социалистического реализма и партийности в искусстве.

Мясных блюд готовили мало. Да и то говядину, которую лишь отваривали, а не жарили, отваривать было легко, и отварная пища считалась «легкой», «полезной», а жарить, надо было много времени и уметь. О ботвинье, окрошке, солянках, рассольниках и кальях, тип рассольника из мяса или рыбы на огуречном рассоле, распространенных в Центральной России, в семье даже и не слышали. Среди горячих блюд доминировала яичница, а из немецких, «армериттер», моченный в молоке белый хлеб, поджаренный слегка на сковородке на сливочном масле и залитый яйцом. Крутые яйца и яйца всмятку по воскресеньям были обычным блюдом за завтраком и ужином. Другим дежурным блюдом были бутерброды, совсем уже немецкое в то время «кулинарное изделие». Бутерброды делались либо просто с маслом, либо с хорошей копченой рыбой, с осетриной, с балыком, с севрюгой. Именно копченая и соленая красная рыба была единственным сравнительно ценным пищевым компонентом, который получал в детстве Владимир Ульянов. Она имела огромное значение как источник фосфора.

Стоило Владимиру на два-три года лишиться даже такого несовершенного домашнего стола, когда он был студентом Казанского университета, как он приобрел «болезнь желудка», в связи с чем ему было рекомендовано пить щелочные минеральные воды. Мама впоследствии предъявляла эти справки-рекомендации по судебным инстанциям, для облегчения приговоров и решений судов.

В феврале 1897 года власти вынесли окончательное решение по его делу. Владимир Ульянов приговаривался к ссылке сроком на три года, с отбыванием ее под надзором полиции в восточной части Сибири. Однако сообщать ему об этом решении не спешили, и он провел в тюрьме еще две недели. Наконец он был вызван к прокурору, где и узнал, какое ему назначено наказание. Он только был рад приговору. Его могли приговорить к каторжным работам или к длительному тюремному заключению. Через несколько дней он узнал, что его матери удалось выхлопотать для него другое место ссылки. Теперь он должен был проследовать на поселение в южную часть Сибири, а не в восточную, где были сильные холода. Мать добилась, через родных и знакомства в С.-Петербурге, чтобы Владимиру Ульянову разрешили ехать в ссылку на свои деньги, а не в арестантском вагоне с другими осужденными, и под конвоем охраны.

На сборы, в путешествие поездом в глубь России, ему было дано три дня. Выйдя из тюрьмы, он сразу же сел в поезд и поехал в Москву, к своей семье. В Москве он побыл с родными, посетил знаменитую Румянцевскую библиотеку, где подобрал себе для работы необходимые материалы, и даже успел побывать на нелегальном собрании. У него осталось неприятное впечатление от посещения нелегального собрания. Он обнаружил, что за те полтора года, что он провел в тюрьме под следствием, марксизм претерпел изменения. Марксизм был заменен теориями некоего Бернштейна, который считал, что рабочее движение добьется значительно большего успеха, если будет бороться за экономические права рабочих с помощью профсоюзов, а не путем революции.

До Тулы Владимира сопровождала мать с двумя сестрами. Никакого конвоя не было, и его принимали за обыкновенного пассажира. Он вез с собой около сотни книг, чемодан, набитый одеждой, и тысячу рублей денег наличными. Согласно инструкциям, он должен был доехать до Красноярска, и по прибытии туда ждать дальнейших указаний. В Красноярске он был предоставлен самому себе. Поселился в доме у Клавдии Поповой, которая помогала революционерам, сосланным в Красноярский край. Два месяца он жил у нее в доме. В это время он посещал библиотеку, которая принадлежала купцу Юдину. В ней насчитывалось восемьдесят тысяч томов разных изданий, помимо книг, там хранились подшивки газет и журналов, начиная с XVIII века. Подолгу гулял, совершая прогулки на большие расстояния. Иногда заходил в городскую читальню, чтобы просмотреть московские газеты, которые приходили в Красноярск с опозданием на одиннадцать дней. Так прошла зима, в ожидании прибытия конвоя из Москвы.

Пришла весна, 16 апреля, на красноярский вокзал прибыл поезд с остальными осужденными по его делу. Это были те, кто не мог заплатить за собственный проезд по железной дороге. Ульянов встретил этап и даже ухитрился обстоятельно побеседовать с Николаем Федосеевым, которого отрядили выполнять роль носильщика, это была их первая и последняя встреча. После этого арестанты проследовали в места своей ссылки. Что касается Владимира Ульянова, то 17 апреля, прожив ещё целый месяц в Красноярске, он узнал, что его отправят в Минусинск. а пароходы по Енисею еще не ходили. Оба города, Красноярск и Минусинск, стояли на Енисее, и он полагал, что его скорее всего отправят в Минусинск по реке. Прошла еще неделя, и он уже точно узнал, где ему предстояло провести годы ссылки. Примерно в пятидесяти километрах южнее Минусинска находилось село Шушенское, туда-то и должны были его доставить. Места к югу от Минусинска славились как «Сибирская Италия». Ни один из ссыльных революционеров, арестованных одновременно с ним, не был туда направлен. Мартова и Ванеева услали в Туруханск, на север, Старков, Кржижановский и Лепешинский обосновались в Минусинске. Дело в том, что во всех бумагах и ходатайствах, направляемых в высшие инстанции его матерью, говорилось, что ее «несчастный» сын страдает от туберкулеза и ему предписан умеренный климат, поэтому Шушенское, единственное подходящее для него место.

Село стояло не на самом Енисее, а на берегу одного из его притоков. Километрах в двух начиналась тайга, а на горизонте возвышались Саянские горы. Это были благодатные места для охоты. По берегам реки и в сосняке было полно дичи, а в тайге водилися медведи, олени, дикие козы, белки, соболь. Отдаленность от города дарила еще одно преимущество, все было страшно дешево. Там можно было прожить на восемь-девять рублей в месяц, что соответствовало сумме денежного содержания, установленного для него приговором.

Больше всего его радовало то обстоятельство, что, живя в Шушенском, он будет один, никто не будет мешать ему работать с литературой.

12 мая 1897 года его затянувшееся в Красноярске ожидание закончилось. В комнаты, которые он занимал, явились два жандарма и приказали ему проследовать за ними, на пароход. Судно было тихоходное, оно часто и надолго причаливало к берегу, поэтому он почти на целую неделю опоздал с прибытием в Минусинск, а затем в сопровождении жандармов трясся в карете до Шушенского, где был сдан местному приставу.