Дамба

Николай Старинщиков, 2019

Бывший омоновец Шубин, оказавшись на пенсии, охраняет бетонную дамбу – в тишине, вдалеке от людей. О такой работе можно только мечтать – кругом лишь вода и камень. Самое то для человека на пенсии. Тимофеич тоже так думал, пока не попал под катер…Содержит нецензурную брань.

Глава 4

Шубин с Осадчим сидели в гараже и вели разговоры на вольные темы — про то, как в одночасье раскулачили целую империю, про то, как хорошо жилось при царях, потом перешли на дела заводские, и Осадчий вдруг запел о своём, наболевшем.

— Они хотят документы. Но адрес пустой… Что это может быть?

— Замануха, — ответил Шубин.

— Подземные тоннели, агрегаты для откачки воды. Там же вода чрез плотину сочится. Достаточно их отключить — и поплыли. Как викинги на галерах…

— На ладьях, — поправил Шубин. — С носами загнутыми… Галеры — это из другой оперы.

Они сидели за столом, накрытом клеёнкой. У стены тикал будильник. На стене висел календарь. Под календарем исходила потом бутылка, вынутая из холодильника, — хозяин гаража расслаблялся, купив самогонку у Голубцова. Одна отрада у человека. И колея у него теперь тоже одна: работа — дача — гараж. И далее по кругу. Посредине бывает, правда, мероприятие, но редко — это когда возьмёт человек и расслабится.

— Он её, этот Саня, через активированный уголь пропускает, — рассказывал Шубин, словно Осадчий только что на свет родился. — Короче, тот же самый процесс очистки, который применяется на спиртзаводах. Только ещё лучше, потому что у них все фильтры забиты. Оттого у них водка говном отдаёт. Из чего её гонят там?

— Из нефти, — заявил Осадчий. — Помнишь органическую химию? Вот. Колбасу можно из нефти произвести — и никто не догадается…

Осадчий остановился, переводя дух. За вторую бутылку взялись. Не слишком ли быстро у них беседа пошла?

— Но я не об этом, — спохватился он. — Я же мыслями хотел поделиться.

— Я что-то не въеду. Давай по новой…

Повтор у Осадчего вновь получился пространный. Пришлось рассказать о своём заместителе Ахмерове. И лишь после этого о звонке мобильного телефона за дверью на шестнадцатом этаже. После этого всё становилось на свои места: за спиной у Осадцева плели непонятные сети.

— Может, Ахмеров нацелился занять мою должность? — предположил он. — Но кто он такой, этот Дмитрий Иванович. Он никогда не служил. Простой инженер-строитель. Работал себе на стройке — так нет, потянуло в охранники. Представляешь? Три месяца всего отработал — и полез в архив… Я ему не верю. Как можно работать с таким человеком?

Шубин вдруг вспомнил о своём и решил поделиться с неожиданным гостем.

— Не хотел я говорить, но придётся. Конечно, это нарушение, и я это понимаю, потому что не положено на работе рыбачить…

— Тебе можно, — прервал его Осадчий, блестя вставленным зубом из жёлтого металла.

— Представь. Стою я в воде, — хмурился Шубин, — а тут черти летят на катере. Вдоль берега… Короче, нахлебался водички, но выбрался. Докладывать, конечно, не стали. Сам виноват. А теперь, после твоих разговоров, вот я и думаю: какого им хрена там надо было? Тоже, может, экологи?

Шубин замолчал, блестя глазами. Поднял бутылку и наполнил рюмки.

— Короче говоря, — продолжил Осадчий, — назревает какой-то фурункул. Придётся опять к генеральному идти. Может, он в курсе.

Тимофеич поднял рюмку:

— Хочу выпить за пингвинов, чтобы им никогда не знать человеческих проблем. И ещё за Северный флот, на котором служил я срочную…

— Кем? — оживился Осадчий.

— Извини, я подписку давал, чтоб никому. Даже в бреду…

— Но теперь-то уж можно. Всё прошло, как с белых яблонь дым…

— Закусывай, Степаныч… Огурчики, помидоры, колбаска, рыбка… Я здесь заночую. Не пойду домой. Не хочу. Дома меня никто не ждет. Зять — стерва. Я, говорит, за своё здесь потею… А ты, говорит, кто такой?

— Серьёзно?

— Это он мне! Офицеру МВД!.. А ведь я хотел его на работу к себе пригласить — у нас же там место стрелка свободное. Но теперь — ни под каким соусом. Прошу тебя, не бери! Я тебя умоляю…

Осадчий слушал вполуха. Мало ли что происходит в жизни.

— Он у тебя откуда? — спросил он о зяте.

— А хрен его в душу знает… — ответил Тимофеич. — Нашла где-то, притащила в квартиру. Разве же нас теперь спрашивают!

— Это уж точно.

— Ни под каким предлогом. Не бери.

Осадчий вдруг завёл старую песню:

— Тимофеич, может, ты согласишься?

— Говорю ему, — продолжал Шубин, — пенис лосиный, говорю, пососи — от застоя всего организма…

— Соглашайся, Тимофеич…

— Извини, о чём это мы? Давай выпьем, а потом поговорим. Кем я у тебя буду? Инспектором? А зарплата? А время свободное, чтобы на дачу ездить?.. — Он хлопнул себя ладонью в лоб. — Совершенно из памяти вышибло, потому что с сегодняшнего дня я больше не дачник. Однозначно. Сам себе клятву давал и начисто всё позабыл. Когда выходить?

Он внимательно посмотрел в глаза Осадчему. Того даже заклинило от неожиданности. Месяц Шубин отказывался — и вдруг согласился.

— У нас зарплату должны прибавить, — обещал Степаныч. — Тысячи на две…

— Хрен с ней. Давай лучше выпьем. За морских львов. А потом за пингвинов… За правоведов я пить не желаю, хотя мог бы. Прикинь, по наклонной ползёт один — снизу вверх. И не думает, что соскользнёт.

— Кто таков?

— Юра Буханцев, адвокатишка сраный… Ему кажется, он теперь центр вселенной. Хотя, скорее всего, посадил его кто-то себе… По самые помидоры.