На срок жизни

Николай Старинщиков, 2019

«На срок жизни», – говорится иногда в договоре. Однако тут возникает вопрос: а не укоротят ли принудительно этот срок?

Глава 3

Сегодняшний день был такой же, как и вчера. Никаких изменений в лучшую сторону. От сына тоже никаких вестей, хотя Тамара Борисовна чуть не каждый день бегает на почту и отправляет на остров заказные письма. Квитанцию принесет, покажет — и снова в карман. Квитанции, говорит, нужны ей для отчета, поскольку Александр Сергеевич теперь вроде как на обслуживании в ООО «Небесные дали», хотя никакого договора пока не подписывал. И даже не думал пока что на эту тему.

Он поднялся с дивана и двинул на кухню, ловя себя на мысли, что ходит теперь в полусогнутом состоянии. На кухне он уставился в передний угол и стал молиться суровому богу. Лик у боженьки посветлел, по щекам пробежала волна.

Александр Сергеевич удивился: почему щеки белые у Христа? И откуда волны? Потом до него дошло, что с глазами у него не в порядке. Он прищурился и стал внимательно смотреть. Старая закоптелая икона стояла на самом верху кухонного гарнитура, в углу. Она от Ирины досталась. А той — от родни, от Гириных. Сегодня Ирина опять летала в самолете, но не над джунглями, а над болотом. И снова кричала:

— Чем ты думаешь?! Нежели до тебя не доходит?!..

Александр Сергеевич после таких вопросов сразу проснулся и долго не мог уснуть. Слишком уж темные получались вопросы, непостижимые. Словно подсказать что-то хочет Ирина, хотя Александр Сергеевич и без подсказок знает, что дело швах: за какие-то месяцы свернуло в вопросительный знак. Аппетита нет. Голова шумит. То у него беспробудный сон, а то вдруг блуждание по комнатам. Диагноз — старческая болезнь. Дистрофия мозга…

Квакнул квартирный звонок, и Александр Сергеевич вздрогнул. А ведь раньше не дрожал, по первому сигналу бежал к самолету, садился и взлетал.

Он развернулся от иконы и пошагал к двери. На углу он едва не упал — слегка занесло.

— Кто? — спросил тусклым пещерным голосом.

— Не бойся! Я свой! — бойко ответили из-за двери. Кажется, Гирин.

— Сейчас открою. Ключи потерял…

Проговорил и отошел за ключами, вернулся неспешно.

— Уснул там, что ли?! — орал Гирин. — Обоссышься с тобой, пока ждешь!

Дверь отворилась. Гирин толкнул ее, отодвинул с пути хозяина и побежал в туалет, не оглядываясь. Закончил дело и вышел со счастливым лицом. Потом прошел в зал, сел в кресло. Нисколько не изменился. Крепенький, низенький, кругленький. Обычный майор-вертолетчик. А что ему будет, если он теперь не летает.

Александр Сергеевич, шаркая тапками, подошел, сел напротив. Мимо дивана не промазал — и то хорошо.

Гирин в удивлении хмыкнул: виделись вроде недавно, а кажется, что вечность прошла — одни уши остались от «истребителя».

— Как дела? — спросил Лушников.

— Нормально! У тебя-то как? Собрался на списание?! И сынок, выходит, не пишет… А ты ему сам-то писал?! Звонил, я спрашиваю?!

Гирин нарочно говорил громко, будто Лушников плохо слышит.

— Какой я писатель…. Тамара пишет…

— Кто такая?! — прикинулся Гирин.

У Александра Сергеевича на лице мелькнуло подобие улыбки. О гражданской жене забыл, а еще друг называется…

— Филькина у нее фамилия, — напомнил Сергеич. — Медсестра из поликлиники. Живем с ней…

— Да что ты говоришь! А я и не знал! Она хоть ночует когда?!

— Раньше ночевала, — признался Лушников. — Теперь нет. Укол сделает, посидит немного… Дела у нее тоже, дочь приехала.

Гирин тяжело смотрел на товарища. Был человек — и не стало. Одна видимость сохранилась пока что.

— Почему он не пишет, Колька-то? Почему не звонит? Неужели ему не стыдно?

— Не могу сказать…

— Может, он до сих пор не в курсе?! А ну, взгляни сюда! Что ты глазами елозишь?! Сотворил с квартирой?! Пожертвовал?!.. А медсестра?!.. Какую она роль играет в твоей жизни, Санёк?! Тоже не можешь сказать?!

— Не могу…

— Ясненько!.. Чем тебя потчуют?

— Чего?

— Чем, говорю, лечат?!

Александр Сергеевич выкатил глаза:

— Чем лечат… Как и всех! Таблетками, уколами. Разве я виноват, что внезапно захворал.

— Можешь не оправдываться…

Гирин оттопырил нижнюю губу, живо соображая. Для начала надо связаться с сыном. А потом и к подружке присмотреться.

— Дай мне его адрес — я ему сам напишу! — потребовал Гирин. — Что-то здесь не чисто! Не может он молчать!

— В живых, может, нету. Тамара говорит…

— Наскажет тоже! Больше слушай!

— Не трогай мою жену! — ощетинился вдруг Сергеич.

— Пошел-ка ты знаешь куда?! — Гирин подпрыгнул на месте. — Ирину твою знал, а эту не знаю и знать не хочу! Адрес Николашин гони! И телефон, пока я в психушку не заявил…

Напрасно просил Гирин. Ничего не сохранилось у старого перца. Словно не писали ему никогда. Перерыв все бумаги в письменном столе, Сергеич развел руками.

— Интересно! И тебя это вроде как не смущает…

— Сам не могу понять, — трясся над бумагами Александр Сергеевич. — Вроде здесь были.

— Напряги извилины! — орал Гирин. — Как можно забыть адрес сына?!..

Оказалось, тот переехал в другой город, и адрес выветрился из головы. Область Сахалинская. А город, кажется, Кыш. Александр Сергеевич ничего не мог больше вспомнить. Как отшибло. Даже фамилию стал свою забывать.

— Ладно, пойду! Засиделся я у тебя! — решил Гирин. — А ты сиди и вспоминай. Город Кыш? Ну, ладно. Хотя бы так.

Гирин пожал Сергеичу руку и двинулся к выходу. У двери остановился, ткнул пальцем хозяину в грудь:

— На твоем месте я бы подумал — стоит ли употреблять эти лекарства? Особенно в твоем положении. Ты же у них вроде нахлебника…

— Как это?

— А так, что какой им с тебя теперь толк. Так себе, одна маята…

Александр Сергеевич выкатил глаза.

— А ты бы как думал?! — продолжил Гирин. — Рады они, что ли, еще одному иждивенцу?!

Лушников пожал плечами.

— Вот и я думаю, что не рады. Так что уж ты постарайся… Чтобы раньше времени в ящик не сыграть, а я тем временем Николая буду разыскивать…

— Как же ты будешь искать?

— Не о том думаешь, Саня… Ты ночью-то не открывай! Никому! Даже супруге этой… Тьфу! Язык не поворачивается…

Кажется, Гирин знал, о чем говорил. Александр Сергеевич затворил за ним дверь, вернулся в зал и сел на диван. Что-то быстро срубила его болезнь. И, что характерно, в сон постоянно тянет. Врачиха, что работает с Тамарой Борисовной, утверждает, что это вроде как возрастное. У врачихи огненно-рыжие волосы. А в ширину она, эта дама, — прямо кадушка. Пришли недавно и давай обрабатывать — подпиши договор и всё. Тебе же легче потом станет. Обещали добавку к пенсии, медицинский патронаж, телевизор. И копию договора обещали подвезти. Впрочем, договор не к спеху. И телевизор тоже не к спеху: свой хороший. Да и смотреть там нечего, одна реклама: «Настает дачный сезон, а у тебя артрит! Купи немедленно «нестарит»! Одна надежда — весна и дача! Надо лишь выехать и трудиться в меру сил.

Он посмотрел на настенные часы: секундная стрелка бежала по кругу. Три часа дня. Филькина должна опять подойти. Но нет к ней былого трепета. Придет, хвостом вильнет — и снова за порог. Словно у нее семеро по лавкам.

Кажись, опять скребется за дверью. Сергеич напряг слух. Встал и пошел к дверному глазку. Действительно, стоит. В сумках роется. Лекарство, видать, забыла.

Пардон, ошибся. Филькина вынула из сумки сотовый телефон и тихонько пошла от двери. Затем вжалась ухом в трубку и произнесла фразу, от которой мурашки по спине: Сергеич слушал, стоя на сквозняке.

— Я на объекте… — бормотала Тамара. — Иждивенец, повторяю, давно созрел!..

Последнюю фразу она выкрикнула, вероятно, от наплыва чувств.

Вот оно! Иждивенец! Нахлебник!.. Ваня Гирин как в воду смотрел.

Сергеич тихо прикрыл дверь и защелкнул замок. Тамара на площадке продолжала чирикать. Ну и шельма!

За дверью вновь послышался шорох. Потом прозвенел квартирный звонок. Лушников не знал, что делать. Пригрел змею… Потом вдруг кашлянул:

— Кто там?

— Я это, Сашенька…

Сергеича передернуло: нашла дурачка! Открыл дверь и пристально посмотрел в лицо. Не для того договаривались, чтобы бросать в одиночестве.

— Как ты? — спросила Филькина. А в глазах холод.

Лушников прошел в комнату, но виду не подает, что слышал разговор. Он и про мобильник впервые узнал. И она еще говорит, что концы с концами едва сводит.

Филькина села на краешек стула. Опять ей некогда. Укольчик в жопу — и бегом по асфальту.

— Знаешь, мне тоже некогда, — сказал Александр Сергеевич.

— Ты что это, Сашенька! Разве же можно тебе?..

— Нет!

— Что с тобой?

Но тот был неумолим. Некогда ему тоже сегодня, решил в баньку сходить, попариться…

— Тогда подпиши бумагу, что отказываешься от инъекций! — тявкнула Филькина. — Чтобы никто за тебя не отвечал!..

— Вам надо — вы и подписывайте. Где квитанция об отправке письма?

— Какого?! — встрепенулась Филькина и глядит святыми глазами. Словно впервые слышит. Но потом спохватилась: — Ты не веришь мне, что ли?!

— Не надо, Тома… Дай квитанцию, чтобы я знал. Почему мне не отвечает никто?

— Это ты у него спроси.

— Приедет — спрошу.

— Ага! Приедет он тебе! Жди!..

Лушников тихо радовался. Тепличное растение. Синичка тощая. Клювиком щелк-щелк. Крылышками порх — и полетела! К себе в гнездо.

— Не будешь писать, что ли, расписку? — напирала та.

— Не обязан!

— Ветеран хренов…

— Вот как ты запела?! В таком случае можешь идти. В вашей помощи более не нуждаюсь.

Тамара Борисовна подхватила в коридоре сумки и кинулась из квартиры, хлопнув дверью. Та отскочила от косяка и осталась в таком положении.

Александр Сергеевич подошел, выглянул в пустой коридор и закрыл дверь на защелку. Бегают тут со шприцами, а он им должен заднюю часть подставлять.

От ссоры у него даже появился аппетит. Давно надо было поругаться. Подошел к холодильнику, вынул колбасу, налил себе стопку. Тут же тяпнул, не садясь за стол, отрезал кусок колбасы и пошел с ним по квартире, косясь по углам. Он еще покажет этой шельме.

Потом собрался, взял паспорт, наградные документы, договор на телефон, и пошел на улицу. По пути зашел к Гирину. Тот оказался дома. А через полчаса они уже очутились в ООО «Электросвязь».

Разговор у Гирина с дамой за стеклянной перегородкой оказался короткий. Если не вернете самовольно переставленный телефон — завтра же уйдут четыре «телеги». Одна в суд, другая в прокуратуру. Третья — президенту страны. А четвертая — в Гаагский суд. Почему так? А потому, чтобы неповадно было фронтовиков обижать. Нашли себе под силу.

Дама за стеклом морщила лицо. Странно ей это слышать, потому что не может такого быть, чтобы телефонную точку перебросили какой-то Тамаре Борисовне. Но обещала помочь. Прямо сейчас.

— Телефон имеется. Провода есть, а разговора нету, — утверждал Лушников. — Вот мои документы.

Он протянул в окошко квитанцию об оплате и договор.

Дама посмотрела в компьютер:

— Самовольство какое-то. Разберемся сегодня же… Идите домой.

— Спасибоньки…

Друзья развернулись и гордо пошли к выходу.

— Я их поставлю в позицию! — грозил Гирин. — Моду взяли командовать!.. Идем ко мне, оттуда будем звонить, потому что под ними же не течет. Их если не тревожить — долго история протянется.

Вернулись к Гирину в квартиру. Два раза всего позвонили. А на третий им сообщили, что зря расстраивались. Телефонную пару кто-то перекинул случайно — вот связи и не было. Можете пользоваться.

Друзья довольны. Хоть маленькая, но победа. И двинули в квартиру к Лушникову. По пути тот сознался, как в действительности дело было. Пожертвовал телефон для подружки. Слёзно просила.

Гирин беззлобно ворчал:

— Подари еще чего-нибудь. Тебе ж ничего теперь не надо. У тебя же никого нет…

И Александр Сергеевич окончательно раскололся. Поведал о сотовом телефоне и разговоре на лестничной площадке. Двойную игру играла с ним шельма.

— Сейчас так… — соглашался Гирин.

Пришли к Сергеичу в квартиру. Первым делом проверили связь. Телефон работал исправно. И даже вроде как лучше сделалась слышимость.

— Пусть мобильником наслаждается, — ворчал Александр Сергеевич. — Откуда у нее деньги на крутой мобильник взялись? От сырости, что ли?

Но Гирин подвел черту:

— От сырости одни мокрицы заводятся. Давай тяпнем. Есть у тебя, а то я сбегаю?..

И пригляделся в лицо друга. Бледный как смерть. Нос и уши. Но в духе нормальном.

Сергеич достал початую бутылку. Нарезал колбасы. Вынул огурчиков, рыбку из банки — и тут вспомнил, что не пил пока что лекарство, а вспомнив, привычно потянулся к подоконнику, собираясь проглотить чуть не горсть розовых таблеток. Он даже рот успел разинуть, да Гирин опередил, уцепившись мертвой хваткой в запястье.

— А ну дай сюда! — требовал он. — У тебя есть аннотация?..

— Была где-то… — Сергеич бросился искать бумажку, но не нашел.

— Трескает за обе щеки и радуется! — ворчал Гирин. — Извини, но так дело не пойдет… Для чего тебе это надо — можешь ты объяснить?!..

Лушников хлопал глазами.

— Болит у тебя голова? — подсказывал Гирин.

— Нет…

— Тогда в чем дело?

— По привычке.

Гирин убрал себе в карман подозрительные таблетки.

— В аптеку зайду, спрошу, — пояснил он. — А Тамаре этой скажи, что пользуешься, если будет звонить. Впрочем, куда она денется! Непременно позвонит…

Лушников наполнил рюмки:

— За весну. Чтобы на дачах росло…

— Принеси договор — почитаю, — попросил Гирин.

Лушников замер с открытым ртом: нет у него никакого договора. Завещание есть! Он хорошо помнит, что подписывал бумагу, что квартира, если что, уходит Тамаре.

— Здорово тебя обломали… — сказал Гирин нюхая водку из рюмки. Потом выпил и сморщил лицо, планируя. Сейчас они закусят, потом позвонят крестнику. На то Гирин и крестный отец, чтоб тревожиться.

Неторопливо, с расстановкой, они допили бутылку и подались в зал.

— Какой, говоришь, город? Кыш?

Гирин придвинул к себе телефон. Поднял трубку, щелкнул кнопками.

— УВД Южно-Сахалинска, пожалуйста…

Положил трубку и стал ждать. Хоть там и ночь теперь, но дежурная часть должна работать. Сергеича от выпитого разморило: сидит на диване, опустив безвольные руки и дергая головой в полудрёме.

— Ложись, — велел Гирин. — Я разбужу…

Сергеич лег и вытянул ноги. Хорошо на свете жить, когда у тебя никаких проблем. Прикрыл глаза усталыми веками и тут же уснул. И не слышал, как Гирин разговаривал по телефону с оперативным дежурным Сахалинского ГУВД. Как требовал, чтобы сообщили место службы майора Лушникова. Как просил и доказывал, ссылаясь на крайнюю необходимость — болезнь отца. Ему обещали принять все меры. И даже продиктовали номер телефона управления кадров, но сделать что-то еще там не смогли: на острове было раннее утро. До начала работы — целых три часа.

Гирин поблагодарил дежурного, положил трубку и тоже вытянул ноги, развалясь в кресле. Узнать бы, где служит крестничек, а потом позвонить прямо на службу. Что же ты, Николашенька, отца позабыл, не звонишь, не пишешь?!

Время едва тянулось. Гирин поднялся, включил телевизор, сразу убавив громкость. Шел какой-то сериал. Питерские оперативники ловили бородатого бандита. Тот, вылупив глаза, несся от них сломя голову. Навстречу выскочили из-за угла еще трое, в штатском. Заметив их, беглец метнулся в обратную сторону.

— Попался… — ехидно заметил Гирин, в то время как бородатый не думал останавливаться. Он думал прорваться. И прорвался бы, не угоди он навстречу оперативнику. Тот предплечьем бац по горлу — беглец и упал…

— Ой-ёй-ёй! — Картина ударила Гирина в пятки. — Теперь колоть будут, пока горячий…

Досмотрев фильм, Гирин вновь подступил к телефону. На острове быстро поняли, в чем речь, и просили подождать.

— Есть такой, — радостно сообщили. — Записывайте место работы…

Гирин записывал. Город Ныш Сахалинской области. Есть такой населенный пункт на карте необъятной родины.

— Не Кыш, а Ныш… Именно… Понял вас…

— И телефончик тоже запишите. Дежурная часть… Записали? Всего вам хорошего. Звоните, если что… Всегда рады помочь.

Вскоре Иван Иванович говорил с крестником.

— Дела наши, — говорил он напрямую, — идут так себе. Короче, попал под влияние местного фактора. Не так болен, сколько ему тут диагнозов понаставили. Без Ирины ему хреново… Что делать-то будем, крестничек?

Николаша отвечал торопливо. Словно чувствовал, что с отцом непорядок, потому и занялся переводом на материк. Рапорт о переводе подписан. Через неделю должен покинуть остров.

— Поглядывай за ним, дядя Ваня, — наказывал он. — Очень тебя прошу!

— Как скажешь… — обещал Гирин.

И отключился. Недолго осталось ждать. Приедет — прочистит этому мозг… Ружейным маслом…